На взлётной полосе. Глава 7

 На другой день Веня приехал в офис в недобром расположении духа. Он отдал Светлане Афанасьевне пакет документов и зашел к Аглае. Вместо привычного: "Здравствуй, милая!" — он буркнул:

 — Хеллоу! Кое-что о тебе узнал!

 Глаша отвлеклась от ноутбука и с удивлением вслушалась в переливы лысиковского баритончика.

 — Ну вот! А я даже не в курсе! Что там у меня нового?

 — У тебя, оказывается, богатая личная жизнь! — проурчал Веня, усевшись напротив нее, и значительно замолчал.

 "Он узнал об инциденте с Борей-пердуном? Или о Пенькове? Мы же его в тот вечер привели в чувство нашатырем..." — подумала Глаша и в ожидании уставилась на Веню.

 Веня, словно кот, подбирающийся к мыши, сложил перед собой на столе руки ладонями вниз и начал поигрывать пальцами.

 — Та-ак... — улыбаясь, протянул он.

 — Что — так? Говори по-человечески. Что за хмарь ты напускаешь? — пожала плечами Глаша.

 — А как еще с тобой, Аглая? — спросил Лысиков с загадочно-потрясенной полуулыбочкой, в которой сквозили и нервозность, и подобие восхищения.

 "Что он обо мне мог узнать?" — размышляла Глаша, секунд пять глядя на него в упор.

 — Если ты о том, что я прошлые вечер и ночь провела на квартире у директора рыбоперерабатывающего завода, то... мы просто поели жабры акулы. Между нами ничего не было. Я знаю, ты бы ревновал, — наконец весело выпалила она.

 — Нет у тебя никакого рыбоперерабатывающего директора, — отмахнулся Веня, буравя Глашу глазами, и снова замолчал, будто предоставляя ей шанс исповедаться перед ним во всех своих грехах.

 Ведь он, Веня, до этого дня считал Глашу неприступной богиней, которая создана была исключительно для него, а вернее, для его платонической сверхъестественной любви. Теперь же его божество то ли покосилось, то ли покрошилось, то ли вообще было сметено рукой судьбы — Лысиков заметно паниковал. Он и сам чувствовал, что смешон. Как может он чего-то требовать от Аглаи?  Или вообще чего-то требовать от кого бы то ни было, кроме своей жены? Однако это осознание не делало его разумнее. Он окончательно запутался.

 — Вень, ты такой румяный сейчас... У тебя не температура случаем? — перешла на озабоченный тон Аглая. Ее разбирало любопытство: что так задело Лысикова? И она чувствовала, что он явно раздумал говорить с ней по душам.

 — Нет... — он хотел по обыкновению добавить "милая", но осекся, ведь Глаша больше не казалась ему милой.

 — Может, чайку? — участливо продолжала Аглая. — Ты говоришь, авария вчера была несерьезной? А видок у тебя! А кто тебя поцеловал? Какой-нибудь юнец с купленными правами? — нащупывала она тему, доставая чайник из шкафа и наполняя его водой.
 
 — Не юнец, не юнец, — вырвалось у Вени. — Но тебе лучше знать, купил он эти права или как.

 — Нет, он их не купил, — схитрила Глаша, будто бы поняв, о ком идет речь.

 — Он тебе уже звонил? — с безнадегой в баритоне спросил Веня.

 — Да, он мне каждые десять минут звонит. Тебе крепкий или не очень? — Она поставила перед Лысиковым чашку.

 — И давно это у вас? — Лысиков спросил с очевидным интересом, ведь Яков на этот вопрос ответил неопределенно.

 — А он что сказал? — боясь как-то выдать свое неведение, спросила Глаша.

 — Конспираторы! — не выдержал Веня. — Он тоже не ответил! А мне вот интересно знать: давно ли я хожу как дурак с чистой шеей?

 — Вень, а какие у тебя на меня права? Ты же семейный!

 — Вот и он так же сказал! Сладкая парочка! Ладно, счастья вам! Чаем лучше его напои. Я пошел! — Лысиков резко встал и вышел, хлопнув дверью.

 Аглая вытаращенными глазами уставилась на захлопнувшуюся дверь.

 — Что за бред? — пробормотала она, не чувствуя за собой никакой вины. Она перебрала все события последних нескольких месяцев и не вспомнила ни одного человека, к которому у Вени нашелся бы веский повод ее приревновать.

 Однако Лысиков вдруг снова заглянул на секунду и сказал с сердцем:

 — Локти себе кусать будешь! — И тут же осекся, снова почувствовав себя смешным и нелепым.

 Аглая в ответ на этот взрыв покрутила пальцем у виска, на что Веня еще злее от досады на собственную манию рявкнул:

 — Вот, покрути себе, покрути! — И на этот раз дверь чуть не рухнула от яростного грохота.

 "Что это с ним? — медленно осев в кресло, подумала Глаша. — Кто это его так? Даже не похож на нормального, а ведь вчера нормальным был… Кто над ним так пошутил? Кто?.."

 До сих пор Аглая о Лысикове думала приблизительно так: неплохой парень, тайно вздыхающий по ней, а иногда и не очень тайно. Сейчас она вдруг поняла, что Веня считал ее своей собственностью. Она взяла ручку и принялась задумчиво писать на чистом листе бумаги:

"Обозленный…
Ослепленный ревностью…
Опьяненный ревно-злобно-любовью…"

 — Кому же я, по мнению Веника, должна сделать чайку-то? Блин!.. — шепотом спросила она ягуара с заставки своего ноутбука.

 Глаза ягуара ответили ей желто и успокаивающе: "Все они — говнюки, да, мяу".

 В обед пили чай вдвоем с секретаршей Лерой, двадцативосьмилетней девушкой, матерью-одиночкой, худенькой и озабоченной опасностью раннего появления морщин. Она была симпатичной и аккуратной, все выполняла в срок и мечтала о Льве Зверкове в качестве отчима для своей дочурки Алисочки, которой было уже три года.

 — Лысиков сегодня тут чуть косяк не оторвал, — с удивлением рассказывала Лера. — Я его таким никогда не видела. С женой, что ли, поссорился? Бормотал что-то себе под нос как сумасшедший.

 — Да, наверное, с женой, — согласилась Глаша. — Они же так любят друг друга. Приревновал к кому-то, наверное.

 — К военному какому-то, — вставила секретарша.

 Глаша насторожилась.

 — А что, он тебе что-то сказал о военном?

 — Нет, он все повторял: "Солдафона себе нашла… Солдафонша".

 — О-о-о-о, — протянула Аглая. — Где же это она себе солдафона-то откопала?

 — В Пустыне, говорит, воевал... Вот она таким и увлеклась…

 Сердце Аглаи часто-часто забилось... Все это было очень похоже на то, что Веня пообщался с Яшей. Это был единственный военный, которого она знала, если, конечно, верить Бегунову и Боре-пердуну. Боря тоже говорил, что Яша воевал в Пустыне. Она как-то сразу вся ослабела и обвисла в кресле... Все, что в это время говорила Лера, долетало до нее как сквозь пелену.

 — Нет, все может быть, конечно… — рассеянно сказала она Лере, а про себя подумала: "Ай-яй… Как это было? В каком ютубе можно посмотреть их встречу?.."
 
 Лера поглядела на Глашу и вдруг сухо и мрачно заметила:

 — Ты сейчас такая смешная… Говоришь невпопад, как будто даже не слушаешь меня.

 — Лер, прости… Но если я сейчас смешная, почему бы тебе не улыбнуться хотя бы? Вот так! — Аглая состроила на лице лучезарную улыбку, а после и совсем рассмеялась.

 — Ты что! Морщины легче предупредить, чем потом от них избавляться! — сурово ответила секретарша, она-то никогда не позволяла себе настолько распоясаться, чтобы в полную силу открыто улыбнуться, ведь морщины, по ее ощущениям, бродили рядом, как рыкающий лев.

 — Лер, не думай о морщинах свысока. Настанет день, и ботокс станет былью. Свистят они, как пули у виска, и сеточкой ложатся либо пылью! — пропела Глаша, не понимая, отчего ей вдруг сделалось так весело.

 — Опять сочиняешь? А между прочим, морщины — они не только от возраста! Мимические — они гораздо коварнее, — без всяких эмоций в голосе сказала Лера. — Живешь неделю, три, полгода — и что? В один прекрасный день морщины приходят к тебе, как понедельник.

 — А почему не как суббота?..  Ну, хватит о морщинах… Тут у Лысикова развод на почве ревности намечается, а ты со своими морщинами! Хотя… Может, жена его просто не разгладила ему с вечера какую-то морщинку в мозгах?

 — Лысиков сам себя никогда не компрометировал, — с уверенностью проговорила Лера.

 "Просто ты не в его вкусе", — хмыкнула Аглая, но промолчала.

 — Он всегда учтив, всегда выбрит и мягок в общении, — продолжала Лера. — Не знаю, что у него за морщинка в мозгах, но жена его сглупила — это факт. Дура! За ним ведь как за каменной стеной. Но знаешь? Говорят, есть в семейной жизни рутина, и не все ее переносят. Вот жена Лысикова и решила на ревность его проверить. Так-то уж, поди, не реагирует на нее. Но заставлять мужика ревновать — на это только чокнутые идут.

 — Только чокнутые, ага! — кивнула Аглая. — А что, если его никто не разводил на ревность, а ему просто что-то прилетело? Показалось?

 Лера пожала плечами:

 — Военный показался? Лысиков армией вроде не бредит, чтобы ему военные мерещились из Пустыни. И, видать, военный этот — крутой мужик, если Веня так разошелся…

 Глаша улыбнулась, представив себе Яшу — высокого, широкоплечего, с идеальными пропорциями и небрежными манерами. "Если это действительно был Яша, то Веня мог закомплексовать", — подумала она.

 В кабинет постучали, и тут же вошли сразу двое: Пышнохвостов и Зверков. Помещение наполнилось ароматом одеколона Льва Зверкова, и атмосфера тут же наэлектризовалась. Лере нравился Лев. Лев нравился всем, даже немного Глаше.

 — Привет, девочки! — жизнерадостно осклабился Петя Пышнохвостов. — Чаевничаете?  А мы с Левой тоже никуда не пошли.

 — Лев, давно вернулся из Израиля? — не улыбаясь, но очень приветливо спросила Лера, обратив к красавцу свое гладкое фарфоровое лицо.

 — Ночью, — зевнул Зверков и бухнулся в кресло. — Не выспался, а все утро, как назло, туры, заказы. Я вам подарки привез.

 Он поставил себе на колено пакет и стал выуживать из него маленькие яркие упаковочные сумочки: одну он поставил перед Аглаей, другую — перед Лерой. В них были шампуни и кремы "Sea of Spa". Лера ахнула, ибо прекрасно разбиралась в хороших косметических средствах, а Аглая просто скопировала Лерины восторги, ибо внимание было приятно, но степень чудодейственности подарка была ей неведома. Пете Зверков тоже привез подарок — бутылку терпкого израильского вина "Galil".

 — Ух ты! — обрадовался Петр и полез в стол за штопором, но Лев потянул его назад за пиджак.

 — Не надо, тетя Света сегодня здесь... Начнет тут... Вечером приходи ко мне, у меня там еще есть... — Зверков бросил снисходительный взгляд на Аглаю: — Ты, конечно, не придешь. А зря... Мы могли бы здорово повеселиться. А вот с Лерой все понятно...

 — А может, тогда здесь вечером посидим, когда Афанасьевна уйдет? — предложил Петр, ему хотелось, чтобы Аглая была.

 — Да ну, тут камеры на входе. Увидит, если будем поздно выходить.

 — Хорошо, внутри нет камер, а то бы!.. — Пышнохвостов подмигнул Глаше. — Наш маленький секрет все бы узнали.

 Зверков развернулся к нему и как-то даже ожил:

 — Ты сейчас о чем?

 Лера тоже, позабыв о морщинах, выпучила глаза.

 — Петя! — засмеялась Аглая. — Ну ты умный, нет?! Что люди-то подумают?!

 — Колись уже! — Зверков положил руку на горло Петру. — Кадрился тут без меня?!

 — Нет, это Глашин секрет... Глашин...

 Глаша с притворной злобой уставилась на Пышнохвостова:

 — Да, да! Я отпинала тут кое-кого! Но я просила тебя молчать об этом.

 Лев захохотал и, видно, окончательно проснулся:

 — Глаша, ты прелесть! Петю давно надо было отпинать! Я и сам хотел!

 — Глаша, скажи им, что ты не меня отпинала! — заорал Петр.

 — А!!! — осенило вдруг Леру. — Это был наш курьер! Он сегодня очень злой! Значит, это ты его отпинала!

 Аглая резко встала и пошла на выход:

 — Если я еще немного с вами побуду, я и вас всех отпинаю!

 Под дружный гогот Пышнохвостова и Зверкова Аглая вышла в коридор и направилась к себе, в руке она держала подарок Левы. Она не переживала за то, что два симпатизирующих ей кавалера остались в обществе фарфороволицей секретарши. У нее была стойкая уверенность в том, что эта молодая красотка ей не соперница. Она настолько привыкла к всеобщей любви мужского состава фирмы, что каталась себе в их внимании как сыр в масле и ни разу не засомневалась в своей неотразимости.

 Даже когда Яша не поддался ее чарам, она не закомплексовала, а просто заблокировала его в своем сознании. Обозвала его маленьким язычком, презрела, но у нее и мысли не возникло вернуться к нему и доказывать, что она уже не та идиотка, которая обожала его пятнадцать лет назад. Она, словно старую лягушиную кожу, сбросила с себя пятнадцатилетнюю романтическую идеализацию человека и пошла вперед без оглядки. Ей так казалось. Она верила, что так и есть. Даже не нашла времени взгрустнуть. Но теперь все изменилось.

 Из сегодняшней истории Лысикова выходило, что некий "крутой мужик" (выражаясь языком Леры) протаранил авто Вени и потом заявил ему, что у него не может быть никаких прав на Глашу, ибо он семейный.

"Нет, вовсе не обязательно, что это был Яша... — встряхнула головой Аглая. — И если это Яша, то он обнаглел не меньше, чем Лысиков. А если не Яша, то все это вообще — бред, и нет смысла в нем разбираться".

 Она сидела, вжавшись в кресло и всматриваясь в алтарь своей души. Она пыталась понять: есть ли там ее родной и неповторимый Яша, или его там уже нет. Ей нужен был только ее Яша, которого она свято лелеяла в воспоминаниях. Существует ли он?

 — Существует ли он, мой Яша? — с тоской вслух проговорила Аглая и вдруг увидела перед собой Светлану Афанасьевну.

 — О чем вы, Аглая? Времени нет, собирайтесь, едем в аэропорт! Я же говорила вам! У нас в 15.00 встреча с партнерами из Сингапура.