Завораживает!

Завораживает!
( В. Исаков)
   Ветер напал на меня,как голодный пёс на случайно выпавшую из пакета мясную кость. Пришлось снимать рюкзак, с запястья петли лыжных палок. Воткнул их в снег. Они родимые ещё дедовские из бамбука с металлическими кругляшами внизу. Достал из нагрудного кармана варган. Подышал на чуть замерзшие пальцы и, глядя вверх в синеву неба, заиграл шаманскую мелодию. Ветер охальник тут же прекратил свои удары по моим красным щекам, за что он так меня? Шкодник виновато провел ладошкой по лямкам бамбуковых, они безжизненно повисшие ответили ему качанием и отступил к маленькой ёлочке, что стояла рядом со мной. Извинялся! А красавица обрадовалась мужскому вниманию и засмущалась, стряхивая со своих плеч белоснежный платок из пуха снега. Разговору с ветром, да и со всем лесным миром с малолетства научил дед. Он даже умел говорить с деревьями, а я вот только с ветром  да ещё иногда с лешим и покойными людьми.
    Вспомнилось, как  один раз приехал на далёкий глухой Север к друзьям.  Хотелось вырваться из чёрных лап асфальтового города. Походить за грибами, сплавиться по горной реке, порыбачить малость хариуса. Днём, не дождавшись  ребят с работы, до того захотелось в лес, что схватил лукошко для грибов и километров через несколько от городка забрёл в самую чащу. Хотелось окунуться в девственную тишину бархата леса. Зашел – то совсем недалеко от насыпи со старыми шпалами. Рельсы с неё  продали  похоже на металлолом ещё «демократоры» девяностых. Через березняк лет так пятидесяти с гаком заметил разрушенный барак из серо коричневых потрескавшихся вдоль брёвен ещё с гулаговских времен. Где – то на обрывках съеденных временем оснований, что составляли забор, понуро висели куски коричневой ото ржи колючей  проволоки, вот возьми ее в руку она вмиг рассыплется.  Кое,  где белая паутина марлей обрамляла ржавчину решеток, салютовала мне своей независимостью.
   И тут началось…  Почему- то стало не по себе и вдобавок ко всему резко заболела голова. Даже присел на корточки от неожиданной  пронизывающей боли. Мужские и женские голоса покойных переплетались в просьбах. Громоподобно резко рявкнул в пространство!
- Замолчать! Ничего не пойму, и прекратите окружать меня. Встаньте предо мной, как конь перед травой.
   Боль немного утихла. Ладони оторвал от висков. Мысленно попросил того кто лучше сформулирует общую просьбу высказать её. Дребезжащий старческий голос женщины произнёс в тишине.
- Касатик, ты единственный из массы людей кто может услышать нас. Крестик бы нам сюда, мил человек,поставить за помин наших гулаговских душ.
  Березки забились от волнения ветками по крышам барака, выложенными ёлочкой  сосновыми плашками отполированные временем, ветрами и дождями в серый цвет. И тут же довеском  к сказанному по привычке монотонным заученным текстом
- Марья Ивановна Седова статья пятьдесят восьмая ука РСФСР уроженка Санкт- Петербурга, старший научный сотрудник.
  Голос женщины потерялся в сонме ора  всех желающих передать именно свою просьбу…
  Слух выудил лишь одну - прошения мужской сущности.
- Ты уж постарайся  молодец, а мы тебе грибков – то  дадим, что и не унесешь…
     Я поклонился в пояс беспричинно сгинувшим, осенил их, а потом себя крестным знамением. Отвернулся и пошёл на выход из леса.
     Грибов было на самом  деле «немеренно», будто бы меня специально вели по самым «семейным»  местам, но почему – то не хотелось к ним прикасаться! Через два дня с другом поставили крест большой и добротный на самой середине красивой поляны перед лагерем. Напоминанием о нём  были ещё, где – то сохранившиеся, но почти истлевшие вышки и покосившиеся ворота…  А через две недели привезли батюшку. Все бабушки в округе  рекомендовали только его. Отслужил молебен за упокой над сгинувшими душами тут в лесном океане.
   Тот же знакомый голосок медленно прошипел на ухо после панихиды.
 - Мил, человек! За « доброту вашу и честность награжу!». Подскажу,где « гражданин начальник - хозяин-барин » прятал от государства "намытое" золото. Там много его, килограммы! О внуках начальник заботился и правнуках. Но не успел увезти в свою Кахетию: пропал на охоте, где- то здесь  в трясине. Был большой  тут переполох, чай дальний родственник, какого – то самого большого чина "гаморджобы". Чтобы оправдать смерть главного вертухая, всё списали на нас, мол это мы его утопили. Вот нас и утопили тут же рядом с воротами в соседнем озерке, а кого и расстреляли, списав всё на бунт...
 Не пошёл за окаянным золотом! И в тот лес я больше ни ногой: негоже нарушать мертвый сон людей. Лишь раз в год стараюсь в родительскую субботу пробраться к  озерку и после молитвы оставляю  буханку хлеба, да стакан водки на берегу.
  Погрозив пальцем распоясавшемуся ветру, накинул рюкзак на плечи. Достал из бокового кармана брюк плоский маленький термосок, отхлебнул чуть кофе.Постоял немного собираясь с силами. Отдохнул! Взяв палки в один кулак, направился к своей избе, благо осталось совсем немного каких – то там километров пяток с гаком. Я в ней появляюсь от случая к случаю, лишь в отпуске на немного. «Забугорными» отелями, тайландами и всякой импортной ерундой наелся досыта до оскомы…
   А на лесной избе у меня лучше, чем порой в импортных гостиницах и замечу, всё, как у людей. Правда горница с кухонькой маловаты, но есть сени и даже чулан под дрова. Главное на избе это жаркая печка и топчан для отдыха после рыбалки. На столе стоит и скучает обыкновенная лампадка с соляркой с фитильком поверх неё. Запас дров в печке и несколько охапок берёзовых аккуратно спят рядом с ней, а продукты на стеллаже на несколько недель в запас. Судя по пополненному запасу свежего печенья  уже кто – то до меня заходил. Один из законов: никогда нельзя закрывать дверь на замок лишь подпереть палкой, а вдруг кому – то нужна помощь. Да, не забывайте перед уходом, что Вы обязаны доложить продукты, что сможете. Может твоя пачка «де ширак» спасет от голода кого – то…  Всякое в лесу бывает…
    Есть у меня и соседи. Самая старшая это медведица! Она, как почует меня, сразу же приходит угоститься хлебом и поканючить конфеты. До того обнаглела, что чуть ли не рядом себе берлогу устроила, вот они « Ириски» со сладким шоколадом внутри, что делают с одинокой женщиной. Подружайка взяла моду ещё и с собой медвежат приводить к самому крыльцу, напугала в первый раз. Сидят и ждут, когда выйду с вкуснятиной. И так уже третий год. Шаловливые у неё пацаны, хотя дети они везде дети…  Вот только когти у них и зубы острее с каждым годом становятся, да играют со мной будто с ровней. Силы - то уже хоть отбавляй. Все руки в шрамах. Порой даже своими приставаниями ко мне маму раздражают! Она, не я! Без предупреждения по меховой заднице со всего маху затрещину тяжеленной лапой с урчанием. Малолетние наглецы по старой памяти за мою спину от мамы прячутся… Смешно! А ещё летом батюшка Солнце гостит над крышей два месяца и замечу, что ему даже не хочется уходить из гостей за кромку леса.
   Сегодня двенадцатое мая, а река спит подо льдом и даже, и не думает  просыпаться. Но днём уже  трудно идти: наст не держит, проваливаюсь по колено в снег…  Измотала такая ходьба.
     В избе натоплено. Жарко! Завтра с утра на рыбалку. В углу ждёт своего часа бур, прижавшись к рюкзаку. В его тёмном чреве спят буханка черного хлеба, две банки тушенки и армейская фляжка спирта, так на всякий случай: это закон,а вдруг в воду окунёшься или пурга… Печка бессовестная! Не стесняясь с открытым ртом – дверкой, откровенно чавкала ёлочный сушняк. На плите томился с сахарной говяжьей косточкой борщ в пузатой кастрюле пятидесятых годов: млел на заботливых горячих руках печки. Пламя на лампадке порхало на фитильке в сумерках вечера, чуть подмигивая сослепу, внимательно рассматривало меня: радовалось встрече. Мобильник за ненадобностью валялся в углу столешницы. Хорошо- то, как здесь! Тишина, уютно  и умиротворенно. Лежал на лежаке и смотрел в темноту ночи через маленькое оконце.
      Веки разбудил вежливый и осторожный стук в дверь в сенцах. Откуда?! Что за напасть?! Может леший по имени Ягмашь балует? У него есть такая смешная привычка: москвичей,чужих для леса, пугать. Жадные они,а он таких не любит! Нет! Ещё вчера под вечер, захватив с собой кулёк карамелек с баночкой леденцов ушёл к суженной, обещал вернуться поболтать о наболевшем. Подумал, что карзится! Но очередной стук распахнул глаза настежь. Кто это ко мне забрёл в такой- то глуши?! Хотя, второй закон тайги гласит: накорми, напои и дай человеку передохнуть. И дверь ты должен открыть для гостя первым, как бы приглашая в свой мир. Пришлось встать.
  Напротив меня стоял колоритный старик в полушубке, подпоясанный крупной верёвкой вместо ремня, на ногах серые торбасы- это сапоги из оленьей шкуры мехом наружу. Шапка из меха росомахи чуть прикрывала лоб. Поражала чистота его голубых глаз и тёмно синие узловатые вены на худых, но жилистых натруженных кистях рук, варежки – «верхонки» заткнуты за верёвку рядом с топором. Он будто вышел с картины девятнадцатого века.
    Борщ дымился в плошках на столе рядом с запотевшей бутылкой французского, сам покупал под Парижем. Это «Н.З.» для уважаемых гостей уже три года ждала своего часа. Две рюмки рядом. Хотя мой гость только намочил губы, вмиг задохнулся. Дед шёл домой. « Ветер сорванец принес запах дыма твоей избы. Пошёл на него, а потом приметил жёлтое пятно окна в белом березнячке!». Вот и зашел он на "огонёк" обогреться да чайку "испить". С его слов деревня была почти рядом.
-  Всего – то от твоей избы до моего дома вёрст этак  шестьдесят чуть с гаком: в день пути.
    Мы с дедом обсуждали «сурьезную» тему городской жизни.
- Вот скажи, Вовк!
Он вежливо глянул на свою рюмку и отодвинул от себя.
- Ты на каком этаже живешь в своей многоэтажке?!
Буркнул в ответ, что на четвертом.   
- Не надоело каждый день к себе на дерево залезать?!
Удивленно глянул ему в глаза. Задумался! Уже второй год стал замечать за собой, что устаю вверх даже шагом до квартиры считать ступеньки.
 Тут он попросил меня встать и выйти с ним из избы. По - дедовски прищурился и просто вымолвил.
- Глянь ка в небо!
Замер. В темноте увидел сполохи цветной зеленоватой кисеи северного сияния на фоне фиолетово чёрного неба со стразами звезд. Быть морозу! А дед почти неслышно прошептал.
- Завораживает, Володя?!
Кивнул в ответ.
    Из – за пазухи какого – то подобия пиджака достал холщовую тряпицу. С уважением развернул. Торжественно положил краюху ржаного хлеба в ладонь со словами: « Прими частичку нашего солнышка!». Я закрыл глаза и тихонечко откусил от подарка самый маленький кусочек с корочкой. Словно наяву увидел со спины свою родную сгорбленную от непосильной работы в колхозе фигурку бабушки.Она доставала лопатой из липы белый каравай с румяной корочкой из зева русской печки. На середине стола застеленной клеёнкой в квадратик ждала своего часа крынка с парным молоком. Шёпот деда: « Завораживает!?» вернул меня в реальность.
    Опять мы сидели за столом и опять его рюмка была полной. Гость заварил чай в стакане и накрыл его варежкой. Потом заварку разлил по стаканам и наполнил кипятком. Я отхлебнул. Да что сегодня такое?! Я спал на сеновале под лоскутным одеялом и проснувшееся солнышко через маленькую дырочку в крыше гладило мне веки. И снизу требовательный голос деда: « Володьк, а Володьк, просыпайсь!Потом поспишь! Трава в соку надо на покос! Бабушка тебя ждет с квасом внизу. Пора!»…
 Заставила открыть глаза фраза деда: « Завораживает!?»
Напрямик спросил.
- Вы, кудесник иль чародей, что так надо мной куражитесь?!
Он встал из – за стола. К моему удивлению отвесил мне низкий поклон « За хлеб, за соль!». Стал собираться в дорогу. Я выгреб из пакета золотые мандарины для супруги и его родни. Дед удивленно смотрел на это чудо, видимо, видел это впервые. Показал, как чистить. Положил ему рыжее солнышко на ладонь. Он по началу стал его нюхать. Попробовал! Тихо произнес: « Вовк! Завораживает!»…
  Проводил его до опушки. От нескольких банок тушенки он отказался. А на прощанье прошептал с грустью в глазах.
- Володя, тебе не кажется, что только с возрастом начинаешь понимать, что в этой жизни дней малость завораживает тоже!
Я сидел в избе. Печка также хрупала полешки,как я сушки. Вспомнил свою любимую женщину и тихонько про себя в тишину произнес: « Усладушка, губы твои мёд завораживают и бездонные очи тоже очень, а ещё пушинки нежности твоих рук на моих плечах возвращаясь издалёка!».
 Утром за мной серой лентой тянулся подросший выводок стаи волков, взрослые шли поодаль. Малышня ужасно любит мою рыбу, и даже иногда дерутся друг с другом за каждую. Приходится порой разнимать, давал каждому бойцу малолетнему пинка. Папа никогда не возражал: за дело!Сидел возле лунки с удочкой, а хариуса моим друзьям- волчатам уже не хотелось, они лишь внимательно смотрели за игрой удочки. Глядя на маленький красный поплавок поймал себя на мысли,что ужасно хочется ещё раз посидеть с дедом из далёкой деревни старообрядцев и просто помолчать. Вот только знал, что такой деревни на реке уже давным - давно нет: умерла она еще лет тридцать или сорок тому назад.
   Не знаю кто ко мне приходил, но очень добрый дух, видимо, хозяин той забытой БОГОМ деревеньки. Вспомнил его последние прощальные слова: « Володя! Мне кажется, что в жизни надо быть таким же, как детишки!Для них каждый день открытие и каждый день своей новизной завораживает!».
    Мелкой трусцой подошел попоститься кумжей сам вожак с женой, им тоже хотелось угоститься. Своим вкусом она их завораживала...