Гл. 40. Дн-к вундеркинда. Пушкин и каша. Дед, отец

ЕВГЕНИЙ ПОТТО

ЭТУ ПЕСНЮ ЗАПЕВАЕТ МОЛОДЕЖЬ (ПОВЕСТЬ)


ГЛАВА 40

Из дневника современника:

У Пушкина есть стихотворение средних послелицейских лет "19 октября" (1825), там такая строфа:
"Спартанскою душой пленяя нас,
Воспитанный суровою Минервой,
Пускай опять Вольховский сядет первый,
Последним я, иль Брольо, иль Данзас"
Речь идет о лицеистах первого выпуска. Воспитанников столовой рассаживали в порядке успеваемости. "Блажен иже сидит к каше ближе".

Подполковник Константин Карлович Данзас - тридцати шести лет от роду, из дворян, сын генерал-майора, вероисповедования лютеранского - в Военно-судной комиссии, созданной в связи с незаконной дуэлью "между поручиком бароном Геккерном и камергером Двора ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА Пушкиным", объяснил: что 27 января 1837 года в час пополудни он случайно встретил Пушкина на цепном мосту близ Летнего сада. Пушкин предложил ему быть свидетелем одного важного разговора... О предшествовавших событиях он не знал, так как у Пушкина бывал редко и об отношениях его с бароном Геккерном ничего не слышал. С Пушкиным же они были приятелями с детства, учились вместе в Царскосельском лицее.
В послужном списке Данзаса обращает внимание тягучее разворачивание его, в общем-то, посредственной карьеры. Лицеисты, имея наилучшее по тем годам образование, продвигались обыкновенно по карьерной лестнице стремительно. То, чего он, человек порядочный и добросовестный, участник Турецкой и Персидской войн, получивший ранение, достиг после многих лет службы, другие имели в возрасте двадцати четырех - двадцати шести лет.
В четыре тридцать дня дуэлянты и секунданты уже были в условленном месте на Выборгском тракте.
Дул сильный ветер и мела поземка, и они нашли тихое место близ небольшого соснового леска. Секунданты прочистили в снегу тропинку в двадцать шагов. В пяти шагах от каждого края положили шинели, обозначающие барьеры. Пушкин и Геккерн выбрали себе по заряженному пистонному пистолету и встали в концах тропинки. Данзас дал сигнал сходиться, подняв свою шляпу. Пушкин подошел к барьеру и стал целиться, Геккерн, сделав четыре шага и не дойдя одного шага до барьера, выстрелил. Пушкин сказал, что он ранен и упал на шинель. К нему подбежали секунданты. Пушкин приподнялся и сказал: "Погодите, я чувствую еще себя в силе сделать мой выстрел". Его пистолет был забит снегом, он знаком попросил другой. Данзас ему подал. Геккерн, рванувшийся было к упавшему, вернулся к барьеру и встал боком, прикрыв грудь правой рукой. Пушкин уперся левую рукой в землю, прицелился и выстрелил. Геккерн упал раненый...
...
Генерал Аудиториат постановил: поручика Геккерена, "за вызов на дуэль и убийство на оной, лишив чинов и приобретенного им Российского дворянского достоинства, написать в рядовые, с определением на службу по назначению Императорского департамента"; подполковника Данзаса, виновного в противозаконном согласии быть на дуэли секундантом и в непринятии всех зависящих мер к предотвращению дуэли, "вменив в ему Данзасу в наказание бытность под судом, выдержать сверх того под арестом в крепости на гауптвахте два месяца и после того обратить  по прежнему на службу"...
На запрос военного аудитора, в каком чине находился Пушкин - камергера или камер-юнкера, придворная контора Министерства императорского двора ответила: "Титулярный советник Александр Пушкин состоял при Высочайшем Дворе в звании камер-юнкера".
По приказу императора Николая Первого Дантес как иностранный гражданин был выслан из России.

Это произошло через десять лет после процесса декабристов. Заканчивалась эпоха великой поэзии. Поднимался на сцену разночинец. Формат государственной конструкции "Православие, самодержавие и народность" действовал во всю мощь.
Народ и вольнодумцы были еще нравственны и кротки. Император и императрица, их дети с гувернантками и боннами - как было до этого, в предыдущие царствования,  и как будет продолжаться вплоть до правления  Александра Второго - запросто, без охраны и сопровождающих, выходили из дворца и гуляли по общедоступному саду, набережной. Петербуржцы их приветствовали согласно светскому этикету, оказавшиеся в столице провинциалы замирали с раскрытым ртом от удивления, узнав, кто перед ними...

4 апреля 1866 году студент-народник Каракозов приблизился к государю Александру Второму у ворот Летнего сада, когда тот с детьми садился в карету, прицелился и выстрелил почти в упор. Один из прохожих (крестьянин Комиссаров) оттолкнул руку террориста, пуля ушла в сторону. Народ бросился отчаянно избивать Каракозова. Но главное уже произошло - прецедент состоялся.  Сдвинулась и медленно поползла, набирая скорость, лавина тотального революционного  террора, который захлестнет империю на двадцать лет.

В России была сравнительно спокойная и обеспеченная жизнь при Екатерине Второй, в послевоенное время (после 1812 года) при Александре Первом, в отдельные пятилетия при Николае Первом и лет десять (после того, как переловили и осудили всех террористов и радикалов) при Александре Третьем.

Дед говорит, наша страна столько страдала, прошла через такое количество катаклизмов и лишений, что люди многие годы просто-напросто не могли наесться - это вошло в генетический код. "Как обстоит дело с питанием?", "Чем вас там кормили?", "Как с продуктами?", "Как готовят?"... Этим в первую очередь интересовались, отправляясь на отдых, об этом сразу же спрашивали вернувшихся из санатория, дома отдыха, пионерского лагеря. О еде говорили в застольях в узком кругу, на корпоративах, на работе. В советские времена были мастера-рассказчики, которые со смаком и в ярких образах изображали, где и что ели лично, и что видели из того, как едят другие... Ради еды - угощения, банкета, "поляны" должностные лица совершали противозаконные действия, ради еды - и не было там никаких высоких идей! - уезжали за границу на ПМЖ.
Деда и нашей семьи почти не коснулись неразбериха, страх и голод девяностых годов. Последние девять лет своей службы дед был командиром отдельной воинской части (полка) в отдельном военном городке. Дед, как и некоторые другие соседние командиры, установил на своей территории особый режим - этакое отдельное государство - и люди жили, работали, не жируя, но и не бедствуя, отгороженные от той жути, что творилась за забором. В городке работала столовая по сносным ценам; в магазинах был необходимый минимум товаров; огурцы, картошку, капусту и лук растили и заготавливали сами - часть продавали на сторону или меняли на другие товары; в клубе по расписанию показывали фильмы; памятники пионерам и комиссару гражданской войны не были демонтированы, их регулярно красили, и расчищали территорию вокруг них; по улицам ходили военные патрули и наблюдали за порядком. Дед поссорился со всеми начальниками, но городок и военную технику сохранил. Раза три его обходили в звании: должность была полковничья, но звание полковника ему так и не присвоили.
Отец после окончании университета, будучи уже женатым, получил распределение в Рязань, он и мать прожили там несколько месяцев, испугались, что там происходило,  и бежали к деду в городок, а через полгода родился я.