Чудеса продолжаются 2 Июль, рождение

Памяти матери и отца

Этот месяц самый вкусный и зрелый изо всех остальных месяцев года. Поспевает на лугах и полянках лесных, в огородах и садах все, чему должно поспеть, налиться соками земными и напитаться светом небесным, радуя разнообразием вкусов, цветов и запахов сердце, душу и тело.
Выйдешь с утра в сад: какая же благодать кругом!
Тяжелые землянично-клубничные косы прикорнули на сверкающих росой листьях, так и маня зачерпнуть ладонью и сорвать эту яркую ягоду и насладиться ее красотой и вкусом, - вкусом зрелости лета, запивая чаем из листьев смородины. Скоро и она начнет одаривать гроздьями налитых темно-бордовым соком ягод. А там и малинка подойдет, дополняя и завершая букет настоящим праздником вкусов лета, его вершины и апогея накануне грядущего августа.
Как быстро все же природа восстанавливается от зимнего полубытия, после весеннего возрождения, расцветает, достигает зрелости и буйного расцвета сил, призванных выдать все, на что она способна, за то короткое время, которое для этого отпущено.
Каждая пядь, каждый кусочек, каждый миллиметр земли живет жадно, во всю силушку, стремясь народить жизни как можно больше, заполнить ею все сущее кругом.
Июль. Это месяц, точнее, конец месяца – это время и моего рождения в мире сем. Я чувствую теперь каждый день, приближающийся к этой дате, - 30-е число июля, - как, наверное, чувствовала его приближение я и чувствовала и ждала его моя мама 62 годочка уже назад, в то время двадцатидевятилетняя.   Вернее – я тогда еще только могла смутно предчувствовать то, что должно совершиться.

…Сей мир виделся размыто через пелену околоплодных вод, слышался сквозь них пением птиц, голосами мамы и папы, отзвуками идущей кругом своим чередом жизни, - пока еще без моего участия в ней.
Мой собственный маленький мир колыхался в такт шагам мамы, мерно покачивался под взмахи литовки по траве. Ощущалось тепло и запахи земли и свежескошенного сена, слышались ударяющиеся о стенки ведра звонкие струи молока, утробное коровье му-уу, хрюканье поросят, перепелкино «спать пора», тишина звездного неба и все более громкое отчетливое кукареку на рассвете…
Я родилась в конце дня, почувствовав, что готова, время приспело, и пора переступить эту хрупкую грань меж бытиями и войти в мир и свет, что так близко сосуществуют с миром тьмы и иного бытия.
Мама моя тоже поняла, что «время пришло», еще возвращаясь с покоса – начались схватки.
Тяжело ступая, старалась побыстрее доделать все дела: накормить скотину, подоить корову, сготовить ужин, накрыть стол для двоих старшеньких сыновей, прибежавших с речки и голоднешеньких после бурно проведенного дня с купаниями и рыбалкой, и для мужа, вернувшегося с поля, когда копешки совхозного сена уложены были наконец в зарод: слава Богу, успели до дождей! Устал дО смерти, а тут еще бабе приспичило рожать! Отдохнуть бы малость, но, как говорится, «с…ть да родить не дает погодить»!
Пришлось идти в сельсовет, просить лошаденку, чтобы отвезти роженицу в больничку в соседнее село, за пять километров. Лошадь была на конном дворе свободная только одна, самая старая, считай, - пенсионерка: разгар страды, что и говорить. Конюхи все на лугу, да в полях работают. Запрягать пришлось самому.  Вот что бы дома-то взять да родить! Но так захотела мать: вези, мол, меня в больницу, и все тут! В те-то разы дома рожала, с бабками, и нормально. Но то было ранней весной и поздней осенью, и работы всякой было поменьше, а теперь вот и огород, и покос, и работы в поле, не говоря уже о скотине да о детях. А в больничке хоть два-три денька, но дадут отдохнуть, полежать. А дома свекровка да золовки, авось, помогут управиться.
И вот едем, трясемся по проселочной дороге. Отец, покуривая самокрутку, правит лошадью (думая о том, что вот ещё один лишний рот появится,когда и те- то парнишки ещё не помощники, и дом не достроен толком, и сено скошенное, - свое, не совхозное, - в валках завтра надо бы ворошить да сгребать, да копнить, даже дитенка толком не обмоешь...) а та, старая, плетется еле-еле душа в теле, сгорбатившись и опустив устало голову в дорожную пыль.
Мама просит отца погонять лошадь, и думает:
-Ему-то что! Везет же мужикам – не дано им рожать дитя на свет, муки такие страшные принимать! А тут…
Мама сидела на охапке сена, кусая стебелек овса, зажатый в зубах, перемогая волнами накатывающие одна за одной схватки. Охватывала руками трясущийся на колдобинах живот, сжимая его, удерживая рвущуюся всё-таки не совсем ко времени жизнь, - в разгар страды! А мой крошечный, такой спокойный доселе мирок, сотрясался и раскачивался, и бултыхались вокруг буйные волны, норовя захлестнуть и задушить.
Мир, к которому так стремилось мое существо, видимо, не готов ещё был к моему появлению, и не допускал к своему свету.   
 -Господи, только бы не сейчас, только бы дотерпеть! Не в телеге же рожать! Это мама моя меня на покосе родила в кустах, да принесла уже готовенькую домой в подоле… Ой, мамочки мои, как больно-то! Кто ты – парень ли, девка ли, потерпи и ты маленько, счас приедем, тогда и… Лучше бы уж парень еще был один, - все хоть легше жить-то наверное будет тебе, мУки меньше… Ой, ой, отец, погоняй давай, погоняй живей!.. МОченьки нет уже, скорей бы уж приехать!..
Хлестанет отец вожжой лошаденку, а она, бедная, вконец заезженная, хоть и прибавит шагу, да не на долго, и опять плетется нога за ногу.
Приляжет мама на бочок – все полегче, между схватками. И все смотрит на проползающие поля да лесочки: ох скорее бы приехать, скорее!
Уже и воды отошли, и потуги подступили, когда за очередным поворотом пошла дорога вниз под горку, открылась плотина, затон, а за ними улицы пошли, и вот, наконец, бревенчатый длинный в один этаж сруб больнички о двух палатах!
Еле сползла мама с телеги, шатаясь, добрела до крылечка, взошла на него, присела на кушетку в прохладной приемной. Вышла медсестра из процедурной:
- Ой, поезжайте скорее за врачихой, - и рассказывает, как найти ее дом.
А там у врачихи тоже свое хозяйство, мужик на покосе, свиньи, куры да корова не доенная еще: «Ждите!» - мол.
А ждать уже мы не можем. Все, некуда тянуть уже. И так и появилась я на свет на кушеточке, сама, безо всякой врачебной помощи.
- Девка, однако?! Ох, ну да ладно, уж кого Бог послал. Кладите нас, наконец, в кроватку, шибко уж мы пристали обои, отдохнуть хоть уже!.. Отец! Ты шибко-то не загуляй смотри, там у меня в подполье за мешком картошки баночка медовушки припрятана, дак ты обмой маленько дитенка- то с мужиками. Но не напейся гляди, а то с сеном не управишься вовремя, чё тогда...
-Ладно! Поехал я, отдыхай покамесь.
Но отдыхать сильно-то некогда. И через три денечка приехал за нами папка,  привез узелок с пеленками из старых простыней, да рубаху свою (бабки положили, потому как непременно младенца надо, - как делали это бабушки спокон веков,- завернуть сначала в рубаху отца, чтобы он сразу почуял запах родного пота и впитал его навсегда), и снова в дорогу. Из тихих снежно побеленных стен – обратно в работу да заботу, - в жизнь.

С тех самых июльско-августовских денечков, - напоенных уже слегка подуставшим солнцем, запахами земли, сена, навоза, сушеных ягод и грибов, поспевающих картошки и пшеницы, рыбным духом воды из колодца, и запахами настоявшихся для чая целебных трав, и парного молочка, - окутывающих подвешенную к потолку зыбку мою, под тюлевым пологом от мух, – и началась моя жизнь. Началась под дробный перестук копыт по горячей дороге: то она проселочная, тряская и узкая, то, - широкая да гладкая, - протянется меж городом и деревней, то магистралью распрямится до самых горизонтов. Но, куда ни глянь, -  простирается кругом благодать земная, из конца в конец, под еще бОльшей и высшей благодатью круга небесного.
И с давних пор люблю я дороги. Так и тянут они, такие разные, и зовут идти за собой во все просторы вселенские, земные и разные иные.
Вот, закончу только все дела свои, и пойду, поеду куда-нибудь. Да вот хотя бы на родину съездить надо, на кладбище уже год не была, - могилку отца подправить, да проехаться по своей улице, посмотреть на домик, построенный руками его, где давным-давно живут уже чужие люди, и почти не слышно ни мычания коров, возвращающихся с луга с полным выменем, ни тарахтения тракторов да комбайнов на полях, - поубавилось, видать, у людей заботушки…
Но все равно хватает их, и нет им, - делам да заботам, - ни конца, ни края. Так уж создан человек, таким он рожден, чтобы «плодиться и множиться», да обихаживать сад – свой маленький земной Эдем, пока есть силы и возможности. Да ещё бы, и это главное, - душу свою заставлять трудиться, вынашивать ее, чтобы донести  по возможности зрелой по добродетелям  до Царствия, которое выше земного и - совершеннее.

Год 2020, июль