Белый красный белый

  Сегодня повстречал Любу, ту самую, в очках со второго этажа. Причем дважды, первый раз у почтового ящика, а второй, на улице - как ты похож на молодого Маяковского, сказала она, посмотрела и задумчиво покачала головой - вылитый Владимир Владимирович...
  И снова мысли в раздрызг, и надо бы зацепиться в работу, но пандемия внесла существенные коррективы. И не только она, даже не столько - тысяча и одна причина срочно полюблять коммунизм.
  Время, времечко - сидишь и ждешь, а оно ходит вокруг да около словно яблочко, и еще разговаривает, правда, само с собой.
  Уже и так, и сяк, товарищ, время, может хватит клин клином вышибать, может, займемся делом - ага,  только вату малька покатаем, ой, смотри, баклуши - такие симпатичные, хочешь, давай чайку, но сперва перекурим, а лучше, вздремнем, сон - всему голова.

  Вообще, разговаривать вслух самим собой - славная привычка, особенно в присутствии другого. Посторонний гештальт.
  Поначалу немел. Вроде, вслух - значит, тебе, вслушиваешься, напрягаешься,  пытаешься уяснить, вступить или на худой конец кивнуть - не-а, мимо кассы.
  Оказывается, сам себе робот зазнайка: достанем бумагу - вот так..., включим принтер - ага..., где у нас почта - ну-ка, ну-ка..., есть - привет, моя хорошая..., вытащим файл...
  Потихоньку свыкся -  мало ли на свете странностей, моя руска бабка, к примеру, про себя читать не могла, а вслух, пожалуйста - из-за стенки всю газету доставляла: бу-бу-бу пятилетка, бу-бу-бу план по сдаче, бу-бу-бу первомай...
  Некоторые, с виду вполне жуирные, не стесняясь жуют телефон: гм -гм..., угум...мгм, чмям...мгм, ушаюм...мгм, счазм... мгм, прожум... мгм...
  Прослушал булку, бутерброд, салат, на борще стало невмоготу - и сказать нечего, человек искренно хотел общаться.
  Или каждые полчаса сообщают прогноз погоды, трепятся новостями из туалета, еще лучше, обрывают посередь слова, рассуждения или мысли - и ладно бы по делу, на девяносто девять - пустяк, если не сказать, тупняк, хуже только вопрос "который час", заданный ни пике интимного акта - серпом по яйцам.

  Ладно, о чужих огрехах можно до бесконечности, главное, свои поберечь.
  Уж кто-то, а мы, который я, чего только не упустили - большой спорт и авторитетну науку, велику музыку и гранд-балет, замечательну литературу и хорошисткий театр, задушевное общение и кухонно-картофельную неполживость.
  В итоге - целую страну.

  Иногда кричать хочется - не надо пальцем тыкать мертвецов, это такие как я, ослепленные будущим и окрыленные свободой вещного обращения, раскрыв сословную тайну, обратя  способности в юристов, утопив силы в безбрежно-трагичном запое, а обаяние переведя на прибыль-сейчас, умудрились в кратчайшие сроки разгрохать советское наследство, мало того, обеспечить чудесный зарубеж учеными, музыкантами и врачами. Еще денег отсыпать и напоследок  замереть в почтительном поклоне.
  Для верности, ну, чтоб совсем по-взрослому всерьез, закрыли ремесла, потерли трудовые навыки, напрочь высмеяли предшествующее, а еще, уже для окончательного блезиру, полирнули отменой устного счета и письма от руки.
  Но пасаран - враг не пройдет.
  И только тогда, уже после свержения плохого и воздвижения лучшего, после законного торжества победителей, безмерно, безрассудно и окончательно осчастливились, и теперь существуем в полном благе, хотите, блаженстве, а некоторые, особо одаренные, напрочь застряли в неге - пробовали трактором тащить, куда там, не тянет беларусь.
  О, спорт, ты - мир.

***

  На самом деле - муторно, и если бы дело ограничилось одним Лукой - соглашением, гарантией, отстранением или даже судом, куда ни шло - надоел, заврался, преступил, ожесточился  и ожесточил людей, и уже репутацию не спасти, только бы уцелеть самому.
  Иногда переворачивало, прям тошнило от непристойности - ну, хватит, сто лет назад проехали патернализм - нет, бацько по-отечески воспитывал народ - журил, указывал, назидал и наказывал. Пионерлагерь, где хлеб - всему голова.
  Надурил массовками с пандемией, хапнул чужие голоса, накидал люлей журналистам, раскрыл шесть майданов, три заговора и выявил тридцать тыщ предателей, мало того, повязал коварных русских диверсантов, организовал комфортабельные аресты кандидатов и ласковые задержания протестующих - главное, под пафосные призывы, пуще, искреннее недоумение происходящим.
  Спаситель отечества, начинаешь перечислять, закипаешь словно чайник в горках.

  Вроде, чего мне, человеку другой части света, болеть за  Пущу, Жнивье или Полесье. Разве своих неприятностей мало - а вот поди-ж, закручинило не по-детски.
  Особенно, когда читаешь свидетельства знакомых, тамошних, непосредственно участвующих или наблюдающих вблизи - кипит и варится, парится и выкипает шипением. Был бы помоложе, рванул туда - хотя вру, топил бы пафосным гневом отсюда.
  Главное - касается, а почему - думаю, дело в теплой точке - корне "рус", русском языке, язычности и язычии.
  Или Брестской крепости, где пред войной служил дед Саша и откуда мать с бабкой и маленькой Ленкой на руках бежали под бомбежкой - скорей, Великой Отечественной в целом.
  Или Союзе Советских, стилистическими наследниками которого они почитались - чисто, вежливо, распределено и расчерчено, колхозы, заводы, блага и награды.
  Беларусьфильм, Динамо Минск, просто Минск, Гродно, Брест, Могилев и Гомель.  Черта оседлости, Милавица, трикотаж, санкционка, транзит, Песняры, Сябры и Зубровка - не знаю, привык думать как о своих, далеких, но своих - наших.
  Забыл, еще Верасы - у меня сестренки нет, у меня братишки нет, говорят, с детьми хлопот невпроворот...

  Конечно, когда ты заэкранный наблюдатель, когда из тепла-светла и ничего не угрожает, близкие под рукой и вообще, кругом мирная жизнь, все представляется иначе - лишь отзвуки девяносто перво-третьего года как-то позволяют зайти дальше картинки - что-то ощутить, почувствовать, немного пододвинуть психологию-сейчас, тормознуть кипение праведного гнева или слегка остудить вероломством вскипевшие нервы.
  В любом случае искренние соболезнования потерпевшим, претерпевшим и пострадавшим. Их семьям, друзьям и неравнодушным.

***

  Кадры, кадры, кадры - в прямом и переносном, и они решают - делают погоду, дают картинку, врубают драйв и поджигают хайп, посылы и отсылы и даже претендуют на вещественные доказательства.
  Все так, хуже, давным давно так. И да, власть развращает, абсолютная - абсолютно, старый, проверенный диагноз, и говорить будто не о чем, ибо факт налицо во всей полноте и окончательной ясности - на выход с вещами или напротив, добро пожаловать в места.
 
  Что после - выборы, выборы. Курс на глобус, ширь и глубь, или сразу небо.
  Скорее, придется хвататься за прогрессивный пост или  метамодерн, на худой конец, проверенный "изм" и рулить в стиле девяностых - приватизация, а затем бесконечная череда побед - над школами, больницами, коммуналкой, пенсией и трудом. И, конечно, лишние люди - старикам тут не место.
  Года не пройдет, вдарит по-полной - будто сделал я что-то чуждое, или даже не я - другие, упаду на поляну - чувствую по живой земле ностальгию(с) - у поэзии правильная физика.

  Еще с десяток назад пыжило бы полыхало от радости - ну как же, очередного диктатора в утиль, сколько их там, болезных - воз и маленькая тележка, Чаушеску, Милошевич, Гамсахурдия.
  В девяносто четвертом итальянский Луиджи с детской непосредственностью радовался мирной победе Манделы - чудо, прыгал он от счастья, чудо, и подпрыгивая хлопал в ладошки над головой.
  Еще бы, люди доброй воли, дети цветов, те, кто десятилетиями топил за все хорошее против всего плохого, не сделав ничего путного кроме правильной мины, не замочив штанов, палец о палец, руками Фредерика Виллема де Клерка, санкциями и шумным, всемирно левым скопом удавили зло страшного апартеида, а дальше - трава не расти, хоть потоп, главное, победа в кармане. Левом и заднем.

  Дьявол таится в очевидностях, картинке-наглядности, в том, что само лезет, напирает на глаза - смотри, вот оно, исчадие.
  И все уже видят - теперь даже младенцы, ибо опознано, названо, конвенционально, и поэтому невозможно не видеть - шибает по ушам, ноздрям, очам и нервам, не ошибешься.
  Но каждый раз, как по мановению волшебной палочки внезапно прозревшие упускают того, кто маячит за спиной дракона - тень, клоунская маска, ленточка, и поначалу кажется неважным, практически, отсутствующим, ничтожным, но когда приходит понимание, что старая лошадь отыграна, внезапно оживает, приобретает вес и объем, более того, наряжается в белое, садится на коня и сверкающим мечом делает новую ставку - долой тирана, да здравствует свобода.
  Глазом не успеют, как слетятся спасители - те, кто уверенно, нагло и безапелляционно заявят "мы знаем как надо", кто всемирно и публично присягнет новым  абсолютам, рукопожатно-сверкающим и бескомпромиссно-правильным матриархальным ценностям - радужно расширенным на двадцать два плюса правам человека, толерантно-гендерной множественной безликости, общеобязательной цифровой демократии и волшебству чудотворной небинарности, а спонсоры найдутся - к бабке не ходи. Культура отсутствия.
  И правда, мужикам тут не место, и бабам не место, и несогласным, и консервативной профессуре, и почвенникам, и бог знает кому еще - неважно, зато в остальном прекрасная маркиза.

  В девяносто шестом, после триумфальной победы на выборах, славного окончания чеченской кампании и разоблачения внутри-кремлевского заговора показалось, путь свободен, никаких помех, "наши" сломили ретроградов, совков и ортодоксов, заняли все высоты, поэтому заживем от пуза - оставалась малость, коммунистов в госдуме утихомирить.
  Также виделось в девяносто первом, когда путчистов размазали малой кровью, и в девяносто третьем - благо танк был под рукой, и восемьдесят каком-то, когда высмеивали Нину Андрееву с ее никудышными принципами.
  Даже раньше - генсекопад, а может, шестьдесят восьмом - Чехословакия, и свернули не начав хозрасчет, или когда Хруща турнули, или смерть отца народов в пятьдесят третьем.
  Кажется, кажется, кажется -  каждый раз как в первый.

***

  Пишу с горечью. Не в оправдание, вообще не знаю кому - безадресно, чтоб унять волнение, нащупать баланс или приблизится к точке равновесия.
  Сделанного не вернешь, тираны и сатрапы, Чаушески и Стресснеры не вызывают сочувствия - деспотичные, особенно с годами, властеголичные, нагло-врущие, на голубом глазу попирающие справедливость, полагающие себя единственным законом, государством и отечеством одновременно, плотоядно унижающие чужое достоинство и ни во что не ставящие человеческую жизнь.
  Бывают конечно исключения, но нам ли крестики считать - Пиночетов на всех не напасешься, и все же просится слеза...

  Ведь после тирана райская жизнь не наступит - пара недель эйфории, как тогда, в девяносто первом - не забудем, не простим и длинный флаг на всю Ивановскую - побегут, полетят из окон верные хранители прошлого, большие начальники, держатели черных касс и важных секретов.
  Сейчас, когда опасно, когда неопределенность, риски и страх, когда щиты, дубинки и резиновые пули, пан или пропал, счет идет по-гамбургски - мужество и боль, страдания и терпение, надежда и пламень в сердце.
  Это потом, после победы, наступит сладкая эра разоблачительства, хуже, смакования ужасов, гадостей и мерзостей "режима", далее мелом по снегу, но скажут - кровью, выкатят муками выстраданную конституцию и обязательно поменяют флаг, а может и гимн - чтоб мурашки не переводились.
  Новоизберут парламент, сформируют коалиционное, непременно народного доверия правительство и назанимают у благолепного фонда массу денег - под откровенно светлое завтра, но навсегда.
  И хотя декорации круто поменяются, существо останется - Тень, Теодор-Христиан.

  Господин двадцать первый скорый давно тут,  и казнить его никак нельзя, невозможно, немыслимо - очаровательная, сверкающая гаджетами и стильным дизайном свободолюбивая современность с правильной пропиской найдет вернейших слуг и возведет их на подлинно демократическое царство - теперь уж точно разума и свободы, без всякого бога, царя или русско-советского прошлого, национальности, может быть даже пола в его непримиримо жесткой ипостаси или порядком надоевшего императива.
  Даже без диктатуры, вернее ее материальной персоны-символа, лишь институция-среда с человеческим лицом и цифровым движком вместо сердца.
  Они, сегодняшние молодые, свято верят, еще чуть-чуть - темницы рухнут, ибо себя полагают снаружи, и наступит вожделенная, кристально чистая, глобально положительная, оцифрованная и обеззараженная действительность - без батьки, тятьки, титьки или страшного братки с Хладовостока.
  Отмытая и отутюженная, прибранная и уютная, свободная и процветающая.

  Кто будет копошиться в антропологиях и этнографиях, историях или онтологиях- мифологиях, лишь архаичные бородатые чудики, да и то красными глазами кроликов - возник отдельный народ как субъект истории - не возник, чьей судьбе следовать, кому отдать руку, а кому сердце - нафталин, скука и вообще, нелепая клякса Рошаха.
  И время снова, в который раз погребет собой бытие, поэтому урок останется не извлеченным - ведь победителей не судят.