МАМА

   Мы живём в интересное время.  Вскрываются целые пласты народной судьбы.  Для кого?  Не для народа же.  Это всё случалось с ним, с народом.  Значит для молодёжи или для верхов?  Пожалуй,   для молодых.  Верхи ведь тоже были вчера  или позавчера народом. 
   Настала пора рассказать и о ней.  Всем, что у нас есть, у её детей, и материального, и духовного, мы обязаны ей.  И не только мы.  Всю свою жизнь она работала.  На кого?  Конечно на нас.  Она ни разу в своей жизни ни видела отпусков.  Первой вступила в колхоз.  Её первый муж – Паршин Варивон (Илларион)  Павлович, был одним из первых председателей колхоза.  Перед войной ему дали два года принудительных работ.  За какое преступление?  Того, что получали он и она от колхоза, на четверых не хватало.  По ночам он тачал сапоги.  Мог шить ботинки.  Кто-то из «доброжелателей» донёс.  Его забрали за два месяца до войны.  Как бы предчувствую самое худшее, он, сильный огромного роста мужчина, плакал при расставании, не скрываю слёз.  Последнее письмо пришло от него с Польской границы перед самой войной.  Больше ничего не было.  После войны мама делала запросы.  Приходило одно и то же: «Ваш муж пропал без вести».  Поженились они в 1927 году, когда маме не было и 16-ти лет.  У них долго не было детей.  Потом сразу двое: Маша, а через год Митя.  Когда началась война, им было пять и четыре года.  В войну их не стало.  Жили они в деревне Старое Высокое, Кадомского района, Рязанской области, но на самой границе с Мордовией.  До районного центра – Кадома, было 25 километров.  До больницы – 30 км.  Потом, нас, она уже научится лечить сама.  А тогда, детская болезнь – корь или скарлатина, унесла одну за другим,  и Митю, и Машу.  Маме не хотелось жить.  Она билась грудью о мёрзлую землю.  Рвала на себе косу.  Просила у Бога смерти.  Смерть не пришла.  Пришла седина. В тридцать лет она стала седой.  Однажды зимой, на Крещенье, в самые морозы, услышала с улицы истошный вопль:
   - Потонула!  Полька потонула!
   Выбежала на улицу в чём была.  Крики от колодца.  Бежала, не помня себя.  Низкий сруб, почти вровень с землёй, обледенел.  Дети катались на донцах – доски для прядения шерсти.  Девочка лет семи, мамина племянница Полина, не справилась на горке и въехала прямо в колодец.  Узкий ледяной кратер.  Черная дыра в небытие.  Раздумывать не оставалось времени.  О себе не думала.  Даже наоборот.  Радовалась.  Простужусь и… готово!  Девочку долго не могла найти под водой.  Колодец был просторным внизу.  Копал и рубил сруб её муж.  На самом дне, скрючившись, сидела девочка.  Оторвала её тельце.  Нашла опору – большой камень, что тогда не осилили вынуть с мужем.  Теперь этот камень  спас и её и девочку.  Встала на него.  Можно дышать.  Девочку держит над головой.  Тельце в зимней одежонке одеревенело.  Кричит мама, но никого рядом с колодцем.  Сколько времени была в колодце не помнит.  Прибежала мать девочки Варвара Кондратьевна.  С воплем бросилась назад.  Тут ещё соседка.  Она и приняла девочку.  Положила на снег и к маме.
   - Нет, нет! Откачивайте Польку!  Меня потом.
   Девочка с испугу замерла.  Перестала дышать и даже не набралась воды.  Сначала у неё покраснели крылья носа.  Потом она вздрогнула и как закричит: - Ма-а-а-ма, где я?  Девочка жива до сих пор.  У неё четверо детей.  Старший, не так давно, трагически погиб в Армии.  Теперь она тоже без времени поседела.  А мама шла тогда босая к дому.  До него шагов двести.  Тела не чувствовала.  Платье на морозе задубело.  Занятые девочкой, никто не догадался,  даже накинуть ей на плечи, что-нибудь тёплое.  В тот раз она даже не простудилась.  Сказалось потом. 
   Всё сказалось.  И то, что в колхозе косила за двоих мужчин.  И то, что доила, жала, пряла, мяла, ткала, рубила, возила на быках, а то чаще на себе, а после работы по ночам дежурила на пожарном посту.  Мужчин взяли на войну.  Всю мужскую работу взвалили на свои плечи бабы.  Помогали подростки.  Бабы их жалели.  Работали бесплатно и до надрыва.  Стране отдавали всё.  Сдавали даже свиную кожу.  За всё это, и за то, что мама приютила и воспитала троих сирот, кроме нас, и за то, что она была умна, красива, крепко сбита и не умела быть без дел, в деревне её звали царь-бабой.  К ночи она падала от усталости, а утром при свете керосиновой лампы, а то и лучины (электричество в деревню подвели лишь в 1969 году), рано вставала, топила печь, готовила нехитрую пищу.  Вновь впрягалась в тяжёлую телегу жизни.
   Мама была старше Октябрьского переворота на пять лет.  Росла сиротой.  Отец её Гриняев Петр Федорович умер за месяц до её рождения.  В семье была уже одна девочка – Акулина. Вторая девочка никому была не нужна.  Её не жалели.  Мать, моя бабушка -   Марфа Сергеевна вышла замуж на Покров, когда маме не было и года.
   Жизнь до революции она помнит смутно.  Всё познаётся в сравнении.  Она сравнивала. 
   - Мужичку хорошо жилось до коллективизации.  Лошадка своя.  Сам себе голова.  Работали не меньше.  Но работа была в радость.  Первые годы в колхозе радости поубавилось – плоды труда отбирались.  Но любовь к земле побеждала всё.  Надо было долго и больно бить крестьян по головам, что бы они, наконец, отвернулись, отреклись от своей любви к земле, к скотине, к деревне.  И били! 
   Работали с песней.  Побеждали молодость и крестьянская тысячелетняя закваска.  Мама никогда не жаловалась.  Смысл жизни она видела в труде.  В войну, кроме крестьянских работ, стали гонять их  на окопы, заготовку торфа и леса.
   Закончилась война.  Узнали об этом ни сразу.  Радио запрещалось иметь.  Газет не читали.  Они были редкостью и шли только на самокрутки, старикам да подросткам.  Даже стены оклеивали не газетами, а облигациями внутреннего займа.  Первым пришёл с войны мамин сводный брат Андрей Васильевич Якунин, демобилизованный после ранения в руку.  Стали возвращаться с фронтов.  Кто без ноги, кто без руки, кто в виде похоронки.  Ей ни то, ни сё.  Она ждала ещё три года.  Посылала запросы.  Не верила в гибель мужа.  Очень они любили друг друга.  Сватались к ней, но она всем отказывала.
   Отец пришёл с войны одним из последних.  Его жена Татьяна, умерла во время войны.  Двое детей его Митя и Анна, жили у тётки.  В 1948 году они сошлись с отцом.  Все пожитки отца вместились в один узелок: нетельная рубаха, фронтовые кальсоны.  Мама имела дом и хозяйство.  Но она теперь, вдруг, стала мачехой.  Всё тепло своей души она перенесла на чужих детей.  Ответа не было.  Более того, чем больше она старалась угодить, тем больше её оскорбляли.  Особенно сын Митя.  А дочь отца перешла жить к тётке.
   Мать продала корову, что бы учился отцов сын.  Он учиться не захотел.  Убегал из школы, дерзил, грубил, стал курить.  Рано женился.  Разошлись с первой женой.  Снова женился.  Уже будучи взрослым, имея двоих детей, заработав на Севере орден Почёта, он много раз вспоминал покаянно своё детство и много раз винился перед мамой. 
   Отец был контужен на фронте.  На фронт он попал одним из первых.  За месяц до войны его призвали в Армию.  Работал после войны на трелевке леса в Мордовии.  Другой работы не было.  А в колхозе он работать не захотел.  Видимо была обида.  Его семью раскулачивали и ссылали, кажется в Кемеровскую область.  Мать часто упрекали в том, что отец работает не в колхозе.  Лишали покосов, картофельных наделов.  Не продавали в деревенском магазине муки, хлеба.  Приходилось ходить за хлебов в Мордовию за 6 километров.  Сахар сами не покупали.  Не на что было.  Только по праздникам. 
   Первой у них народилась девочка.  Через два года – мальчик, то есть я.  Ещё через два года – снова девочка.  – Сам седьм – говорила мама про отца.  Жили впроголодь.  Нам, растущим детям, не позволялось таскать хлеб.   Только за обедом с квасом, с супом, с картошкой.  И это в конце 50-х, в начале 60-х годов.  Вместо сахара нередко употребляли сушеную свёклу.  Учили уроки с керосиновой лампой.  И это в центре России, в то время, когда страна круто повернула в сторону коммунизма.
   От непосильной работы отец стал сдавать.  Зимой по пояс в снегу.  Ворочали «колбяны» - трёхметровые брёвна.  Вывозили из леса на лошадях.  Однажды лошадь чего-то испугавшись, рванулась вперёд.  Отец не ожидал и выпал из саней.  Однако одна нога запуталась каким-то образом за край саней.  Одежду на отце задрало и голой спиной тащило по снегу не знамо сколько.  Отец простудился и долго болел.
   В 1961 году отца признали инвалидом 3-й группы.  Сорок рублей назначили пенсию по инвалидности.  Мама к этому времени уже не работала, считалась домохозяйкой.  Всё держалось на маме.  Выручала корова.  Но сено приходилось для коровы собирать серпом по лесным полянкам.  До белых мух, то есть до снега.  И это тоже делала мама.  Сестра бросила ходить в школу, не закончив восьмой класс, уехала работать на уборку сахарной свеклы в село Сотницыно возле города Сасово.  За всё лето и часть осени она заработала мешок сахарного песка.  Песок привезли зимой на лошадях.  Мама была за то, что бы сестра продолжала учиться.  Но сестра, видя наше положение, отказалась учиться и пошла работать.  Уже позже она закончила и школу и техникум.  Получила специальность зоотехника.  В одном из подмосковных колхозов в Истринском районе она достигнет вершины своей славы, в качестве заведующей фермой.  Её портрет напечатают в газете «Сельская жизнь». За высокие надои она получит диплом ВДНХ, вырастит двоих детей.  Но всё это будет потом.
   Я заканчивал восьмой класс.  Будущее рисовалось смутно.  В школу ходил за три километра в деревню Симушку.  В девятый класс идти было некуда.  Отец первым решился на переезд в другую область.  В 1965 году, летом, мы переехали жить во Владимирскую область, близ города Кольчугино.  Там были родственники отца.  Мать первые годы была сама не в себе.  Для неё отрыв от родных мест был большим горем.  Не меньшим, чем потеря первого мужа.  Кстати, она его не могла забыть до конца жизни.
  Сначала ютились в бараке, в одной комнате.  На электроплитке готовили еду.  Отец устроился работать в совхоз «Кольчугинский».  Отцу хотелось иметь свой угол.  Купли домик в деревне Стенки.  Мама устроилась работать санитаркой в санаторий «Кольчугинский», теперь он закрыт, а рядом построили свинарник.  Впервые в своей жизни, а ей было уже за пятьдесят, мама стала получать зарплату рублей шестьдесят.  И радовалась и удивлялась. 
   Так бы и работать и работать, но здоровье уже было надорвано.  В 57 лет она заговорила о пенсии.  По колхозным справкам ей назначили 12 рублёвую пенсию.  У отца 40 рублей.  Денег на жизнь не хватало.  Мама продолжала работать.  Младшая сестра ещё училась в техникуме на бухгалтера в городе Суздале.  Старшая сестра вышла замуж.  Ремонт дома отнимал все наличные деньги.  Отец иногда устраивался плотничать в совхоз.  Часто и подолгу болел.  Дом снова держался на матери.  Как она ухитрялась вести хозяйство, да так, что помогала нам, ставшим уже взрослыми. 
   После ухода отца в мир иной, мама стала сдавать.  Во Владимирской областной клинике ей сделали серьёзную операцию.  Не успев, как следует, оправиться от болезни, она села ткать половики.
   - Это вам, будет память о матери….
   С её маленького огородика в 6 соток, мы имели до 20 наименований овощей, фруктов, плодов и ягод.  Нет, она никогда не жаловалась на жизнь.  На судьбу – да, а на жизнь?  Только одно ей до слёз было обидно: получать колхозную пенсию размером в 12 рублей, потом – 20, потом – 32 рубля.  Она говорила: - Ты грамотный (самой ей не пришлось учиться в школе, читать и писать научилась сама),  напиши им там, как это так, я всю свою жизнь работала бесплатно (за палочки, так отмечался трудовой день – ставили в тетрадку палочку, если колхозник выходил на работу), и такая пенсия!  Я говорил: - Мама, пойми, ты не одна, таких много, у государства на всех не хватит денег, мы тебя прокормим.
   Она не могла понять такое, а в смысле «прокормим», сама помогала нам.  Но ей хотелось справедливости.  Верила ли она в Бога?  Верила и очень уважительно относилась к нему.  Радовалась и молодела, когда удавалось причаститься Святых Христовых Тайн.  Но когда в 1980 году меня совершенно незаслуженно, из-за конфликта с администрацией экспедиции по поводу жилья, уволили с работы по 33-й статье (прогул из-за не уважительных причин), мама говорила:
   - Да если бы Он был Бог-то, разве Он допустил такой несправедливости?  Имела ввиду и свою колхозную пенсию.
   У неё была отличная память.  За неделю до кончины, она назвала мне более 70-ти родных с её и отцовой стороны.  А сколько она знала народных песен, частушек!  Сколько житейских интереснейших историй.  Её можно было слушать сутками.  Рассказчик она была прекрасный.  Её слушали, раскрыв рот.  Так она зачаровывала слушателей.  Я всё собирался записать с её слов рассказы, но так и не получилось это сделать, не успел….
   Я уезжал в командировку в город Калязин.  Она, словно чувствовала, что видимся в последний раз.  Вышла в ночной сорочке провожать меня на лестничную площадку нашей пятиэтажки.  Зимой она из деревни Стенки переезжала к нам.  Нянчилась с нашим младшим сыном Илюшей, которому было 3 месяца. 
   Так и запомнилась она мне: хрупкая, в просторной ночной белой сорочке.  Я спускался вниз по лестнице.  Она смотрела сверху, словно Ангел Хранитель, распростёрся надо мной.
   Про власти она говорила: - Валите всё на лысую голову!
   Она была из народа.  Она несла в себе частицу его мудрости, его красоты, поэзии, таланта.  Я часто теперь думаю: случайность это или нет?  Мама была неграмотна.  Она нигде не училась, но умела читать и писать.  Умела предсказывать будущее.  У меня хранятся письма, что писала она мне в Армию.  Если бы ей дали грамоту?  Дали условия для развития?  Кем бы она стала ещё?
   Она всю жизнь работала.  Она от рождения была «богата».  Богата духовным своим миром, культурой народной, своим физическим совершенством, своей красотой.  Что она имела в конце жизни?  Дом в деревне.  Одно пальто с цигейковым воротником и новым верхом, одни сапожки зимние, пара туфель за 7 рублей, два-три платья, одну-две кофты, 3-4 платка, да больное разбитое трудом и переживаниями за нас, сердце.  460 рублей было сбережений.
     Но было и пятеро детей и внуки тоже были….
   С её уходом из жизни, ушла от нас живая история моей малой Родины, моей Рязанской земли.  Память о ней светла и горька. 
   Кто она такая, что бы говорить о ней вслух?  Да, таких как мама, миллионы и миллионы.  Это правда.  И правда то, что они почему-то всё время остаются в тени.  Прожив всю жизнь в тени, выполнив колоссальную по напряжению своему историческую работу, они уходят.  И ничто ни удержит их уход.  Разве, что сказанное вслух о них слово?!
   Она любила праздники, любила наряды, хотя у неё их не было.  Любила русские песни, сама их пела широко и вольно.  Радовалась, когда удавалось вовремя убрать картошку, накосить сено, любила встречать гостей.  Умела из ничего готовить вкусные блюда.
   У неё 12 внуков и 9 правнуков.   Её последний внук – Илюша.  Илюша, которого днём она носила на руках, баюкала, пела ему: «Шли  три героя, с Германского боя»…, а ночью просыпалась в холодном поту от мысли: а вдруг «мотнёт», когда Илюша на руках?  У неё были проблемы с давлением, кружилась голова и порой, земля уходила из-под ног, как палуба терпящего бедствие корабля. 
   Илюше уже два года.  Он учится говорить.  Часто мы смотрим с ним цветные слайды, на которых она живая.  Слушаем её песни с магнитофона.  У Илюши её глаза.  Кто знает, может и её добрая душа теперь живёт в нём?  Царствие ей Небесное и вечная память Пелагеи Петровне Плониной -Паршиной(Гриняевой в девичестве).
Октябрь 1988 года.