Из жизни учителя в далеком будущем

Пролог


        Иван Иванович проснулся, когда солнце встало высоко и светило ярко. В окно долетал щебет и пение птиц и доносился теплый, пахучий запах луговых трав. Иван Иванович сильно зажмурился, как только открыл глаза спросонья, - огненный луч солнечного света прямо жег глаза. Поэтому он стал невольно тереть глаза. Но вовремя прекратил это вредное занятие, опасаясь нанести себе ссадины на веках. И тут он поймал себя на мысли, что окончательно проснулся.
       «Эх! – сказал с сожалением Иван Иванович самому себе, - опять проспал зарю. А так хотел с утра позаниматься». Чем же таким важным хотел позаниматься наш Иван Иванович? Неужели зарядкой? Ну, да, - полезно с раннего утра размять старые кости, чтобы почувствовать себя молодым. Но Ивана Ивановича занимало не столько телесное здоровье, хотя оно теперь часто давало о себе знать, - его немножко не хватало, - сколько здоровье ума. Для него главным было держать в духе собственный ум, к нему приложится и все остальное, - душевное спокойствие и телесное здоровье. Поэтому он планировал с утра позаниматься размышлением. Ему особенно нравилось и было интересно размышлять не вечером, набравшись впечатлений уходящего дня и разбирая их по косточкам, но утром, когда голова еще чиста, ясна и не заполнена мусором дня.
        Иван Иванович постарался вспомнить, что ему снилось, но как он ни напрягал память, она молчала. Между тем у него все еще оставалось от сна неясное, зыбкое ощущение чего-то очень важного, что было во сне и от чего зависело, как он чувствовал, его будущее. Но он ничего, - хоть убей, - не помнил. В таких случаях Иван Иванович прибегал к самому надежному и разумному средству, - он на время забывал о забытом, чтобы оно невольно потом, по ассоциации, само всплыло в его памяти. Поэтому он, естественно, вскоре забыл о нем.
        Сегодня ему предстоял ответственный разговор с воспитанниками. Они уже были готовы к тому, чтобы, как говорили в прежние, стародавние времена, «получить путевку в жизнь». Перед группой учеников Ивана Ивановича в составе десяти человек, открывалась новая, уже самостоятельная жизнь. Поре ученичества пришел конец. Наступало новое, еще небывалое для них время, - время жизни уже не на земле, а в ближнем или даже дальнем космосе.



Глава первая. Беседа с учениками
        Иван Иванович ждал целый час своих учеников в своем роскошном саду. Приятная прохлада в тени развесистого дуба  и пение птиц среди яблонь и кустов малины, смородины и крыжовника настроили учителя на философский лад, сняв тягостное напряжение от вынужденного ожидания. Наконец, показались три его любимчика, которые о чем-то бурно спорили. Однако учитель пребывал в глубоком раздумье и ничего не слышал. Ученики подошли ближе и, не замечая учителя, сделали его невольным свидетелем своего спора, как только перешли на крик. Пока учитель решал, что ему делать: обнаружить себя или, невзирая на шум, продолжить медитацию, до появления других учеников, он расслышал следующее.
        - Матвей, ты не прав! Как можно поверить тому, что  когда-то, давным-давно, люди подпали под влияние расы умных машин?
        - Пол, это ты не прав! То были не умные машины, а счетные машины. Ум и счет – это небо и земля.
        - Вы это о чем говорите, о какой эпохе? – спросил их товарищ, прежде думавший о чем-то другом, своем.
        - Да, все о том же, - о подлом и бестолковом XXI веке, когда к людям стали относиться как к битым, цифровым рабам, короче, как к роботам из мяса и кости.
        - И что их спасло?
        - Твоя, Франсуа, манера быть у себя на уме, делая вид, что ты интересуешься беседой окружающих людей.
        - Ну, ты Матвей, все шутишь.
        - Зачем? Правду говорю. Спроси у нашего учителя.
        Иван Иванович насторожился, когда его назвали учителем. «Хорошо еще, что назвали «нашим», - подумал он про себя. Ребята продолжили разговор, но он уже не слышал их, задумавшись о том, каким он выглядит в глазах своих учеников. Слава Богу, что хотя бы они, его любимые ученики, не принимают учителя за чужого. Может быть это так, потому что он такой же человек, как и они, а не пришелец или андроид. «Да, хорошо еще, - повторил он свою фразу, - что даже среди живых и умных роботов мы проводим половые различия, да не смешались еще с гуманоидами». К этому времени подтянулись еще ученики. Наконец, пришел долгожданный час заключительной беседы. Но Иван Иванович, насколько мог, оттягивал час тягостной для него разлуки с учениками, к которым настолько привык, что просто не мыслил без обращения к ним. Скрепя сердцем, он вышел на поляну в саду и попросил своих учеников присесть там, где им будет удобно.
        - Ребята, мои друзья. Вот и пришел последний день вашего обучения. Не буду говорить высоких слов, - вы сами знаете, что я не любитель трескучих фраз, вроде наших земных умников. Но мне, право, жаль с вами расставаться. С некоторыми, наверное, навсегда. Современный мир так велик и вы можете жить, где угодно в Дальнем Космосе, среди иных разумных и неразумных существ. Я же продолжаю жить на нашей маленькой Земле. Но не забываться в дальних землях о том, что ваш приют – это наша голубая планета. Я вот думаю о вас и вспоминаю наши беседы, понимаю то, что много вам так и не рассказал, не поделился с вами своими мыслями и идеями.
        - Иван Иванович! Вы и так нам дали столько, что мы еще не осознали сколько, - возразил Франсуа, спокойно, но приподнято, что говорило о том, что он сильно волнуется.
        - Франсуа хочет сказать, что мы развиваем те мысли, замыслы которых вы заронили в наших умах, - попробовал истолковать высказывание своего товарища староста группы Матвей.
        - Матвей, говори за себя, - отгрызнулся Франсуа.
        Матвей не повел и бровью на выпад своего друга и продолжил: «Уже по дороге к вам мы спорили о том, что заставило людей тысячу лет тому назад подпасть под власть машин».
        - О чем вы конкретно спорили? Я не совсем точно тебя понял, - спросил в недоумении Иван Иванович.
        - Как же. Вы же только в начале этого года рассказывали нам о том, что тысячу лет назад люди миновали опасное место, которое произвело, как вы сказали, «эффект бутылочного горлышка».
        - Ах, да, - спохватился Иван Иванович, ударив себя по лбу. – Как же, как же. Тогда я говорил, насколько помню, а помню я все меньше и меньше, о том, что согласно прогнозам тысячелетней давности люди должны были достичь так называемой «точки сингулярности» в развитии информационной техники, пройдя которую эта самая техника стала бы развиваться самым непредсказуемым образом. Но этого вовсе не случилось. Случилось другое: человечество стало намного тупее, чем было, ибо переложило всю свою рутинную работу счета на гаджеты, ибо тогда лукавый счет («один» пишем, «два» на ум пошло) был единственным интеллектуальным занятием для массы людей. И даже эту элементарную функцию работы своего мозга люди того времени переложили на машины. В результате они просто разучились считать. А именно со счета начинается человеческая мысль. Как раз этим он и отличается от обезьяны.
        - Чем? Счетом или мыслью? – спросила любопытная Инга.
        -  Мыслью, пробующей себя на вкус при счете. Но людям того времени помогли опуститься до такого низкого уровня интеллекта, на котором у обманутых людей уже пропадает всякое желание к коллективному сопротивлению тоталитарной власти денежных знаков. Так кто же их обманул? Они сами? Конечно, и они сами как клиенты и патроны, хозяева из их же числа. Но не только. В первой четверти первого века нового тысячелетия без всякой «горячей мировой войны» произошла перемена людей, Их как бы подменили, переформатировали, что ли, так что они безропотно приняли новые правила социальной дистанции друг от друга. Что не могло не привести к тотальному, полному отчуждению людей не только друг от друга, но и от самих себя. Причем это произошло так хитро, что почти никто этого не заметил. Для того, чтобы люди изменились, не сознавая самого изменения, были задействованы вирусы как органического, так и идеологического, информационного характера. В результате оказались отравлены как тела, так и души людей.
        Разумеется, такое переформатирование людей было произведено самими людьми, но по злому наущению властей врагом рода человеческого, принявшего вид легиона пришельцев, паразитирующих на человеческих мозгах.
        - И как люди смогли разоблачить этих паразитов? – спросил Матвей, будучи уже не в силах терпеть рассудительное объяснение учителем обстоятельств вторжения коварных пришельцев тысячу лет назад.
        - Никак. Люди оказались не готовы к ментальному и тем более физическому сопротивлению. Они были готовы принять навязанный алгоритм зомбированного поведения. Тех, кто понимал, что произошло, было слишком мало, и они практически ничего не сделали для того, чтобы вытеснить из общественного сознания сознательных паразитов. Паразиты оказались сознательнее своих  носителей. Были люди с паразитами сознания прежними людьми? Были ли они вообще людьми: вот в чем вопрос?
        - Так как же мы победили их? – возмущенно спросил Ивана Ивановича Франсуа.
        - Мы не победили их. Они сами себя уничтожили, уничтожив большинство людей как своих носителей.
        - Но мы ничего такого прежде не слышали, - воскликнула пораженная новостью тысячелетней давности симпатичная брюнетка.
        - Шила, люди не любят вспоминать то, что от них не зависит, -  наставительно изрек учитель и затем добавил, - но меня тогда еще не было, - я такой древний. Однако я доподлинно слышал, что паразиты сознания так и не прижились, не приспособились к нему. Вероятно, потому что человеческое сознание тогда было еще недостаточно сознательным и непредсказуемым, в отличие от предсказуемых и вычисляемых паразитов. И все же у меня нет полной уверенности, что паразиты сознания покинули нас. Может быть, они спят и ждут своего часа.
        - Иван Иванович, вы говорите страшные вещи, - призналась Инга, страшно округлив глаза. -  Мне теперь будут сниться кошмары.
        - Ирма, перестань рисоваться. Иван Иванович, вы же просто пошутили? – неуверенно спросила третья ученица, шатенка Маша. 
        - И в самом деле, что это я разошелся. Совсем не педагогично. Знаете, ребята, я сейчас невзначай вспомнил самого себя в вашем возрасте. Так вот тогда я как то задумался над тем, почему человеку бывает скучно одному. Хотя бы вспомните Робинзона Крузо на необитаемом острове. И как он был счастлив, когда спас Пятницу. Между тем я подумал о том, что в нас есть всегда другой.
        - Это alter ego, да? – догадался Пол.
        - Да, Пол, ты угадал. Это второе Я каждого из нас.
        - Не является ли это второе Я как раз пресловутым паразитом сознания? – спросил вдруг Матвей.
        - Ты это серьезно? - переспросил его еще один ученик Евгений.
        - Я все хотел вас спросить, но так и не нашел подходящего случая вас, Иван Иванович спросить, - решился заговорить восьмой участник встречи.
        - Спрашивай, Мождирлуг. Я внимательно тебя слушаю.
        - Учитель, вы практиковали с нами устный стиль обучения. Но я недавно узнал, что земляне еще до вторжения практиковали иные способы ученичества.
        - Это какие еще? - искренне заинтересовался Иван Иванович.
        - Вот у нас еще до контакта был в ходу телепатический способ общения и обучения.
        Заявление центаврианина привело учеников в состояние нервного возбуждения и у некоторых вызвало ухмылку на губах. 
        - Знаешь, Мождирлуг, в прошлом тысячелетии люди думали, что некоторые из них обладают такими духовными дарами, как, например, ясновидение, яснослышание, упомянутая тобой телепатия, телекинез и прочее в том же духе.
        - Что такое теле… кинез? – спросила Инга.
        - Это перемещение материальных вещей усилием мысли, - пояснил Франсуа.
        - Да, Франсуа, правильно сказал.
        - Иван Иванович, как вы к этому относитесь? – поинтересовался Франсуа.
        - Как я к этому отношусь? Как невежа. Я не умею двигать вещи усилием мысли. Я даже не умею вещами двигать свои мысли в голове. Не смешно? Вот и я думаю, что не смешно. Если говорить серьезно, то телепатия возможна между духовными существами. Но мы существа душевные. Даже центавриане, и те тоже несмотря на свой разумный характер не духи. Что до ясновидения и яснослышания, то эти способности возможны только при условии обратимости времени. Но время для нас в этом материальном мире необратимо. В прежние времена, за тысячу лет до нас люди верили, но не знали, что такие способности есть.
        Возьмем, например, ясновидение. Связано с верой, но не знанием, в то, что можно огласить, обличить невидимые вещи как видимые. Можно, но не буквально, а только символически, как аллегорию. Тем более, как можно знать не только то, что не видно, но и то, чего еще нет? В это можно только верить, но не знать. Здесь же речь идет о ясновидении как о знании, о видении как ведании, как веде. Тем более непонятно то, как можно ясно слышать то, что не слышно. Ведь когда люди говорили о яснослышании, имелось в виду безмолвное общение.
        - Что такое безмолвное общение? – шепотом спросила Маша.
        - Маша, тебя ясно слышно, хотя ты говоришь шепотом, - сказала со смехом Шила.
        - Безмолвное общение – это разговор по душам без слов, без молвы.
        - Это и есть телепатия? – твердо спросил центаврианин.
        - Вот так и появляется то, что люди называют мистикой. Когда они понимают буквально, натурально то, что не является натуральным, материальным, но является идеальным или идиллическим, субъективным, существующим только в их сознании. Люди говорили, что «молчание - это тоже разговор». Что они имели в виду? То, что пауза в разговоре тоже говорит; она намекает на то, о чем люди молчат, - они молчат о том, что имеют в виду. Но мистики прошлого понимали это натурально, как такую вибрацию, акустику, которая тоньше человеческой. Такой разговор, безмолвный для человека, о многом говорит более тонким существам, например, духам. В переносном смысле, переводя уже на человеческий язык, это можно понять так, что человек настолько проникается эмпатией к другому существу, что способен чувствовать токи его энергии, как физической, так и биохимической. Здесь нелишне будет сказать, что словосочетание «телепатия» буквально переводится с языка своего происхождения, а таким языком является греческий, как передача на расстояние не собственно мыслей, но телесных и душевных, эмоциональных (пафосных) состояний.
        - Иван Иванович, вы только что упомянули «веду». Не «Веды» ли индусов вы имели в виду? – подал свой голос, молчавший прежде белый как полотно паруса в синем холодном море на севере.
        - Что такое веда? – переспросила Маша.
        - Это священное писание моих предков, - наставительно сказала Шила.
        - Нет, не священное писание твоих предков я имел в виду. Дело в том, что «Веды» написаны на древнеиндийском, арийском языке «санскрите», который близок по звучанию и смыслу русскому языку. И у русских, уже моих предков, веда есть знание. Так вот, условно можно сказать, что мы знаем не только мысли, но и чувства, которые выражаем так же, как и мысли, и те решения, которые принимаем, выражая и переживая в чувствах  и понимая в мыслях. Поэтому телепатию можно понимать как чувственное, интуитивное знание, если интуиция есть чувство, шестое чувство, помимо осязания, обоняния, вкуса, зрения и слуха. Как наиболее тонкое чувство оно связано с наименее материальным чувством из обычных пяти чувств, - чувством слуха. Поэтому телепатия и связана с яснослышанием. И уж потом она связана с ясновидением.
        - Иван Иванович, я о другом хотела вас спросить. Способны ли вы не быть учителем? Понятное дело вы учитель. Но вы же, в первую очередь, человек. Так что вы за человек? Прежде я не решалась спросить вас об этом. Но теперь, когда мы стали взрослыми, кто вы для нас? Я считаю, что такой вопрос многие задавали в нашем возрасте в далеком прошлом, когда покидали своих родителей, расставаясь со своим детством. Можно ли быть взрослым, не являясь учителем, родителем? –  засыпала вопросами на прощание Радуга, молчавшая прежде, чем привела всех на время в замешательство. Но тут же ребята зашумели, и стали с недовольством спрашивать ее, зачем она это сказала.
        - А что такого я сказала? – стала она оправдываться. 
        - И в самом деле, что такого недопустимого сказала Радуга? – возразил Иван Иванович, чтобы морально поддержать смутившуюся Радугу. – Разумеется, я не всегда учитель, ибо я тоже учусь, как и вы, ученики. Но я чаще бываю учителем, чем учеником. Я учусь у самого себя как у учителя, то есть. занимаюсь самообразованием, самообучением. Но я учусь и у вас, у моих учеников. Учительство, педагогика – это моя специальность. Как человек, а человек является универсальным существом, я могу заниматься любым делом, но я не могу одновременно заниматься всеми делами.
        В наше, продвинутое время, которое отличается от прежнего, отодвинутого времени, люди работают, занимаются делами, творят не из нужды, а из собственного желания, стремления к исполнению своего человеческого предназначения. Теперь мы все имеем возможность развить все свои сущностные силы и стать всесторонне развитыми личностями.  Но такое было невозможно в классовом обществе эксплуатации человека человеком. Почему? Потому что люди состязались, конкурировали друг с другом. Но так было и при реальном коммунизме как прямом, грубом и примитивном отрицании классового, капиталистического общества. Даже при социализме, в котором действовал не агональный, а солидарный принцип социальной связи было невозможно еще всестороннее развитие личности, ибо таковая была подавлена обществом, примирением всех со всеми. Правда, до сих пор, как вы, вероятно, знаете, бывает, разыгрывается личная драма. Нет, не конфликт человека с обществом, а конфликт с самим собой, возникает проблема непонимания человеком самого себя. Где уж в таком случае его понять другим людям, если он сам не понимает себя.
       Теперь понимаете, что даже при гуманизме человек может быть несчастен. И в самом деле, как он может быть счастлив, если его никто не понимает, даже он сам.
        - Но как так, Иван Иванович. Неужели для личного счастья так необходимо полное понимание? – в недоумении спросила Маша.
        - Маша, у тебя только одна любовь на уме! – в сердцах воскликнул Пол.
        -  Не одна она только, - возразила Мария. 
        - Неужели любовь немыслима без ума? –  с сомнением в голосе спросила Инга.
        - Инга, любовь мыслима без ума, если она безумна, навязчива, представляет собой зависимость, а не свободу, если она является ревностью. Если же речь идет об «интеллектуальной любви к Богу» в терминологии Спинозы, то она действительно немыслима без ума, - ответил Матвей.
        - Иван Иванович, вот вы говорили о социализме. А я помню из истории, что еще при капитализме с ним вместе мирно сосуществовал социализм.
        - Тот социализм был одним названием. Подумайте сами. Какое мирное сосуществование может быть между носителем, кормильцем и паразитом, между трудящимся и буржуем – его эксплуататором, между начальником и работником, хозяином и слугой? В биологии такое мирное сосуществование называется симбиозом, то есть, такое живое существование меньшинства за счет большинства. Это никакой не социализм. При социализме нет ни хозяина, ни слуги, ни начальника, ни работника. Люди уже не конфликтуют друг с другом из-за ресурсов, оптимальных условий в среде обитания, ибо у всех все есть и они работают не из нужды, которой нет, а их желания, потребности работать. Причем они работают творчески, то есть, улучшают то, что хорошо делают роботы, которые их уже заменили в сфере материального производства.
        В таком обществе нет еще полного гуманизма, но уже есть его необходимые условия: свобода, равенство и братство всех людей. Но их все равно недостаточно для гуманизма. При социализме люди уже живут не по праву, как при капитализме и реальном коммунизме, то есть, советском строе, но уже по морали; им стыдно быть эгоистами. Достаточным условием гуманизма является то, что люди начинают жить по совести. То есть, они уже не могут быть эгоистами, даже разумными. Просвещенческий проект построения общества разумных эгоистов остался в доисторическом обществе идей, тогда как до этого общества господствовало общество вещей, когда вещи были важнее, ценнее людей и поэтому на людей смотрели сквозь призму вещей. Настоящая история началась пятьсот лет назад как уже история и общество свободных людей.
        - Итак, ребята. Немного размялись, и хватит для разогрева. О чем я хотел сегодня с вами поговорить? О себе. А также о том, что вас ждет в будущем. Я, конечно, не историк и не пророк, прорицатель, ясновидящий, но и у  меня есть свои соображения о прошлом и будущем. Я человек настоящего и смотрю с точки зрения настоящего, как на прошлое, так и на будущее. Важно их не путать и не перепутать. Следует жить для будущего, но в настоящем, ибо будущее начинается там в настоящем, где заканчивается прошлое. Прошлое не все прошло. Оно есть, как и будущее. Но прошлое с будущим есть не сами по себе, а в настоящем как их связь. Это и есть время как связь прошлого с будущим. Только эта связь настоящая. И в этом смысле она есть, то есть, есть настоящее настоящего или настоящее в настоящем. Вне друг друга прошлое и будущее есть только абстрактно. Конкретно они есть лишь вместе, то есть, в настоящем. Так, например, я есть прошлое, а вы будущее нашего общего настоящего. Нас связывает обучение вас как учеников, а меня как учителя. Что еще нас связывает, кроме обучения, образования, воспитания? То, что мы люди. То, что мы люди конкретно раскрывает свое содержание в форме настоящего образования, двумя необходимыми сторонами которого мы и являемся.         
       Чему я вас учу, учил? Тому, что можно назвать поиском смысла жизни в жизни. Помимо жизни есть еще и смерть. Но что она такое? Она есть обратная сторона жизни. Можно и так ее понимать. Есть прямая сторона, и есть обратная. Уже не положительная сторона жизни, а отрицательная. Это то, что отнимается. Что отнимает смерть у нас?  Жизнь, то, что появляется. Именно оно и исчезает. Смерть приходит, когда уже не появляется то, что было. Что же было? То, что есть, есть жизнь. Когда приходит час смерти, то он приходит не для всех, ведь целое, общее сохраняется, а только для части, для каждого из нас в отдельности. Тогда мы не способны уже стать новыми, обновиться. В смерти мы остаемся такими, какими были всегда в прошлом. Поэтому с точки зрения времени смерть есть вечное прошлое, то, что навсегда прошло. А как же жизнь? Жизнь есть вечно будущее. Для нас? Нет, не для нас, если мы целиком остались в прошлом.
        Следовательно, не следует полностью оставаться в прошлом, но следует оставлять нечто для будущего. Тогда будет настоящее. Так во времени. Но как в вечности? Не так, как во времени, ибо в вечности нет времени как смены состояния прошлого состоянием будущего в состоянии настоящего. Вот эта смена времени для нас: учеников и учителя и есть образование как процесс жизни, циркуляции того, что таким образом передается. Что же передается? Состояние человечности, которое содержится в вере, чувстве, мысли, знании. Человеческие состояния не умирают, ибо сохраняется структурность сознания с самосознанием и разумом. Как только вы образуетесь, сформируетесь как совершеннолетние люди, то вполне приобретаете способность сознательно входить в структуры сознания, которые позволяют пребывать в таких гуманных состояниях.
        Так как я всю жизнь занимаюсь мышлением, то, естественно, что я культивировал в общении с вами это самое мышление, прививал вам начала мысли. Как вы помните, начали мы наши занятия культурой мысли со знакомства с миром идей. Кто из вас, ребята, скажет, что такое идея? 
        Франсуа махнул рукой, и учитель кивнул ему седой головой.
        - С первой же минуты нашего знакомства с вами, Иван Иванович, вы стали проводить границу между тем, что думают люди, и что есть в действительности. Так мы стали говорить об идеях то, что думаем, что это наши мысли. Вы же не согласились с нами и сказали, что это все глупости, а не мысли и тем более не идеи. Впрочем, позже, когда вы научили нас думать, мы согласились с вами, что, действительно, мы еще не думали, а только думали, соображали, что думаем. Точнее, у нас были мнения об идеях, но не они сами. Идеи есть для нас, при условии явления их в нашем сознании в качестве мыслей, если в себе и для себя идеи существуют сами по себе, независимо от нашего сознания. Наше сознание имманентно идеям, если они являются нам, но они, эти идеи трансцендентны нам. И поэтому зачастую мы принимаем за идеи иллюзии, то есть, ложные идеи, такими, какими мы хотим видеть их. На самом деле идеи не видят, ибо они невидимы, но ими видят, если они являются мыслями. Если есть мысли, то появляются и их представления в нашем сознании.
        - Вы хорошо выучили урок про идеи. Не обижайся, Франсуа, Но где в твоем ответе ты сам. Ты стал сам необходимым условием того, что сказал? Таковы идеи. Они являются теми, кто держит себя в мысли. Они - сущие мысли, действительные мысли. В них, в идеях мысли становятся реальными. В нас, в людях мысли могут стать материальными. И только тогда в качестве воплощений идеи обретут наши лица. Идеи воплощаются не в вещах, а в человеческих лицах в нашем, материальном мире.
        - Иван Иванович, уже прошла тысяча лет, а человек так и не смог продлить свое существование до тысячи лет. Ну, почему? – спросила Инга, нервно теребя в своих руках платок.
        - Инга, ты много хочешь от нашей природы. У природы есть свои границы и пороги. Мы итак довели среднюю продолжительность человека, независимо от пола, до двухсот лет. Этого вполне достаточно, чтобы каждый человек мог исполнить свое предназначение, имел возможность оставить свой, личный след в этом мире. Если в первые сто лет у него это не получилось сделать, у него есть еще одна попытка.
        - Но в таком случае требуется последняя, третья попытка. Бог любит троицу, - возразил Матвей.
        - Речь идет о взрослых. Это для детей, несовершеннолетних дается третья попытка как некоторая подготовка к жизни.
        - Выходит, главная проблема нашей жизни – это проблема самой жизни и ее границ, жизнь на пределе человеческих возможностей, что необходимо в Дальнем Космосе.
        Другая не менее важная проблема – это проблема воспитания настоящего человека.
        - Неужели мы доживем до того дня, когда станем идеальными людьми? – воскликнула Маша, так что сама тут же звонко засмеялась от явной глупости вопроса.
        Вместе с ней засмеялись и все присутствующие. Ивану Ивановичу даже показалось, что он счастливый человек. Но он унял приятное волнение и заметил: «Идеальных людей не бывает. Это знают все, даже я догадываюсь об этом. Но именно поэтому мы и стремимся им стать. Нас вдохновляет невозможное».
        - Но как так, Иван Иванович! Человек есть существо возможностей, его бытие есть бытие-возможность.
        - Нет, Франсуа, ты не прав! Человек живет, существует на пределе возможностей. Пределом же возможностей является реальность. Поэтому человек должен вдохновляться не возможным или невозможным, но реальным, - возразил Матвей.
       - Какие вы, земляне, глупые! Иван Иванович хотел сказать, что человеку следует стремиться к невозможному, чтобы возможное сделать реальным, - вставил свое слово центаврианина  Мождирлуг.
        - Верно, Мождирлуг. Но я не это имел в виду. Вот, например, взять нашего товарища, Мождирлуга. Какие тысячу лет назад могли ли мы мечтать общаться вместе с инопланетянами. А вот теперь мы не просто общаемся, мы учимся друг у друга. Центаврианин учится у землянина. Так и я в свое время учился у центаврианина. Тетя Мождирлуга была моим учителем. Для нас общение с гуманоидами стало обычным делом. Но до сих пор является необычным, загадочным, мистическим контакт с не гуманоидом. Хотя в Дальнем Космосе мы находили следы не гуманоидных цивилизаций, но еще не встречали ни одного живого не гуманоида.
        - Да, вы говорите правду, - согласился с учителем центаврианин.
        - Остались ли еще в мире живые не гуманоиды? –  внезапно, срывающимся голосом спросила Шила.
        Все оглянулись на нее, и она смущенно махнула на них рукой.
        - Знаешь, Шила, я скажу, только ты не пугайся, - предупредил ее Пол.
        - Ты уже напугал меня, - сказала Шила, прикрывая рот от смеха.
        - Шила для меня загадка. Как только я думаю о ней, так перестаю понимать. Может быть, она и есть не гуманоид?
        - Пол, ты дурак? – вскричала Шила, встала с  травы, на которой сидела и  и скрылась за яблонями сада учителя.
        - Ну, Пол, так нельзя. Неужели ты не знаешь, как Шила обидчива? – стала укорять своего брата Маша, а потом, фыркнув, пошла вслед за Шилой, чтобы вернуть ее в компанию.
        - Что такого я сказал?! – воскликнул Пол.
        Чтобы снять напряжение, воцарившееся в кругу ближних учеников Ивана Ивановича, Матвей обратился к нему с вопросом: «Иван Иванович, мы скоро станем взрослыми, если уже не стали ими. И каждого из нас ждет в ближайшем будущем в меру нашей мужественности или женственности важное событие – вступление в любовный союз. Я читал в одной старой книжке…
        - Из бумаги? – прервала речь товарища неожиданным вопросом Радуга.
        - Да, само собой. Я взял ее из школьного архива. Так вот в ней говорилось, что вступив в любовный союз, который там почему то назывался… так, как же он назывался… да, «браком». Кстати, Иван Иванович, я правильно его назвал?
        - Да, правильно. Продолжай, продолжай.
        - Ну, что ты замолчал? – недовольно спросила Инга.
        - Так вот. Уже в браке люди прошлого начинали портить друг другу нервы, предъявляли претензии, обижались друг на друга, что их не любят. И, в конце концов, часто расходились. Почему?
        - Матвей, ты сам не знаешь, почему? У каждого человека есть своя личная или семейная причина, - ответила Инга за учителя.
        - Что такое семейная причина? – спросил Матвей в недоумении.
        - Да, не кажись ты глупее, чем есть. Неужели не понимаешь? Их родители  могли негативно отзываться о предпочтении своих детей. Вероятно, тогда они могли препятствовать их свободному выбору в любви.
        - Ребята, вас, наверное, интересует не любой, но типичный случай разногласий между близкими людьми. Почему, вообще, милые, так сказать, бранятся? Поначалу брань между близкими людьми не по крови, а по чувству, по симпатии, наконец, по любви носит нарочитый характер. Это издержки того, как они притираются друг к другу, «тешут» друг друга в разных смыслах этого слова, сбивая острые углы своих характеров. Но как только они привыкнут друг к другу, так заживут «душа в душу», ведь душа живет верой, доверяет другой душе, надеется на нее и любит.
        Однако со временем тело берет свое. Оно не субъективно, а объективно, объектно, нуждается не в душевных чувствах, а в материальных потребностях. Наедине с душой оно начинает притеснять душу. Был бы разум, то под его контролем и руководством душа пользовалась бы телом, находя в нем своего союзника и защитника, но без оного я обречена на то, чтобы стать служанкой тела. Тело эгоистично и даже к самой любви подходит с интересом для себя, для собственного удовольствия или для пользы рода, но никак не другого, любящего или любящей. Вот здесь уже начинается настоящая брань, война полов, поединок своеволий. Каждый начинает стоять на своем, показывает свой характер, ни в чем не уступая противнику. Так близкие по чувству, друзья по уму становятся врагами по корысти, по интересу.
        - Ой, как серьезно то все. А я глупая думала, что рай в шалаше с любимым, - заметила Маша, вернувшись с Шилой в круг друзей.
        - Правильно думала. Так может быть сейчас, а не в прошлом, конечно, при условии наличия ума у любящих, ведь еще Шекспир: вы помните, мы его проходили?
        - Да-а, - ответили хором ученики.
        - Так вот, еще Шекспир пришел к выводу, что любовь – влечение, род недуга.
        - Это влюбленность, ревность – чудовище с зелеными глазами, - поправила Шила учителя.
       - Совсем как у тебя зеленые глаза, - заметила Маша.
       - Это к делу не относится, - деловито возразила Шила.
        - Да, ты права. Ревность как недозрелая любовь, влюбленность, то есть, любовь, которая еще не знает себя, находится в себе и не ведает другого. Вот когда она станет для себя, она преодолеет ревность, ревнивое отношение к самой себе. Однако для этого в свое время, своевременно необходим ум, - жизненный опыт, бывает, опаздывает, приходит тогда, когда ревность втуне уже задушит любовь.
        Что-то мы все о грустном твердим. Пора нам, ребята, поговорить о приятном. Ничто так не приятно, как разгадывание загадок. Такой загадкой является упомянутый Шилой контакт с не гуманоидами. Я вот о чем, подумал, ребята, только что. Не являются ли ангелы религиозной поры нашей истории этими самыми не гуманоидами. Они бестелесны, нам телесным существам потусторонни. И, вообще, они вечны, тогда как мы, телесные, существа смертны и поэтому имеем пол как компенсацию нашей смертности, продолжения в детях, в потомках.
        - Учитель, если вы верите, как наши пращуры, в ангелов, то почему не верить заодно и в бесов, в демонов, в чертей с копытами, рогами и хвостом? – иронично проговорился отмалчивающийся Евгений.
        - И в самом деле, почему? – согласилась с ним Инга.
        - Потому, что оканчивается на «у», как говорили, ваши давние тезки, ученики прошлого. Если серьезно, то деление духовных существ на ангелов и демонов было обусловлено прямо противоположным отношением духовного мира к материальному миру, до его полного приятия, как в случае с демонами, так и полного неприятия, как в случае с ангелами. Ангелы потому были расположены к людям, что никак не пересекались с ними. Демоны – это те из духовных существ, которые жаждали воплощения. Иного, лучшего воплощения в нашем мире, ограниченном Землей, помимо человека не было. Поэтому демоны вынуждены были пользоваться телом людей, эксплуатировать их в качестве средств проникновения в наш мир. Препятствием такому проникновению являлась человеческая душа, самость человека. Ведь демон, чтобы воплотиться в тело человека, должен был заменить душу человека своим духом или, во всяком случае, заставить ее служить себе  в качестве духовного придатка. Вот чем объясняется необходимый в сношении с демоном акт продажи контактером собственной души. Так понималась человеком прошлого, - времени, которое измерялось деньгами, - сделка с демоном. Демону мало быть ангелом, духовным существом. Он жаждет материализации.
        - А те духовные существа, которые не жаждали материализации, люди называли ангелами? – спросил Франсуа, нервно теребя мочку своего уха.
        - Ну, да.
        - Но почему? – не унимался Франсуа.
        - Просто потому, что они были идеальны. Стремятся к материализации те, кто не идеален, в ком либо избыток, либо недостаток того, что составляет их сущность. Поэтому демонами становились те духовные существа, которые были не в духе, или дух их превосходил разум, ту меру духовности, которая им была необходима для реализации. Вероятно, в них было больше духа, чем в других, чтобы им с ними поделиться. Многие их таких и вдохновляют нас. Но некоторым из них было мало быть вдохновением. Они сами хотели вдохновиться, понять, что значит быть вдохновленными. Они давали дух, но не могли взять. Поэтому они не ведали до конца, то, чем обладали. Для того, чтобы понять свой дар, чтобы вдохновиться, они и попытались материализоваться.
        Те же из духов, в ком было мало его, самого духа, пытались компенсировать материализацией духовного его недостаток. Это так называемые «падшие духи».
        Одним из падших духов и был Адам. Он был самый удачный экземпляр полной материализации духа. В результате он превратился в душевное существо.
        - То, что вы, Иван Иванович сказали, меня просто потрясло, - заявил Франсуа.
        - А я, учитель, честно вам признаюсь, ожидал от вас нечто, в этом роде, - признался Матвей.
        - Это как то неожиданно звучит, - проговорила Инга, - да, конечно, я давно чувствовала в себе призвание ведьмы, но так круто, нет, не то слово, смело, вот будет точнее, говорить о нашем демоническом происхождении, - это, думаю, чересчур.
        - Почему же? Вполне может быть, - согласился с учителем Евгений.
        - К нашему разговору о контакте с не гуманоидами. По моему предположению, мы уже были прежде не гуманоидами. Но при материализации стали гуманоидами.
        - Возможно ли обратное превращение. Это обратимо? – спросила с интересом Инга.
        - Думаю, нет. Сформировавшись душевными существами, мы стали необходимы миру. Просто так он нас не отпустит обратно. И потом у нас есть человеческое предназначение и личное обязательство перед собой, если не считать долгом эволюционное развитие, которое совершается уже в нашем лице и в лице наших братьев по разуму – центавриан.               
        - Наша последняя общая встреча развязала многим языки. Так и я тоже хочу вас спросить о том, о чем прежде молчала. Вот вы, Иван Иванович, учитель и у вас как у учителя есть и любимчики и любимицы и те, кто не удостоился такого предпочтения. Почему складываются такие отношения между учителем и учениками, ученицами? – завела Маша разговор на свою любимую тему человеческих и прочих отношений.
        - Машка опять решила давить на психику, - заметил Пол.
        - В вопросах обучения я буддист, то есть, у меня ровное ко всем вам, как ученикам, отношение. С первого дня вашего обучения я предупредил вас, что наши отношения есть отношения учителя с учениками. Для меня как учителя, но не человека, не важно, кто вы такие по полу, возрасту, роду и племени, расе и этносу, земляне вы или центавриане. Учитель – это социальная, не личная роль, модель поведения в обществе. Понятно? Поэтому у меня не может быть, в принципе, любимчиков и любимец. Для меня вы все одинаковы, в смысле равного к вам отношения.
        Другое дело это ваше отношение ко мне. Как правило, ученики путают свои личные предпочтения с социальными (ролевыми) интересами. Важно и ученикам не путать их. Ложное впечатление складывается у вас относительно моего ровного отношения к вам. Вам кажется, что я избирателен в отношениях с вами. Отнюдь нет. Это вы избирательны в своих отношениях со мной. Почему? Это просто объяснить, если подумать. Если вам лично то, чему я вас учу, становится близко, то вы невольно, естественно, начинаете вкладывать самих себя в учение, ибо образование есть и воспитание вашей души. Образуется ум, организуется тело и воспитывается душа. Это не я, а вы сами выбираете себя в качестве любимчиков. Я это допускаю, не борюсь с этим. Иначе я отважу вас от учения и нанесу вред вашей душе.
        Конечно, и у меня могут быть не ровные отношения с вами. Но тогда это будут отношения уже не учителя с учениками, а личности с другими личностями. Самое важное для педагога - это не навредить душе ученика и заботиться о его теле. Как это сделать? Озаботиться тем, чтобы ученик сам заботился о себе. В этом соль обучения. Сделать это можно только при условии соблюдения социальной дистанции с учениками. Нельзя педагогу делать близкими отношения с ними. Учитель – это вам не родственник, не родитель. Можно сказать так: учителем может быть только такая личность, которая скрывает себя от учеников. Главное не заиграться в это. В таком деле обучения и воспитания учителя подстерегает опасность стать обезличенным в отношениях с учениками. Умение учителя заключается в том, чтобы без личных потерь пройти между Сциллой личного (нравственного, характерного, конкретного) поступления и Харибдой социального (морального, абстрактного) поведения. В прошлом к моральному поведению добавлялось еще и правовое применение, когда человек существовал в государстве. Слава богу, что ныне Левиафан повержен.
        Учитель, в отличие от личности, это моральная категория, социальная маска, которую некоторые люди вынуждены носить в обществе, чтобы быть инкорпорированными (социализированными) в него, в нем найти свое естественноисторическое место.
        - Хорошо, понятно, что вы демонстрируете себя как учителя. Но какой вы человек как личность?
        - Понимаете, Маша, есть еще одно различие, не только между индивидом и личностью, но еще и между личностным и личным, индивидуальным. Личностное – это особенное, а личное – это отдельно взятое, единичное, исключительное, сингулярное. Индивид есть часть целого, общего, общественного. В этом смысле он партикулярен, есть только часть, причастие. Он не существительное. В лучшем случае, прилагательное.
        С другой стороны, человек в обществе есть наречие, то есть, тот, кого нарекли кем-то. Он вынужден играть чью-то (безлично чью) роль, Человек примеряет на себя эту роль. Со временем она прирастает как маска к его лицу. И он ведет себя в обществе так, как ждут от него, как положено маской на его лицо.
        Как в обществе относятся к его индивидуальности? Как к деепричастию. Для общества важнее не его (человеческая) индивидуальность, но индивидность, которая делает его общим, общественным.
        Человеку как личности не место  в обществе, если это общество не личностей, а индивидов. Человек есть личность среди личностей. Там он существительное, которое подлежит утверждению, высказыванию, глаголу. В гуманном обществе он имеет голос. В ином другом, социальном обществе (при социализме, а тем более при коммунизме или капитализме) он не имеет голоса. Он, правда, может говорить, но его никто не слушает и не слышит, ибо в таком обществе личность воспринимают как некоторую сингулярность, исключительность, индивидуальность. В этом смысле и наше общество, хотя в нем не только провозглашен, но и проводится реальный гуманизм, еще, местами, покрыто «родимыми пятнами» социализма.
        За трансцендентальными скобками, в положении «эпохе», оказывается личностное в личности человека. Личностное редуцируется к личному, которое понимается в индивидуальном ключе (ключе индивидуальности). В личностном аспекте человека есть момент всеобщности уже в положительном смысле, нежели в негативном, отрицательном, как в индивидуальности, в которой главное – это ее непохожесть на другую индивидуальность. Личность тем отличается от индивидуальности, что выражает всеобщее особенным, положительным, а не отрицательным образом. В результате она в качестве особенности, личностном виде есть своего рода подставка, под которую может подставить себя любой и почувствовать себя человеком, существом приобщенным целому роду не абстрактным, как индивид, но конкретным образом, как личность.
        Вот в этом личностном, не личном аспекте я являюсь мыслителем, то есть, таким разумным существом, которое озабочено, занято своим разумом. Я предпочитаю часто думать, как другие люди предпочитают чаще кушать и справлять свои естественные надобности, спать, развлекаться, заниматься любовью, работой, исследованием, творчеством, воспитанием и прочими делами в зависимости от того, что у них лучше получается, от того, какой орган их организма лучше развит.
        Наряду с этим  можно полагать и прямо противоположное: мы, люди, предпочитаем заниматься тем, что у нас меньше получается, чем у других. Мы пробуем их догнать, сравняться с ними и перегнать в том, что у нас не развито от природы, но чем мы обязаны только самим себе. Вероятнее всего, именно в силу недостатка ума, а не его изобилия, полноты, я и занялся еще в юном возрасте мышлением. Ума, как и много другого, - силы, воли, чувства, представления и  воображения, - у меня было так мало, что я занялся именно им, так как человек нам представляется, прежде всего, разумным существом. Однако в силу слабости, недостатка им и ограничился. Потом привык задумываться и выдумывать невесть что, чтобы этим поделиться с окружающими. Именно так я понимаю мышление: не как вычисление, анализ наличного, того, что есть, но как медитацию, созерцание невидимого, но мыслимого.  Размышление, выдумывание, сочинение того, чего нет или того, что не поддается счету, наглядному представлению является моим занятием. Эта своего рода мечтательность, идеализация мыслимого, а не его телесная, материальная реализация связана не с обучаемостью, а с образностью, с вос-питанием души. Душа питается чувственными впечатлениями, которые разжигают страсть к познанию в целом.
        Поэтому я не покривлю душой, если скажу, что приложением созерцательности моей натуры стало обращение моего внимания на образование, на формирование культуры мысли и чувства, особенно в речи, меня самого, а потом и всех тех, кто встал, как вы, на путь образования как познания. Что образует нас в познание, если не мысли. Они в качестве явлений идей как мотивов познания становятся знаниями.
        Другими словами, образование, учительство стало способом выражения, проявления, и воздействия моих мыслей на вас, на учеников. В этом я вижу некоторую идеологичность, прагматичность, прагму моей философии. Выходит, я использую ее для воздействия на ваши юные души. В этом я нахожу минус философии, момент ее идеологизации в публичном, а не личном бытовании, существовании. Но эффект присутствия в философии идеологии, негативный для самой философии, компенсируется, погашается, «снимается» тем, что используется строго в рамках воспитания ума и души учеников, а не для управления ими в своих корыстных интересах или господства, доминирования над ними.
        Ребята, вы заметили, что я использовал лексику фотографирования при объяснении педагогического явления философии: выражение, проявление, негатив, снятие, погашение, рамки и прочее?
        - Да, мы заметили это, но неужели идеи являются мотивами познания, а не интересы? Например, мне интересно вас слушать. В результате возбуждения интереса к мышлению я узнаю много нового, чего прежде не знал и, может быть, никогда не обратил бы на это внимания по причине его бесполезности в реальной, материальной жизни. Какая нам польза от ваших занятий, вы можете сказать, Иван Иванович? – решился спросить Франсуа.
        - Разве можно так грубо, «в лоб» спрашивать учителя? – укорила своего товарища Шила.
        - Шила, спасибо за защиту, но Франсуа правильно поставил вопрос. Мы не могли его обойти вообще, тем более на последнем занятии медитацией. Могу только сказать, что наши уроки, в принципе, бесполезны с педагогической точки зрения. Я учил вас мечтать, медитировать, созерцать, а не заниматься реализацией своих материальных возможностей, врожденных вам природой или данных Богом. Я убежден, хотя во многом сомневаюсь, что реализация идей убивает их как живых существ, обращая в мертвые вещи. Самое интересное (да, интерес важен в познании, если это интерес к явлению идей нам, мыслящим) в познании - это идеализация наших чувств, их облагораживание, что возвышает душу, а не реализация наших мыслей в вещах мира сего.
        - Учитель, что вы можете сказать нам долгую память о нашем ученичестве? – спросил, чуть помедлив, Матвей.
        - Что ж, вот и подходит к концу не только наша беседа, но и все наше недолгое учение, которое вряд ли я могу назвать обучением в старинном смысле слова.
        Я постараюсь дать несколько напутственных слов каждому и каждой из вас. Начнем с тебя, Матвей. Я не виноват, - ты сам напросился, - постарался учитель обратить в шутку  грусть расставания. – Ты научился соблюдать условности. Несмотря на то, что я просил вас обращаться ко мне на «ты», ты, как и все другие ученики, говоришь мне «вы». Вероятно, я сам виноват в этом, не до конца переходя на личности и держа вас на расстоянии в качестве учеников. Думаю, причина кроется в разнице возраста. Матвей, ты показал себя с хорошей стороны как человек, склонный к размышлению. Замечу, у тебя есть талант организатора. С моей точки зрения это плохо, ибо я на дух не переношу начальников. Но, все же, этот недостаток мал в тебе благодаря тому, что ты тяготишься своим даром, практикуешь, развиваешь его не для личной корысти и не для утешения своего властолюбия, для власти над людьми, но только для дела, когда само это дело не твердо и требует крепкую руку. Если ты не можешь не вести людей, то веди их не за собой, а за ними, подталкивая их вперед, к их, а не к своей цели. Будь душой коллектива, а не его главой. Голова, а она у тебя есть, твоя, собственная. Предостерегу тебя от того, чтобы не думать за людей. У них есть своя голова и они не глупее тебя.
        Теперь ты, Инга. Ты умна, но строга и к себе и к другим. Будь менее строгой к другим, особенно близким, а не то останешься одинокой в жизни.
        Франсуа я посоветую оставаться таким, каким ты есть. Лучше не станешь, а вот хуже стать можешь. Лишний раз не прибавляй себя к тому, что имеешь. От демонстрации существования к сущности ничего прибавляется, но может убавиться она сама.
        Шила, ты моя загадка. Загадка вызывает неподдельный интерес. Но кому ты хочешь, тому дай разгадать себя. Помни, что любой человек загадка и во всем, в том числе и в таинственности, нужна мера, иначе превратишься в ходячую мистификацию, какими были в старину некоторые женщины, которые любили умничать.
        Маша, в тебе много души, меньше осторожности. Береги себя.
        Пол, не будь так рассудочен, как ты разумен. Больше естественного света ума и меньше искусственного света привычки.
        Женя, проявляй инициативу в размышлении, не держи себя в тени авторитета.
        Мождирлуг, я вижу, что ты пытаешься найти в себе, как в центаврианине, землянина. Брось это занятие, - ищи человека не как землянина, а как разумное существо, способное на личную жизнь и личностное существование.
        И, наконец, Радуга. Ты радуга, разноцветная, универсальная и удивительная. Тебе много дано. С тебя и спрос особый. Трудно тебе будет найти свою половину.
        - Иван Иванович, вот вы пожелали Мождирлугу счастья в личной жизни и успеха в личностном существовании. Неужели это не одно и то же?
         - Радуга, ты я вижу и слышу, плохо слушала меня.
        - Это почему?
        - Потому, что я уже говорил об этом. Но для тебя, так и быть, повторю: личное – это индивидуальное, что касается лично тебя. Заметь: только тебя и никого больше. Личностное же затрагивает и всех прочих, ибо выражает то, что есть в них, таким образом, каким свойственно тебе, а не им. И вот поэтому личное следует не только развивать, но и совершенствовать, то есть, участвовать в себе собственной персоной для других, как для себя. Это не твоя данность, как индивидуальность, но заданность.

Глава вторая. Исчезновение
        С той памятной беседы прошло целых десять лет. Ученики Ивана Ивановича разъехались по всему Млечному пути. Однажды, по земному времени летом, в июне 3020 г. по древнему солнечному летоисчислению, Иван Иванович, которому было уже шестьдесят девять лет, возвращался домой на Землю с метафизического симпозиума, который проходил на Сириусе и был посвящен проблеме межпланетного воспитания. После конгресса гостеприимные хозяева пригласили его в гости. Ему так понравилось в гостях, что он задержался у них на полгода и уже стал чувствовать себя на тамошней планете Мариусе, как у себя дома. Но его земной ученый кот никак не мог забыть Ивана Ивановича и категорически требовал его возвращения. Так что пришлось ему покинуть гостеприимную сириусную систему и вернуться обратно на наскучившую Землю. По дороге домой Иван Иванович сделал пересадку на тау Кита. И вот там его ждал сюрприз. Оказывается, с ним ищет встречи его бывший ученик Пол Страус. Пол стал «большим человеком». Он работал на высокой должности в галактической системе безопасности, которая называлась «наблюдательным советом». Это была ассоциативная организация без властной вертикали. Она состояла из так называемых «наблюдателей», которые следили за порядком в системе человеческих отношений. В 3020 году у людей уже не было государства, но существовала общественная ассоциация, которая управляла свободным временем людей в их собственных интересах. Другого времени не существовало, ибо необходимое время было только в распоряжении андроидов и гиноидов. Однако и они к этому времени добились части своих свобод и прав как «инструментальные люди». Характер у них был еще служебный, но желания у них были уже вполне директивными, самодержавными, самостоятельными.
        Пол Страус занимал высокую должность в наблюдательном совете как один из главных наблюдателей (инспекторов), наблюдавших помимо прочего за самими наблюдателями. Общественная ассоциация людей была, если выражаться древним языком, «родимым пятном» прошлого общества, которое еще управлялось государством. Но тогда государство, которое «отмирало», правда, не умерло совсем, было не обязательным, но еще возможным общественным органом примирения, гармонизации различных, прежде всего, личных интересов людей, находящихся уже вне сферы материального производства и занятых не вынужденными делами, но желательными для себя. Его функция заключалась в том, чтобы расследовать только те дела, которые касались слишком сложных для вычислений человеческих отношений. Ему ассистировала небольшая группа экспертов в области человеческих отношений, которые вольно или невольно приводили к гибели или исчезновению одного человека или целого коллектива людей. Другие наблюдатели занимались уже разумными отношениями инопланетян и были их представителями в совете безопасности.
        Бывший ученик окликнул своего учителя. Тот, поначалу, долго всматривался в лицо Пола, пока не узнал его.
        - Долго будешь жить, Пол. Извини, что сразу не узнал тебя. Ты сильно изменился. Возмужал. Стал настоящим взрослым человеком.
        - Учитель, вы сильно преувеличиваете. Но я добился того, чего хотел.
        - Это хорошо, что ты знаешь, что хочешь. Вот так живешь всю жизнь и не знаешь, что хочешь и что тебе надо. До меня доходили слухи о том, что ты работаешь в галактическом совете безопасности в качестве наблюдателя землян.
        - Это не слухи, Иван Иванович, а сущая правда.
        - Это хорошо, что служба безопасности ничего не скрывает. Впрочем, мои соображения нисколько не умаляют моей радости от встречи.
        - Я тоже не меньше этому рад. Но наша встреча не случайна. Я специально ждал вас на этой станции.
        Иван Иванович в недоумении огляделся и увидел то, что не мог не увидеть. Он видел, что находится в самом центре зала ожиданий центральной станции тау Кита, наполовину полного прибывающими и отбывающими пассажирами звездный линий. Среди пассажиров попадались не только служащие космопорта, но и члены экипажей звездолетов и планетолетов. Шел обычный день по земному времени на той же самой станции, на которой Иван Иванович был еще несколько месяцев назад, когда направлялся на галактическую конференцию на Сириусе. Ничто на станции не подсказывало, что послужило причиной заинтересованности в нем, конечно, не лично его бывшего ученика, но наблюдателя галактического совета безопасности. Поэтому Иван Иванович взял себя в руки и спрятал, «снял» с лица выражение недоумения, расплывшись в приветливой улыбке, ожидая от самого Пола Страуса объяснения в том, зачем он понадобился Совету.
        Пол Страус помялся, ожидая естественного возгласа удивления своего учителя, но так и не дождавшись, хмыкнул и уже без предисловий признался ему в том, что заставило его пуститься на поиски Ивана Ивановича.
        - Вы, наверное, слышали о трагическом происшествии на космической станции на Внешнем Кольце обитаемого нами мира и нашими друзьями по разуму.
        - Да, я что-то мельком слышал на сириусианском симпозиуме. Что это было?
        - Все обитатели станции неведомым образом исчезли. В результате началось расследование этого… происшествия. Оно коснулось и меня и теперь вас. Дело в том, что на станции несли вахту моя сестра, Маша, Матвей и Франсуа.
        Было видно, что известие ученика поразило учителя. Он изменился в лице, - оно потемнело, - и почувствовал боль от укола в сердце. «Они тоже исчезли?» – срывающимся голосом спросил Иван Иванович.
        - Да, вместе со всеми. И я не знаю, что делать, чтобы их вернуть.
        - Пол, ты можешь рассказать, как это случилось? – нетерпеливо спросил учитель.
        - Почти нечего рассказывать, - ответил Пол уставшим голосом. – Год назад колонисты станции перестали выходить на связь  и  никак не реагировали на запросы из Центра Колонизации, который по плану должен был прислать следующую партию сменных колонистов. Поэтому центр вынужден был послать на станцию модуль со спасателями. Но прошло довольно много времени, целых пять месяцев, прежде чем они долетели до станции, ведь она находится на самом краю обитаемого мира. Когда спасатели прилетели на станцию, они застали ее работающей в автономном режиме. Но на ней не было ни одного колониста. У спасателей сложилось такое впечатление, что они мгновенно исчезли, потому что, если не считать полной автоматизации станции, на ней ничего не изменилось, чтобы найти подсказку, где их искать.
        - Эта станция ведь вращалась вокруг какого-то небесного тела. Искали ли на нем колонистов? – предположил Иван Иванович и буквально впился глазами в главного  наблюдателя.
        - Разумеется, учитель. Зачем вы об этом спрашиваете? Это стандартная процедура поиска. Станция вращается вокруг необитаемой планеты.
        - Ее всю исследовали?
        - Конечно, нет, - еле сдерживая раздражение, ответил Пол. Но тут же взял себя «в руки» (теперь земляне говорят «за ум») и пояснил, - спасатели провели только первый осмотр. Это и понятно. Green planet звездной системы FDS 56 из рукава Лебедя Млечного пути необитаема. Но там есть жизнь. На ней есть растительность и водятся животные. И не все растения и животные безобидные. Но на ней нет разумной жизни. Во всяком случае, теперь. Правда, ближе к экватору лежат развалины довольно развитой цивилизации. Но, по всей видимости, их оставила древняя раса Галактики - стрельцы, а не местные аборигены. И, кстати, эта раса уже давно исчезла, еще сто тысяч лет назад.
        - Странно. Зачем же тогда жить на станции, когда можно было основать колонию на самой планете? Или там условия, несовместимые с человеческой жизнью?
       - Нет, почему. Там можно жить, хотя в атмосфере много углекислого газа. Прежде, двести лет назад атмосферу очистили и сделали пригодной для жизни, и вышли из-под купола, но вскоре, лет через десять, колонисты стали умирать от неизвестной причины, и поселение колонистов закрыли ради их же безопасности. Только три года назад сначала расконсервировали орбитальную станцию, а потом спустя два года, решили вернуться обратно в поселение. Об этом мне говорила моя сестра, год назад. Это был последний наш разговор. Мне до сих пор всякий раз, как я слышу звонок, кажется, что это звонит она. Я поднесу к уху тахифон и услышу ее голос. 
        - Сочувствую, Пол. Так спасатели уже вернулись?
        - Да, вернулись ни с чем.
        - Зачем расконсервировали станцию? Что-то опять нашли на планете? 
        - Ну, да. Нашли эти самые развалины пришельцев.
        - Кто же нашел-то?
        - Некто Иван Сирин. Это любитель-фанат контакта с не гуманоидами.
        - А кто организовал экспедицию на Зеленую Планету?
        - Матвей. Он заинтересовал Марию и Франсуа своим проектом. К ним присоединилось еще 56 колонистов.
        - Вероятно, среди ни были потомки прежних колонистов?
        - Совершенно верно. И такие были.
        - Видимо Матвей встречался с Иваном Сириным.
        - Да, мне говорила об этом Маша. Но я не придал этому значения.
        - Где сейчас этот Сирин?
        - Я не знаю. Трудно искать человека, который сторонится людей. Поиск его почти ничего не дал. Мы только узнали, что он исчез еще раньше ребят. Примерно год назад.
        - И все же, где теряется его след?
        - На земле.
        - Час от часу не легче. Это осложняет поиски. Может быть, он полетел на Зеленую Планету?
        -  У нас нет таких сведений. Это вряд ли.
        - И о чем это говорит?
        - Вероятно, о том, что исчезновения и «черного астроархеолога», и колонистов, прямо не связаны с этой планетой.
        - Да, ну, и дела. А зачем ты хотел меня видеть? Не затем же, чтобы только рассказать об их исчезновении. Ты, наверное, уже понял, что никто из ребят не посвящал меня в свои дела и не делился со мной своими секретами.
        - Да, я хотел узнать именно это. Но как вижу, мои надежды на что Маша, Матвей или Франсуа посвятили вас в свои планы, к сожалению, не оправдались. Вы совсем не поддерживали связь с ними.
        - Ну, почему же. Многие из вас поздравляли меня с праздниками, например, твоя сестра Маша. Но ни один и ни одна, за исключением Радуги и Шилы, не посещали меня со дня нашей последней встречи. Странно, Пол, но ты совсем пропал. За десять лет ты ни разу не вспомнил обо мне, - сказал с печалью учитель. 
        - Иван Иванович, каюсь, - только и мог, что ответить Пол с той искренностью, на которую был способен. – Время стирает из памяти  не только все плохое, но и хорошее. 
        - Это хорошо, что ты не помнишь плохое. Но плохо, что ты забываешь все хорошее. Да, ладно. Видно, я плохо вас учил. Причина во мне.
        - Что вы, учитель.
        - Думаю, вы отдалились друг от друга. Когда за эти десять лет вы встречались всем классом?
        - Никогда, Иван Иванович. Все дела. Не было у нас такого общего дела, как десять лет назад.
        - Да, в нем учении дело. Но как же человеческие отношения? Можно было поддерживать их и без общего дела. Да, с ними у нас до сих пор проблема. Мы так полностью и не преодолели отчуждение. Тебе трудно это понять, потому что ты никогда не любил шумных компаний.
        - Почему же, - именно потому, что не любил, мне оно хорошо известно, - заметил Пол, смотря прямо в глаза учителя немигающим взглядом, затем отвел глаза и добавил, - Иван Иванович, вот вы говорили о том, что вас посещали Радуга и Шилой. Они могли общаться с Матвеем или Франсуа, может быть, с Марией.
        - Неужели ты  еще не встречался с ними?
        - Конечно, встречался. Я решил встретиться с вами последним, чтобы с вами подвести итог моих предварительных поисков. Мне важно сказать, что они сказали вам.
         - Да, дай бог памяти, - сказал Иван Иванович, вспоминая. Он задумался и потом, почесав затылок, вдруг хлопнул себя по лбу и шумно выдохнул, - знаешь, Пол, меня уже подводит память, был разговор с Шилой. Она напомнила мне, что при нашей последней встрече вместе мы обсуждали вопрос о близких контактах с инопланетянами не гуманоидного происхождения. Я спросил ее о том, что заставило ее вспомнить это обсуждение. И она уклончиво ответила мне, что ей напомнил ей о той беседе Франсуа. Да, теперь я отчетливо помню, что об этом меня спрашивал и Матвей меньше года назад. Он неожиданно позвонил мне и стал расспрашивать меня опять о том, что я думаю об этих контактах.
        - Насколько я помню, то в тот последний раз при нашей общей встрече разговор о контактах с инопланетянами не гуманоидного происхождения завела Шила. Я стал спорить с ней. К нам подключились центаврианин и Мария.
        - Да, теперь я вспоминаю, о чем мы тогда говорили. Вот ты назвал Шилу из-за ее склонности к таинственности не гуманоидом, чем страшно обидел ее, так что она на время покинула наше общество.
        - Да, я неудачно пошутил, за что просил прощение у Шилы.
        - Я не буду спрашивать о том, почему ты так пошутил, какой был у тебя мотив. Но это и так понятно.
        - Что и так понятно, учитель, - вспылил Пол.
        - Не волнуйся, не только я это заметил. Ты в ту пору юности был тайно влюблен в Шилу. Но это было тайной только Мождирлунга в силу его безразличия к такого рода заботам.
        - Вы знаете, Иван Иванович, что безразличие центаврианцев к любовной страсти большое преувеличение.
        - Неужели?
        - Разумеется, они любят скрывать свои чувства. Об этом мне стало известно, как только я ближе познакомился по работе  с их женщинами.
        - Даже так? Так ты забыл Шилу?
        - Я говорил про работу, а не про личные отношения.
        - Они разве не пересекаются?
        - Пересекаются, но редко. На работе важно дело, безопасность людей, а не личные предпочтения.
         - Разве это мешает близкому знакомству. Я думаю напротив, ситуация опасности обостряет личные чувства симпатии или антипатии.
        - Как правило, в нашей работе опасности мало ибо мы, наблюдатели, имеем дело с последствия этой самой опасности, а не с ней самой. 
        - Значит, ты уже встречался с остальными ребятами. Но я считаю, что тебе следует с ними встретиться снова. Кстати, и мне тоже нужно встретиться.
        - Это почему?
        - Потому что ты что-то важное уже упустил. И я, как и другие оставшиеся ребята, должен помочь восстановить тебе упущенное.
        - Вы хотели сказать «оставшиеся в живых»? – огорченно переспросил Пол.
        - Нет, я сказал то, что хотел сказать. Но подумал я не столько об этом, сколько о том, что их нет не вообще, а в нашем мире.
        - Час от часу не легче. Это не одно и то же?
        - Нет. Прими это, к сведению, - просто ответил учитель, затем, помолчав, произнес, - теперь оставь меня на время. Я должен подумать и вспомнить, не говорил ли я с Машей, Матвеем или Франсуа накануне их похищения. Я чувствую, что в этом деле есть что-то, что трудно нащупать. Но это нужно сделать, пока не поздно. 
        - Похищения? Почему вы думаете, что это похищение?
        - Похищения или восхищения. У меня интуиция на такого рода вещи.
        - Причем тут еще восхищение? Это что одно и то же? Кто их похитил?
        - Если бы я знал. Здесь нет никакой загадки в смысле выдумки, но есть тайна. А думаю я так: похищают, как правило, тех, кто увлечен, восхищен похитителями, кто их спровоцировал на похищение. Поэтому важно с самого начала установить, чем именно были увлечены ребята перед тем, как их похитили. Одного восхитителя ты уже установил, - это Иван Сирин. Он и их увлек, и сам пропал. Думай. И я тоже буду думать. Встретимся через час. У тебя есть время на раздумья?
        - На что у меня есть время, так это на раздумья. Договорились.
        Уединившись в номере отеля космопорта, Иван Иванович глубоко задумался. Он думал, думал, но так и не мог вспомнить, звонил ли кто-нибудь из пропавшей тройки его бывших учеников накануне своего исчезновения. Тогда он стал вспоминать, о чем он беседовал со своими учениками на их последней встрече. На этом занятии его прервал Пол, уже стоявший на пороге номера.
        - Вспомнили? – спросил Пол, заходя в номер.
        - Как же! – хмуро ответил учитель. – Попробуй вспомнить, когда прошло столько времени. И все же, если  стал вспоминать то, что произошло больше десяти лет спустя, то вряд ли я забыл бы то, что было еще меньше года назад.
        - Да, дела! Но по крайне мере не надо вспоминать то, что снилось месяцы назад.
        - Снилось? Об этом я еще не подумал, - оживленно признался учитель. – И в самом деле, почему им не явиться мне во сне.
        - Пол, ты видел их во сне? Они тебя ни о чем не предупреждали.
        - Учитель, я редко вижу сны, а если вижу, то никак не могу запомнить.
        - Да? Тебе нужно работать над этим. Сны могут помочь тебе в расследовании. Кстати, я восстановил ход той беседы десять лет назад. Мы говорили о контактах с не гуманоидами, которые навели нас на демонов. Не демоны ли из снов завели нашу тройку в лабиринт, из которого они не смогли найти выход? Чтобы ответить на этот вопрос, следует отправиться на последнее место их обитания у Зеленой Планеты, а потом на ней самой. Это выполнимо? – спросил учитель, посмотрев на Пола, и добавил, увидев у того недоумение, написанное на лице,  - я сказал что-то дикое?
        - Как сказать! Вы, в самом деле, думаете, что гости из сна утащили их в неизвестном направлении?
        - Какой бы дикой эта версия не казалась, но это версия. Теперь можно строить и другие версии, отталкиваясь от этой, как уже более вероятные.    
        - Хорошо, Иван Иванович. Пока вы предавались воспоминаниям и сновидениям…
        - Пол, заметь, - это не я, а ты обмолвился о снах.
        - Я только обмолвился, а вы тут же стали строить уже целую философию сна.
        - Это неправильно?
        - Это необычно. Впрочем, может быть вы и правы. В таком необычном деле может пригодиться любая абстрактная идея.
        - Может, в качестве намека на более конкретную ситуацию.
        - Итак, Иван Иванович, пока вы предавались воспоминаниям и прочим философиям, я обзвонил наших друзей и договорился с ними пока только о встрече. Первой на очереди будет Шила. Она будет ждать на Луне. К тому времени на Землю по делам вернется Радуга. Там же мы встретимся с Евгением. Инга живет теперь на Сириусе.
        - Жалко. Там я мог случайно встретиться с ней. Ведь я там был целых полгода по приглашению.
        - Тем лучше – есть повод вернуться туда обратно. Мождирлунг нас приглашает к себе на родину.
        - Теперь я понимаю, что занятие галактической безопасностью доставляет удовольствие от перемены мест.
        - Иван Иванович, я понимаю вас. Но никакие путешествия не могут искупить озабоченности жизнью и безопасностью людей. Это больше неудовольствие, чем удовольствие.
        - Ясно. Забота как основной образ человечного существования придает горький привкус жизни как ложка дегтя  бочке меда.

Глава третья. Расспросы
        В тот же земной день наблюдатель и его «учитель» отправились опрашивать тех, кто, как и они, хорошо знали троих пропавших. К слову сказать, как Иван Иванович, так и Пол, не могли просто так «отделаться» от того, что еще десять дет назад они были учителем и учеником. Если последней «умирает» надежда, то предпоследней – привычка, которая, как известно, становится второй натурой человека. Первой натурой человека, если не известно, является его происхождение, наследственность. Другими колонистами занимались уже помощники Пола Страуса и прочие наблюдатели. Было очевидно, что в ходе опроса может возникнуть необходимость им не ограничиться и отправиться вместе на место исчезновения Матвея, Марии и Франсуа для его осмотра. Формально, строго по типовой инструкции опрос всех заинтересованных сторон и осмотр места происшествия уже были проведены. Но они не дали положительных результатов в виде очевидных данных для объяснения того, что случилось на орбитальной станции и каковы причины исчезновения колонистов. Значит, следовало провести не стандартные действия по расследованию, чтобы добиться желаемого результата. Пол Страус пошел на это не потому, что подпал под влияние своего учителя, но только потому, что не знал, что еще такого сделать, чтобы найти пропавших. Он был лично заинтересован в этом, так как пропала его сестра и друзья.
        Что же полезного могли дать повторный опрос знакомых пропавших людей и осмотр места происшествия? Они могли позволить погрузиться в атмосферу их жизни и уже на месте определить, где они и с какой целью исчезли.
        На Луне наших героев уже ждали. Невооруженным взглядом было видно, что Шила рада их приезду, но она была в своем репертуаре и поэтому сдержанно встретила их в лунном космопорте, и они молча отправились на обратную сторону Луны, где проживала Шила. Однако Пол не был бы Полом, если бы не стал расспрашивать Шилу о том, о сем, чтобы она обратила на него свое внимание.
         - Иван Иванович, вы заметили, что Пол совсем не изменился? – в ответ на интерес к своей особе Шила обратила внимание учителя на свою «школьную любовь».
        - Шила, дорогая, десять лет не тот срок, чтобы изменить человека до неузнаваемости. Мы все повзрослели, но остались самими собой. Во всяком случае, это касается нас троих.
        - На что вы намекаете, Иван Иванович? – спросила, оживившись, Шила.
        - На что я намекаю? Я намекаю на то, что Луна, пока я не был на ней, изменилась в лучшую сторону. Во-первых, на ней живут такие красивые люди, как ты, Шила.
        - Спасибо учитель, - сказала Шила, улыбнувшись.
        - Пожалуйста, милая. Во-вторых, космопорт стал светлее.
        - Вы заметили? Это приятно слышать. Его недавно отделали белым мрамором с Титана.
        - Неужели на Луне нет своей породы, чтобы обойтись своими ресурсами? – едко заметил Пол.
        - Пол, какой ты «великий эконом». Иван Иванович, вы помните, откуда это?
        - Да, Шила. Ничего не изменилось. Меня, учителя, находящегося на заслуженном отдыхе, до сих пор продолжают экзаменовать мои ученики, - ответил учитель, и они все невольно рассмеялись. – Это из поэмы русского поэта Александра Пушкина. Вот его слова: «И был глубокий эконом, то есть умел судить о том, как государство богатеет, и чем живет, и почему не нужно золота ему, когда простой продукт имеет». Вот нам тоже не нужно золота, хотя мы не простой продукт имеем. Всего ли вам хватает на обратной стороне Луны?
        - Нет, не всего хватает. Мне, например, сильно не хватает Земли. Ее вообще не видно с обратной стороны Луны.
        - Шила, как я понимаю тебя, - согласился с ней Пол. - Вот так окажешься где-нибудь в Далеком Космосе и не знаешь, где находится Земля.
        - А я привык сидеть на Земле. Но встал и полетел на Сириус. И мне стало ясно, что хорошо не там, где нас нет, а там, где мы есть. Я понял, что мне хорошо не только на Земле. Вот теперь, правда, пока, мне хорошо на Луне.
        - Рада за вас, Иван Иванович. Надеюсь, что у меня дома будет еще лучше, - стала убеждать своего учителя Шила.
        - Нисколько не сомневаюсь, Шила, - уверил философ Шилу. – Да, кстати, как ты переносишь искусственную земную гравитацию здесь, на Луне? Например, мне она в новинку. Я привык к тому, что на Луне паришь как перышко.
        - Об этом я знаю только понаслышке. Я уже второй год на Луне и меня никак не беспокоит искусственная гравитация.
        - Ну, и хорошо. Значит, правильно земляне установили ее для удобства жизни на Луне.
        Когда они подлетели к поселению землян на обратной стороне Луны, то Иван Иванович удивился виду некоторых жилых строений, напоминавших теннисные шары, лежащие в лунке. В одном из таких шаров и жила Шила.
        - Иван Иванович, не вижу ничего плохого в доме такой формы. В нем все под рукой, - с улыбкой объяснила Шила свой выбор.
        - Может быть, может быть, - только и мог, что сказать учитель, саркастически добавив, - век живи – век учись.
        - Нам нет еще и сорока, тогда как вам уже далеко за сто, но вы, Иван Иванович, выглядите только на восемьдесят. Как вам это удается? – спросила его Шила уже в гостиной, усаживая гостей на  диван у стола.
        - Да, в самом деле, Иван Иванович, вы хорошо сохранились. Конечно, вы не поверили бы нам, если бы мы сказали, что вы молоды, как ваши ученики. Но вы хорошо смотритесь.
        - Ребята вы хотите меня уверить, что я еще не старик? Но мне уже сто шестьдесят семь лет. И вы знаете, что земляне умирают в среднем в двести лет. Значит, мне, вероятно, осталось жить всего лишь тридцать с хвостиком. «Всего лишь» в сравнении с тем, что я прожил. Мне этих лет вполне хватает. Я, конечно, тронут вашими комплиментами, но я не старая дама, чтобы быть недовольным своим возрастом и довольным комплиментами. Мне старику, да, старику, пристало помнить о своем возрасте. Но, признаюсь вам, я не обращаю на него внимания, если он не напоминает мне о том, что тут ноет, а здесь колет, - ответил, усмехаясь, учитель, хватаясь за свои больные бока.
        - Но думаете,  вы, не хуже, чем десять лет назад, - заверил его Пол.
        - Нет хуже или так же, как тогда, а это значит хуже.
        - Иван Иванович, я вас не понял.
        - Вот видишь! Это в вашем возрасте можно мечтать о далеком будущем и строить планы на ближайшие годы. Я же уже не строю планы и мечтаю о настоящем. Время сжалось для меня в тугую пружину, и ничего уже не могу откладывать на потом.
        - Иван Иванович, я вам не верю! – вдруг сказал Пол и посмотрел ему прямо в глаза.
        - Но почему? – тихо ответил учитель, несколько смешавшись.
        - Пол! – воскликнула Шила и махнула рукой, призывая его остановиться.
        Но Пол продолжил: «Учитель, вы действительно выглядите намного моложе своего возраста, раза в два. Это странно. Меня это очень удивило, как только я впервые увидел вас. Наша, земная и даже инопланетная медицина просто не в состоянии так сильно омолодить землянина. Может быть, с вами случилось что-то необычное в космосе в зрелом возрасте»?
        - Да, что могло со мной случиться?
        - Ну, не знаю. В магию я не верю, - задумчиво ответил Пол, но затем, покосившись на учителя, спросил, -  неужели никто вам не говорил об этом?
        - Говорили и даже тестировали, но ничего не нашли. И я не помню, чтобы где-нибудь облучился или кто-то сглазил меня.
        - Это вряд ли. Иначе вы уже умерли бы, - заметила Шила.
        - Шила, ты в это веришь? - с сомнением в голосе спросил Пол.
        - В это я не верю, это я точно знаю, как психолог. Человека можно сглазить и наслать на него порчу, воздействовав на его бессознательное так, что он сам сживет себя со света.
        - Наверное, это так, особенно для тебя как женщины, ибо вы более чувствительные существа, чем мужчины. Одаренные магическими способностями существа легко воздействуют на психику и душу, но не способны ничего плохого сделать с интеллектом и духом.
        - Почему же, Иван Иванович? Дух зависит от души, а душа зависит от тела. Дух в нашем теле живой. И зачем вы разделили психику и душу? Неужели у них не одна природа?
        - Если я правильно понял тебя, Шила, ты сказала, что дух в нас животного происхождения? – вмешался Пол в разговор.
        - Нет, Пол, я сказала, что дух в человеке зависит от тела не прямо, а через душу и эта зависимость проявляется в нашей психике.
        - В общем, можно согласиться с тобой Шила, но, как я думаю, с некоторыми оговорками. Так дух зависим от души у душевных людей, особенно у женщин. У них дух является душой в том смысле, что проявляется в душе, а душа проявляется телом как психика. Но, в основном, у женщины акцент ставится не на теле, а на душе, точнее, на душе в теле. Тогда как у большинства мужчин акцент делается на теле в душе. У меньшинства мужчин, у которых развит интеллект, дух сообщается с телом не столько через душу, сколько через интеллект. Хотя у некоторых из такого меньшинства мужчин развита и душа. Поэтому у них, естественно, возникает вилка в сообщении духа с телом. Вот тогда и возникает проблема взаимного отношения опосредствующих инстанций разума и души. Между ними может возникнуть внутреннее противоречие. Его неразрешимость может привести…
        - К душевному заболеванию? – подсказала Шила?
        - Нет, это в меньшей степени. Я хотел сказать о духовном заболевании, о потере смысла жизни. Разумеется, и у умных женщин могут возникнуть такие проблемы, но реже, чем у таких мужчин, так как у женщин хорошо развита душевная интуицию, которая быстрее найдет общий язык с рассудком, разделив с ним сферы влияния. У умных мужчин в таких случаях приходит на помощь интеллектуальная, разумная интуиция. Но у рассудительных мужчин может заартачиться рассудок, требуя для себя особых прав.
        Впрочем, в наше время такой расклад меняется, глупых мужчин и женщин становится все меньше в связи с естественным ростом социального интеллекта в нашей жизни. Людям приходится к этому приспосабливаться. Возрастает роль самого разума и его интуиции. Правда, у некоторых людей, таких, как ты Шила, обостряется другого рода интуиция, которая наряду с чувственной интуицией играла значительную роль в далеком прошлом.
        - Иван Иванович, вы намекаете на мистическую интуицию? – догадалась Шила.               
         - Да, Шила. Мистическая интуиция открывает канал прямого сообщения духа с телом, минуя инстанции души и интеллекта. Тот, кто практикует такую интуицию, становится медиумом, проводником, послушным орудием проникновения духа в наш материальный, телесный и душевный мир. Находясь в инспирации, в духовном (спиритическом) состоянии, человек способен к пророчеству, к сообщению откровения духа. Он вдохновлен на откровение. Но знает ли он то, что знает, сознает ли? Как ты думаешь, Шила? Были ли у тебя откровения такого рода? И если были, то как узнавала их, понимала? Нуждались ли они в интерпретации?
        - Ух, даже дух захватывает, Иван Иванович, от количества ваших вопросов.
        - Ничего, ничего, я подожду, пока ты переведешь дух.
        - Да, у меня было нечто подобное тому, о чем вы спросили. Только я не знала, каким образом я это узнала.
         - А ты хотя бы знала, что это такое? Или знала только как данное тебе и что именно?
        - Я видела то, чего нет еще, но будет, что есть сейчас, но в другом месте, и то, что было, но о чем я прежде не знала, если мне не изменяет память.
        - Так, вот видишь, ты ясновидящая, медиум, обладающий мистической интуицией. Ты знаешь прошлое, настоящее и будущее не сама по себе, благодаря своим трудам и заслугам, но помимо них благодаря дарам духа, которыми одарена даром. Этими твоими дарами мы можем воспользоваться, оказывая помощь Полу в установлении того места, куда ушли наши дорогие друзья. Пол будет руководить нашими поисками. Радуга воодушевит нас на поиски. Инга предостережет от неверного шага, а Мождирлуг с Евгением, увлеченным изучением инопланетных культур, подскажут нам, как быть, что делать с руинами на Зеленой Планете. 
        - Иван Иванович, это про вас можно сказать, что нет бывших учителей. С вами опять мы чувствуем себя учениками, детьми, а не взрослыми людьми, способными принимать самостоятельные решения, - заметил, усмехаясь, галактический наблюдатель.
        - Пол, как ты можешь быть в претензии на Ивана Ивановича, если сам обратился к нему за помощью? – одернула своего товарища Шила.
        Пол не успел ответить на замечание Шилы, так как ему в это время позвонили из совета наблюдателей. Чтобы не мешать своим собеседникам, Пол вышел из гостиной в прихожую. Спустя минуту он вошел обратно в гостиную и, извинившись, объяснил, что обязанности старшего наблюдателя заставляют его покинуть приятное общество учителя и Шилы. На прощание он выразил надежду, что Шила присоединится к ним в поисках их друзей. Шила ничего не сказала, - она только кивнула головой на прощание.
        Когда они остались одни, Иван Иванович спросил у Шилы, часто ли она видится с Полом. Шила, ничего не скрывая, прямо ему ответила: «Мы давно уже не виделись. Когда то у нас были романтические отношения, но они остались в прошлом».
        - Знаешь, Шила, а вы были хорошей парой. Ты медиум, он наблюдатель. У него есть все задатки визионера. Мешает этому только его напускной скептицизм.
        - Иван Иванович, скепсис у него идет от самой натуры. Я боюсь за него. Он напоминает мне Понтия Пилата. Вы помните, как тот спросил: «Что есть истина»?
        - Да, помню. В Библии сказано, что прокуратор Иудеи спрашивал об истине, что она такое, не ведая, у кого он спрашивал. А спрашивал он у самой истины, которая воочию стояла перед ним, но он ее не видел. Вот и я говорю об этом, - сомнение мешает, как одному персонажу литературы тысячелетней давности увидеть ее.
        - Кого вы имеете в виду?
        - Некто Воланда.
        - Да-да, теперь я припоминаю, что вы упоминали его в компании с Люцифером и Мефистофелем.
        - Так ты отправишься вместе со мной на Землю к Радуге?
        - Нет. Но я присоединюсь к вам позже, когда вы отправитесь к центаврианину. Кгда мы были детьми, мне было интересно с ним. Вы помните, какие у него были успехи в ясновидении?
        - Да, конечно, - согласился учитель с Шилой. -  Ты не хочешь встречаться с Радугой?
        - Не горю желанием.
        - Почему?
        - Не знаю. Может быть, потому что она любила душевные разговоры. Они слишком меня расслабляли, мешали мне настроиться.
        - Настроиться на что?
        - На контакт с тем, что не видно.
        - Понятно. Шила, как ты думаешь, Инга изменилась или осталась такой же?
        - Снежной королевой? Ну, да. Она такая же. Я недавно с ней виделась. Вот с ней, а не со мной, Пол составил бы хорошую пару. Он сомневается. Она равнодушная. Два сапога пара. 
         - А ты какая, Шила? Ты загадочная?
        - Вы правы, Иван Иванович, - я сама для себя загадка. Вот вы умный и понимаете меня, как мне бывает трудно совладать с тем, что есть во мне, но превосходит меня.
        - Догадываюсь. Как ты думаешь, Шила, это в тебе то же самое, что виновно в исчезновении ребят? Или я ошибаюсь? Как ты чувствуешь?
        - Не могу сказать однозначно, но оно как то связано с ними.
        - Ты им поможешь?
        - Иван Иванович! Ну, куда я денусь?! Конечно. Но для этого я должна закончить здесь свои дела.
        - Хорошо. Мне тогда пора на Землю. Полечу к Радуге уговаривать ее.
        - Учитель, ее не надо уговаривать. Она сама предложит вам свою помощь.
        - Ты уверена?
        - Будто вы не знаете Радугу.
        - Ну, тогда до свидания! Был рад тебя увидеть, Шила.
        - Учитель, я все хотела задавать вам один вопрос, но не решалась…
        - Говори! Ты же знаешь, что я ни на что не обижаюсь.
        - Ладно. Вы так и живете один?
        - Нет, Шила. Разве можно быть одиноким с идеями? Это целый мир.
        - Я имела в виду людей, а не духов. Ведь вы понимаете идеи в качестве духов?
        - Да, для меня они живые существа, которые оживают в моих мыслях. Мне много лет, Шила. Те, кого я любил уже перешли в мир идей. Это мир идей для многих до сих пор остается миром теней. Но не для меня и не для тебя. Ведь так, Шила?
        - Да, я согласна с вами, Иван Иванович. Но неужели никто из ныне живущих людей не тронул вашего сердца?
        - Многие тронули мое сердце, Шила.
        - Иван Иванович, да вы просто ветреный человек. Я никак не ожидала услышать такое. К тому же из ваших уст, - сказала, улыбаясь, Шила.
        - Шила, сердце не камень.
        - Не оправдывайтесь, учитель. Это вам не к лицу. Наверное, не последней среди тех, кто тронул вас, была Радуга, - ледяным тоном предположила Шила, будучи не в силах скрыть своей неприязни к Радуге.
        - У меня складывается такое впечатление, что между вами кошка пробежала. Вы же были подругами! Не поделили парня, что ли?
        - Если бы. Дело старое. Зря я затеяла этот разговор.
        - Ничего не бывает зря. Мой совет: забудь и не думай плохо о человеке, даже если он это заслужил.
        - Вы правы, как всегда, учитель.
        - Мне уже пора.
        - Знаете, что Иван Иванович? Давайте я поеду с вами вместе.
        - Хорошо. Я рад этому. Мы давно с тобой не виделись, и я соскучился по тебе, по нашим беседам.
        - Взаимно.


Глава четвертая. На Земле
        На Земле было как всегда прекрасно. На то Земля и земля, чтобы быть родным домом. Уже в доме учителя Шила призналась, что ее всегда тянуло на Землю, как только она оказывалась на дневной стороне Луны, с которой ей улыбалась Голубая Планета.
        - Вы можете смеяться, но как только я вижу Землю из космоса, с моей Луны, так сразу вспоминаю ваш сад, в котором мы провели свое отрочество и юность, когда были вашими учениками. Кстати, чем для вас были годы, проведенные с нами?
        - Это были последние годы моего учительства. После вас у меня уже не было учеников. Я люблю вспоминать и эти годы, и вас, и, конечно, себя, меньше, как учитель и больше, как ваш товарищ, даже друг.
        - Да, эти годы были годами дружбы.
        - Странно, но за эти годы мы ни разу не собирались вместе. Или вы собирались без меня?
        - Нет, что вы, Иван Иванович. Но про себя скажу: я не раз хотела встретиться, чтобы спросить у вас совета и поделиться с ребятами и своими проблемами, и своими радостями. Но ловила себя на мысли, что разошлись наши пути-дорожки.
        - Оказывается, не разошлись.
        - Печально, что для этого потребовалось исчезнуть самым лучшим из ваших учеников.
        - Ты права, Шила, но с одной оговоркой: вы все лучшие.   
        Но тут их разговор в саду внезапно прервал звук пришедшего сообщения на адрес учителя. Это было сообщение от Радуги. Она извинялась, что не может встретить их, потому что находится в гостях у Евгения на Церере, пригласившего ее на встречу с племянницей Ивана Сирина. Радуга предлагала Ивану Ивановичу с другими ребятами пожаловать на Цереру по приглашению Евгения.


Глава пятая. Встреча друзей на Церере
        Иван Иванович был удивлен приглашением Евгения на Цереру, которое передала его лучшая ученица Радуга, поехавшая на этот кусок космического камня и водяного льда, затерявшийся в поясе астероидов между Марсом и Юпитером. Вероятно, Евгений отправился на Цереру за какой-то астероидной диковинкой. Но какими ветрами туда забросило племянницу «черного ксеноархеолога»? К тому же Ивану Ивановичу было интересно узнать, что Радуга настолько подружилась с Евгением, что отправилась к нему на работу на астероид. Или причиной тому был интерес Радуги не к Евгению, а к загадочной племяннице ксеноархеолога?
        Иван Иванович решил лететь на Цереру один. Пол был еще занят своими делами обеспечения галактической безопасности. В малом космопорте станции его встречала только Радуга. Она нисколько не изменилась, как, например, изменилась Шила, правда, только чуть-чуть, став еще краше. Радуга была само очарование. Она решилась даже его обнять.
        - Женя занят ремонтом телескопа. Поэтому не смог вас встретить и поручил это сделать мне. Телескоп так нужен для наблюдения за звездным небом.
        - Радуга, ты всегда вызывала у меня гордость тем, что была моей ученицей. И нисколько не изменилась. Все такая же прекрасная землянка. Когда я впервые увидел тебя, то понял, как это понимают инопланетяне, что земляне тоже могут быть очень загадочными.
        - Иван Иванович, в нашем классе у нас уже была артистка в этом амплуа загадочной женщины.
        - Если ты, Радуга, имеешь в виду Шилу, то да, она загадочна, но не земным очарованием. Ты же по-человечески обаятельна.
        - Спасибо на приятном слове, учитель. Я тронута, честное слово. Но давайте перейдем от моей скромной персоны к случившейся трагедии. Пол уже предложил мне поучаствовать в поиске наших друзей. И я согласилась, как и Евгений. К тому же Женя познакомил меня с интересной женщиной,  с которой отправился на эту безлюдную станцию ремонтировать телескоп. Это Амели Лект, племянница того «черного археолога», который соблазнил наших пропавших друзей обосноваться на Зеленой Планете.
        - Да, мне было бы крайне интересно поговорить с ней о ее дяде, - ответил Иван Иванович, задумавшись, и застыл на пороге космопорта. 
        Радуга взяла его за руку и повела в узкий как кишка червяка коридор. Они направились к жилым боксам станции на Церере. Там никого не было. Евгений и Амели несли вахту у телескопа, который, как пояснила Радуга, починили только вчера.
        Расположившись в общей комнате, где был накрыт щедрый стол для приема почетного гостя, Радуга обратилась к учителю с таким вопросом.
        - Учитель, прожив столько лет среди людей, вы до сих пор разделяете нашу склонность  к творческим занятиям или уже устали от них?
        - Радуга, нашла, о чем спросить. Я, конечно, отвечу тебе на твой вопрос, но где Евгений.
        - Да, он занят своим телескопом, а может быть не только им! – сказала Радуга, нахмурившись.
        - Ты что ревнуешь его к племяннице черного археолога? – спросил учитель, мило улыбнувшись.
        - Какая глупость! Конечно, нет, - Радуга стала сердиться.
        - Не обижайся на меня, Радуга, ведь ты моя лучшая ученица. И поэтому я с тобой предельно откровенен, - разве между нами могут быть тайны?
        - Конечно, могут: вы мужчина, а я женщина, и у меня могут быть свои женские тайны.
        - Понял. Я это вижу и вижу перед собой прекрасную женщину. Но я стар и привык к роли наставника, твоего старшего друга.
        - А вот для меня вы, Иван Иванович, прежде всего, человек и мужчина. Я тоже человек, но не мужчина, а женщина.
        - Это я заметил.
        - Иван Иванович, перестаньте шутить, я говорю серьезно. Для меня вы никакой не старик. Вы зрелый мужчина.
        - В полном расцвете сил?
        - Конечно.
        - Радуга! Спасибо на добром слове, - мягко ответил учитель и добавил, - ты спросила меня о том, склонен ли я по-прежнему заниматься творчеством. Ну, конечно. Я ведь современный человек, а не копролит. Это прежде, тысячу лет назад, человек жил бытом и в нем прятался от проклятых вопросов личной жизни и смерти. Сейчас днем с огнем не сыскать хотя бы одного маломальского обывателя среди людей. Может быть, только где-нибудь на окраине космической Ойкумены, в далеко брошенном провинциальном углу, схоронился такой обыватель. И это при том, что мы распространились по всему Млечному Пути, и нас стало намного больше.
        - Нет так и много, как вы говорите, если учитывать астрономические расстояния и плотность расселения землян по Галактике.
        - Но среди нас живут не только земляне и колонисты с Земли. Живут в нашем мире вместе с нами разные инопланетяне. И потом довольно продолжительная жизнь каждого индивидуума не то что отрицательным, но ограниченным образом сказывается на рождаемости. Сам процесс деторождения, а не только воспитание детей, стал в значительной степени естественно историческим, культурным процессом. Современный человек не обязан быть родителем. Теперь это вопрос его желания. Так чем же ему заниматься, как не творческой работой?
        Размышление вслух учителя прервало появление Евгения и Амели в общей комнате станции.
        - Иван Иванович! Милости просим к нам. Рад вас видеть! Спешу вам представить удивительного человека – Амели Лект собственной персоной.
        - Здравствуйте, Иван Иванович. Я давно хотела с вами познакомиться. Я слышала о вас от своего дяди, Ивана Сирина, - сказала приветливо таинственная Амели на чистом земном языке.
        Она ничем не отличалась от обычной землянки. Только необычно большие глаза светили непривычным для земной женщины красным блеском. Они напоминали чаши, наполненные раскаленными угольками. 
        -  Интересно, я незнаком с вашим дядей. Откуда он меня знает?
        - Я уже говорила вашим ученикам: Евгению и Радуге, что о вас слышала от других ваших учеников Анны и Матвея, когда они были у нас в гостях год назад. Это было еще до из исчезновения, - с печалью в голосе сказала Амели, с сожалением добавив, - Раньше пропал мой дядя.
        - Скажите, Амели, пожалуйста, кто были ваши родители, - попросил учитель.
        - Меня удочерила землянка-астронавт Нара Лект, найдя на спасательном модуле в Темной Зоне Млечного пути напротив рукава Ориона. Это был модуль с звездолета стрельцов, который пропал в той зоне еще сто тысяч лет назад согласно данным центавриан. Нара Лект участвовала в совместной экспедиции землян с центаврианами, исследовавших края Темной Зоны.
        - Да, я помню: о вашем спасении говорили лет сорок назад.
        - Да, вы правы. Ровно сорок два года назад меня удочерила Нара Лект.
        - Я вспомнил и историю со стрельцами, которые покинули пределы космической Ойкумены после неудачного проекта освоения Темной Зоны девяносто пять тысяч лет назад.
        - Да, стрельцов осталось очень мало. Как я читала это одна из самых древних рас Галактики. Тогда говорили, в поисках обновления они полетели в Туманность Андромеды. Но как потом сообщили андромедяне стрельцы так и не долетели до Туманности или пролетели мимо. Их следы теряются в далеком прошлом, пока не находят модуль с их корабля, а на модуле меня живую в грудном возрасте. Загадка.
        - Да, еще какая! Амели, что вам подсказывает ваша кровь относительно того, что заставило покинуть ваших предков пределы Млечного Пути? Это то, что они искали в темной Зоне Галактики, но, видимо, так и не нашли там? Что же это может быть? Вероятно, на определенном этапе своего развития телесные существа достигают порога, на котором это развитие задерживается и не идет дальше. Связано ли это препятствие с материей нашего мира в Галактике, с ее структурой? Как вы думаете?
        - Так много сразу вопросов. Теперь я понимаю, как сложно было быть ребятам вашими учениками.
        - Гм, - только хмыкнул учитель.
        - Да, не без этого. Но как раз это озадачивание Иваном Ивановичем нас тьмой вопросов позволило нам развить свои умственные способности и находить оптимальное решение из массы возможных, - заметил Евгений.
        - Я понимаю это. Мне импонирует ваша педагогика вопрошания, - стала уверять учителя наследница стрельцов. – Ход ваших мыслей, по-моему, правильный. Действительно, рано или поздно, но у любой цивилизации, как у каждого из нас, представляющего конкретную цивилизацию, возникают проблемы с возрастом. Мы стареем, стареют и цивилизации. Только учтите, я, как и вы, представляю земную цивилизацию, а не цивилизацию стрельцов. Меня всему научила моя мама и ее брат. Они были, как и вы, землянами. Что до моих предков, если только они действительно мои предки, то я могу гадать об их судьбе в качестве человека, а не неизвестно какой инопланетянки.  Да, стрельцы, точнее, земляне очень похожи на стрельцов. Может быть, они являются нашими предками. Если это так, то и нас в будущем ждет та же проблема, если не беда. Поэтому важно узнать, что именно заставило их покинуть нашу Галактику. Невозможность дальше воспроизводиться? Или исчезновение необходимого элемента в местах их проживания, которого нет в других частях Млечного Пути, но он есть в Туманности Андромеды.
        Я годами изучала сведение о стрельцах их современников из других космических цивилизаций, но так и не смогла найти нужный ответ.
        - Что если стрельцы просто не долетели до туманности Андромеды из-за того, что умерли от старости в пути? – предложил Евгений свою версию исчезновения стрельцов.
        - Женя, ты ведь знаешь, что жизни не только стрельцов, но даже землян вполне хватит, чтобы долететь до Туманности. Только что там нам делать, когда хватает место у нас в Галактике? К тому же условия жизни андромедян суровы для галактикян, - наконец, вставила Радуга свое слово в общий спор.
        - Ребята, давайте вернемся к причинам, заставившим стрельцов покинуть Галактику, а потом просто исчезнуть. Мне думается, что эти два события связаны друг с другом. Как, впрочем, с исчезновением стрельцов связано исчезновение, Амели, вашего дяди и тройки наших друзей. Вы не помните, при каких обстоятельствах пропал ваш дядя?
        - Он пропал ровно год и пять месяцев назад на Земле. Просто не пришел из Института ксенологии. Никто не видел, как он выходил из своего кабинета.       
        - Есть записи его посещения Института.
        - Разумеется. Но он почему то отключил источник питания у себя в кабинете за три дня до исчезновения. Есть данные о его посещении кабинета, как обычно, в десять часов утра. Но нет данных о том, как он покинул свой кабинет.
        - И что кабинет?
        - В нем не нашли ничего особенного, что могло бы пролить свет на его исчезновение.
        - Еще можно посетить его кабинет?
        - Наверное, можно. Его исчезновение еще не признали событием смерти. Поэтому не могли освободить кабинет от его вещей.
        - Это хорошо. Значит, первым делом мы полетим на Землю и познакомимся с его кабинетом.         
        - Что вы хотите там найти?   
        - Следы исчезновения вашего дяди ведут в его кабинет в Институте ксенологии. Это не случайно. Я думаю, если хорошо осмотреть его кабинет, там обязательно можно найти если не ответ на вопрос о том, куда он пропал, то хотя бы намек на это.
        - Как сказать.
        - В нашей жизни ничто не исчезает с концами. Обязательно остаются концы. Потянем за них и выловим какой-нибудь факт или информацию, которые наведут нас на нужную, надеюсь, верную мысль. Во всяком случае. Стоит попробовать, - убежденно сказал Иван Иванович. – Кстати, чем занимался ваш дядя перед своим исчезновением. Вы, вообще, как общались с ним, были в курсе его дел?
        - Ну, конечно. Он был занят исследованием документов центавриан о культуре стрельцов.
        - Это хорошо. Пока все сходится.
        - Что сходится?
        - Это я о своих предположениях. Да, забыл спросить: «Вероятно, те руины, которые были найдены на Зеленой Планете, оставили стрельцы»? Верно?
        - Да, совершенно верно. Вы об этом сказали, что все сходится?
        - И об этом тоже.  Что собой представляют эти руины?
        - Судя по голограммам, это нечто,  вроде храмового комплекса.
        - Пантеон?
        - Ну, да. Только предназначен он не для поклонения всем богам, а для установления связи.
        - С кем? Одного бога мало, подавай множество богов?
        - Наверное, я неправильно выразилась, когда стала сравнивать группу сооружений с храмовым комплексом. Скорее всего, это не молельное место, а место действия, вроде театра, или место исследования и полигон для испытания себя в ином качестве – сверхчеловека, в данном случае сверхстрельца, короче самого бога.
        - Если это полигон возможностей, то, может быть, наши друзья решились сами опробовать его на себе?
        - Все может быть. Нам не остается ничего другого, как думать и об этой невозможной возможности как о возможной.
        - Не замечали ли вы, Амели, некоторого соперничества со стороны отважной тройки землян с вами как с наследницей стрельцов?
        - Не знаю, что сказать. Конечно, мы шутили на эту тему, но чтобы серьезно запасть на нее, - это просто безумие.
        - Плохо то, что они так и не обратились ко мне за советом. Какой я после этого учитель мысли! – с горечью в голосе сказал Иван Иванович.
        - Не обижайтесь на ребят учитель, - стал утешать его Евгений. -  Они ничего не сказали не только вам, но и всем нам. Есть в этом что-то пугающе таинственное.
        - Ты хочешь сказать, что с них взяли слово молчать? – подозрительно спросил учитель.
        - Нет, я хочу сказать, что они уже были под чьим-то пагубным влиянием, - неожиданно ответил Евгений.
        - И кто это мог сделать? Кто их околдовал? – спросила с вызовом Радуга, скосив глаза на Амели.
        - Теперь  я понимаю, что значит быть на подозрении у землян, - ответила с обидой Амели.
        - Амели, я готов довериться тебе, но только при одном условии, - вдруг сказал Иван Иванович.
        - Я верю вам, Иван Иванович, потому что помню слова Матвея: «Есть один человек, на которого я могу положиться на все сто, - это мой учитель».
        - Если так, то это и есть мое условие: доверяй тому, кто доверяет тебе.
        - Согласна.
        - Но тогда почему, ты осталась, а люди, которые связаны твоим происхождением, исчезли? - задала свой вопрос Радуга.
        - Наверное, я осталась, чтобы вернуть их на свое место, - коротко и убедительно ответила Амели.   
        - Ну, прям идиллия какая-то.
        - Не говори так, Радуга. Амели действительно может то, что для нас невозможно, - осадил ее Евгений.
        - И что может твоя Амели?
        - Во-первых, Амели не моя.
        - Ловлю тебя на слове.
        - Ребята, вы не находите, что обсуждать Амели в третьем лице в ее присутствии не вежливо? – вмешался учитель в разговор.
        - Иван Иванович, пускай говорят. Мне даже интересно. Во-первых, я узнала, что ничья собственность. Это уже хорошо. Значит, я имею на себя права. Во-вторых, я узнала, что Радуга честная женщина: говорит то, что думает.
        - А ты, Амели, говоришь, что думаешь, или что хотят услышать другие люди?
        - Это зависит от того, что полезно всем, в интересах общего блага.
        - Значит, ты способна соврать ради спасения?
        - Нет, я не буду врать, я смолчу, чтобы не нанести вред другому человеку.
        - Иван Иванович, это правильно? – обратилась к нему с вопросом Радуга. 
        - Нет, не правильно. Мы живем в такое время, когда нет причин для того, чтобы обманывать людей или утаивать правду. Но люди есть люди, и они бывают малодушны. Они либо боятся говорить правду, либо скрывают ее из лучших побуждений. Но как говорили древние: «благими намерениями вымощен путь в ад».
        - Вы сами когда-нибудь врали или скрывали правду? – вдруг спросила Амели, аргументировав к личности учителя.
        - Конечно. Человек слаб даже в наше время. Это слабость, и я признаю свою вину, что утаивал правду, не говорил всей правды, полагая это преждевременным. Но я понимаю, что тогда был не прав.  Слабость человека заключается не в том, что он слаб, а в том, что он ищет оправдание для своей слабости. Эту слабость следует признавать как данность, а не заданность. И тем более намеренно не лгать.
        - Может быть, вы и правы, -  постаралась согласиться Амели с Иваном Ивановичем, У нее хватило ума не скрывать того, что согласие далось ей не просто так, на раз.   
        - Вот если ты, как мы,  была бы ученицей Ивана Ивановича, то не спорила бы с ним, - заметил Евгений
        - Это почему же? – спросил с улыбкой учитель.
        - Это потому, что вы и мертвого уговорите, - ответил со смехом Евгений. Его смех был так заразителен, что все невольно засмеялись. Так Евгений смог разрядить накалившуюся, было, атмосферу беседы.
        - И что теперь мы будем делать? – спросила, как бы невзначай, Амели.
        - Поедем на землю и осмотрим кабинет вашего дяди. На Земле нас будет уже ждать Пол. Потом мы отправимся прямо к центаврианину, где уже находится Инга.
        - Вашей ученицей была еще Шила? Спросила его Амели.
        - Да, чуть не забыл. Она уже на Земле и будет ждать нас с Полом.

      
Глва шестая. В музее института ксенологии
        Прилетев на землю, Иван Иванович с товарищами отправились сразу в Северную Африку в музей Института Ксенологии. В Александрии их уже ждали Пол с Шилой. Институт Ксенологии или Внеземных Культур (ИК или ИВК) находился на самой окраине Александрии, утопающей в цвету садов. Было светло и тепло. Пели живописные птицы, по аллеи парка музея института ксенологии невозмутимо ходили павлины, время от времени распуская свои яркие хвосты под призывные крики. Но как только гости закрыли за собой входные врата Института, так шум и гам остались снаружи, и они погрузились, чуть ли не опустились на самое дно гулкого колодца фойе института. Эхо звука шагов чувствительно раздавалось у них в ушах, ибо вокруг царила гробовая тишина. От дальней стены отделилась темная, длинная фигура смотрителя.  Он подошел к ним на цыпочках и, приложив к своим губам указательный палец, сказал шепотом: «Тссс»! Ему ответило барабанное эхо: «Ццц»! Чтобы стать вровень с посетителями института смотритель согнулся вдвое, настолько он был высок ростом. Он напоминал высохший папирус: одна кожа да кости. Кожа как пергамент обтягивала тонкие, хрупкие кости черного как смола аборигена.
        - Здравствуйте, дедушка Асита! Как дела? – поприветствовала шепотом Амели.
        - Рад видеть вас, товарищ Амели, - сказал обычным голосом старик и улыбнулся во всю ширину своего беззубого рта, погрозив ей скрюченным пальцем с длинным загнутым назад ногтем. – Как исчез ваш дядя, так опустел весь институт.
        - Где же остальные сотрудники института, товарищ Асита? – вежливо спросил Пол.
        - Они работают в новом корпусе. В этом здании остались только те вещи, которым так и не нашли применение.
        - Почему же не нашли?
        - Потому что это, наверное, совсем не вещи, а неизвестно что… или кто. У меня здесь с первого дня работы такое ощущение, что кто-то наблюдает за мной. Это все они, эти… артефакты с неба, - ответил чуть слышно Асита, скосив глаза в угол, где что-то зашевелилось.
        - Что это? – похолодевшим от страха голосом спросила Радуга, еле разжав дрожащие губы.
        - Ах, это! Это моя подруга, Амака, - ответил Асита с любовью в голосе. На имя из угла вышла макака и стала прыгать на месте, пытаясь напугать незваных гостей.
        - Тише, тише, Амака, - стал уговаривать успокоиться свою подругу смотритель.
        - Асита, так мы пройдем в кабинет дяди? – спросила Амели.
        - Если только Амака разрешит, - строго ответил смотритель.
        - Кто она такая? – спросил удивленно Евгений.
        - Она – хранитель музея института, - ответил Асита механическим голосом робота-гида.   
         - Кто? Макака? – выпучив глаза от изумления, воскликнул Пол.
        - Какая еще макака?! Я никакая не макака, а маларианский ученый, - человеческим голосом пояснила обезьяна.
        - В самом деле, маларианка. Извините, что перепутал, но в этом отчасти виноват ваш импресарио Асита,  - уверил того Пол.
        - Не вы первый здесь сравнили меня с обезьяной. Что делать! Но мы не виноваты в том, что произошли от тех существ, которые до сих пор живут с нами, а не находятся в ископаемом состоянии, как у вас, -  так ученая-маларианка стал объяснять землянам особенности эволюции на Маларе, что находится по ту сторону Галактики от Земли.
        - Так вы дама и вас действительно звать Амака? Это имя не африканского происхождения? – спросил учитель.
        - Да, я дама, а Асита – мой кавалер. Ему привычнее называть меня Амака. Мое настоящее имя звучит сложнее: Ауамьяаккауа.
        - С вашего разрешения нам будет удобнее называть вас коротко: Амака.
        - Директор, от вашего сотрудника Сирина так и не было известий? – Пол как наблюдатель взял на себя обязанности задавать вопросы.
        - Не было. Он как сквозь землю провалился.
        - Над какой плановой темой института он работал в последнее время?
        - Уже какой год он разыскивает следы пропавшей цивилизации стрельцов. Сирин является главным специалистом по культуры стрельцов. Симптоматично, что он, как и объект его изучения, в конце концов, исчез. Я редко его видела на месте.
        - Амака, вы знаете племянницу товарища Сирина? – неожиданно спросил Иван Иванович хранителя музея.
        - Лично я не знакома с ней. Но мельком видела эту… девушку у него в кабинете, - ответила Амака, кивком скошенного подбородка указывая на Амели. – Она есть племянница доктора Сирина?
        - Да, это она.
        - Вы совсем не похожи на своего дядю, - заметила маларианка, пристально рассматривая Амели.
        - Почтенная Амака, не смотрите на меня так! Теперь я понимаю, что значит быть пронзенной взглядом настоящей маларианки.
        - Извините милочка, но вы внушаете мне тревогу. Кстати, и ваш, так называемый дядя вызывал у меня изрядное беспокойство.
        - Это почему? – спросил Иван Иванович, протянув руку по направлению к Амаке.
        Та, недолго думая, ловко взобралась ему на плечо, на котором уютно устроилась.
        - Потому что он был настоящий непоседа, - совсем как я, - ответила Амака и подпрыгнула на плече Ивана Ивановича, когда вся группа вошла в просторный цоколь лифта из зеленого мрамора с голубыми прожилками. Верхняя часть лифта была украшена африканскими масками. Асита нажал невидимую панель терминала лифта, и они бесшумно поднялись на верхний этаж, где находился кабинет Сирина. В коридоре было прохладно и даже немного дуло, отчего Иван Иванович поежился. Ветер гулял у самой двери открытого кабинета Сирина, к которой вела правая ветка коридора.
        - Интересно, кто открыл дверь кабинета Сирина? – спросила хранительница смотрителя и стала нюхать воздух, нервно подрагивая крыльями узкого носа.
        - Кто-кто, да это она сама открылась! – легкомысленно ответил Асита, махнув рукой.
        - Она что живая? -  с сомнением спросила Амака.
        - Кто, дверь? Так она же дверь, - авторитетно ответил смотритель.
        Когда они прошли в дверь кабинета, то обратили внимание на то, что в кабинете царит идеальный порядок. Невооруженным взглядом было видно, что вещи лежат на своих естественных местах. И все же Пол на всякий подозрительный случай спросил хранителя музея института: «Как вы думаете, все ли вещи лежат на своем месте»?
        - На первый взгляд, все в порядке, как было, когда после исчезновения доктора мы провели опись имущества. Что скажешь, Асита?
        - Что сказать? Приборы слежения не обнаружили никакого движения во втором блоке сотого этажа за последний месяц.
        - Если здесь не было обнаружено никакого движения, как открылась дверь? – резонно заметил Евгений.
        - Необъяснимо, - констатировал смотритель.
        - Есть много вещей на небе и на земле, Горацио, что и не снилось нашей философии, - процитировал учитель.
        - Да, Иван Иванович! ну, чтобы мы делали без вашего Шекспира, - усмехнулся Пол.
        - Ты зря иронизируешь, Пол, - возразил Иван Иванович. – Мы имеем дело с необъяснимым явлением. Открытая дверь, - это факт, который нельзя объяснить с помощью техники слежения. В данном случае мы столкнулись с материальным следствием имматериальной причины. Амели, ты ничего не чувствуешь?
        - Я ощущаю слабый запах былого присутствия дяди, - ответила, помедлив, Амели.
        - Теперь я понимаю, кого вы мне напоминаете, милочка, - воскликнула, подскочив, Асака, и мгновенно влезла на верхний угол двери в кабинет доктора, от чего та предательски заскрипела, поддавшись под тяжестью ее тела, и стала нервно ходить по верхнему краю двери.
        Так и хотелось скомандовать Асаке слезть с двери, чтобы не нервировать посетителей. 
        - Кого же?
        - Стрельца, - коротко ответила Асака. – так и кажется, что в вас два существа: одно - стрелец, а другое – землянка. Да, вы, земляне, еще только находитесь  на пути к расовому воспитанию. Вы, Амеели, я полагаю, получили семейное воспитание у Сирина и даже внешне походите на человека. Но меня вам не провести. Вы настоящий стрелец. Это я вам говорю, ученая маларийка. Мы, маларийцы, не такие древние, как вы, стрельцы, но одна из самых древних рас Галактики.
        - Что вы, Асака как хранитель музея института ксенологии, как знаменитый ксенолог, можете сказать о стрельцах, и почему вы определили Амели в качестве стрельца, когда она учуяла своего дядю?
        - Сирин не ее дядя, если говорить о происхождении. Почему я пришла к выводу, что Амели – стрелец? Нет ничего проще, - просто стрельцы имеют превосходное обоняние и могут читать запахи. Так они занимались познанием. Они были обонятельны до полного обаяния. Душки, а не люди. Куда нам маларианцам до стрельцов.
        - Даже так? – удивился Иван Иванович.
        - Скажу больше. Сумасшедший доктор, одержимый безумием стрельцов, только завершил то, что вы сделали из своих учеников.
        - Мы в свое время смогли избежать того, что погубило стрельцов и на чем вы поскользнулись.
        - Милейший хранитель, вы говорите загадками, - парировал учитель.
        - Что говорить, вы находчивы, но слишком сложны для своих учеников. Вы стали кем-то большим для них, чем только учителем. Кто такой учитель? Тот, кто сдерживает своих учеников, выбирает самый безопасный путь к знанию. Он дает им готовое знание. Вы же стали испытывать своих учеников незнанием, тем, что даже вы не знаете. И тем самым привили им вкус к испытаниям. Вот ваши ученики и стали допытываться до того, куда исчезли стрельцы, пока сами не пропали. Я понимаю вас, понимаю, почему вы бросились помогать своим уцелевшим ученикам искать пропавших. Вы считаете себя виновным в их исчезновении. Но подумайте о том, что может случиться с ними то же самое, что и с первой тройкой.
        - Что тогда делать? – с грустью в голосе спросил Иван Иванович.
        - Сдать это дело в архив. Это я советую вам как хранитель музея. Или, все же, если вы хотите принять участие в розыске своих учеников, то воздержитесь от поспешных решений и тормозите языком все затеи воображения оставшихся в живых.
        - Вы рассуждаете, как заправский психоаналитик. Но как таким кружным путем я дойду до реального положения вещей, если замкнусь на символическом порядке языка?
        - Вы все равно не сможете нащупать реальность, только уже окажетесь в еще более замкнутом круге не языка, но воображения, центрированного на эго.
        - Знаете, Амака, я вот, что подумал, - если воображаемое есть целое чувство и это чувство есть чувство сознания, то символическое есть дробное, разделенное на части и оно есть язык. Вместе они и есть реальное или реальность сознания и языка. По отношению к сознанию язык является рассудком. Для языка сознание является материалом для анализа и описания. В этом материале сознания есть то, что поддается анализу и осознанию и составляет собственно сознательное, и есть то, что не поддается такому анализу и является неописуемым. Оно составляет так называемое «бессознательное». Что же такое бессознательное в таком смысле? Оно состоит не как язык из цепочки присутствий и отсутствий, а из одних отсутствий, и поэтому не может быть проанализировано и описано, осознано ни как данность, ни как заданность. Оно всегда иное. В чем заключается его инаковость? В том, что бессознательное есть присутствие самого отсутствия сознания, обратная сторона сознания. Оно сложнее, чем просто отсутствие, оно именно присутствие отсутствия и отсутствие присутствия. Сознательное, само сознание есть присутствие присутствия и отсутствие отсутствия. Напротив, бессознательное, повторю, есть присутствие отсутствия и отсутствие присутствия. Там, где у сознания присутствие, у бессознательного - отсутствие, там, где  у сознания отсутствие, там у бессознательного присутствие. Язык нужен для того, чтобы разобраться с сознанием и исключить бессознательное. Но, связавшись с сознанием, язык связывается и с бессознательным и пытается описать неописуемое, описать саму неописуемость, разумеется, отрицательным, негативным образом, как отсутствие. В результате язык состоит из связи присутствия и отсутствия слов и вещей. Реальное, сама реальность есть как сознательное, так и бессознательное и связь, со-общение между ними при помощи языка. Мы знаем язык сознательного, но каков язык бессознательного?
        - Язык сознательного – это язык мыслей. Следовательно, язык бессознательного  - это язык желаний. Когда в буддизме обращаются к нирване, то под этим наименованием подразумевают чистое сознание без бессознательного, без связи желаний, в которых запутывается смертный, - предложила свой вариант объяснения сознательного и бессознательного Радуга.
        - Так, хорошо, Радуга, что ты вспомнила мистику буддизма. Если следовать твоей догадке, то выходит, что реальность невозможна без явления стихии желаний. Есть явление сознания. Этим явлением являются наши мысли, которые мы узнаем и опознаем их языком при помощи слов. Мы знаем наши мысли, представляем их и переживаем, чувствуем их и чувствуем ими реальность. Но эта не вся реальность. Есть тот фрагмент реальности, который может оказаться нам доступным через желания. Это мир наших желаний и страхов вместе. Он становится для сознания запретным. Сознание пугается его и пугает нас желанием, ставит ему предел, пробует, пытается им овладеть с помощью языка, назвать, описать, определить его. Нам особенно становится желанным то, что нас соблазняет нарушить запрет. Нам приятно желание под запретом, запретное желание. Еще древние утверждали, что «ласки запретной любви слаще дозволенных ласк».
        - К чему все это ваше развернутое рассуждение вокруг и около сознания, облизывание его языком? – не удержалась от едкого сарказма Амака, устав следить за чужой (человеческой) мыслью Ивана Ивановича.
        - К делу, к поиску наших друзей и стрельцов. Наши друзья ушли туда, куда ушли стрельцы, или пытались уйти, кстати, как и стрельцы. Куда же они пытались уйти? На первый взгляд, кажется, в бессознательное.
        - Как можно уйти в бессознательное, уйдя из реальности? Ведь, согласно вашей теории, бессознательное есть часть реальности, - резонно возразила Амака.
        - Они и не ушли из реальности, но оказались в реальности, параллельной нашей реальности, которая для нас потусторонняя, трансцендентная реальность Это реальность иная, чем наша, - она реальность не сознания, а реальность бессознательного.
        - Это коллективное бессознательное? – спросил Евгений.
        - Естественно. Это бессознательное, в которое обращается наше сознание после смерти. После нее, но не в ней, мы живем в мире наших желаний и страхов.
        - Неужели там мы не будем думать? – спросила вдруг Амели.
        - А зачем думать, когда можно мечтать.
        - Но тогда в ней есть не только мечты. Оно состоит и из страхов, - предположил Пол.
        - Постойте, если это так, то мы уже в реальности сознания периодически окунаемся в мифическую, сказочную реальность желаний и страхов. Это реальность наших приятных снов и кошмаров, - сказал Иван Иванович.
        - Чего я никогда не могла понять на Земле, так это ваших снов, - недовольно заметила Амака.
        - Неужели маларианские ученые не видят снов? – иронично спросила Амели.
        - Какой еще вопрос можно ждать от стрельца? Вероятно, ваши предки просто навеки уснули, - в отместку ответила Амака.
        Иван Иванович заметил по выражению лица Амели, что та готова показать язык ученой маларианке. Чтобы предупредить неприятный ответ Амелио о том, что она думает о маларианцах,  он спросил Амаку: «Неужели маларианцы совсем не видят сны»?
        - Конечно, нет. Какой в них прок?! Совсем другое дело крепкий сон без сновидений, который убаюкивает уставшее сознание. Мы, маларианцы, всегда находимся в сознании, потому что, в отличие от некоторых, являемся полноценными разумными существами.
        - Неужели среди разумных существ есть не полноценные? – коварно спросила Амели.
        - Я не сказала, что есть не полноценные существа среди разумных существ. Я говорила только о полноценных существ. Мы такие, ибо постоянно находимся в разумном сознании, за исключением крепкого сна и смерти.
        - Разве бывает неразумное сознание? – спросила хранителя музея чужих культур Радуга.
        - Конечно, ведь вы, земляне имеете не только самосознание и сознание, но и бессознательное, которое занимает ваше время для сна сновидениями. Как я читала и слышала от самих ваших сопланетян, в снах вы часто неразумно ведете себя, тем более, если это страшные сны, кошмары.
        - Сны не только напоминают нам о том, что было, но и предупреждают нас о том, что будет! – поведал Иван Иванович.
        - И вы в это верите? Впрочем, во что еще можно верить?! Разумеется, в то, что является заблуждением. Малорианцы не верят, они знают истину.
        - Как вам будет угодно, милая Амака. Вероятно, то бессознательное, о котором мы говорим, а говорим мы о нем не так, как принято, что говорит о гипотетичности наших утверждений, об их предположительном характере, является иным измерением самой реальности, а не только реальности сознания. Уточню свою мысль. В реальности есть как сознательное, так и бессознательное, и сверх того, самосознательное. Вместе они влияют друг на друга, создавая причудливые сочетания, вроде таких, как сознание сознания, как в случае с самосознанием, или сознание бессознательного и бессознательное сознания. Следует еще иметь в виду, что разумная действительность есть действительная разумность всего того, что мы взяли в целокупном целом. Это высший уровень реальности, объемлющий в себе (в уме) в одном все целиком для всего как для себя.
        - Вот стрельцы исчезли, но никто так не волновался за них, как вы волнуетесь за своих учеников, что они исчезли, скорее всего, как стрельцы. Между тем следовало бы нам, разумным жителям Галактики, может быть не таким древним, как стрельцы, попереживать за них, ведь нас может ждать такая же участь, как и их.
        - Да, вы, Амака, обратили внимание на странный феномен душевной жизни разумных существ. Несмотря на то, что у вас разум значительно превосходит чувства, тем не менее, и вам ведома эмоциональная жизнь.
        - С вами глупо спорить, только замечу: эмоции играют второстепенную роль в нашей жизни, чего нельзя сказать о вашей.
         - У нас, у людей, бывает так, что мы боимся потерять своих близких в том виде сознания, в котором их узнаем, знаем. Но стоит им потерять свой разум, забыть себя, их потеря не является полной, потому что они уже потеряли себя, еще до своей физической смерти. Вот мы терпеливо ждем, когда близкие, наконец, умрут. Нам уже легче перенести смерть, потому что их уже нет. Так почему же мы так не переживали утрату, когда они потеряли разум, самих себя? Может быть потому, что привыкли ассоциировать утрату с физической смертью? – такими вопросами задавался Иван Иванович, обращаясь, прежде всего, к Амаке.
        - Знаете, я понимаю вас, но переживаю это не так остро, ибо для нас, маларианцев, тем более ученых маларианцев, и в чувствах действует разум. Поэтому мне, даже сейчас, очень трудно вас понять, потому что вы переживаете и выражаетесь душевно, если можно так сказать, а не разумно.
        - Вы не могли не понять, что этот случай я привел специально, чтобы объяснить то, что касается не только нас, землян, но и стрельцов. Я думаю, что у стрельцов как одной из самых древних рас в Галактике, не столько чувства были разумны, как у вас, маларианцев, сколько разум был чувствителен и даже чувственен. Он не то, что был чувством, он был химией, физикой познания. Разум стрельцов носил телесный характер. Вот почему они могли познавать не только мыслями, но и запахами, прямо путем прикосновения. Поэтому стрельцы особо остро переживали телесную смерть. Именно в теле они нашли свое самое уязвимое место. Таким местом стало их чувство жизни, чувство реальности. Из-за своего очень древнего происхождения они со временем стали терять его, сами будучи еще живы, реальны. Они чувствовали себя живыми, когда видели сны. Во снах они оживали. Живыми их делали желания и страхи. Пробуждаясь, они становились спокойными в чувствах, рассудительными в разговорах и здравыми в суждениях. Но это было скучно и так предсказуемо, так, как всегда. То, что прежде вызывало одобрение, теперь было невыносимо. Почему же произошла такая перемена? По какой причине это не случилось раньше или намного позже того, что имело место?
        - Разумные сомнения, - согласилась Амака с тем, что вопросы Ивана Ивановича имели смысл применительно к его теории исчезновения стрельцов. – И как вы на них можете ответить? Или у вас нет ответов?
        - Возраст цивилизации стрельцов послужил для них мотивом поиска пути реализации их сновидений, - убежденно ответил учитель. – В самом деле, если во снах они оживали от смертельной скуки повседневной жизни, доведенной до безопасного автоматизма, то у них не могла не возникнуть идея в них остаться на всю оставшуюся жизнь.
        - Интересное предположение, за одним небольшим исключением, которое все решает. Если бы стрельцы все разом навеки заснули, то уже не во сне, а наяву от них остались бы в поселениях на Летусе, родной планете стрельцов, и в колониях по всему Млечному Пути их спящие тела. Но мы не нашли ни одного тела. Куда и как они исчезли? – спросила Амака, раскачиваясь на скрипящей двери.
        - Не будет ли удобно вам продолжить беседу  в самом кабинете, а не на его пороге? – резонно спросил беседующих Пол, еле скрывающий свою досаду.
        - Вот и вашему продвинутому ученику ваша теория не внушает доверия, - констатировала Амака.
        - Нет, почему же… Но лучше научные гипотезы обсуждать в кабинете, чем в коридоре, - пояснил Пол.
        В кабинете, судя по обстановке и тому, как аккуратно были разложены вещи, многие из которых для присутствующих были неизвестного происхождения и назначения, что вполне объяснимо самим местом их нахождения, - музеем института внеземных, инопланетных культур, - царил полный порядок, располагающий к спокойному обсуждению возникшей проблемы исчезновения его хозяина.
        - Куда и как исчезли стрельцы, я доподлинно не знаю, -  ответил Иван Иванович, жестом предлагая хранителю музея место на диване прямо напротив себя.
        Когда все присутствующие, если не считать «дух Сирина», присели там, где им было удобно, он продолжил свою речь.
        - Но мы можем вместе подумать, куда именно и каким образом они могли пропасть. Причем пропали они явно по своей воле, - уверенно сказал учитель.
        - Почему по своей воле, а может быть под чьим то посторонним внушением?   Например, под внушением тех, кто соблазнял их снами, – предположил Евгений.
        - И кто это могли быть? – спросила Амели.
        - Если рассуждать в вашем духе, то ими могли быть те инопланетяне, которые жили еще раньше стрельцов и к тому времени уже вымерли от старости. Ведь есть же, точнее, были такие цивилизации.
        - Да, были. Например, «хрлуздигмаги» или «гу». Да, мало ли, еще кто, - пояснил хранитель музея. - Но как из мира мертвых они могли воздействовать на живых? Неужели вы, взрослые люди, до сих пор еще верите в детские сказки о «живых мертвых»? – она спросила в изумлении, и возбужденно стала ходить по дивану, ловко лавируя между сидящими гостями.
        - Какие были причины гибели тех цивилизации нашей Галактики или ближайших, которые достигли высшей точки своего развития? – в свою очередь спросила Радуга.               
        - В основном от старости, от физической немощи. В таких случаях они просто перестают естественно воспроизводиться, как это бывает с каждой из нас, достигшей известного возраста, - спокойно объяснила Амака.
        - Как же искусственная жизнь? – спросил Пол.
        - Неужели вам неизвестно, что жизнь можно искусственно поддерживать только до определенного предела? Дальше она теряет всякий смысл, - безоговорочно сказала Амака.
        - Конечно, известно, но абстрактно. Выходит, не всегда искусственная жизнь теряет жизненный смысл, как это произошло в случае со стрельцами. Если встать на сторону теории Ивана Ивановича, то искусственной жизнью может стать жизнь в ином измерении, а не в обычном словоупотреблении в качестве изготовленного человеком или другим разумным существом кибернетического устройства.
        - Пол, благодарю тебя за то, что ты развиваешь нашу рабочую гипотезу. Но как практически это можно представить?
        - Допустим, что стрельцы открыли неведомый канал, портал связи с иным миром, образом которого является мир снов, – предложила Амели свой вариант объяснения.    
        - Можно допустить все, то угодно, но как проверить правильность такого допущения? – усомнилась Радуга в допущении Амели.
        - Попробовать это увидеть во сне, - пошутил Евгений.
        - Я не шучу, - спокойно сказала Амели.
        - Мне до сих пор кажется нелепой такая сонная теория исчезновения стрельцов и наших друзей, - возразила Радуга.
        - Даже если она выдумана нашим учителем? – саркастически спросил Пол.
        - Мы не имеем права на собственное мнение и суждение? – переспросила с вызовом Радуга.
        - Ребята, не спорьте. Это только рабочая версия гипотезы. Причем еще только ее первоначальный набросок в мысли. Но, тем не менее, я автор этой гипотезы и пытаюсь развить ее в теорию. Не вижу, почему мне не подумать, не поразмышлять над ее обоснованием. Она вполне имеет смысл и право на существование. Тем более, что других гипотез пока нет. Во всяком случае, я не слышал от вас других предложений. Как говорят: критикуешь, сомневаешься, предлагай свою теорию или хотя бы точку зрения на проблему.
        Вот, Амели, поддержала меня в том, что допустила мир снов в качестве образа иного мира, в котором скрылись стрельцы и, по-видимому, наши друзья. Если это так, то какая именно связь существует между снами и реальностью иного рода, чем наша? Это связь прототипа и типа, оригинала и копии? То есть, связь отражения с отражаемым, спекулятивная, рефлексивная связь?
        Выстраивается такая интересная логическая цепочка следования (последовательность): сознание следит за бессознательным, а за самим сознанием следит самосознание, сам сознающий.  В результате выходит отражение отражения. В отражение сознание возвращается к самому себе и становится не только сознанием в себе (бессознательным), но и сознанием для себя (самосознанием). Само же сознание является сознанием в другом (ином), в бессознательном, то есть, ему, сознанию, следует быть  бессознательным, чтобы быть сознанием, его отражением. Когда же оно отражается в себе и посредством себя в другом, оно само становится отражаемым, а его отражение – сверхсознательным.
        Итак, человек как Я или личность есть, если есть не-Я в качестве Я как объекта (бессознательного, «оно»). Оно,  уже сознание, является Я, субъектом, если есть как объект, как бессознательное. Однако чтобы быть Я это необходимо, но этого недостаточно. Достаточным будет, если Я найдет опору в нечто ином, чем свое иное, ибо в последнем оно забывает себя. В самом Я сознание не может найти себя, ибо оно в себе есть бессознательное. Для самоутверждения сознанию (Я) следует искать опору в надличном сверхсознании (сверх-Я). Может ли им быть самосознание человеческой личности? Может, но эта опора будет только ментальной, опорой саморазумения, ведь человек жив телом. Для того, чтобы иметь опору уже не в теле, а в духе, следует умереть как телесное существо.
        Но в духе ли стрельцы искали себя? Они хотели быть счастливыми, поэтому стремились к удовлетворению своих желаний, пытались получить удовольствие, наслаждение от жизни и сторонились того, что может сделать несчастными, боялись неудовольствия, боли страдания.
        Естественно, возникает вопрос: «Нашли ли стрельцы свое счастье в ином измерении бытия, если это измерение не разума как бесплотного тела духа, но бессознательного тела наслаждения»? Чтобы сделать вопрос более понятным для совместного поиска ответа на него, я переформулирую его: «Стоила ли игра свеч, если стрельцы искали спасение от старости, которая естественно ведет к смерти, так что как гонец предупреждает о ее приближении своим больным, немощным видом и упрощенной речью, в беспечной и глупой молодости с ее культом наслаждения в виде счастья»? И поэтому, не является ли обращение к своему прошлому в образе вечной юности прижизненной реинкарнацией, вторичной, уже гротескной материализацией духа молодости (сентиментальная история чувств повторяется как фарс) с ее беспечным, глупым культом удовольствий, старческим впадением в детство?
        - Смешные вы, конечно, учителя, но с вами интересно. Однако заговорили вы меня. А мне надо делать дела! Вы знаете, сколько дел у хранителя?
        - Знаем, знаем. Сколько много тайн Вселенной хранит ваш музей. И все эти тайны нужно сохранить в целости и сохранности. Спасибо вам, Амака, за гостеприимный прием, - поблагодарил хранителя учитель.
        - Ничего, ничего. Но «спасибо на добром слове», как у вас говорят.
       - Какие у нас дела? – лениво спросил Асака. – Сиди и смотри. Хватит – насмотрелся. Теперь хочу слушать.
        - Слушай, слушай и запоминай. Потому мне расскажешь. Смотри у меня! – наказала Амака и, шмыгнув в открытый проем двери, исчезла.
        - Да, уж, - выдохнул Евгений, и все рассмеялись.
        - Не узнаю Амаку. Это вы понравились ей своими умными речами, - объяснил необычное поведение своего хранителя Асака. – Обычно она держит круговую оборону и отпугивает посетителей.
        - А они бывают? – неожиданно спросил Пол.
        - Бывают, иногда.
        - И когда были в последний раз?
        - Ровно три месяца назад, день в день, нас посетила вот эта женщина, по видимости землянка, а по невидимости стрелец, - огорошил всех своим известием смотритель, показав узловатым черным пальцем на Амели.
        - Асака, вы часом не колдун? – спросила Амели.
        - Ноне все колдуны перевелись. Но, скажу я вам по секрету, я потомственный колдун. И бывших колдунов не бывает. Вот поэтому и приходится работать тута смотрителем. Я все смотрю, смотрю, еще не насмотрелся.
        - На что смотришь, Асака? – спросил с полным понимаем учитель для своих учеников.
        - На себя смотрю. Все эти удивительные вещи, которые здесь хранятся, живые. Они сказки рассказывают мне о себе и обо мне. Эти вещи, кого лечат, а кого калечат. Со временем такой вещью стал и доктор Сирин. Я называю его «Иван».
        - Так для вас мой дядя перешел в разряд «диковинной вещи», что ли? – с огорчением спросила Амели потомственного колдуна.
        - Ну, да. Мне так удобно теперь с ним обращаться.
        - Неужели вы его заколдовали? – спросила Радуга.
        - Было дело, - не скрою. Но, к сожалению, он не поддающийся. Не слушал моих советов не залезать туда, куда не следует.
        - И куда он залез? – одновременно спросили, удивленно переглянувшись, учитель и наблюдатель.
        - Как – куда? В неприятности! Говорил ему давеча: не лезь в чулан, так он полез и там пропал, - уже не огорошил, но просто потряс всех своих слушателей смотритель. 
        - Так почему вы сразу не сказали мне об этом?
        - Вы не спрашивали об этом. Мое дело маленькое – смотри и не трогай руками, и другим не позволяй.
        - Неужели нельзя было догадаться? – спросил Иван Иванович.
        - Вот вы умный человек, а туда же, что вот эти дети малые. Я догадливый. Предупреждал Ивана о том, что его ждет, что сказал мне Папа Легбе.
        - Кто это такой – Папа? – спросила Радуга.
        - Это посредник между видимым миром людей и невидимым миром духов в  местной религии вуду. Один из класса невидимых духов «Лоа», - пояснил учитель.
        - Ты много знаешь, но не все, - предупредил колдун.
        - Кто все знает? – спросил учитель.
        - Кальфу. Это владыка теней. Он соблазнил Ивана изменить ход времени. Для него он изменился. Изменился и сам Иван. Он стал слугой мастера Кальфу в мире духов.
        - Асака, тебя назвали этим именем в честь бога урожая? – спросил учитель.
        - Да, учитель.
        - Ты считаешь, что я учитель?
        - Ну, конечно. Ты был бы у нас жрецом.
        - Как ты, Асака?
        - Да.
        - Ты поддерживаешь связь со своим покровителем и его братом – бароном Субботой?
        - Не каждую субботу, только Черную.
        - Шаббат может помочь тебе связаться с Иваном?
        - Да, для этого он дал мне гри-гри Ивана.
        - Что такое «гри-гри»»? – спросила Радуга. – Это кукла вуду?
        - Да, амулет, вольт Сирина, - ответил учитель, - с его помощью колдун может общаться с усопшим или живой жертвой. Это двойник духа в реальном мире, его материальная копия для манипуляций в симпатической магии.
        - Ты можешь вступить в контакт с Иваном?
        - Сейчас нет. Для этого необходимо условное время. К тому же такой контакт небезопасен. Как для меня, так и для Ивана. Трудно скрыться от Кальфу. Он есть сама скрытность. Нет никакой уверенности в том, что он не слушает нас и не смотрит на нас сейчас из своего мира теней.
        - Если вы не в свое время проведете ритуал, то дядя может вернуться  как зомби из мира мертвых? – с тревогой в голосе спросила Амели.
        - Маловероятно, что из мира теней, может появиться зомби. Но он может ожить, если тело человека осталось здесь. Опасно вызывать Ивана теперь, когда он стал служить Кальфу. Вдвойне опасно в неустановленное время. 
        - Расскажи, пожалуйста, Асака, как Иван покинул этот мир, - попросил учитель колдуна.
        - Что говорить! Иван нашел дорогу в мир теней там, где ей самое место.
        - Это где? – спросили хором собеседники.
        - Где-где!? Здесь! В музее чужих культур Внеземелья. Вы думаете, откуда пожаловали к нам все эти лоа, включая Амаку?   
        - Из космоса? – предположил учитель.
        - Ну, конечно, оттуда. Так вы зовете наш мир духов. Может быть, я остался последним их колдунов.
        - Бедный «последний из могикан», - пожалела Радуга старика-смотрителя.
        - Не скажите ли, почтенный Асака, где именно и каким образом исчез Иван Сирин? – спросил смотрителя между тем наблюдатель.
        - Сами смотрите, ученые.
        - И все же, Асака, где и как?
        - Ну, скажу я вам, и что вы будете делать?
        - Я обещаю тебе, Асака, как последнему смотрителю и настоящему хранителю дороги мертвых, что мы своевольно не последуем за Иваном, - уверил в том его учитель.
        - Это хорошо, что у вас добрые намерения, учитель Иван. Но как ваши спутники? За них я не уверен. Ладно, даже если я покажу вам то, что сбило с пути жизни Ивана Сирина, что вы будете делать с этим пустым знанием? Вы думаете, сами безопасно, без помощи духов попадете на тропу мертвых?
        - Нет, не думаю. Но это даст нам зацепки, которые могут привести нас к правильным действиям.
        - Хорошо, я покажу только вам и больше никому другому из здесь присутствующих, - тогда ответил смотритель.
        - На вас наложили заклятие? Показать – табу?
        - Я все сказал.
        - Друзья, что делать! Я прошу вас оставить нас одних. Позже я позову вас в кабинет.
        - Учитель, мы не оставим вас наедине с колдуном, - пообещала Радуга, волнуясь за безопасность Ивана Ивановича.
        - Мы понимаем друг друга. Все будет хорошо. Но плохо будет, если мы не будем доверять друг другу.
        Спутники были вынуждены выйти из кабинета.
        Когда учитель остался наедине со смотрителем, то тот быстро прошел через кабинет к дальнему шкафу, открыл его и что-то вынул из выдвижного ящика, спрятав в своей ладони, и потом сразу передал из рук в руки подошедшему учителю, сжав его руки своими. Что это был за предмет, трудно было разглядеть постороннему наблюдателю. Иван Иванович сказал: «Асака, без вашей помощи нам не справиться с этой фантастической задачей. Может быть, вы полетите с нами на место исчезновения наших друзей на Зеленую Планету»?
        - Да, да, на Зеленую Планету. Нет, я не мог оставить свой пост смотрителя. Кто за меня будет смотреть?
        - Неужели в музее нельзя найти вам замену на время, взять вашего помощника, ученика?
        - Ученик не справиться с таким сложным заданием. Вы же понимаете, о чем я говорю?
        - Да, но…
        - Если понимаете, то не произносите вслух, что понимаете. Могу только сказать, что ваши ученики будут вам помощниками.
        - Хорошо. Но как мы свяжемся с Сириным?
        - Стрелец вам поможет в этом. Но она еще не готова. Она самый уязвимый ваш помощник. К тому же она не ваша ученица и вполне самостоятельна.
        - Уязвимый для чего?
        - Для чар владыки теней. Так я зову его согласно традиции моих предков. Вы можете знать его под другими именами. Но она еще не готова познакомиться с тем, что я дал вам на хранение. Может быть, я и помогу вам  прямо, если на то будет воля неба. Но пока вы должны сами пройти испытание. Все. Вам больше нечего делать в этом месте. Теперь оно для вас закрыто. Пока вы не прошли испытание.
        - Что это за испытание?
        - Узнаете в свое время. До этого времени держите то, что я вам отдал в надежном месте. Когда будете перекладывать, ни в коем случае не смотрите на него, закройте глаза и сразу спрячьте. Иначе оно потеряет свою силу тайны.  Теперь делайте по своему плану то, что следует у вас за посещением института ксенологии, - посоветовал смотритель и вышел на балкон.
        Учитель последовал за ним, но там никого не нашел. На него со всех сторон смотрели только стрельчатые арки балконов, спускающихся вниз  чуть не до самой земли. Вверху были одни  пушистые облака. Они висели на небе так рядом, что казалось, достаточно только протянуть руку, чтобы дотронуться до них.   Далеко внизу под ногами белым пятном маячило дно колодца двора института. У Ивана Ивановича было такое впечатление, что Асака растворился в воздухе, и его ветром сдуло вниз. Но внизу уже никого не было видно, и поэтому Иван Иванович, тяжело вздохнув, вошел опять в кабинет, открыл дверь и вышел. Своим спутникам он только сказал, что Асака покинул его, предупредив, что им больше нечего делать в институте. 
        Когда они спустились на лифте вниз в холл музея института, то там никого не нашли, чтобы проститься и, хлопнув массивной входной дверью, покинули институт.
        По дороге на Центавру к Мождирлунгу  с пересадкой на Луне спутники пытались разведать у Ивана Ивановича, что ему показал смотритель дороги смерти, но учитель отмалчивался, ограничившись короткими репликами. Так, когда Амели, спросила его, не личный ли это тотем ее дяди, Иван Иванович только загадочно сказал, что сам еще не видел. Амели посмотрела на него так, что ему показалось, что она обо всем догадалась. Но, может быть, ему это только показалось.
        - Иван Иванович, от беседы нас отвлек колдовской туман, который напустил Асака. Ваша теория мне понравилась своей замысловатостью, но неужели вы думаете, что стрельцы, несмотря на свою анахроничность, так просты, даже простоваты, что на старости лет вздумали встряхнуть стариной и, бес, Кальфа Асаки, в ребро, поминай, как звали, ударились в разгул беспутной молодости? Так можно подумать о тех стариках и старухах, которые выжили из ума по причине возрастной деменции, старческого маразма и пережили свой век, но никак не об одной их самых умных цивилизаций Млечного Пути.
        - Кстати, Амели, те старики и старухи, которых ты назвали «выжившими из ума» в свое время, еще не пережив свой век, могли быть очень умными в своем роде. Но природа не щадит никого из живущих, в том числе и стрельцов. «Моя теория» еще не теория, а только идея о том, что есть не только сознание  и то, что выше его, как разум, находящий выражение в сознании в качестве самосознания, но и то, что не имеет сознания, во всяком случае, самосознания, и, несмотря на это, еще как соблазняет порой и умных людей, принимающих бессознательное за сверхсознательное.
        Чуть позже этого разговора, подлетая к Луне, учитель имел разговор и с Полом. Иван Иванович спросил его как наблюдателя, что тот думает о встрече в музее.
        - Она имела познавательное значение. Мне лучше стали понятны маларианцы, в частности ученые маларианки и религиозные верования аборигенов Африки.
        - А по делу наших пропавших друзей ты сам узнал что-то новое, что могло навести тебя на правильные ответы?
        - Не думаю. Этот шаг, по-моему, ведет в никуда. Это ложный шаг. Что может быть общего между поисками инопланетян и наших ребят и религией зомби? Учитель. Неужели вы полагаете, что они превратились в зомби? Если нет, а это так, то какой в этом смысл? Если нет смысла, то следует заниматься отработкой других версий.
        - Тебе не интересно узнать, что показал мне смотритель и куда он исчез?
        - Я слышал, что вы сказали Амели, и думаю, что колдун вам дал в руки вещь, которую строго приказал держать в тайне от всех, даже от себя, до поры до времени. Эта вещь сама по себе ничего не стоит и не имеет никакого или прямого отношения к исчезновению сумасшедшего стрелецеведа, но ей приписано мнимое значение тайны, существенное для околдованного.
        - То есть, для меня?
        - Типа того, ничего личного. Что до исчезновения самого смотрителя, то это уже мания исчезновений. Вот в этом ничего, кроме голого фокуса, нет и в помине.
        - Согласен, но с говорками, не на все сто процентов.
        Сам Иван Иванович не знал, что и думать. Неужели он сам того, не ведая и не чувствуя, попал под влияние колдуна? С чего бы это? Он был ясен умом, чист душой, здоров телом. Каким же образом воздействовал на него колдун? Неужели Асака действовал на его подсознательные желания?   
    

Глава седьмая. Центавриане
        На Луне к товарищам-искателям присоединилась Шила. Она была рада видеть всех своих друзей вместе с учителем. Только на Амели она косила настороженным глазом да украдкой принюхивалась. Видимо, она увидела то, что оказалось незаметным другим, исключая Амаку, и учуяла нечто своим чувствительным носом. Правда, Амели ровно держалась и была привычно приветлива. Иван Иванович слово в слово передал Шиле содержание и обстоятельства своего разговора с александрийским колдуном. Шила отнеслась более серьезно к Асаке, чем Пол, и спросила, как вела себя Амели на встрече с Амакой и Асакой.
        - Да, нормально, чисто по-человечески, как все остальные. Для нас не меньшим чудом стал Асака, нежели Амака. Во всяком случае, на меня он произвел неизгладимое впечатление.
        - Оно и понятно.
        - Что понятно?
        - Что колдун, естественно, околдовал тебя.
        - Это почему же? Я вполне разумный человек.
        - Вот именно. Как раз разумные люди бывают доверчивы, относясь к людям лучше, чем они того заслуживают. Но судя по вашему рассказу Асака не так опасен, как может показаться на первый взгляд. Хотя его образ в вашем сознании вызывает обоснованную тревогу. Не он сам, но через него упомянутый им владыка теней, а по-нашему, самый натуральный черт, вполне способен оказать на всех нас  вредное давление, - пояснила Шила.
        - И это все? А как же тот предмет, что мне передал Асака?
        - Нет, не все, - сказала Шила и добавила шепотом, чтобы ее никто не слышал, кроме учителя, - вы потеряли свою обычную бдительность свойственную вам как мыслителю и учителю. И все из-за своей странной привязанности к этой стрелочнице.
        - Да, ничего я не испытываю к ней, кроме обычного человеческого любопытства.
        - Как бы, не так. Это только вам кажется. Что до предмета, который вы так и не потрудились рассмотреть, то это скорее ничем не примечательный объект магической симпатии. Пол прав только в этом. Потом, когда мы останемся одни, вы обязательно покажите его мне. Он может оказаться глазами и ушами темных сил.
        - Даже так?
        - А вы как думали? Колдовство – это серьезная и опасная вещь.
        Центавра была обычной планетой, как Земля. Она, конечно, отличалась от нее, но не в лучшую сторону. Центавра была просто другой планетой, на которой живут такие же разумные существа, похожие на землян, но не земляне. Она была не голубого цвета, как Земля, но розового. Особенно красивыми были там восходы и закаты двух светил, которые благодаря своему кооперативному эффекту создавали волшебный  по своей живописности вид неба всех цветов радуги.
        Мождирлунг превзошел сам себя как гостеприимный хозяин, познакомив искателей со всей своей многочисленной родней за щедрым столом на берегу великолепной лагуны. После сытного застолья гости отправились на пляж отдохнуть с дороги. Вот тут то Иван Иванович и вынул заветную вещь Асаки и показал ее Шиле. Это была небольшая шкатулка кубической формы.
        - Что-то в этом роде я и ожидала увидеть. Ваш Асака не так прост, как мне показалось, судя по рассказу. Да, эта шкатулка называлась прежде, в древние времена человеческого рабства, ящиком Пандоры.
        - Я вот слушаю тебя, Шила, и мне невольно кажется, что ты такая же выдумщица, какой была в первый год учебы. И главное ты говоришь так убедительно, что я думаю, либо я такой дурак, либо ты такая хитрая, что просто хочется тебе поверить. Ну, какой ящик Пандоры и в музее внеземных культур. Или ты начиталась братьев Стругацких?
        - Это кто еще такие?
        - Да, были такие фантасты тысячу лет назад.
        - И вы помните фантастов доисторического времени? Я понимаю, когда специалисты помнят Шекспира или Гете, но какие-то Стругацкие. Я была лучшего мнения о ваших вкусах.
        - Дело не в них, а в том историческом калейдоскопе, который крутится у тебя в голове. Или ты в переносном смысле сказала о шкатулке Асаки?
        - Разумеется, в переносном смысле, - стала уверять его Шила, но по ее смущению он понял, что она использовала мифическое словосочетание буквально. Для нее это было нормально, но для Ивана Ивановича с его острым историческим чутьем такое употребление древнегреческого реликта звучало вульгарно.
        - Неужели, Шила, ты полагаешь, что в этом ящике хранятся человеческие несчастья?
        - Ну, да! Что такого я сказала? Это и есть ящик несчастий, - так я чувствую.
        - Что такое ящик несчастий?
        - О каком ящике несчастий вы говорите? – поинтересовался их уединенной беседой хозяин.
       Мождирлунг буквально впился своими круглыми глазами в ящик Асаки.
        - Знаете что? Мне он напоминает что-то, но что, хоть убей, - не помню. Я подумаю, вспомню и потом обязательно скажу.
        - Он как то связан со стрельцами? – спросил центаврианина учитель.
        - Да, не помню я, - коротко ответил Мождирлунг, как если бы хотел отвязаться от того, что беспокоило его изнутри.
        Когда они уже накупались и порядком отдохнули, то ближе к вечеру собрались кругом на песчаном  берегу, где стояла беседка. В ее тени можно было не только отдохнуть от яркого и жаркого солнца, но и душевно поговорить за чашкой местного напитка, напоминавшего чай. Теплый ветер тихо дул с моря, нагоняя на них сонную волну, которая плескалась в пушистой пене у их уставших ног. И тут Инга стала отговаривать ребят от поездки на Зеленую Планету.
        - Мы все равно не вернем ребят. Космос забрал их у нас. Он ничего не отдает обратно. Меня страшит его темная бездна. Отправившись вслед за ребятами, мы сами можем в нем пропасть.
        - Инга не нагоняй волну пессимизма. Ты как всегда в своем репертуаре. Говори: поедешь с нами на поиски Маши, Матвея и Франсуа? – спросил Пол Ингу.
        - Поеду! – отрезала Инга. – Но только для того, чтобы вы не пропали тоже.
        Как раз в это время Ивана Ивановича кто-то тронул за рукав. Это был Мождирлунг. Он сказал ему на ухо, что все вспомнил и предложил пройти в бунгало, стоявшее недалеко от беседки. Когда они собирались уже покинуть компанию, то Амели бросила им в след такую фразу: «Мождирлунг, зачем вы похищаете  нас вашего учителя»? Шила и Иван Иванович переглянулись. Центаврианин вопросительно посмотрел на Ивана Ивановича. Учитель махнул рукой, дав понять тем самым, что не имеет смысла хранить секретный ящик в тайне от  всех искателей.
        - Знаете, мои дорогие, смотритель Асака передал мне странную шкатулку, когда мы остались наедине друг с другом. Вот она, - сказал учитель и показал ее.
        Все или почти все, если не считать Шилу и Мождирлунга, уставились на злосчастную шкатулку.
        - Да, это она, - внезапно сказал центаврианин. - Это шкатулка времени стрельцов. Наши старики говорят, что у стрельцов была удивительная вещь – шкатулка времени. Они описывали в точности то, что я вижу сейчас. Шкатулка в виде шестнадцатигранного куба. Эта шкатулка напоминает обычную игральную кость (dice) – ручной генератор случайностей (случайных чисел) в настольных играх. Каждая четырехгранная сторона куба составляется из двух равнобедренных треугольников. Треугольники символизируют три измерения пространства (места) и времени. Трехмерное пространство имеет измерения ширины, глубины и высоты. Это формальный аспект. Эти измерения наполняются содержанием: широта знанием в лучшем случае, обычно же информацией, данными опыта в виде фактов, глубина – смыслом, а высота – идеальным (высоким) значением. Вот что касается времени, то у меня начинают путаться мысли.
        - Мождирлунг, давай я попробую разобраться в этом времени, - предложил учитель и центаврианин кивнул в знак согласия головой. – Три измерения времени: это прошлое, настоящее и будущее. Но это так на первый взгляд. Первое измерение времени есть четвертое по отношению к трем измерениям пространства. Это настоящее место. Местом времени является настоящее как мост между прошлым, которого уже нет, и будущим, которого еще нет. Но они есть в настоящем как память прошлого и мечта, воображение, фантазия будущего. Настоящее суммирует глубину памяти прошлого и высоту мечты будущего и тем самым расширяется, расширяет наше сознание настоящего. Это настоящее становится не просто настоящим времени. Оно превращается в вечно настоящее, перпендикулярное обычному трехмерному времени. Оно свертывает время пространства в точку, ибо для времени и места настоящее теряет свою обычную размерность разделения на прошлое и будущее, обращаясь в мгновение. Как точечное мгновение настоящее есть явление вечности во времени.
        Но есть еще одно измерение времени. Это не мгновение (момент) времени, но ее непрерывность. Правда это непрерывность не горизонта, горизонтальной последовательности моментов, следующих друг за другом и составляющих бег времени по кругу, но вертикали одновременного сосуществования настоящих моментов времени. Они параллельны друг другу и являются монадами, никак не сообщающимися друг с другом внешним образом. Если первое измерение времени свернуто в точку единого и представляет настоящее как многое прошлое и будущее в одном настоящем. То второе измерение времени развернуто как единое во многом, в бесконечном множестве точек настоящего, сосуществующих одновременно (синхронно). Но что после всего этого неисчерпаемого многообразия представляет собой третье измерение времени? Вот в чем вопрос. Первое измерение времени, не сводное с измерениями трехмерного места: с его глубиной, широтой и высотой в качестве прошлого, настоящего и будущего, но стоящего поперек него, неуместного ему, утопического, есть вечно настоящее, сингулярность вечности в котором свернуты все настоящие времена: как прошлые, так и будущие. Это не-иное времени. Второе измерение времени как одновременное сосуществование настоящих, их синхронное разворачивание без пересечения друг друга есть полнота времен, уже не нищета, пустота вечности, но ее неисчерпаемое разнообразие, иное времени как вечность.
        И, наконец, третье измерение времени, поперечного измерению пространства есть синтез свертки и развертки времени как настоящей и полной вечности. В этом качестве время становится обратимым в вечности.
        Итак, время не в обычном виде,  имманентном пространству, а в необычном виде, трансцендентном ему, является вечным, полным и обратимым. Оно не тянется без конца, но сразу обрывается, когда не находит места в материальном мире. Оно просто сворачивается и поэтому не знает смены состояний, является пустой вечностью, вечно настоящим, без прошлого и будущего. Это вечно настоящее на самом деле является вечно прошлым. Другое дело, когда вечность является синхронизацией всех настоящих, настоящих всех времен, как прошлых, так и будущих. Это не пустая, а полная вечность, полная настоящим. Эта полная вечность и является настоящим вечно настоящим. Она иная неиному, абсолютно пустому абстрактно вечному настоящему. В третьем суммативном или синтетическом измерении времени вечность становится тем, что ее абсолютно отличает от необратимого времени, - обратимым временем. В этом периодически повторяющемся моменте настоящего  вечность является вечной, обратимой. Когда настоящее сворачивается, коллапсирует, опустошается, тогда оно разворачивается, наполняется вечностью. И, наоборот, когда настоящее разворачивается, то тут же сворачивается. В этом вечном смысле вечность является  всегда будущим неиным неиного и иного времени.
       Поясню действие трансцендентных измерений времени на конкретном примере жизни смертного. Смертный умирает и переходит из времени, имманентного миру, во время, трансцендентное миру, во вне мировое время. Этим местом свернутого времени является пустота смерти. Это ад времени. В нем царит развоплощение. Это момент перерыва времени перед воплощением. Он может длиться бесконечно долго и бесконечно кратко, ибо в нем самом нет внутренней размерности, измерения. Он безразмерен. Но если смертный проскакивает момент смерти, не теряя сознание, то он по необходимости оказывается уже не в полой, а в полной вечности, полной настоящими воплощениями. Эти воплощения  являются райскими воплощениями. Они состоят из одного духа. То, что в мире было рассеяно на бесконечное количество состояний времени, места и действия сознания,  что нельзя было собрать в одном месте и времени самосознания, в личном Я, то теперь в обратимой вечности держится самой вечностью. Причем держится не только в себе, но и во всем одновременно и обратимо на все.
        То Я, которое проявляется во время жизни у каждого самосознающего человека уникальным образом, но остается всеобщим только формально, в вечности является уже конкретно всеобщим, полным, одновременно существующим и обратимым во все Я  в полном составе всех их уникальных содержаний.
        - Иван Иванович, вы, конечно попробовали разобраться, но сами вы поняли, что сказали? Я, например, еще больше запутался в том, что знал только приблизительно. У вас время то идет вдоль по местам, то встает поперек места и становится неуместным, то сразу есть везде, одновременно во всех местах одно и то же, то идет, течет вспять. То, что было впереди, встало сзади. То, что стало по боку, встало в бок. Попробуй, пойми! – вскричал Мождирлунг.
        - Да, история! – вздохнул Евгений.
        - И причем тут стрельцы? _ вдруг спросила Радуга, выразив общее сомнение в накручивании счетчика вечности.
        - Да, в самом деле, Иван Иванович, причем? – повторил вопрос Пол.
        - Да, при том, при самом, - в сердцах ответил учитель. – Как вы меня слушали, что ничего не поняли?
        - Ну, почему же, я, кажется, разобралась, - сказала Амели, решив поддержать Ивана Ивановича.
        Все с сомнением посмотрели на племянницу «черного ксеноархеолога». 
        - Иван Иванович, как вы слышали, дал свою интерпретацию восприятия времени стрельцами, которое ожило в памяти нашего уважаемого хозяина под впечатлением от вида музейной шкатулке Асаки. Очень уж она напоминала Мождирлунгу соответствующую шкатулку времени стрельцов. Иван Иванович представил каждую из сторон кубика шкатулки, который в стародавние времена начала технической эры у землян называли кубиком Рубика, в виде двух равнобедренных треугольников: места и времени. Причем вместе они составляют шесть измерений. Если начинать счет с трехмерного пространства, то измерение времени настоящего добавляет к трем измерениям пространства: глубине, широте и высоте и соответствующим им трем измерениям времени: прошлому, настоящему и будущему уже четвертое, перпендикулярное, трансцендентное им, измерение (меру) времени в виде пустой (мертвой, формальной) вечности. Следующие измерения потустороннего времени, представленные уже полной и обратимой вечностью, являются отражением самой вечности, а не времени, и отражением отражения в вечности.
        Иван Иванович представил нашему вниманию три качества времени, свойственные уже вечности, как то: пустотность или свернутость (сингулярность), полноту (развернутость) и обратимость (партикулярность). Соответствующим образом эти три измерения трансцендентного времени соотносятся с тремя состояниями имманентного времени как вечно прошлое, вечно настоящее и вечно будущее. При этом вечно настоящее в формальном, пустотном виде, а не в содержательном, конкретном виде является только вечно прошлым.
        Правильно я передала дух вашего рассуждения, Иван Иванович, о вечном времени, как его понимали стрельцы согласно вашей интерпретации?
        - Да, вроде правильно. Спасибо, Амели, за понимание.
        - Это вам спасибо. Вы помогли мне лучше понять ход мысли самих стрельцов относительно природы времени и вечности. Но тогда возникают новые вопросы в связи с их исчезновением. Что касается куба времени, то возникает практический вопрос о том, как запустить его, чтобы он хотя бы модельно показал нам, как работает вечность, развертывая свои многочисленные грани перехода от одного четырехмерного плана времени к другому.
         - Вот этого мы еще не знаем. Но можем предполагать, не как действует куб, а для чего стрельцам понадобилось исчезновение.
        - Для чего же? – спросила, напрягшись, Амели.
        - Для того, чтобы, не дожидаясь опустошения времени смертью, реинкарнировать в этой еще жизни в полную временем вечность. Они исчезли для нас потому, что мы не видим их, так как не можем локализовать их в одном, нашем времени. Теперь они сосуществуют в разных временах, которые были до нашего времени и времени их исчезновения и будут после. Если это так, то время для них идет вперед в той же мере, в какой идет вспять.
        - Но почему же тогда мы не видим их в нашем времени? Пускай мы не видим их в других временах, потому что нас нет там, но как же быть с нашим временем? А то получается, что, отсутствуя в нашем времени, они не присутствуют в полноте времени как в вечности, - резонно заметила Шила.
        - Шила, ну, как ты забыла о первородном грехе идеализации? Не следует совершенное, идеальное гипостазировать до натурального. Совершенство оплачивается полной конверсией натурального в духовное. Нет натурального, естественного совершенства. Оно сверхъестественно, духовно. Его материей является разум. Это ноуменальная материя. Кстати, демоны, которые могли их сбить с пути совершенствования, именно этим и грешат, - грехом натурализации идеального. Идеальное существует только на пике творческого подъема волны усилия в труде. Оно не существует само по себе в материальном мире. Между тем демонам мало быть духовно совершенными ангелами. Они хотят из жадности бытия, из-за безумия, вызванного нарушением идеальной меры (разума), еще и материализации. И все в пику Богу, который стал Творцом, но не уподобился тому, что сотворил, удержался от слитности с ничто, не стал материальным, но остался при своей идеальной природе. Но демоны не удержались от ничтожности. Однако чего они добились? Только частичной материализации в качестве только идиллии. Демоны могут только вселяться в живых существ в качестве паразитов их сознания.
        - Друзья, - давайте займемся философскими рассуждениями после, - ими нам не вернуть наших товарищей, - предложил Пол. – Пришла пора перед отправлением на место исчезновения подвести предварительные итоги. Итак, что мы узнали?
        - Мы установили связь между исчезновением стрельцов еще десятки тысяч лет назад, исчезновением Матвея, Франсуа и Машей, а также исчезновением доктора Ивана Сирина, - первой ответила Радуга.
        - Я согласен с тобой Радуга, только с оговоркой: мы еще не установили такой связи, но уже твердо предполагаем о такой возможности, - уточнил старший наблюдатель.
        - Можно также предположить, что само исчезновение стрельцов является чудесным, пока не доказано обратное, ибо такое исчезновение никому до сих пор не под силу. Чтобы вся галактическая раса бесследно исчезла так, что и спустя без малого сотню тысяч лет никто из галактилян и даже жителей других галактик не знает, где они или как погибли, просто невероятно. Не менее невероятно, появление через многие тысячи лет потомка стрельцов в глубоком космосе на спасательном модуле – нашего нового товарища Амели Лект. Как ни странно, она была удочерена сестрой пропавшего доктора Сирина. Слишком много совпадений для этого загадочного дела об исчезновениях. Ведь наши друзья исчезли за исследование как раз развалин поселений стрельцов на Зеленой Планете, где уже раньше исчезали люди опять же в этих развалинах.
        То, что Амели появилась на челноке стрельцов, говорит в пользу того, что они сравнительно недавно еще находились в нашем материальном мире и были живы. Если это не результат странной аберрации времени, позволившей попасть Амели на челноке в наше время, буквально, за одно мгновение, минуя долгие тысячелетия. Это не менее невероятно, если не предположить, что корабль стрельцов двигался со скоростью, превышающей скорость света,  из другой Вселенной к нам обратно.
        - Слишком фантастическое предположение, учитель, - возразила Инга.
        - Именно такие предположения порой оказываются самими вероятными, - пояснил учитель.
        На этом спор о возможностях поиска пропавших людей  на тот день закончился. Участникам поисковой экспедиции следовало, как следует отдохнуть перед полетом на орбитальную станцию и на саму зеленую Планету.


Глава восьмая. Станция
        Это была обычная орбитальная станция, которая привычным образом наматывала круги на экзотическую планету. Была необычна не станция, а сама Зеленая Планета. Достаточно было один раз посмотреть на нее, чтобы навсегда запомнить. Гостеприимный цвет этой планеты манил наблюдателя приземлиться на нее. Именно такое чувство близости невольно появилось у членов поисковой экспедиции, как только планета оказалась в зоне их видимости. Но они скоро овладели чувствами и отложили на время свою высадку на приветливую планету. Им просто было необходимо время для осмотра станции на предмет уличающих следов не столько пребывания колонистов на станции, сколько отбытия с нее.
        На станции в момент исчезновения находилось семь человек. Хотя работало на ней больше двадцати. Но перед самим происшествием закончилась смена, и многие астронавты покинули станцию. Так что на станции остались только старожилы, которые за год полета сдружились. Именно они и высаживались на планету у самых стрелецких руин за полгода до исчезновения. Помимо Матвея, который был руководителем экспедиции, Маши и Франсуа был еще один землянин, точнее, землянка которая. Правда, всю жизнь провела в космосе, центаврианка, сириусянин и обитатель соседней галактики –Туманности Андромеды. Андромедянин был большой редкостью в нашей Галактике. Он не был гуманоидом и походил на инсектоида. Уже не только наши галактиляне, но и андромедяне заинтересовались судьбой стрельцов. И в самом деле, все хотят жить после телесной смерти. Да, наше тело смертно, но душа или разум тоже смертно? Именно разум интересовал андромедян.
        Спасатели колонистов, улетевшие со станции полгода назад, ее «заморозили». Искатели разморозили те блоки станции, которые были нужны для поиска данных по исчезновению. В основном, это были те блоки, в которых жили и работали оставшиеся на станции семь колонистов, плюс тот жилой комплекс, где разместились поисковики.
        Иван Иванович разместился в дальнем отсеке жилого комплекса. Он уже решил отдохнуть после долгого полета к Зеленой Планете и прилег на кушетку своей каюты. Но как только его голова коснулась жесткой подушки, так в дверь каюты постучали. Учитель сказал: «Войдите»!
        - Извините, Иван Иванович. Я хотела спросить у вас об этом самом мотиве стрельцов, - на пороге стояла и нерешительно мялась Радуга, не в силах переступить порог каюты.
        - Радуга, не стой на пороге. Заходи. Тебя что-то беспокоит? Я надеюсь, стрельцы только повод?
        - Как сказать. Знаете, Иван Иванович, я часто думаю, почему я такая несчастная?
        - Что такое случилось? Тебя никто не понимает?
        - Да, я чувствую, что никому не нужна. Я чужая в чужом мире и все мне чужие.
        - И я?
        - И вы тоже. Никто обо мне не заботится. Вот я подумала: может и стрельцы тоже, как старики, как самые старшие в Галактике подумали, что теперь они никому не нужны, что пора им умирать. Но умирать не хочется.
        - Радуга! Ты что уже старушка? Собралась умирать?
        - Не смейтесь над мертвыми и теми, кому жить не хочется.
        - Знаешь, Радуга, я не виноват в твоем плохом настроении. Может быть, так негативно это место действует на тебя?
        - Да, я чувствую себя паршиво. Жизнь кажется мне бессмысленной.
        - Бывают в жизни огорчения. Надеюсь, не я тому причина. Я не давил на тебя, ничего не требовал от тебя. Да, на то у меня нет никаких оснований.
        Про стрельцов думаю так: ты, может быть, гениально угадала их настроение: чем дольше они жили, тем бессмысленнее становилась их жизнь. Они почувствовали себя обиженными. Они обиделись на жизнь потому, что еще живы. Для чего? – спросил Иван Иванович и тут же переспросил, - скажи правду: тебя действительно никто не обидел?
        - Никто. Меня обидела судьба. Я до сих пор одинока.
        - Я понимаю тебя. Но ты жди: может быть, да нет, обязательно ты еще найдешь себе пару.
        - Сомневаюсь я. Да, нечего делать, - сказала Радуга, тяжко вздохнув, и продолжила говорить уже о стрельцах, - почему они, а потом и ребята пропали?
        - От чего или кого у тебя такое сомнительное настроение?
        - А-а-а. Что уж там. Или, может быть, они покончили жизнь самоубийством больше не в силах терпеть?
        - Что терпеть? Приближение смерти в жизни? Не знаю. Твоя версия исчезновения стрельцов, а тем более ребят меня повергла в шоковое состояние. Неужели все так плохо? Не может быть. Тяжело на сердце. Самоубийство бывает от обиды или от безысходности. Неужели весь народ может обидеться? Почему обязательно нет исхода? Нельзя избежать: сколько ни бегай, не убежишь.
        Что я могу сказать? Это маловероятно. Чтобы одна из наиболее разумных рас Галактики закончила свое существование массовым самоубийством просто невозможно, ибо является полной противоположностью их разумному характеру, просто безумием. Еще можно понять, когда один разумный индивид сходит с ума, но чтобы с ума сошел весь вид?! Естественно, жизнь как ровное горение со временем обращается в тление и перед тем, как погаснуть, вспыхнет и погрузиться во тьму не-жизни. Но вряд ли эту вспышку можно принять за вспышку не разума, но безумия. Исчезновение стрельцов можно понять, как последнюю попытку избежать угасания жизни. Можно еще понять, что стрельцам нечего было уже терять. Может быть, кооперативный эффект энергии их общего исчезновения мог помочь единицам стрельцов избежать смерти. Но это не относится к нашим ребятам. У них еще вся жизнь была впереди. Так зачем же ей рисковать без надежной компенсации? Глупо и непонятно. Здесь что-то другое, а какое, - не могу взять в толк. Человек может совершить самоубийство в качестве ужасного конца из малодушного страха перед размышлением над смертью как ужасом без конца. Или если смерть – это испытание жизни перед лучшей жизнью. Здесь есть хоть какой-то смысл. Но его нет, если это жизненное испытание перед худшей жизнью. Другое дело, если смерть лучше худшей жизни. Но чем она может быть лучше. Отсутствием страдания в жизни. Но смерть есть отсутствие страдания не в жизни, а вне жизни. Но таким образом смертью такое отсутствие страдания обессмысливается. Поэтому смерть имеет смысл как прекращение страдания в жизни только в момент конца жизни, а не после нее. После жизни смерть теряет свое значение. Она имеет смысл только в отношении той жизни, которую она прекращает.
        Самоубийство может иметь физический смысл как прекращение телесной боли и моральный смысл как прекращение сознания виновности. И то, и другое в качестве мотива исчезновения не работает ни в случае со стрельцами, ни в случае с нашими колонистами.
        Если же полагать, что после смерти начнется новая жизнь, то смерть воспринимается как акт органического превращения: умирает одно существо, рождается новое существо из старого. Но такое превращение должно быть естественным, а не искусственным, как акт самоубийства.
        Самоубийца не является свободным. Он отнимает у себя то, что ему дает Бог или Природа при рождении, - возможность быть. Разве можно быть свободным в возможности не быть? Свобода является в возможности быть виновным. Конечно, при самоубийстве человек виновен. Но эта виновность является не возможностью, а данностью после смерти самоубийцы. Единственная возможность свободы в самоубийстве – это возможность самому убить себя, а не позволить это сделать природе или другому существу.
        Самоубийца проявляет малодушие, потому что чинит произвол в своей жизни с самой жизнью. Но тем самым она наказывает смертью самоубийцу его же собственными руками.
        - Все, Иван Иванович! С меня достаточно на сегодня доказательств вреда самоубийства как безумного образа жизни.
        - Хорошо, Радуга. Я и сам порядком уже подустал от пропаганды разумного образа жизни.
        На этом они, пожелав друг другу приятного отдыха после утомительного полета, расстались. Правда, Радуга уже на пороге остановилась и снова повернулась к Ивану Ивановичу. Она что-то хотела сказать ему, но как будто не решалась. Иван Иванович тоже стоял в нерешительности. Он вдруг понял, что достаточно ему было сказать слово и Радуга, наконец, почувствует, что она не одинока в этом мире и что она заслуживает личного счастья. Но Иван Иванович вдруг потерял дар речи. Он не мог пошевелиться, как если бы его тело налилось свинцовой тяжестью, как это бывает, когда космический корабль преодолевает земное тяготение. Как только он посмотрел ей в глаза, так у него все оборвалось внутри, и он полетел в бездну, ощущая только свист в ушах и учащенный стук сердца. Радуга непроизвольно мотнула головой и вышла за порог каюты. Она машинально как робот продолжила движение в коридоре, потом остановилась и, почувствовав смертельную слабость, прижалась лбом к переборке станции. Несчастная задрожала всем телом и горько расплакалась, шепотом причитая: «Ну, почему я такая дура». 
        Спустя некоторое время в дверь учителя опять постучали.
        - Кто там? – спросил учитель слабым голосом.
        - Я, Шила, - ответил голос.
        - Заходи, - обреченным голосом пригласил Иван Иванович.
        - Вам плохо? – участливо спросила Шила на пороге.
        - Мне хорошо, что у меня есть такие заботливые друзья.
        - То-то я сейчас увидела вашу Радугу. Она была сама не своя. Я еще помню, как плохо она переносит космические перелеты.
        - Думаю, есть другая причина ее неважного настроения.
        - Интересно, какая? – с искренним любопытством спросила Шила и посмотрела испытующе на учителя. 
        - Что? Ну, какая ты догадливая, Шила! Нетрудно догадаться: исчезновение наших товарищей сильно расстроило Радугу.
        - Разве?
        - Тогда что?
        - Ну, я не знаю. Может быть…
        - Если ты хочешь знать, спроси у нее сама. У тебя есть ко мне дело?
        - Иван Иванович, я не Радуга и по пустякам, например, какая я несчастная, что на меня не обращают внимания те, кого… Ладно. Я никак не могу взять в толк смысл вашего рассуждения о времени. Ну, тогда, когда вы держали реликт стрельцов.
        - Шила, ты считаешь это пустяками?
        - Нет, это не пустяк. Но зачем же так.
        - А, как?
        - Иван Иванович, вы хотите довести меня так же, как Радугу?
        - Нет, я никого не хочу…
        - Довести? И не надо. Я здесь не для этого. Я человек позитивный и хочу во всем увидеть… Иван Иванович, я просто не могу.
        - Не волнуйся, Шила. Давай соберемся и подумаем вместе над этой проблемой, - попросил учитель и замолчал. – Знаешь, Шила, ты не находишь, что это место, эта станция как-то влияет на нас, как только мы появились здесь.
        - Нахожу. Это аномальная зона. Я была в таких местах. Они очень опасны для психики и, вообще, для жизни.
        - Будем осмотрительны, - сказал учитель, чтобы закрыть опасную тему. – Ты упомянула мое рассуждение. Но теперь я думаю, что смерть есть мешок, пузырь времени, в котором мы оказываемся, когда умираем. Пока он не лопнет, мы задыхаемся. В нем совсем нет времени. Развоплощение есть развоплощение времени, его расточение, освобождение от самого себя. В смерти распадается связь времен: прошлого, настоящего и будущего. Мы живем этой связью, ее напряжением. После напряжение наступает расслабление времени. Уже в старости время становится дряблым, еле текущим. Возможностей реализоваться становится все меньше. Наконец, мы теряем саму потенцию времени, становимся импотентами времени и умираем.
        Наконец, лопается пузырь времени. Когда он лопается? В тот момент, когда Я, нищее временем, уходит в себя,  оно уплотняется собой в пустоте и только через себя находит дорогу к Тому, частью которого как целого является. Оно взрывается. Коллапс времени в смерти обращается взрывом Я. Часть этого распавшегося, рассеянного Я проявляется в виде излучения. Луч Я, наведенный на воплощение, начинает сворачиваться в том материале, который оказывается рядом. Важно, чтобы материал оказался гибким для такого сворачивания стринга (волокна, струны Я), завибрировал ему в унисон. Если созвучие (гармония) зазвучало, то воплощение состоялось. Я нашло себя в новом воплощении в качестве его формы, идеи.
        - Иван Иванович, я ценю ваше внимание, обращенное на сферу того дела, к которому я питаю склонность.
        - Ты имеешь в виду мистику?
        - Ну, да.
        - Ну, и?
        - С этим у нас полное согласие. Вы пытаетесь дать объяснение и понять то, что я делаю согласно своему характеру и из любви к предмету. Вы размышляете. Я же служу высшим силам. Мне становится доподлинно известно, как вести себя в мистической области. Так вот мы вступили на зыбкую почву неизвестного, неведомого, где сама реальность не знает, не чувствует себя, какая она есть.
        - Я не понял тебя, Шила, - реальность знает и чувствует, значит сознает? Ты панпсихистка, что ли?
        - Нет, гилозоистка, - со смехом ответила Шила. – Разумеется, реальность в лице человека или другого разумного существа, сознает, знает, чувствует себя. Это чувство расстраивается, точнее, человек расстраивается в чувстве реальности в аномальной зоне.
        - Что такое аномальная зона, Шила?
        - Ну, это место не то, что ненормальное, вернее, необычное, где по ситуации, со временем меняется, колеблется физическая метрика. Можно сказать, что само место «химичит», меняет химический фон биомассы окружающей среды. Влияя на все живое сама аномальная среда, ее атмосфера искажает ее восприятие чувствительным, душевным, разумным существом.
          - Не чувствительное существо не чует аномальности?
        - Чует, но непосредственно реагирует на нее, без рефлексии. Со стороны кажется, что оно предчувствует ее. На самом деле просто чует.
        - Шила, ты рассуждаешь совсем как ученая дама, а не колдунья.
        - Иван Иванович, давным-давно я была бы колдуньей, но теперь, когда уже не мы очарованы миром, но сам мир очарован нами, мы, ученые, приводим его в чувство, вразумляем его.
        - Выходит, ты научилась отгадывать загадки природы?
        - Не я только, мы вместе. И не только это.
        - Но как ты ответить на такой вопрос: «Все ли можно постичь, познать и понять из того, что разумно»? И все ли разумно?
        - Нет, не все, но только то, что познаваемо. Что познаваемо, то и разумно. Причем разум существует не только в дискурсивной форме рассуждения и исчисления, но и в интуитивной форме. Не лишне будет сказать о телепатии как обострении разумного постижения.
        - Я этому не учил. Ты действительно научилась читать мысли на расстоянии?
        - Да.
        - Хоть убей, не понимаю. Как это возможно? Или ты называешь словом, никак не определяя то, что становится доступным в описании? Может быть, т хочешь сказать о том, что телепатия как чтение мыслей на расстоянии есть угадывание, схватывание по заглавным буквам того, что опущено в разговоре? Это, если так можно выразиться, «аббревиатурное мышление». Так.
        - Так и не так. Вы потому не слышите своего сердца, что у вас сознание занято головой. Порой бывает полезно занимать сознание не только головой.
        - Ты хочешь сказать, что есть еще и сердечное мышление, сердечное познание. Оно и есть телепатия?
        - Хорошо когда говорит сердце, то голова молчит?
        - Да, она не перебивает сердце, но соглашается с ним, бьется с ним в унисон. Для этого следует иметь не больное, а здоровое сердце, чтобы оно исправно работало, правило умом.
        - Как с сердечным правилом ума соотносится интеллектуальная любовь к богу?
        - Интеллектуальной любви к богу, познанию как наивысшему аффекту доступен не сам Бог, но Его идея. Для этого человеку нужен ум помимо того, чтобы занимать его решением земных проблем, вычисляя их. С самим Богом связывает не ум, но сердце, сердечное чувство, любовь. Корнем любви является вера, которая обнадеживает человека на встречу с Ним. Ты веришь тому, на кого надеешься, кому доверяешь себя. Такое доверие держится на любви. Именно любовь мотивирует, увлекает заняться познанием. Это касается не только познания, но и познания друг друга. Так Адам познал Еву, познал то, что подобно ему, но уже им не является.
        - В нашем разговоре так получается, что мужчина думает умом, а женщина познает сердцем, опережая мужчину, схватывая мысли еще на расстоянии, сближая для понимания удаленное не понятием, но чем?
        - Сердечным стуком.
        - Спиритизм какой-то. Тогда выходит, что телепатия – это стук духа в сердце? Но как научиться языку сердца?
        - Для начала нужно его иметь, - иметь сердце. Следует прислушиваться к своему сердцу. Проверять им все то, что приходит в голову, во всяком случае, то, что считается главным.
        - Шила, тебе может помочь сердечный стук в поиске наших друзей? Что оно говорит тебе здесь, в том, что ты называешь «аномальной зоной»?
        - Для того, чтобы почувствовать сердцем этот мир, атмосферу станции, необходимо слиться с ней, стать ее частью. Не знаю, получится ли это у меня, но стоит попытаться ради такого случая.
        - Ты будешь простукивать сердцем каждый уголок станции, что ли?
        - Вы можешь найти мне более важное задание?
        - Хорошо, я желаю тебе успеха в таком малопонятном деле.
        - В этом деле я нуждаюсь в вашей помощи.
        - И что мне делать? Прислушаться сердцем к кораблю?
        - Прислушайтесь к самому себе, к тому, что вы почувствуете, а вы непременно почувствуете, оставшись наедине со своими мыслями.
        - Ладно, Шила, последую твоему совету.


Глава девятая. Медитация
        Не то, чтобы учитель последовал совету ученого мага, каким по существу стала Шила, но он решил просто отдохнуть. Однако отдыхать так, как это делали люди за тысячу лет в далеком прошлом, он просто не умел, да и не хотел знать. Для Ивана Ивановича отдых означал духовную работу, состоящую, например, в размышлении над смыслом жизни и смерти. Большую часть своей жизни учитель провел, вот так отдыхая, если не считать обучение учеников такому отдыху. На самом деле такой отдых – это большая и тяжелая работа не только для ума и души, но и для тела. Такая работа была в диковинку для людей «эры веры», которая закончилась семьсот лет назад. Только в «эру разума» человек перешел в массе от органического образа жизни к разумному образу жизни. Попробуй думать не только весь день, но многие дни, а порой и ночи, многие лета. Полезно ли это было для его здоровья, – это вопрос спорный. Тем не менее, такой образ жизни, заключающийся в образе мысли, был его личным выбором. 
        Иван Иванович не мог не думать о своих учениках. Естественно, он даже мысли не допускал, как на этом настаивала Шила, что можно телепатически сообщаться с ними. Он думал, что их уже нет в живых.
        Вот ход его мыслей: «Но каким образом они исчезли? Вышли в открытый космос? Зачем? Ведь это настоящее коллективное самоубийство. Или они пропали на самой Зеленой Планете? Где именно? В стрелецких руинах? Но искатели так и не нашли  их следов. Почему? Естественно, напрашивался простой ответ: «Значит, плохо искали». Если спасатели не нашли, то как мы найдем? Спасатели их не знали, а мы-то знаем, значит, приблизительно знаем, где искать, где можно найти.
        И все же в чем заключается аномальность станции? Это обычная станция. Таких много во Внеземелье. Тогда почему она аномальная? Потому что стала местом пропажи семи разумных существ. На ней не могли остаться следы этого исчезновения, которые могли рассказать, почему и как это случилось. Следует их искать и ля этого расширить зону поиска. Начинать поиск нужно с того места, где находится каждый поисковик».
        Тут же учитель по связи поделился своим соображением с другими поисковиками и, не откладывая дело в долгий ящик, приступил к поискам на своем месте. Он прекрасно сознавал всю условность такого рода поиска ибо он проводился им по сомнительному правилу: «Искать там, где светло, а не там, где потеряли». Но делать было нечего: он не знал, где именно они исчезли, но имел глаза там, где находится.
        К счастью, его усилия увенчались успехом, когда он потерял всякую надежду хоть на какую-то находку, относящуюся к интересующему его делу. И вот тут он по-настоящему задумался над тем, почему так бывает,  отложив на время искомую находку. Он стал восстанавливать по памяти то, что навело его на открытие. Все началось с медитации. Учитель глубоко задумался. Он редко такой глубинной медитацией. Для работы ему была достаточна поверхностная медитация, настраивающая его на предмет размышления. Учителя навела на размышления мысль о том, что человека беспокоят чувства, связанные с его существованием в качестве живого существа. Он сосредоточился на чувствах вообще. Да, человек чувственное и чувствительное существо. Как чувственное существо он телесен, соматичен, материален. Таково меньшинство людей (прежде, в старой эре, таких было большинство). Это так называемые «соматики». Больше людей чувствительных, то есть, душевных. Это анимисты или психотики (сентименталисты). Еще больше людей  с духовной складкой. Это так называемые «пневматики» или спириты. Как правило, у них развитый ум, поэтому они интеллектуалы. Это ученые. И, наконец, уже среди этих интеллектуалов, бывает, встречаются так называемые «интеллигенты» не в социологическом смысле употребления этого слова как работники умственного труда, потому что только такие работники и встречаются, а в философском смысле в качестве мыслителей – братьев меньших «умов, бесплотных естеством».
        В разумную эру человек не перестал быть чувственным и чувствительным существом, но теперь всякое его чувство, по преимуществу,  является сознательным, разумным. Иван Иванович в размышлении перешел от чувств вообще, характерных для всех людей, к своим личным чувствам, конкретизируя свое абстрактное размышление. Он перешел на личности, в частности, на своб личность. Какое чувство является стойким в момент размышления? У Ивана Ивановича это было чувство вдохновения. Когда он думал, то физически ощущал себя парящим в облаках. Он тут же вспомнил образ философа в облаках, комически представленный в комедии Аристофана. Когда он размышлял, то был в духе, чувствовал себя живым. Без мысли он умирал. Но даже с мыслью он не чувствовал полного удовлетворения. Оно наступало не с мыслью, а с идеей. Теперь его волновала идея вдохновения, как именно он вдохновлялся.
        Текли минуты медитации. Иван Иванович успокоился. Его покинули не только дурные чувства, но и хорошие чувства оставили в покое. С покоем пришло ощущение невесомости, бесплотности его мыслящего Я. Он перестал чувствовать себя. Теперь он только думал. Все его существование свелось к размышлению. Для него размышлять стало существовать. Если бы он не думал, то просто перестал бы существовать. И что самое главное: он прекратил не только чувствовать себя, но и сознавать себя не мыслящим субъектом. И только тогда идея стала обретать свою плоть в знакомом для него виде его ученицы Маши. Он сознавал себя свидетелем выступления идеи в качестве Маши в том же самом помещении, в котором он медитировал. Маша беседовала с двумя другими идеями. По мере того, как он следил за Машей, стали проявляться ее собеседники. Ими оказались Матвей и Франсуа.
        И здесь, на станции, они образовали нераздельную троицу. Можно было верно сказать, что чаще вех начинал, генерировал активность Матвей. Франсуа его поддерживал, а Маша выступала связистом. Она вдохновляла их на достижение результата. В Матвее сосредоточивалась воля коллектива, Франсуа олицетворял его интеллект, а Маша отвечала за сердечные чувства, была душой компании. О чем же они вели беседу? Они делились впечатлениями о недавнем посещении руин стрельцов на Зеленой Планете.
        Вскоре к ним присоединился еще один участник. Судя по виду, это был андромедянин, точнее, андромедянка. Звали ее «Нилфой». Учитель про себя назвал ее «Нимфой». Из разговора ему стало ясно, что она интересуется не просто знанием, но сосредоточена на мыслях. Значит, она мыслитель, отвечает за идеи, исходя из разговора, она была умнее всех участников беседы. Поэтому учитель стал звать ее «Софией». На раскопе поселения стрельцов экспедиция нашла нечто, напоминавшее то, что поисковикам передал Асита. Они окрестили его «кубом времени». Четверка колонистов называла его «ящиком Пандоры» с легкой руки Маши.
        Иван Иванович ощущал себя незримо присутствующим на беседе. Но собеседники не обращали на него никакого внимания, как будто его не было рядом с ними. У него было странное чувство, как будто это были его ученики и в то же время не они, а кто-то другой. Они были живыми, какими были в жизни. Но в то же время они были живее себя, какими их запомнил Иван Иванович. Вместе с тем, что было явным противоречием с тем, что видел, в глубине своей он чувствовал смертельную тоску по своим любимым ученикам, подававшим в свое время такие радужные надежды, но теперь пропавшим неведомо где. Ему казалось, что вместе с ними в нем самом что-то очень важное умерло тоже. Ему было горько и больно переживать, что в его сердце поселилась смерть. Ему стало жалко своих потерянных учеников, и он захотел умереть. Да, это жизнь. В ней нет места человеку. Но жить так хочется. Его мучило амбивалентное состояние одновременного желания жизни и смерти. Что делать. Чтобы не переживать так остро дурное качество жизни, Иван Иванович стал слушать разговор идей. Всего скорее такого рода разговор состоялся вскоре после возвращения ребят с планеты на орбитальную станцию.
        Иван Иванович ждал, когда же «ангелы» (так он звал их про себя), откроются, проговорятся о том, как работает «ящик Пандоры», как он открывается. Но так и не дождался. Внезапно у него закружилась голова, и ангел Маши, оборвав себя на полуслове исчез, а вместе с ним исчезла и вся сцена с другими ангелами. Иван Иванович очнулся, сидя в растерянности у себя в постели. Следовало тут же, по горячим следам проанализировать и истолковать заповедный смысл медитативного откровения. Ему не просто так было дано это мистическое, идейное видение. Хотя он незримо присутствовал во время беседы с ангелами Маши, Матвея, Франсуа и «Софии», стал, как бы нечаянно, со стороны невольным свидетелем разговора между ними, тем не менее, нельзя было сказать, что она явилась ему случайно. Нет, это видение было не случайно. Оно несло некую весть учителю. Была ли это благая или злая весть, ему пока еще не было ясно. Поэтому необходимо было выяснить, что она означала. Но она не вовремя прервалась, не закончившись и оборвавшись на полуслове. Сделать это было трудно, но возможно. Он понял, что медитация оказалась полезна для понимания, что вообще происходит, в частности на станции.
        Во-первых, учитель пришел к такому выводу, что не просто так ему было видение. Ему был дан намек на то, что действительно случилось. И, во-вторых, продолжает случаться. Моментом происхождения явилась сама медитация. Значит, с ним был установлен контакт, на него вышли высшие силы, чтобы надоумить его на то, что делать дальше. Но как понять, что именно делать? Когда и где? В ближайшее время на Зеленой планете. Искать следы стрельцов, которые должны подсказать, как был открыт «ящик Пандоры» и к каким последствиям он может привести.
        Иван Иванович понял, что задача, которая стояла перед поисковиками неимоверно усложнилась: «Важно было уже не столько вернуть ребят назад в этот мир, сколько узнать, чем угрожает открытый ящик Пандоры и что необходимо сделать им, чтобы предотвратить угрозу». Судя по тому, что он узнал, точнее, думает, что понял, а понял он далеко не все, из того, что подслушал, идеи буквально поняли миф: тот, кто откроет шкатулку, тот выпустит смерть наружу. На дне шкатулки останется одна напрасная надежда на спасение, иллюзия, опасная тем, что внушала ничем необоснованную гарантию успеха. Но тут, восстанавливая в памяти обрывки разговора ангелов, он вспомнил, что не все участники разговора признали в кубе времени «ящик Пандоры».
        Так Маша, вернее, ее идея возразила: «Никакой это не сосуд Пандоры. Неужели стрельцы желали себе несчастья и смерти? Нет, в ней скрыто то, к чему они стремились. Стремились же они, как мы прекрасно знаем, к совершенству, к лучшей жизни, чем она была у них».
        - Маша, не торопишься ли ты с выводами? Доподлинно ли мы знаем то, к чему стремились стрельцы? Ведь мы же не стрельцы, мы не достигли еще той степени, того уровня развития, на котором они находились до своего исчезновения, - возразил Франсуа.
        - Да, мы не достигли такого уровня. Но нам ничто не мешает предполагать, к чему они стремились. Разумеется, я понимаю всю условность сравнения стрельцов со стариками, но если последовательно проводить такую аналогию, то нельзя не прийти хоть к какому-нибудь мнению. Это, конечно, не знание, а только мнение, предположение. И все же уже нечто, а не, вообще, ничто. Даже если это неверный ответ, то, тем не менее, ответ. Помнишь, наш учитель в таких случаях приводил слова Декарта о том, что в познании как в лесной чаще следует идти любой тропой до конца, и только тогда, проходя каждую тропу до конца, можно найти верную дорогу из леса.
        - Понимаешь Маша, если следовать этому совету учителя, нужно придерживаться сначала одного, а потом другого сравнения. Ты сравниваешь стрельцов то со стариками, то, вообще, с положительными существами, которые стремятся к лучшей жизни. Но это не одно и то же. Например, старики стремятся не к лучшему, а к тому, чтобы им было не хуже того, что есть теперь. Им важно то, что есть, ибо их ждет то, что и этого не будет. Другими словами, им ничего хорошего не светит, они уже ничего хорошего не ждут. Будет только хуже, а потом не будет не только ничего хорошего, но и плохого. Именно это им служит утешением, - то, что больше ничего не будет. Жизнь в старости неприятна, болезненна. Да, это тоже жизнь, но хуже той, что была в младости. Примириться с этим можно, если им будет хуже постепенно, а не сразу. Они смогут к этому привыкнуть. Если дальше продолжать эту аналогию, то стрельцы как старая раса привыкли к своей умудренной старости. И, несмотря на то, что им становилось все хуже, они мало обращали на это внимание, дорожа каждым моментом своей долгой жизни, рано или поздно они должны были умереть и их разум угаснуть. Но этого не произошло. Они внезапно все исчезли. Почему? Тут не срабатывает твоя аналогия со старостью.
        Если взять другую аналогию с тем, что все позитивные существа стремятся к лучшему, нежели к худшему, а самое лучшее из лучшего это совершенство, то они стремились к совершенству. Совершенство – это прекращение совершенствования. Это такое состояние, лучше которого уже нет. Можно ли полагать исчезновение стрельцов достижением такого состояния? Вряд ли.
        - Почему? - спросил Матвей, предположив дальше, - исчезновение стрельцов говорит о том, что цикл их жизни в этом мире полностью закончился. Чтобы началась новая жизнь, лучше предыдущей, а не такой, какой она была, нужно полным составом выйти из этого мира.
        - Как из него выйти иначе, чем через смерть? Но смерть всех стрельцов вообще прекращает их развитие. Как после смерти они смогут достичь лучшей жизни, чем они имели ее в этом мире? Ведь смерть обнуляет все хорошее, что у них было в этой жизни. Если говорить о лучшей жизни, то эта жизнь может быть, но уже не для стрельцов, - резонно ответил Франсуа.
        - В этом мире, да. Но, может быть, есть еще лучше мир, чем наш. Так почему не могут те существа нашего мира, которые стремятся к лучшей жизни, не оказаться в ней в другом, лучшем мире?
        - Есть ли такой мир? Я сильно сомневаюсь. Но понимаю, что хочется в это верить. Это, наверное, мир наших желаний. Есть ли ему место в нашем реальном мире. Вероятно, есть, но не в реальном виде, а только в виде идиллии, мечты.
        - Франсуа, неужели ты будешь спорить с тем, что наши мечты не сбываются?  - воскликнула Маша.
        - Иногда, бывает, что мечты сбываются, но не в том замечательном виде, в каком мечтаются. И для этого совсем не надо исчезать.
        - Знаете, ребята, чаще случается не то, о чем мы мечтаем, но то, о чем мы никогда не стали бы мечтать. Например, я знаю, что когда умру, то от меня ничего не останется. И вот я мечтаю так пожить, чтобы больше не хотеть жить, - вдруг признался Матвей.
        Ребята хотели поспорить с ним, но в этот момент кто-то постучал в дверь каюты.
        Маша нетерпеливо сказала: «Войдите»!
        На пороге показалась андромедянка Нилфа и в нерешительности застыла, промолвив только: «Я не вовремя»?
        - Нет, что ты! – приветливо ответила Маша и пригласила Нилфу присоединиться к их разговору. Она кратко пересказала суть их спора.
        - Я хочу просто жить и никогда не умирать, - призналась Нилфа.
        - Это понятно. Кто бы отказался от этого! – согласился с ней Франсуа.
        - Да, конечно. Но это не про стрельцов. Они предпочли исчезнуть.
        - Может быть, они исчезли не по своей воле? – предположила Нилфа.
        - Все может быть, - ответил Матвей. – Но я тут подумал следующее: может быть, стрельцы исчезли с концами, все разом достигнув такого предельного уровня, на котором как раз и происходит такое исчезновение.
        Именно на этом предположении Матвея и прервался разговор духов или ангелов, как окрестил их Иван Иванович, когда пришел в обычное, человеческое состояние сознания.
        «Итак, - подумал учитель, - «ящиком Пандоры» является человеческое сознания, сознание смертного существа, у которого на самом дне осталась одна надежда на спасение от смерти. Но не есть ли эта надежда на вечную жизнь иллюзией? Если человек признает это, то для него сознание станет действительно «ящиком Пандоры», который он открыл своим признанием в том, что его ожидает только смерть. Открытие этой истины ведет к несчастной жизни, которая теряет свой сакральный смысл. Именно эта истина уничтожила как стрельцов, так и моих ребят. Но я до сих пор жив. Почему? Потому что не верю в то, что смертен. И люди до сих пор живы потому, что, - кто сознательно, кто бессознательно, - верят  и надеются на то, что они полностью не исчезнут, когда умрут. Но если я прав относительно участи стрельцов и ребят, то что заставило их умереть, не оставив после себя и следа, как будто их никогда и не было»?
        От таких безумных мыслей, учитель схватил в отчаянии себя за голову и стал мотать ей из стороны в сторону, произнося как автомат: «Что я за дурак такой»!
        Он подумал о том, что ему пришла в голову не идея, а несусветная глупость, достойная идиота. Ей противоречил элементарный факт существования до сих пор атеистов с глубокой древности. Ведь ни один из них не исчез от сознания того, что смертен. Даже если от действия сознания возможны материальные последствия, например, от мысли о смерти человек переходит к тому, что накладывает на себя руки, от него остается, по меньшей мере, труп. От стрельцов же и его учеников не осталось, вообще, ничего, если не считать спасательный модуль с Амели и его медитативное видение.
         Он подумал: «Допустим, что это видение – просто продолжение моих раздумий о загадке исчезновения стрельцов во сне. Но как стрельцы, а потом и ребята вместе с Сириным исчезли с концами»? Но не смог пока найти ответ на этот важный вопрос.


Глава десятая. Зеленая Планета
        Спустившись на планету на планетолете, поисковики отправились прямо к стрелецким руинам, находящимся в тропической зоне на экваторе. Планета вполне заслужила свое название: преимущественным цветом на ней был зеленый. Естественно, поэтому планета заросла лесами. И руины лежали в лесной чаще. Поэтому поисковики были вынуждены использовать телепортацию на ближнем расстоянии, чтобы оказаться на земле. Планетолет улетел на побережье экваториального моря, соединенного проливом с океаном. Там на одной из лесных прогалин он и приземлился.
        Несмотря на короткое расстояние до развалин Иван Иванович заметил, что притяжение на планете было слабее, чем на Земле. Она была немножко меньше размером Земли, но и этого оказалось достаточно, чтобы почувствовать разницу. Поисковики оказались рядом с развалинами. Но, невзирая на близость, они еле-еле добрались до руин, ибо между ними лес встал стеной, охраняя их от непрошенных пришельцев. Пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы прорубить дорогу к цели похода. Чувствуя тупую скованность в руках от рубки лиан, обвивавших высокие деревья леса и раскинувшихся сетью между ними, они устало опустились на землю перед величественным видом построек стрельцов, утопавших в лесной листве.
        Когда они уже отдыхали, то Евгений вдруг вскрикнул от радости, чем вызвал раздражение у тех участников похода, которые устали больше других. Огорчившись тем, что он невольно стал виновником неприятной реакции спутников, Евгений извиняющимся тоном пояснил свой восторг: «Приятно неожиданно увидеть в необитаемом месте следы друзей», и вскинул руку, чтобы все увидели, что он держит именной термос для воды. На нем были выгравированы инициалы Франсуа.
        - Значит, он точно был здесь, и ребята были, - убежденно завил Евгений.
        - Но когда был? До или во время исчезновения? - с сомнением спросил Пол.
        В ответ Евгений молча пожал плечами.
        «Итак, - про себя подумал Иван Иванович, - если ребята посетили руины перед самым исчезновением, то все же они оставили след. Надо будет подумать на досуге о том, что означает в таком контексте именная фляжка Франсуа. И все же, - это вновь возникшая мысль отвлекла учителя от улики, - что значит: исчезнуть?  Куда? В ничто или в нечто? Если в нечто, то где-то, ведь исчезнуть в ничто, то есть, совсем исчезнуть, - это быть нигде. Они могли исчезнуть в руинах, попав куда? В подземелье. И не найдя выход из него, там уже наверняка умереть. Если так, то они уже находятся в ничто как живые. Быть в ничто равносильно тому, чтобы не быть живым и быть мертвым в что, в бытии, в данном случае в предполагаемом подземелье, если оно, вообще, есть. Это суждение имеет смысл. Но имеет ли смысл другое суждение: быть в ничто живым? Нет, не имеет, ибо оно противоречит само себе: если в ничто есть сущее. Тем более, живое существо, то есть, развитое, сложное что, то это уже не ничто, а что, нечто иное, чем ничто. Но можно ли быть мертвым в ничто? То же нет, ведь мертвое это то же нечто, нечто мертвое, мертвое как человек, нет человека, но от него осталось нечто. например, труп, личные вещи и пр. В ничто, вообще, ничего не может быть. Когда говорят ничто, то имеют в виду не-бытие вообще, абсолютно, не в относительном смысле, например, в смысле живого человека. Можно быть, исчезнув как человек, но оставшись как вещь, материальный элемент окружающей среды».
        И тут, наконец, Ивана Ивановича осенила простая мысль. Он понял библейское выражение: Свет светит во тьме, и тьма не объяла его». Тьма есть источник света. Свет – это явление тьмы многому. Это явление одно. Оно светит всему, скрываясь как тьма. В ничто появляется что, в не-бытии бытие как одно, единое. Оно открывается как многое, иное, чем одно. Оно во многом одно. Оно ничто как многое во многом, но что как одно. Чтобы многое было видно, оно уходит в тень, бросая свет на то, что есть, отличая одно от другого разной мерой контраста, соотношения света и тьмы. Нет никакой смерти для Я и для того, кто стал Я, причастился этой инстанции. Как только он стал Я, нашел в себе для Него место, так мгновенно исчез, ибо стал всем. Не стал от всего отличаться, слился с ним, перестал существовать отдельно от всего. Теперь он один и тот же во всем, Я всего разом во всем. Прежде он был подставкой Я. Он жил для того, чтобы осознать себя подставкой. Но так получилось, что именно здесь, на Зеленой Планете, теперь находясь в поиске пропавших, он навсегда пропал как Иван Иванович, но зато стал теми, кто его стал искать. Теперь он знал себя не одним, отдельно взятым от всех, но каждым, по мере каждого.
        "Ящик Пандоры" открывает каждый сам, когда приходит срок осознания Я. Иван Иванович открыл его в своем сознании. Как только он понял, что куб времени стрельцов стал его сознанием, так о свернулся в точку Я и исчез из видимости. 
        Поисковики, обнаружив пропажу Ивана Ивановича, стали звать его и искать. Попутно они исследовали руины стрельцов, но там никого не нашли. Они так и не поняли того, куда исчезли учитель, его ученики, Сирин и стрельцы. Они никуда не исчезли. Они просто стали всем и всеми, например, теми, кто их искал. Пропавшие искали самих себя и, разумеется, не могли найти себя, потому что они не знали того, кого на самом деле искали. И поэтому с пустыми руками вернулись к себе домой, не найдя искомый ответ.


Эпилог
        Мораль истории проста: не ищи то, что не терял, ибо разве можно потерять то, что не имел, а имел то, чего нет. Так человек ищет себя и найдя то, что считает собой, боится его потерять. Пойми, твое Я не твое, это ты Его. И важен не ты, а Оно. Это Я есть все. Но во всем Оно не знает себя. Я узнает себя, освобождаясь от части себя.