На взлётной полосе. Глава 2

 Яков захлопнул массивную лакированную коробку шахмат и отправил племянника смотреть мультики. Кирюша, сын младшего брата, частенько гостил у него, так как жили они теперь на одной улице. А работа у Якова много времени не отнимала — младший брат любил хвастаться перед своими знакомыми, что его Яшка после двадцати лет военной службы, после участия во всех операциях Второй Горной войны и войны в Пустыне снова, как пятнадцать лет назад во время реабилитации после ранения, устроился в аэроклуб инструктором по прыжкам с парашютом. Он вел пока только одну группу, занятия которой проходили три раза в неделю: в понедельник, среду и пятницу. Через несколько месяцев ему должны были отдать еще две группы — их инструктор собиралась замуж и в связи с этим подыскивала себе работу поспокойнее.

 Достал с полки толстый фотоальбом "Одна фотография на страницу 10X15" пятнадцатилетней давности. В начале двухтысячных были такие альбомы. Принялся листать, быстро перекидывая страницы. Наконец нашел то, что искал. Фото на взлетной полосе. Его группа из десяти человек: студенты и студентки. Все в экипировке. Он справа от группы. А она — с другого края. Мурдяева Глаша... Аглая. Посмешище всех начинающих парашютистов. Она даже на этом фото смотрит не в объектив, а на своего инструктора — на Яшу.

 Присмотрелся к фотографии пристальнее, и на губах у него появилась полуулыбка. В тот же момент из комнаты, где сидел Кирилл, раздался звон бьющегося стекла, а следом за этим в проеме двери показался племянник.

 — Дядя Яша, а там Глаша разбила стакан!

 — Глаша бы не разбила, а вот один Кирюша-хрюша... — с иронией отозвался Яков. — Не порезался?

 — Не порезался! Я не хрюша... А откуда ты знаешь, что не Глаша разбила?..

 — Я с ней пятнадцать лет прожил, она ни разу ничего не разбила…

К хозяину подошла большая и красивая дворняга Глаша золотистого цвета с черными глазами, носом, галстуком и носочками. Она дружелюбно ткнулась мокрым носом ему в ладонь и честным взглядом позвала посмотреть на разбитую посуду.

 — Я подмету, — предложил Кирюша и помчался за веником.

 — Глаша, не обижайся на него, — потрепав собаку по ушам, сказал ей Яков. — Надо будет заняться его воспитанием. Может, погулять его вывести, как ты думаешь?


 ***
 Глаша брела по городу со своей собачкой Амуром, маленьким таксиком. Веселый комбинезончик с зелеными листьями и алыми цветами был подобран под холерический темперамент песика. Обычно они гуляли пять-десять минут около дома и тут же заходили в подъезд. Но сегодня сумеречная прогулка затянулась.
 
 Поравнявшись с музыкальной школой, Глаша вгляделась во дворы, выискивая дом, где когда-то жил Яша.  Вот уже много лет ей не доводилось оказываться в этих местах.  Годы неслись скорым поездом, события (важные и не очень) проносились стремительно, как мелкие станции вдоль железной дороги. Яша, словно Сириус, всегда был виден из окна этого сумасшедшего скорого поезда, но все чаще рутина повседневных мельканий закрывала его своими облаками, и где-то он еще сиял, а где-то почти совсем исчезал из сознания.

 — Девушка, дайте прикурить, — услышала она хриплый, нечистый голос.

 Он материализовался словно из ниоткуда — лысый мужчина в татуировках, с тяжелым взглядом, предвещающим беду, если Глаша не выполнит просьбу.

 — Вам что лучше: кальян или фимиам?  — дерзко ответила Глаша, как будто с ней не коротышка таксик, а гигант волкодав.

 Незнакомец был невысок, толст, как надувной матрас, метр на метр по горизонтали и вертикали. Она и прошла бы мимо, не соблаговолив отозваться, так как уже давно ленилась приглядываться ко всяким случайным людям. Однако Амурчик присел по делам, его пришлось ждать, а человек-матрас, проигнорировав реплику Глаши, стоял рядом и молчал.
 
 — Да не курю я, не курю! И нечего около меня стоять! — не выдержала Глаша, неприязненно косясь на застывшую фигуру. — И вы бросайте! Лучше займитесь спортом, фигурным катанием хотя бы. У вас вон — все данные, как у Плющенко.
 
 "Да чего он тут врос? Изваяние фигово…" — разозлилась Глаша.

 Амурчик наконец-то справился со своей задачей и, браво гавкая, начал швырять задними лапками комья земли. Он, видимо, изумляясь не меньше хозяйки, не мог понять, почему неприятный тип не подает никаких признаков жизни. Дойдя до хрипоты в своем исступленном лае, Амур все-таки добился реакции: человек-матрас произнес:

 — Ой, мама!

 Затем вскинул короткие руки и бросился бежать, но внезапно наткнулся в темноте на какую-то преграду и упал всем своим квадратным туловищем на траву. Даже не упал, а рухнул и снова, как показалось Глаше, окаменел, притворился мертвым.

 Ей стало страшно, в душе защемило: вдруг он ударился головой о камень?  Тем более Амур рычал непривычно глухо и утробно. "Наверное, так собаки рычат на мертвецов", — осенило Глашу.

 — Эй, старик, ты живой? — ясно прозвучало со стороны дома, где когда-то жил Яша.

 "И голос его", — Глаша содрогнулась от этого осознания. Она подтянула к себе Амурчика, укоротив поводок, и медленно двинулась в сторону от человека-матраса и от светлого голоса. Ей пришло в голову, что это не явь, а сон. И этот сон кончится, как закончилась тысяча других снов в тот самый момент, когда она оглядывалась на голос Яши. "Не буду оглядываться, — решила она. — Может, он скажет что-нибудь еще".

 Было уже совсем темно, по воздуху разносились ароматы почвы, травы и какие-то особенные весенние запахи просыпающейся природы. Коротышка пошевелился и приподнял голову, закрываясь сверху руками, как при бомбежке.

 — Вижу, живой! Давай помогу подняться! – человек с голосом Яши подошел совсем близко.

 К Амуру, миролюбиво виляя хвостом-колечком, подошла большая степенная собака. Таксик радостно взвизгнул и запрыгал вокруг нее. Завязалась оживленная собачья кутерьма.

 — Глаша, фу! — скомандовал Яков и подал руку человеку-матрасу. — Цел?

 Он поднял беднягу и с удивлением оглядел его: в этот прохладный вечер незнакомец был в одной майке с глубокими вырезами под мышками, как у боксеров, в трико и домашних тапочках. Все его тело было изукрашено какой-то ретушью чернильной пасты: тут были и красно-зеленые звездочки, и сердечки, и квадратики. Человек выглядел сорокалетним олигофреном, заблудившимся в чужой местности.

 — Собаку боюсь! — жалобно признался он Яше.

 — Не бойся, — успокоил его Яков и затем присвистнул без вопросительной интонации: — Ты кто?

 — А чего он такой? — врезался в уши Аглаи детский голосок Кирилла, который тоже смотрел на толстяка с недоумением.

 — Я покурить захотел. Пошел на улицу. Я вон там живу! — мужчина показал рукой в неопределенном направлении. — Я собак боюсь.

 — Он маленький?.. — спросил Кирилл, подняв лицо на Яшу.

 — Мне уже шестнадцать! — возразил мужчина.

 — А мне три! — парировал Кирилл.

 — Где ты живешь? Пойдем, Кирюх, проводим его, а то кто обидит еще.

 — Дом пять, квартира шесть, — хрипло, с готовностью сказал потерявшийся и взял Яшу за руку, как малыши берут за руку маму.

 Они уходили все дальше и дальше, а Глаша постепенно оживала. Странное ощущение окаменелости рассеивалось. Становилось понятно, что несколько минут назад она не спала, а наяву встретила того, кто пятнадцать лет назад выпроводил ее из этого двора, как метлой вымел из собственной жизни, уверенно и неумолимо, без сомнений.

 "Живой, — наконец сказала она сама себе, глядя вслед удаляющимся Яше, Кирюхе и человеку-матрасу. — Собака тоже жива. Глашей назвал. Какая честь… Или насмешка?.. И убогого пожалел, которого я напугала до полусмерти. Продезинфицировал своим появлением все тут после моей тупой злобы. И сын есть… Значит, и жена тоже…"

 Она вытерла слезы, которые, оказывается, залили уже все ее лицо, и побрела домой, пытаясь понять, что с ней произошло и этого ли она ждала пятнадцать лет.

 А Яков, почти уже около самого дома номер пять, в котором жил человек-матрас, как бы отвечая на свои внутренние вопросы, пробормотал: "Да не… Не она… Показалось, наверное…"


 ***
 Вечером, перед самым сном, Яков бессмысленно гнал ленту новостей в телефоне, но не фиксировал внимание ни на одном посте. В какой-то момент глаза зацепились за ник "Глаша". Некая Глаша в группе, посвященной путешествиям по миру, поделилась своей историей.

 Яков помедлил, глядя на ник путешественницы, затем открыл поисковую строку социальной сети и медленно, задумываясь после каждой буквы, набрал: "Аглая Мурдяева". Поиск показал, что результатов нет.

 "Не удивительно, — подумал Яша, — я под своим настоящим именем в виртуальном мире тоже не существую... Да это и правильно... Почему же она не окликнула меня, если разыскивает? Или все-таки это была не она?"

 Яков не отдавал себе отчета в том, зачем ему сейчас понадобилась Глаша, которая тоже почему-то его разыскивает. Но он четко знал — он должен ее увидеть. Хотя бы для того, чтобы познакомить с ее тезкой и отчитаться: вот, мол, кормил, холил, заботился...

 Не откладывая в долгий ящик, Яков позвонил однокласснику Боре.

 — Мне нужен телефон Мурдяевой, — с нахрапом потребовал он. — Это очень срочно.

 Борис почесал в заду и, смакуя каждое слово, ответил:

 — Конечно, разговаривать с тобой мне в лом. Ты был очень некорректен в прошлый раз. Но я все-таки скажу тебе вот что: она умерла вчера вечером. Я сам видел это, когда мы с ней болтали по скайпу. В общем, упала. Глаза закатила! Одной ногой бьет об пол, а мне: "Прощай, мой пупсик!" Понл?! Понл, говорю?! — после послышался звук, как будто рвется кусок картона.
Яша сообразил, что его звонок застал пьяного Борю прямо в туалете. Однако он ошибся: Борис превратил в туалет все пространство вокруг себя.

 — Она полностью для меня умерла. А так-то жива. А для меня ее нет! — взревел мужчина.

 — Я понл, понл! — кивнул Яша, трагически возвысив голос. — Не скули! Без тебя найду!

 Борис прополз по своей комнате до балкона и уселся в проеме открытой двери:

 — Как ты ее найдешь? Ка-ак?! Она же в шапке-невидимке! Ее никто не найдет! Она бьет в поддых и исчезает! — он сорвался на слезливый тон. — Ты меня еще слушаешь?

 — Слушаю, — раздался в трубке спокойный голос Якова. — Я определяю твое местонахождение. Уже определил. Сейчас приеду — пожалею.

 — Купи че-нить тогда! — обрадовался Боря.

 — Я те наручники куплю и упеку за долг в два миллиона.

 — Тьфу! Какой-то штраф, брат, не преувеличивай!

 — Это с процентами.

 — Ну ладно, ладно, я те дам ее скайп! Ее отдам тоже! Бери! У меня теперь другая — Стелла Максвелл. Мурдяева уже не катит.  Позвони ей, она тебя ждет, хочет тебе долг отдать.

 — Диктуй, — приободрил Яков. — Чего, сдох, что ли?

 Борис кряхтнул и понадежнее уселся на полу. Ему все чудилось, что пол под ним постоянно плавает. Он продиктовал скайп Глаши и, вместо благодарности, услышал в трубке гудки.

 — А-а? — крикнул он этим гудкам, но те продолжали гудеть на одной ноте.
 
Тогда Борис занялся любимым делом — начал орать с балкона. Он вложил в свой полнозвучный ор всю душу: ругательства (цензурные и нецензурные) перемежались со звуком "ааааа". Он ревел с диким надрывом раненого кабана, потому что не слишком молодая тетка его отвергла. И не просто отвергла, а еще и хохотала над ним, закинув голову — вот это было совсем нестерпимо.