Галина

- Галина Сергеевна, просыпайтесь, уже семь утра! - юная Раиса летала по комнате, словно пчёлка и попутно своим милым голоском, пыталась разбудить спящую женщину.

Стройненькая, напоминавшая труп женщина, продолжала валяться на кровати, пребывая в некоем полусне. Она прекрасно слышала что говорит ей Раиса, но вставать с постели не собиралась.

- Галина Сергеевна, вставайте, вам скоро на работу, - продолжала лепетать Раиса.

- Ну Рая, чего ты раскудахталась с утра пораньше, мне сегодня ко второй смене идти.

- О, серьёзно, а я не знала.

- Но а ты куда намылилась в такую рань? - продолжала бухтеть Галина Сергеевна.

- В магазин, сегодня скидки шестьдесят процентов, - бодрящим голосом ответила Раиса, стоя у зеркала и подкрашивая губы.

- Ты чего это делаешь? - слегка удивлённым голосом, спросила её Галина Сергеевна.

- Губки крашу, а что не видно?

- Ты девка не язви, я вижу что ты губы красишь, мой вопрос в другом. Почему так ярко?

- Ну и зануда вы Галина Сергеевна, каждая женщина должна хорошо выглядеть.

- Красные губы, колготки в сеточку, сапоги на вот таких каблучищах (показывает руками размер каблука), да к тому же выше колен. Ядрёна вошь, ты что на рыбалку собралась?

- Господь с вами Галина Сергеевна, какая рыбалка.

- Зашибись, она ещё и бога сюда приплела. Куда мир катится?

- Ну что опять не так, Галина Сергеевна?

- Ты зачем эти болотники нацепила?

- Древняя вы женщина Галина Сергеевна, это сейчас модно.

- Модно носить юбку из под которой задница вываливается, модно носить сапоги, похожие на болотники. Да и вообще, все эти побрякушки... Ты что на трассу собралась? Выглядишь как проститутка.

Раиса в ответ покачала головой, ухмыльнулась, а после ушла, закрыв за собой дверь.

Маска снята, эта малолетняя дура ушла. И она ещё меня называет древней, да в её годы я такое вытворяла... Мама не горюй. Да, пусть сейчас я состарилась и жизнь меня изрядно потрепала, но в те времена...

Вернуться бы в те беззаботные, летние деньки, которые я проводила на Ялте. О боже, и мой храп. Я теперь храплю, как январский медведь и не один мужчина на меня не посмотрит. Нет хватит, не погружайся в эти мысли, пора вставать.

Галина Сергеевна еле приподнялась с кровати, она не была толстой, лишь в последние несколько лет набрала пять килограмм.

Комната такая маленькая, в ней можно задохнуться, она похожа на склеп, свет в неё почти не проникает. Стены не белены лет десять, если не больше, хотя я тут живу...

О боже! Я совсем забыла, сегодня мне исполняется сорок пять, а заселилась я сюда в тридцать. Прошло пятнадцать лет, да, пятнадцать лет назад я развелась с мужем и переехала из элитной, московской квартиры сюда, на самую окраину города.

В эту комнатку, она стала моим домом и моей подругой. Мы с ней за пятнадцать лет так хорошо срослись, два сорняка. Меня не вырвать из неё, а её не вырвать из меня.

Постель заправлена, отлично. Ох уж эта Раиса, её постель похожа на город после ядерной войны. Я не буду заправлять её постель, нет. О господи! Тело не слушается меня, руки сами берут одеяло и ровно укладывают его. Ах да, сверху нужно постелить накидку. Ой, я забыла что у этой простафили её нет. Так, что сегодня в моём шкафу? Правильно, порядок.

Порядок это то, чего у этой малолетней дуры никогда не будет.
Отлично, кровать застелена, может ей ещё подушку взбить? Не заслуживает эта дрянь того, чтобы я ей подушку взбивала. Однако руки сами берут и плавными движениями взбивают подушку, перья внутри нежно капошатся.

Как бы я это не отрицала, стоит признать что тело моё,  живёт отдельно от души. Душа и тело, они никогда не были друзьями, они всегда враждовали. Какая же страшная всё таки эта комната, хотя она копия меня. Каков дом, таков хозяин.

Штукатурка отслаивается, как и моя красота, окна замылены, как и мои глаза. А пол, о нём я лучше ничего говорить не буду. Комната пустая, пустая внутри, как и я. Хотя пустая не я сама, а пустота живёт во мне. Она поселилась во мне ровно пятнадцать лет назад и до сих пор не уходит. Нравится этой падлюге моя душа, прижилась.

Уже восемь часов, целый час я размышляю и праздную свои пятнадцать лет жизни здесь. Я и моя комната, поздравляю нас. Мы гниём вместе, моя подруга, я умру, а тебя разрушат. Время победит всё, время это сила, с которой бесполезно сражаться. Ведь ты уже заранее знаешь о своём поражении.

Вот моя помада, она не красная, как у той малолетки. Хотя я опять обманываю себя, я бы хотела иметь у себя такую помаду. Такой вызывающий и притягательный цвет, но это обман. За красным цветом, всегда пустота.

Галина Сергеевна принялась умываться. Облив своё лицо прохладной водой, она ощутила небольшую свежесть, словно она стояла на самом Эвересте. Да, прохладная вода - это рай для тела, но и это удовольствие недолговечно.

Из зеркала на неё смотрела женщина, женщина среднего возраста, с чёткими чертами лица. Небольшие, голубые глаза, нос с горбинкой и узкие губы. Цвет лица был болезненный, даже предсмертный, а на шее виднелись пигментные пятна. Тело Галины Сергеевны было в меру худым, только бёдра слегка полноваты. Весь вид этой женщины, говорил о её жизни. Тело отражает жизнь, разум отражает жизнь, мышление отражает жизнь.

Я собираюсь выходить, комната открывается моей рукой, маска надета.

***

Коридор, ох уж этот шумный коридор, люди носятся как тараканы. Мой любимый муравейник, я так скучала по тебе и по твоим муравьям. Всю ночь я пребывала в забвении, в царстве Морфея. Нет царства лучше, чем царство Морфея, но в бытие есть свои прелести.
- Галя! Галя! - протяжный и хриплый голос.

- Галка, ты что оглохла?!

Узнаю этот голос, я его узнаю из тысячи. Хриплый, вязкий голос, с редким покашливанием. Никто не может так говорить, кроме Тамары Ворониной.

- Чего тебе тома?

- Ты сегодня дежурная.

Что ни день, то неприятности, мне же сегодня мыть свою триста сорок шестую комнату, а в добавок ещё кухня, коридор, ванная и туалет. Бедная я бедная, сам себя не пожалеешь, никто не пожалеет.

- Швабра и тряпка на седьмом этаже, - продолжает бурчать Тома, зараза такая.

Еда, сегодня я даже не ела, утро, пора завтракать. В холодильнике лежит треть булки хлеба и колбаса, но масла нет. Негодники, нельзя отнимать у человека масло. Тело требует пищи, а душа требует излияния. Столько потребностей у человека, несправедливо. Ладно потребности тела, но ещё и потребности души нужно исполнять.

Бутерброд, нет еды проще, нет еды вкуснее. Но бутерброд должен быть с маслом, как в детстве, в старой, доброй и любимой Ялте. Желудок полон, пора читать, вместе с моей дорогой подругой. Комната открывается, маска снята. Моя милая кроватка, она же мой тайник и смех тут не уместен. В этом самом тайнике хранятся сокровища, самые ценные сокровища мира. Книги, книги которые я одолжила у Альбины. Кстати, уже два месяца прошло, а я их не вернула.

Книги, истинное и бесценное богатство, которое не ценится многими людьми. Бумага уходит в огонь, а слова в пустоту. Осталось дочитать последний роман, комната пуста, сейчас нет Раисы. При ней я никогда не читаю, вдруг не то подумает. Старая, вредная и озлобленная на жизнь тётка, читает романы, полнейший абсурд. Каждая перелистанная страница, это нечто, это цепочка, это канат по которому я иду. И где же я окажусь в конце?

Конец, всё имеет свой конец, роман и жизнь, в этом мире нет бесконечности. Время уничтожит всё, кроме гор конечно, этих великанов трудно одолеть, даже время против них бессильно.

Галина Сергеевна закончила читать роман и отправилась обедать. Холодильник пуст, подумать только, пустой холодильник. Он полный и пустой, в нём полно еды, но она чужая. Белая наклеечка вот на этой странной, чёрной баночке ясно даёт понять, что я не собственница. Это общее хранилище, здесь нет ничего моего. Пожалуй сегодня я обойдусь без обеда. Стоп! Дверь открывается, маска на мне.

- Галюня, а Галюня! - пьяный голос звучит так отчётливо.

Ненавижу этот голос, ненавижу. Вязкость рта и невнятность слов хуже всего. Слова должны вылетать как лепестки цветов, а это пьяное мычание далеко от моего идеала.

- Галюнь, чего молчишь? - пьяная Людмила.

Людмила, вечно пьяная, вечно счастливая Людмила, но почему я не могу напиться? Ведь я же человек, а все люди пьют, нельзя не пить и нельзя запиваться. Здравомыслие так невыносимо, нужно опьяняться. Почему мне не доступен алкоголь, счастье мне не доступно. Даже искусственное счастье мне не доступно. Как же так?

- Галюня, ты чо оглохла?!

- Чего тебе Люда? - протяжным голосом, немного озлобленно Галина Сергеевна спросила её.

- Ты обедала уже? - снова пьяное мычание.

- Да Люда, я обедала, - я спокойно отвечаю, ведь нужно соврать. Враньё моё спасение, язык завязан, рот заклеен, душа на замок. Вот так вот! А тело если и выдаст себя, то это не страшно, на это никто не обратит внимание. Потребности тела не важны, важны потребности души.

- Врёшь ты всё, вон возьми суп на плите, ешь, нужно есть Галя, - она сказала эти слова и убила Галину Сергеевну.

Женщина, пьяная женщина удалилась, аромат дешёвого алкоголя остался и витал в воздухе, маня и раздражая её. Убийца, сказать такое, а после уйти. Твоя доброта убила меня, но я вновь воскресну. У меня много жизней, меня много раз убивали, но убивать добротой, это очень жестоко.

Я люблю тебя Людмила, вечно пьяная Людмила за эти слова. Благодарность не заставит себя ждать, завтра мне дадут зарплату и бутылка вина, будет ждать тебя у двери. Будь счастлива Людмила, вечно пьяная Людмила, но слов не жди. Не одного человека я не могу благодарить словами, только ответный дар, пусть ничтожный, но должен быть.

Маска уже снята и Галина Сергеевна пробует суп, с кусочком чёрного хлеба, который слегка был покрыт плесенью. Нет еды лучше, чем еда приготовленная с любовью, нет пищи лучше, чем пища приготовленная для кого-то.

Этот суп напоминает о детстве, о моей любимой Ялте, а напомнить о детстве, это ещё лучше, чем угостить супом. Двойная благодарность вечно пьяной Людмиле, две бутылки вина, хорошего вина, будут ждать её завтра вечером у двери. Тарелка пуста, дар принят. Пора отправляться на работу.

***

Маска надета, Галина Сергеевна копошится словно мышка, надевает свой рабочий халат, прощается со своей подругой, комнатой триста сорок шесть и отправляется на работу.
Угрюмый коридор тянется, ему нет конца. Из дверей комнат, выходят люди, вечный механизм этого муравейника. Каждому куда-то надо, спешка враг человека. Она тяжёлым шагом минует этажи, каждая ступенька - это день, прожитый мной в этом здании.

Вот я смотрю на него, общежитие номер пятьсот одиннадцать. Мой дом, мой муравейник. Пусть ползают его обитатели муравьи, а мне нужно на работу. Путь от муравейника к заводу занимает сорок четыре минуты ровно. Я очень пунктуальна и не люблю опаздывать. Вздор, как же так! Прямо у входа в общежитие, прямо перед глазами Галины Сергеевны, сидят два молодых парня. На вид как братья, блондин и брюнет, прелестное сочетание, пара должна быть такой.

Постой, какая пара, о чём ты старая дура?! Какие же иногда абсурдные и странные мысли приходят в голову. Но касание, касание рук - это знак, не так ли? Я касалась девушек много раз, в юности конечно, да, верно. В той беззаботной юности, когда тело труднее победить, а страсти неудержимы. Касание проносит разряд по всему телу, касание - это связь, но это лишь связь тела.

Ну почему, ну как вы можете?! Галина Сергеевна непонимающими и удивлёнными глазами, смотрела как губы парней сливаются в поцелуе. О времена, о нравы, рамки разбиты, две тысячи пятый год, а будущее размыто. Как вы могли два идиота, этим прилюдным поцелуем нарушить единение душ. Ты должен любить его, но не телом а душой. Телу наскучит другое тело и оно перепрыгнет на другое, а душа? Что же будет с душой? Не знаю, я много любила телом, а душой лишь раз. Итог моих похождений, одиночество. Если вы юноши любите друг друга телом, то душой любить не сможете.

Вы усвоите этот урок, обещаю. Двое парней не обращали на исходящее, мысленное обращение к ним от Галины Сергеевны. Поцелуй продолжался, Галина Сергеевна была уже на пол пути к работе. Путь по которому она шла, был знаком ей не первый год. Она верила ему, ведь он всегда приводил её в нужное место. Старый сарайчик, сколько же ему лет? Может сорок, какая разница, деревья всё равно старше. Сколько же белых лиц встречается мне на дороге ежедневно? Сколько же бегущих, белых лиц!

Мертвецы, вы мертвецы, если вы спешите, значит вы умерли, спешка враг человека. Я ненавижу ваши пустые глаза, поэтому мой взор всегда устремлён на землю, на небо, на что угодно, но только не на вас.

Галина Сергеевна приближалась к огромному, серому зданию. Она миновала другие муравейники и пчелиные гнёзда, путь пройден испытание пройдено. Перед глазами у меня родной завод, он старший брат моей триста сорок шестой комнаты. Он мой второй дом, будни, утро, послеобеденное время, я в основном провожу в нём.

Пружинистые двери завода открываются, это главный вход. Сколько знакомых лиц, я им доверяю, но я не сниму маску сейчас, она прилипла ко мне суперклеем. Нельзя допустить, чтобы они увидели истинную меня.

- О Галка, привет, ты на смену? - весельчак Павел Павлович, не нужно официально, он просто Палыч. Он всегда всё понимает, и всегда может поднять мне настроение.

- Галочка задумалась?! - весёлый и добрый голос Палыча, топит меня в доброте, из глаз сейчас польются слёзы.

- Здравствуй Палыч, как жизнь? - фальшивым и самым искренним голосом, говорю я ему в ответ.

Галину Сергеевну разрывают противоречия всякий раз как она видет Палыча. Перед ним она может быть и сняла бы свою маску, но нет, риск велик, страшно снимать её.

- Да потихоньку, помаленьку, жив пока Галочка, - весёлый голос с ноткой печали доносится до ушей Галины Сергеевны и руки, рабочие руки настоящего мужчины, протягивают несколько конфет. Галина Сергеевна приняла подарок, а взамен преподнесла объятия.

- Спасибо Палыч, приходи как-нибудь на чай? - я надеюсь что он придёт.

- Хорошо Галочка, забегу как-нибудь на выходных, - прощание с надеждой на скорую встречу.

А вот и Маруся, молчунья ещё та, Надя, воплощение строгости. Этих женщин, не считая конечно Лизы, молодой стервы, я люблю душой. Годы помощники души, годы сроднили меня с Марусей, Надей и Анфисой. Она красавица, тридцать девять лет, а выглядит на двадцать пять, время пощадило её в отличии от меня.

Мы женщины всегда будем сёстрами, а Палыч старшим братом. Он будет отдельно, но рядом. Молодёжь не по мне, разве что Владимира я бы пустила в наш круг. Ведь он как и я хранит тайну и я уважаю его за это. Хранить тайны, самая тяжёлая ноша в этой жизни. Одно слово, один разговор с ним, этот взгляд о многом скажет. Выдаст бедного Владимира с потрохами, на осуждение и растерзание других людей. Галина Сергеевна знала его тайну, тайну безответной любви к Андрею Крылову или как там его...

Андрей Крылов, он смутьян и разбойник, да к тому же пьяница. Самогон его отрада, как можно любить его, а он любит. Любит и мучается запретами, да законами других людей, которые они сами себе придумали. Никогда я этого не понимала, заставлять других сидеть в клетке и не давать возможности любить. Любовь свободна, она не знает пола, как и душа. У души нет пола, душа влюбляется в душу, а не тело в тело. Почему они такие узколобые бараны, сами себе проблемы создают, вместо того чтобы принять за данность факт, что существует любовь и дух, не выносящие ограничений, любовь есть свобода. Ох уж эта юность, я дарю ему сочувствие.

Маска снята, моя швабра, серая и сальная тряпка, ведро с водой и капля хлорки (хлорка лучший друг, хлорка всё отмоет), и конечно вода, полы без воды не помоешь. Руки помнят, душа привыкает, вперёд и назад, влево и вправо. Галина Сергеевна отмывала полы в главном зале, сейчас её смена. Её задача - это чистота пола, пол самое главное, по нему ходят и он должен быть чистым.

***

О господи! Ну почему именно сейчас? Маска надета, голос, мерзкий, молодой и злобный голос зовёт её. Оглядываться назад нельзя, там позади, всегда ожидает беда. Вот притаилась сзади и готовится нанести удар в самое сердце.

- Галина Сергеевна, - печатный и механический голос, который я меньше всего хочу сейчас слышать.

- Да Марина Геннадьевна? - обернувшись я вижу её, никчёмный руководитель, никчёмная начальница.

Может ты и управляешь моим телом, приказываешь мне и выдаёшь эти бумажки, которые зовутся деньгами. Да, те самые бумажки, которые правят всем. Чтобы добиться чего-то здесь, у тебя должно быть их в избытке. Над моей душой ты не властна, тридцати семилетняя, ядовитая змея, скрывающаяся под кожей человека. Ты ведь как и я носишь маску, но меня ты не обманешь, твоя маска прозрачная для меня, как ручей.

- У меня для вас неприятные новости. Наш завод проводит сокращение рабочего персонала и я вынуждена вас уволить.

- Что? - единственное слово, пришедшее в голову, в момент сильного шока.

- Приказ о вашем увольнении уже подписан, всего доброго.

Она вручает столу этот чёртов приказ, не мне, а столу. Какое неуважение? Сволочь, гнида! Опять на меня напала тварь ненависть. День, даже один день может изменить всё. Я злюсь в душе, в мыслях, я не скажу ей не слова, пусть подавится своей властью, дегенератка чёртова, бюрократка. Твой унылый, серый костюм, чёрные очки, как у престарелой бабульки (очень толстое стекло). Твой взгляд, напоминает мне взгляд совы, а пучок на голове - это просто воронье гнездо какое-то. Безвкусная невежа, заурядная крыса.

Ух, наконец-то меня отпустило, все жабы выпрыгнули изо рта. Я мысленно унизила и оскорбила тебя как могла и я торжествую, на большее я не способна. Хватит отравлять себя ненавистью, эта поганка не достойна моих нервов. Как же больно потерять работу, но нет, мне не больно, а совсем наоборот, я чувствую освобождение. Выходит это была не работа, это была каторга. Оковы сняты, а надзиратель только что ушёл, рабыня свободна. А вот и белоснежный документ, подтверждающий моё освобождение, он уже у меня в руках. Станок, лезвия, сменная одежда, какие-то инструменты, серые стены, окна, замазанные чёрной краской, вот он завод.

Единственная радуга в этом месте - это конечно же Палыч, Маруся, Надя, ну и эта Лиза, молодая стерва. О боже, Анфиса, красавица! Я не забыла и о тебе Владимир, мой милый голубок, лети и не забывай сумасшедшую Галю, которую ты почти не знаешь. Я мысленно прощаюсь с вами, на большее я не способна. Не люблю долгие прощания, они такие долгие и тянут назад, что ты вот вот плюнешь на всё и останешься.

Я попрощалась с коллегами, я попрощалась со стенами, я попрощалась... О, моя кабинка, она уже пуста, вещи лежат в коробке, обмотанной скотчем. Руки сделали всю работу и я только сейчас заметила, что номер моей кабинки сорок пять. Какая драматическая ирония, быть уволенной в свой день рождения, когда тебе исполняется сорок пять. И вот ты стоишь и смотришь на кабинку, которая была домом для твоих вещей и на которой красными буквами, мерзкими, красными буквами красуется цифра сорок пять, мой приговор.

Галина Сергеевна вышла во двор завода и увидела двух грузчиков. Они стояли, молча стояли и курили сигареты марки «Прима». Дым сигарет манил Галину Сергеевну, она с неловкостью в глазах, обратилась к ним.

- Эй юноши, дадите даме закурить? - что за манера общения, такая раскованная, как у уличной шалавы.

Что они подумают обо мне? Им наверное лет по двадцать, не от хорошей жизни они пошли сюда работать и не от хорошей жизни они закурили, тем более «Приму». Я тоже собираюсь закурить не от хорошей жизни, привыкать надо. Может стану путаной, буду стоять на трассе с сигаретой во рту. Красные губы, синие тени, короткая юбка, колготки в сеточку, сапоги выше колен. Я стою и разговариваю также отвязно, как минуту назад. Да, это самый простой и мерзкий путь, нет, он тяжёлый и ведущий в никуда. Он кончается смертью, всё кончается смертью. Но что за грязь лезет мне в голову, наверное это от безысходности. Кому нужна такая серая мышка как я, какому мужчине?

- Прошу мадам! - он протянул мне сигарету и я закурила. Они отстранились от меня, они курили и я курила.

- Что вас ждёт дома? - отчаянным голосом спросила Галина Сергеевна.

- Жёны, дети, обычные, семейные хлопоты, - односложно и так весело они отвечали на вопрос.

- Я завидую, - сказала я и отправилась домой.

***

Ночной город, окраина, романтика. Женщина потерявшая работу идёт и курит сигарету. Такая одинокая в огромном городе, как печально, как поэтично. Одиночество в толпе - это наверное самое страшное. Летит белая ворона, с серыми пятнами и подбитыми крыльями.

Маленькие огоньки в окнах, интересно что делают те люди, а вон те? Может зайти к кому-нибудь в гости, смешно идти в гости к незнакомым людям. Примут за сумасшедшую и увезут в психлечебницу. Там я найду себе друзей, много чёкнутых, отрешённых от реальности. Хотела бы я настолько чёкнуться, чтобы не понимать ничего. Сколько я уже стою на одном месте и смотрю на огоньки в окнах, улицы пустые. Нет ночи печальней чем эта, поговорите со мной хоть кто-нибудь.

Галина Сергеевна отправилась дальше, ноги несли её в неизвестном направлении. Привычный маршрут дал сбой, устройство сломано. Заворот, поворот, проулок и ещё один поворот, а может ещё один...

Где я? Никогда раньше здесь не была, столько фонарей, столько людей, которые вечно куда-то идут... Холодные лица, деревянные лица, фальшивые лица. На всех надеты маски и моя на мне. Столько людей, а мне по прежнему одиноко.

Галина Сергеевна исследует глазами местность. Магазин одежды, магазин продуктов, бар и снова магазин одежды. Сколько магазинов, с ума сойти! А это ещё что? Какая красивая витрина, что в ней? Книги, как приятно видеть витрину с книгами. Что у нас здесь, о Вирджиния Вулф «Между актов», моя любимая книга, самая лучшая книга на свете. Помню как в детстве я её перечитывала, как же это было прекрасно. А это что, о боже! «Дым и охра», обожаю стихи Ингрид Йонкер!

А вот самое незаметное и тихое место, нижняя полка. На ней стоит печатная машинка, стоит, пылится и ждёт своего писателя. Помню как в детстве я писала стихи и рассказы. Где они теперь? Ушли в пустоту конечно, они сейчас в пустоте, они не покажутся людям.

Может это знак? То что я сегодня оказалась у витрины этого магазина, то что меня уволили, всё это не случайно. Я начну писать, я куплю машинку и начну писать.

Рука открывает дверь магазина, внутри стоит запах книг и травяного чая, лучшие в мире ароматы, я бы осталась здесь навсегда. Молоденькая продавщица согласилась продать мне её за пол цены. Она уже два года стоит и никто её не берёт, она как и я никому не нужна.

Я не забыла про бумагу и чернила. Ах да, нужен маленький блокнотик для заметок. Галина Сергеевна закупилась писательскими инструментами и отправилась домой. Спустя час она уже стояла у своей триста сорок шестой комнаты, в коридоре было пусто. Двери открылись, маска снята. Сон, мне нужен сон, шаг, шаг, шаг... Я падаю на кровать, я падаю в темноту, я погружаюсь в глубокий сон.

***

А вот и новый день, в комнате пусто, впрочем как и всегда. Этой малолетней пигалицы всё ещё нет. Куда она пропала, может с очередным ухажёром? Ведь такое уже было и не раз, неделями, месяцами её не было в комнате. Но лично для меня, сейчас это плюс, я могу спокойно работать над романом.
Пора умываться и завтракать, утренние процедуры закончены. Я вышла в коридор, маска на мне. Он такой же серый и унылый, по нему также ползают и копошатся мыши. Мой муравейник превратился в мышиное логово. Эти лица и да, да! Эти глаза, ненавижу смотреть людям в глаза, это так страшно. Глаза всё выдают, нужно идти и не смотреть.

Кухня полупустая, я забыла купить продукты. Ладно, сегодня без завтрака, лучше схожу прогуляюсь, а заодно куплю поесть.

Здравствуйте, добрый день... Дежурные слова сказаны, а двери комнаты закрываются, маска снята. Сколько же у меня денег осталось, так пять, десять, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, двадцать. Двадцать тысяч рублей отделяют меня от бедности. Возьму пару сотен, а лучше три сотни. Ну что же, в путь, дверь открывается, маска на мне. Я проскользнула словно мышка, также как и они, я превратилась в мышку уже давно и только сейчас поняла это.

Шаг, два, три и ещё шаг, вот я и вышла во двор, погода пасмурная. Ничего не изменилось, как в палате, в психушке. Сколько я уже иду, сколько людей я повстречала? Когда же наконец я уже дойду до этого рынка?! Ах да, вот и он, нужно купить яиц, овощей, мяса, сигарет и три бутылки вина.

Одну мне, а две вечно пьяной, вечно счастливой Людмиле. Но вот и всё, покупки сделаны, как же всё быстро и утомительно. Я в полупустом коридоре, комната триста сорок два, здесь живёт моя благодетельница. Я оставлю две бутылки у двери, а после постучусь и исчезну.

Тук, тук, тук и вот меня нет, я смотрю взяла ли она бутылки. Кудрявая голова выглядывает из-за двери, руки берут бутылки и дверь закрывается. Дело сделано, продукты разложены, а желудок набит, она знает что это я. Потребности тела удовлетворены, пора удовлетворить потребности души.

Запах свежей бумаги, что может быть приятнее. Всё готово, чик, чик, чик... Пальцы стучат, а роман пишется.

***

Стоп! Да! Сколько страниц, сколько страниц?! Сто восемьдесят семь, сто восемьдесят восемь. Так, где одежда? Бог мой, на мне нет одежды (слёзы)!
Так, чик, чик, чик... и ещё немного (стук в дверь). Кто это? Неужели опять пришли деньги за комнату требовать? О, идея! Притворюсь что меня нет, я труп. Выпью вина и лягу спать, в пустоте они меня не достанут.

Темнота уходит, сколько времени, который день, который месяц? Ох... Что за... Кто это? Кого ты мне показываешь зеркало, это не я. Это не я (разбивает зеркало)! Ну вот, больше оно мне не сможет навредить. Оно обманывало меня, оно показывало чужого человека.

Это была какая-то безумная тётка, но не я. Я хочу в туалет, но не хочу выходить из комнаты в тот муравейник. Я боюсь этих муравьёв и крыс! Они все меня ненавидят, потому что знают что я лгу всем им и себе. У меня есть санитарное ведро и тазик с водой, буду жить так, пока не закончу роман. Чик, чик, чик... Ах да, чик, чик, чик... И вот так, чик, чик, чик... Сколько времени и что с моими руками?

Тьма берёт верх, я сейчас упаду... Бам! (падает).

Белые стены, первое что я увидела - это белые стены. Первый вопрос, где я? Дверь открывается, маска на мне. Молодое тело в белом халате, неприятное сочетание.

- Доброе утро, как у вас дела? - нежный и наивный голос, я уже почти забыла его.

- Хорошо, а что произошло? - вопрос, требующий немедленного ответа.

- У вас был нервный срыв, сейчас вы в больнице.

- Надеюсь это не психушка? - страх в моём голосе выдавал меня.

- О нет, что вы, вы в обычной больнице, но вас осмотрит психиатр. Если у вас всё в порядке, то завтра мы вас выпишем.

Дожилась, больница, кто бы мог подумать. А вот и он, ненавижу психиатров. Будет разговаривать со мной, как с идиоткой. Спокойный и холодный старичок, отводит от меня взгляд и без лишнего интереса задаёт дежурные вопросы, а я дежурными фразами отвечаю ему.

Выписка, долгожданная выписка, пора домой. Но есть проблема, дома больше нет. Безумная и безработная тётка два месяца писала роман и не платила по счетам. Каков итог? Вещи собраны, холодные и пустые взгляды, провожают меня в никуда.

Всё произошло так быстро, впереди неизвестность. Я отправлюсь в издательство и отнесу свой роман. Плевать что будет со мной, но мой ребёнок должен жить. Эта рукопись, всё что смогла родить моя больная голова. Сколько я её вынашивала, не знаю.

Может всю жизнь, триста сорок пять страниц. Ненавижу это число, оно напоминает о подруге. Да, я не попрощалась с комнатой триста сорок шесть, а вернуться я не могу. Прости меня, моя подруга.

Галина Сергеевна наконец нашла издательство. Какое красивое здание, снаружи красиво, а внутри ещё красивей. Сколько не рассказанных историй здесь лежат, тысячи, сотни тысяч.

Чем моя история лучше этих? Ладно, к чёрту дилеммы, нужно двигаться дальше.

***

Красивая, деревянная дверь, покрытая жёлтым лаком, золотистая табличка с надписью секретарь. Дверь открывается, маска на мне.
- Здравствуйте, мне нужно поговорить с издателем? - с порога заявляю я.

- Здравствуйте, вы принесли рукопись?

- Да, - самый простой и короткий ответ, много слов я потратила на книгу, теперь буду молчать.

- Хорошо, положите её мне на стол и оставьте свой номер телефона.

Думаешь я идиотка, я не оставлю своего ребёнка пылиться на ваших полках, вместе с другими, нерассказанными историями.

- Мне нужен издатель, - сказав эти слова, я врываюсь в кабинет, не обращая внимания на крик этой секретарши. Да не секретарша она, а секретутка, самая настоящая секретутка. Прикидывается умной, а у самой мозг с горошину и сострадания ноль.

- Эта... Ненормальная...

- Успокойтесь Карина, я разберусь.

Спокойный и таинственный голос, мигом вышвыривает эту секретутку из кабинета. И вот я перед ним, он решит мою судьбу и судьбу моего ребёнка.

- Присаживайтесь.

- Я не хочу садиться, прочитайте! - я в нетерпении.

Он забирает мой роман и принимается за чтение. Почему всё так странно, нет, что-то здесь не ладно? Наверное он змей? Прошло двадцать минут, хотя нет, двадцать лет. Он отрывает свой взгляд от рукописи и садится за стол. Он молчит, молчание не добрый знак.

- Присядьте.

Моей заднице не привычно сидеть на таких мягких стульях. Я готова, пусть говорит.

- Видите ли, ваш роман... Я могу быть с вами откровенен?

- Конечно, - будь самым откровенным человеком на земле.

- Ваш роман просто чушь, это бред сумасшедшего. У вас не богатый, словарный запас, сюжет слабый, а начало не впечатляет. Эту кашу никто не будет читать.

Мой ответ молчание.

- Понимаете, я спокойно воспринял вашу недавнюю выходку, а точнее то, как вы ворвались в мой кабинет, словно сбежавший из психушки пациент. Что вы о себе возомнили? Кто вы?

Мой ответ молчание.

Вы посчитали себя писателем, накалякали эту ерунду и принесли сюда. У нас лежат сотни, тысячи неизданных книг, ваш роман никто не будет издавать. Забирайте этот бред сумасшедшего и уходите отсюда. Иначе я вызову охрану и вас выволокут отсюда.

- Зачем вы дали мне надежду? - я недоумевала.

- Чтобы уничтожить вас, одним безумцем будет меньше. Это моя работа, внушать никчёмным писакам, что они ничто, что они лишь пыль, среди других никчёмных писак.

Палач, он убил меня и моего ребёнка. Слёзы бегут по щекам, я выслушала приговор. Дверь кабинета закрывается, маска разрушена. Её больше нет, есть только покой. Пора наконец, развязать третий узел. Я любила комнату, я любила книги, я любила свой роман.

И я ненавидела, людей, работу и себя. Всё сделано правильно, Вирджиния. Ты писала о любви, ненависти и покое, это чистая правда. Я развязала два узла, пора развязывать и третий.

Ноги сами несут меня к месту исполнения приговора. Лес, тропы, шаги и путь закончен. Вот оно, то дерево, которое освободит меня. Здравствуй палач, к тебе явился бедный и несчастный поэт, которого замучило бытие.

Я молю о покое! Мир мне не дом, пустота мне дом, я принимаю смерть. Руки соорудили петлю, через несколько минут наступит покой. Слова сказаны, дела сделаны, а чувства испытаны. Остальное пусть останется несказанным, не сделанным и не испытанным. Что дано от рождения, забирается смертью. Поводырь ведёт в темноту, прощай мир, привет пустота!