Танго!

Танго
( В. Исаков)
   Музыка  очаровывала. Заворачивала мою душу вместе с настроением в кулёк, сотканный из всех цветом радуги.Но иногда в этом эфемерном пространстве  красоты, как бы внезначай вплеталась полоска уныло серого цвета. А мелодия даже позволяла вольность смеяться над моими чувствами к той единственной, что сейчас с осторожностью держал в руках фарфоровой вазой династии "ЦИ". Мне было чуть грустно! Мужчины не плачут,мужчины огорчаются…
    Я забыл все на свете, танцуя с любимой и самой красивой женщиной на всем белом свете. Мы только недавно вернулись из гостей от её давнишней подружки  и продолжали праздник. Мне нравилась та добрая атмосфера открытых и добрых  отношений, что жила в доме нашей знакомой. В светлой горнице у неё витал дух честности  и без приукрас порядка…
   Бокал шампанского салютовал пузырьками доброго настроения в ожидании моих губ под седыми усами, стоял на прикроватной тумбочке коричневого цвета. БОЖЕ, как я танцевал с моей радостью, её любимое танго! Она под моими горячими ладонями «таяла», будто пластилин. Подушечки пальцев гладили симпатичный ремешок на хрупкой осиной талии единственной. Руки обнимали загорелые красивые худенькие плечики моей родной. Независимо и незаметно от моего желания пальцы  предательски опускались ниже, очерчивая божественный контур тела любимой, вкушали. Чуть влажные  от волнения, они - бессовестные  скользили вниз, подгоняемые шальным волнительным сердцебиением. Мы кружились в танце, а она ГОСПОДИ, шептала на ухо слова, от которых я  изнемогал, переполненный нежностью к своей  избраннице на всю жизнь.  Ноздри дрожали в волнении от изумительного запаха её шелковой кожи и округлых  бёдер. А ласточка, плотно прильнув ко мне всем телом,  продолжала  ласковым шепотом утверждать, что будет ждать сколько угодно времени  до моего возвращения.  Мои усы с осторожностью  рыси касались бархата  её щек. А она произносила трепетно слова: « Володя,  ты мой, как я  люблю  тебя!»…
 Я танцевал и парил на седьмом небе от счастья! Ладони согревали  нежное тело самой вкусной на всей планете красавицы. Ох, уж эти мои жадные губы и бессовестные руки!
До слуха донесся печатный строевой шаг. Размежив ресницы, приоткрыл глаза. Дежурный свет одинокой лампочки на выходе не дребезжал, а был напряжен от наступающей разлуки со мной. Казарма блестела влажным от коричневой бесконечности пола. Он сегодня насвистывал мне мелодию  печали подозрительной тишиной. Свою любимую с редким именем СВД ( снайперская винтовка Драгунова) или, как я её называл Свыдэшачка, поцеловал на прощание. Провел ладонью по шелку  лака приклада. Сорок семь латунных невесомых гвоздиков в дереве блеснули улыбкой моих побед. Понёс на руках свою красавицу на брачное ложе в «оружейку» …
ГОСПОДИ ВСЕ ДЕРЖАЩИЙ! Как мне хотелось сейчас поболтать с подружкой моей любимой: доброй и спокойной девушки с редким для женщин именем Война. Рядом с ней так все просто и ясно…
 Выглянул в окно и направился, на выход не оборачиваясь...
  Плац, уверенный в своей неотразимости  был вычищен по уставной мерке. Красавец: белый и квадратный. Серой неподвижной коробкой на его поверхности в ожидании команды стоял батальон по команде « Смирно». Снег белыми лепестками вишни осторожно ложился на плечи моих бойцов. Под режущий тоской сердце, словно ножом масло, марш « Прощание славянки» с развернутым знаменем части, вбивая подошву в спину промерзшего плаца, прошли мои мальчики. Простая, кажется на всю громадную площадь  пространства, команда « Раввввненн..нние.. нале..го»,вмиг повернули подбородки малышей под два метра роста на меня. Ладонь молнией под козырёк. Увидел в последний раз глаза своих мальчиков. Я знал по именам всех своих офицеров и солдат вверенного мне подразделения. Они провожали меня, а я провожал их: прощался со знаменем и своим батальоном. Дембель неизбежен,как крах империализма! Эх,сука - жизнь..!
   Друзья офицеры после отвальной давно уже находились в расположении своих семей. А моя семья - батальон.  Дом, кабинет! И сейчас я снопом сидел в кресле за рабочим столом. На столе спал в ножнах черной кожи любимый рабочий клинок с рукояткой из бересты, отполированной кровью лося. Встал, привычно неслышно переместился к окну. Лбом упёрся в стекло. Наблюдая за тихо падающим снегом, прощупал взглядом секторы обстрела. Вернулся за стол. Ночь разлучница, нежно лаская прохладными ладошками одиночества шею, просила слезно снегом не расстраиваться...
Один!
Нет рядом даже моей преданной любимой. Чувствовал сердцем, как она просила забрать её из душной пирамиды, прижать к плечу бархат приклада. По миллиметру осторожно вытащил из ножен клинок. Резко будто от этого зависела жизнь моей разведгруппы, привычно незаметно кистью без размаха метнул в дубовый срез, что висел у меня на противоположной стенке кабинета, как в часового. Узорный удалец молнией вошел на половину дамасского чуда с красивым, так радующим сердце, дребезжанием рукоятки. И тут на ум пришли стихи, неизвестного мне автора. Впечатлило!
«Гвардии майор ночью безоружен,будто в долгий плен, ступит на порог.
Но гвардии майор здесь никому не нужен, как белая сирень под каблуком сапог»...
     Закурил. На выдохе, выпуская дым на волю, тот закружился серым драконом под потолком, прошипел в темноту  пространства матшукой змеей: « Я, как и тот гвардии майор, был никому не нужен!"...