Дача

Возле магазина Смешные цены живет серая кошка. Каждое утро шел мимо и ласкал ее, но сосиски, чтобы покормить не было. Взял корм своего кота, кошка исчезла. Так и носил корм неделю без толку. Сегодня вынул корм и пошел без него на работу. Подхожу к Смешным ценам - сидит. "Вот", - думаю, - "дуралей".


Поставил на вотсап звук аларма. Сообщения валятся, и что-то мужское взмывает во мне. Бегу, всё переворачивая. Читаю, ужасаюсь, действую. Надоело. Поставил шёпот океана. Сообщения валятся, и пши-пши-пши звучит волна. Мне пофиг, мне хорошо, никуда не спешу, ничего не делаю, ничего не читаю.


Засовывал ногу в шорты и порвал их. Стою страдаю. Это легендарные шорты. Они были сделаны из брезентовой синей ткани, имели восемь карманов и семь застежек и огромный толстый черный ремень. Я их купил в 2003 году, когда ездил на свой первый Волошинский фестиваль. Они помнили ушедших Новикова и Шевчука. В этих шортах мне в 2007 году сам Андрей Коровин вручал диплом о первом месте в прозе Волошинского фестиваля. В этих шортах я заходил в редакции «Нового мира», «Октября» и «Знамени». В этих шортах вышла моя первая книга. В этих шортах я расстался с первой женой и влюбился во вторую. Эти шорты были мне вечной силой и опорой, как русский язык. Они вылиняли, я их штопал 5 раз, но порвать вот так, не по шву, мне их удалось в первый раз. Я их порвал так, что шорты отказались чинить в ателье. Сказали: «Восстановлению не подлежат».
Пошел на Центральный рынок Южного города. Оказывается, найти мой размер (62 – я тут раздобрел на южных харчах) очень сложно. Ходил и туда, и сюда, все говорят: «Нет».
Одна торговка куда-то побежала, приносит почти такие:
- Нате.
Прикладываю к талии, явно не лезу.
- Не лезу, - говорю.
- Вы померьте.
- Чего мерять?
- Померьте.
Я всегда слаб к женщинам. Когда они просят, я не могу отказать. Ну померил. На ляжках трещат, застегнуть не могу.
- Не застегиваются, - говорю.
- Ужмите живот.
— Все равно не застегиваются.
- Сейчас так модно!
- Что модно?
- Не застегивать на верхнюю пуговицу.
- Вы ошалели?
Обиделась.
Пришлось купить у другой, как лоху, на резиночке. Теперь я брит, толст и в шортах на резиночке.


Зашел в Южном городе в грузинскую хинкальную. Картины Пиросмани, грузинская музыка, меню на русском, английском и грузинском. Долго выбирал, что бы взять. Лобио? Долму? Но раз уж пришел в хинкальную, то решил купить хинкали и именно из баранины. Хинкали с индейкой показались мне моветоном.
- Мне 15 хинкали, - говорю.
Официант оживился:
- Вы кого-то ждете?
- Нет, - отвечаю, - я сам покушаю.
- С собой возьмете?
Начинаю раздражаться:
- Да нет, всё сам съем.
- Вы хинкали-то хоть раз видели.
Задумался. Признаваться, что не видел не хочется.
- А чего, - спрашиваю.
- Они размером с кулак.
- Ладно 10.
- Давайте 6 и больше не надо.
Через 15 минут ожидания принесли хинкали.
Они вправду были огромные. Дымящиеся кульки с твердыми хвостиками.
- Вы их есть умеете?
- Разберусь.
Официант хмыкнул и ушел. Ищу нож и вилку. Нет ножа и вилки. Вспомнил, что у меня есть девушка грузинка красивая Нино. Пишу Нино:
- Нино, привет, как есть хинкали.
- Да, Слава, год не писал, а тут сразу хинкали.
- Извини, Нино, - пишу, - потом поговорим у меня хинкали стынут.
- Возьми за хвостик, высоси сок и откуси целиком. Только хвостик не ешь.
- Спасибо, - пишу.
Смотрю на хинкали. Что их руками брать за хвостик? Взял салфетку. Салфетка прилипла к хвостику. Отодрал, но салфетка осталась на хвостике. Взял руками. Прокусил и попытался высосать. Сок брызнул на футболку.
- Официант, - кричу, - нож и вилку.
Принесли, но покосились.
Четыре хинкалины разрезал и съел. Вся тарелка в соку. Последнюю решил за хвостик. Оказывается если хинкалина подостыла, то можно и сок выпить и откусить. Вкусно. Подумал и хвостики доел.
Подходит официант, смотрит:
- Вы что и хвостики съели?
- Ага, - говорю.
- И как?
- Нормально.
- С вас 360 рублей.
Расплатился, вышел, Нино написал:
- Как там Тифлис?
- Приезжай.


В Южном городе, где вода из-под крана имеет солоноватый привкус, где не продается "Новотерская", талая вода ледников Северного Кавказа "Пилигрим" спасает меня. Я представляю, что я долго брел по степи под палящим солнцем по желтой пожухлой траве и вот добрался до цепи гор, раскинувшихся вдоль побережья. Я медленно достаю пластиковую бутылочку талой теплой воды ледников Северного Кавказа, делаю глоток, другой, кладу бутылочку обратно в рюкзак, переваливаю через горный хребет и вот передо мной лежит синяя гладь моря, уходящая в даль до самого горизонта. Где-то вдалеке летит альбатрос, слева стоит старая ржавая баржа, севшая на мель еще в 90-е, виден хвост черноморского дельфина, солнце палит уже не так жгуче, мне хочется петь, и я, положив рюкзак на отполированную волнами гальку, бормочу под нос какую-то комсомольскую чушь, доставшуюся мне из юности.


Всю жизнь мне говорил отец, попав в очередную камчатскую метель:"Змерз як цуцик". Принимал цуцика, как некое мифическое существо, как Снежную королеву. Так и дожил до 49, употребляя это выражение, но не понимая смысла. И только в Южном городе мне объяснили, что цуцик - это щенок по-украински (всё-таки у отца украинские корни). Вот сегодня, оставив на ночь открытые окна, я змерз як цуцик.


- Захарий, - кто-то кричит мне в спину.
Представил умудренного старца с седой бородой, палочкой и котомкой.
- Захарий, а ну-как, престань!
Стал сомневаться, обернулся. Двухлетний малыш прыгает в огромной луже, образовавшейся после дождя в Южном городе.
- А ну-ка Захарий, кому по попе, - кричит ему молодая мама с тату лилии на левом плече.


Подробнейший отчет о первом годе моего пребывания в Южном городе, полный фактов, событий и свершений:
1. От жары не умер.
2. Зима не мерзкая.
3. Разросшийся виноград над крыльцом не оборвал веревки и не рухнул на голову.
4. Написал повесть, рассказ и кучу белиберды.


"Скорый поезд Москва-Южный город прибывает на второй путь", - гундосит радиоточка. "Точно", - думаю я, -"я же так долго искал свой путь, кем только не работал, где только не учился, где только не жил, а оказывается мой путь прост и ясен, он второй, надо сходить на второй путь, посмотреть, что там на втором пути, раз мне обещают, что я во всем разберусь на втором пути, может там то, что я искал всю жизнь, или мне объяснят, что я должен искать оставшуюся жизнь".
Иду на перон, навстречу люди, чемоданы, тюки, тележки, женщины в шляпах, мужики в бейсболках. "Черт", - думаю, - "в этой толпе я упущу свой путь". Но оказывается просто так не пускают. Стоит охрана. Везде стоят люди с дубинами, если ты ищешь свой путь.


Выставил на продажу дачу. Сфотографировал, отретушировал, первый этаж кирпич, второй этаж – дерево, комнаты (отремонтированные!), участок, плодовые деревья, туалет на улице замазал, написал типа готовится септик, душ на улице замазал, написал типа готовится новый душ в помещении, колодец два раза сфотал, даже воду из него выпил, хотя до этого за семь лет не решался, ничего хорошая вода, питьевая, показал, как я еду на маршрутке, сфотал больницу, рынки, магазины, пруды, написал 67 км до Москвы, написал, если захотеть будет и вода в доме и стиральная машинка, показал, как я жую спелое красное яблоко и плююсь орехом-лещиной, забор типа новый, и вообще бла-бла-бла. За месяц никто не позвонил. Скинул цену. Молчание.
Вчера среди ночи звонок:
- Алло.
- Алло, - говорю спросонья.
- Вы дачу продаете?
- Продаю, - от радости аж подскочил из кровати.
- А корова туда влезет.
Задумался.
- Куда, - спрашиваю.
- В дом.
Я представил, как корову загоняют на второй этаж по крутой лестнице.
- Нууу, - говорю, - если постараться, то влезет.
- А поросята?
Представил поросят, живущих под двуспальной кроватью и смотрящих телевизор «Рубин» и слушающих проигрыватель «Вега» с пластинками «Верасы».
- Нууу и поросята влезут.
- А куры?
- И куры, - задумался и добавил, - но в принципе это дача для человека, а не скотный двор.
На той стороне притихли.
- Для человека, - молчание, - а что такое человек, если нет коровы и кур.
- Мелочь, - поддакиваю, - а не человек, человечишка.
- Представляете, встаете вы в пять утра, а тут петух орет, корова мычит, поросята хрюкают, кот Васька сметану лижет, пес Бобик на соседей рычит, лепота!
- Вы вообще кто? – спрашиваю.
- Я профессор философии института управления Андрей Петрович Сидоров, на Выхино живу.
- Что, - спрашиваю, - к корням потянуло.
- Потянуло.
Долгое молчание.
- Брать-то будете?
- Корову куплю и позвоню.
Вот теперь жду, пока Андрей Петрович Сидоров купит корову.


Как сказал мой друг, Южный город - это место встреч и проводов. Так как моря здесь нет, то место силы - железнодорожный вокзал и автостанция возле него, откуда отдыхающие разъезжаются по побережью. Автобусы и маршрутки, как надоедливые осы, шныряют между городками и поселками, набитые арбузными семечками-пассажирами. Не успеешь встретить кого-нибудь и тут уже - адьё. Да и сами посетители не стремятся в Южный город. Им подавай Ялту и Евпаторию с золотистыми пляжами, шансоном и субтропическими пальмами. Надо бы и мне перебираться на побережье, но зимой там слишком тихо и пустынно.


- Я тебя на помойке нашел, а ты даже не мурчишь, - говорю я коту.
- Это еще надо разобраться, кто кого нашел, к тому же тебя не просили тащить меня в дом, ты меня спросил - отвечает кот.
- То есть ты вместо Южного города хочешь обратно на Люблинскую свалку?
- Весь мир помойка, - отвечает мне кот,
оглядывая виноград, персики, алычу.
- Ты не прав, - отвечаю, - здесь хорошо.
- Ты просто пуст, в тебе нет метафизического сквознячка.
- А ты мизантроп.
- Сам ты мизантроп, - отвечает кот и идет гонять очередного ежика, забредшего на дачу.