Глава 17

И все-таки, теперь самое время было атаковать. А именно…

Окончательно задать некое подобие системы координат в отношениях между Старшей и подвластной ей девочкой. Так, чтобы это было безопасно для обеих. 

Именно сейчас. Пользуясь ситуационным превосходством и… безграничным доверием этого ребенка.

- Лиза… помнишь, ты позвала меня?

Удар, жестокий и… в чем-то даже подлый. Девочка отреагировала на него ожидаемо – нервно взглянула на свою Старшую, с выражением эдакой досады на неприятное воспоминание. Вернее, на то, что ей внезапно напомнили о неком… неудобном обстоятельстве. Потом покраснела и уткнулась взглядом в пол.

- Я… не хотела… Не смогла выдержать,  - буквально выдавила она из себя. – Прости… В следующий раз, я постараюсь стерпеть.

Быстро. Движение свободной руки к лицу воспитанницы – так, чтобы мягкое касание пальцев обозначило внимание, а не презрение. И взгляд… выражающий сочувствие, понимание и поддержку – безо всякой жалости, это важно!

Сработало. Девочка, готовая расплакаться от стыда – за то, что ни в коем случае нельзя было считать чем-то позорным, но, поди ж ты, объясни ей сейчас, что это все обстоит именно так! – буквально сглотнула слезы и ответила встречным взглядом.

Она хочет сейчас… даже не прощения за кажущуюся провинность. Скорее уж понимания и… оправдания.

Девочка это получит. И вовсе не в порядке задабривания. Просто потому, что она имеет право и на то, и на другое.

- В том, что случилось… сегодня… - Эллона выделила это слово и девочка напряженно вздрогнула, но не опустила свой взгляд – это было и здорово, и правильно, и очень даже кстати! – В этом виновата я, и только я. Впредь… Я не буду делать таких глупостей. Я больше не стану давать торжественные обещания наказать тебя так, сяк и без шансов на милосердие! Отныне я… сама буду решать вопрос смягчения наказания или полного прощения тебя досрочно, если…

Она специально оборвала фразу, подвесила ее финал и смысл в неопределенности, рассчитывая на реакцию своей воспитанницы. И не ошиблась.

- Если я… поведу себя как трусиха? – Лиза сама и четко обозначила свое видение случившегося… несколько раньше.

- Ты выдержала наказание полностью, - возразила Эллона. – Ты.. просто обратила мое внимание на то, что… В общем, ты спасла ситуацию. Прости, что я довела тебя до такого. Знай, моя девочка, ты была просто великолепна! И  я… больше не позволю себе такой глупости… и такого невнимания к тебе! Прости меня!

- И ты… не сердишься на меня? Ну… за это?

Лиза покраснела. Кажется, похвала ей польстила. Хотя…

Лести как раз было высказано… ой, как мало. Скорее уж, чистая правда. К сожалению.
 
- Я горжусь твоей находчивостью и выдержкой! – без улыбки, серьезно заявила молодая женщина, легонько сыграв пальцами по щеке своей воспитанницы.

В ответ на эту ласку, Лиза обозначила движение губами в сторону ее руки. Не дотянулась, и сразу же улыбнулась смущенно. Вызвав такую же улыбку на лице своей Старшей.
 
- Но впредь, - продолжила Эллона, - мне бы очень хотелось, чтобы ты получила возможность влиять на такую… ситуацию. Со своей стороны.

- И... Как же это может быть? – удивилась Лиза. – Ведь я же…

Она недоговорила, но ее смущенная улыбка была более чем красноречива.

- Я… хочу обезопасить тебя от подобных ситуаций, - уточнила Эллона. – Чтобы ты сама обозначила мне крайний предел болевого воздействия на тебя. Запомни, если ты почувствуешь, что у нас с тобою что-то пошло не так, ты должна… Да-да, ты не вправе, ты просто обязана прокричать во весь голос одно только слово: «Прости!»

- И… что тогда будет? В смысле, как это подействует на… ситуацию?

Эти вопросы Лиза задала вполне серьезным тоном. И ее Старшая удовлетворенно кивнула головой.

Девочка верит. И это хорошо. Нужно продолжать.

- Я приостановлю твое наказание, - ответила Эллона. – Дам тебе передышку. И сама успокоюсь. А потом попробую понять, что случилось и насколько все серьезно. И здесь… Я прошу тебя не стесняться. Воспользуйся этой паузой и объясни мне, что произошло, что именно тебя заставило закричать… именно так! Забудь о стыдливости, выброси из своей головы все эти дурацкие мыслишки, в стиле: «Ах, ох, Элли сейчас подумает, будто я трусиха!» В таком раскладе нечего стесняться! Я тебя никогда не обвиню… Даже не заподозрю в чем-то подобном! Всякое может быть - мышцу свело, дыхание перехватило… Да просто стало нестерпимо больно или страшно… Скажи мне, и я приму меры.

- А если я струшу… Или просто обману тебя? – спросила Лиза.

- Значит… ты мне не доверяешь, - просто объяснила свою позицию ее Старшая. – И если я этого не поняла… тогда у меня серьезные проблемы.

- Прости… - девочка смутилась и попыталась увести разговор чуточку в сторону.

- Элли, а если ты продолжишь… наказывать меня, и я снова попрошу у тебя прощения? – уточнила она – Ну… там же и тогда, во второй раз подряд?

- Пауза в наказании будет дольше, - ответила ее Старшая. – Кроме того, для меня это станет причиной смягчить удары. И остаток твоего наказания будет не таким уж суровым. И еще, предупреждая следующий твой вопрос, я заявляю тебе, что если из уст твоих просьба о прощении прозвучит в третий раз, я немедленно прекращу наказание. Да-да! Ты будешь немедленно прощена и обласкана! - добавила она.

 - А вот это… щедро! – улыбнулась Лиза.

Эллоне показалось, будто девочка хотела еще о чем-то ее спросить – что, наверняка, было связано с этим ее предложением! – но явно передумала. Возможно, застеснялась.

И тогда молодая женщина сделала еще один шаг со своей стороны ей навстречу.

- И еще одна страховка, необходимая для твоей безопасности, - сказала Эллона. – Запомни, Лиза, в любой момент твоего наказания ты можешь крикнуть: «Пощади!» Я тут же все прекращу. Немедленно. И ты будешь полностью прощена. И я даже не стану выяснять причины этой твоей просьбы! Если только ты сама потом не пожелаешь их озвучить.

- Хм… Значит, три моих просьбы о прощении будут теперь равны одной мольбе о пощаде… - задумчиво произнесла Лиза. - Но ведь я… могу и злоупотребить такой возможностью! Вот представь, что ты собралась меня выстегать… Ну, за что-то серьезное! Вот ты меня уже… раздела-разложила. Взялась за розги. И только-только собралась меня ударить, как я, такая, кричу тебе: «Пощади!» Ну… или «Прости меня, Элли!» Да, целых три раза подряд! Да еще и улыбаюсь тебе… снизу. Дескать, «Ну что, не вышло?»  Вот как ты поступишь со мною тогда?

- Немедленно прощу тебя, как и обещала! – услышала она в ответ. – Даже, если я ни разу не ударила тебя! Просто… такой демарш с твоей стороны будет означать, что ты мне… не просто не доверяешь. Что ты обозначила полное неприятие моих действий! И это проблема. И ее придется урегулировать как-то иначе. Возможно, обсудить ее на консилиуме, не знаю…

Эллона сделала паузу и продолжила, чуть улыбнувшись своей воспитаннице.
- Но я точно знаю, что ты так не сделаешь, без серьезной на то причины! – добавила она. – А если такое действительно случится, то нам, возможно, придется пересмотреть саму систему наказаний, в принципе! Однако, это все вовсе не фатально, это лишь вопрос нашего общего с тобою согласия. И я надеюсь, что все проблемы такого рода мы решим с тобою вместе, самым справедливым и… милосердным образом!

- Конечно, Элли! – Лиза искренне улыбнулась ей в ответ, однако тут же добавила на лицо свое выражение недвусмысленного интереса и еще… хитрости.

- Элли, а не слишком ли ты много делаешь мне послаблений? – спросила она. – Всего-то за один вечер?

- Ровно настолько, чтобы иметь возможность договориться с тобою о некоторых дополнительных строгостях - в части нашего с тобою повседневного общения! – в тон ей отозвалась молодая женщина.

На самом деле, все опять-таки шло согласно ее первоначальному плану. Девочка задала вполне ожидаемый вопрос. И ее Старшая охотно воспользовалась этой возможностью для того, чтобы обозначить очередной свой интерес – весьма, надо сказать, практического плана!

- Я должна заранее согласиться на какие-то вещи, которые покажутся мне неприятными, да? – поинтересовалась Лиза.

- Да, - подтвердила Эллона и добавила многозначительным тоном:
- Если, конечно же, ты мне доверяешь!

- Доверяю! – Лиза обозначила своем на лице самое серьезное выражение.

– Тогда я хочу получить от тебя одно особое право, - сказала Эллона. – Я  хочу, чтобы в ходе нашего повседневного общения у меня была возможность наложить запрет на подробное обсуждение каких-то вопросов, ввиду его, этого самого обсуждения, неуместности или несвоевременности. Просто обозначить мое желание прервать наш с тобою спор, так сказать, «на сейчас». Одним словом. Просто, чтобы обозначить это быстро и обойтись, при этом, без грубостей. Я сказала - ты исполнила. Без обид, просто, чтобы ты подчинилась мне… ну, хотя бы на время! Пока не закончится какая-то особая, специфическая ситуация, когда у нас нет возможности болтать! Вот, чтобы это выглядело буквально так: мною высказано одно, всего одно-единственное слово, и далее ты перестаешь спорить.

- И слово это будет… - Лиза интонационно подвесила вопрос на паузу.

- «Смирись!» - закончила ее фразу Эллона.

- Ясно! – улыбнулась Лиза. – Значит, теперь ты сможешь заткнуть меня… одним словом, произнесенным тобою! Без проволочек и споров!

- Лиза, я обещаю не злоупотреблять! – Эллона обозначила на лице своем некое… условно виноватое выражение. Дескать, я вынуждена просить о таком странном… Но так уж получилось, что мне сейчас необходимо от тебя именно такое… согласие!

Она произнесла это несколько неуверенным тоном голоса – причем, вполне искренне. Впрочем, девочка, кажется, все поняла, правильно и точно. И теперь вовсе не ощущала обиды, унижения таким вот… грубым полномочием, истребованным для повседневного общения. И даже вовсе не осуждала свою Старшую за такое…  требование.

- Я согласна, Элли! – ответила ей Лиза. – Отныне я буду замолкать, если ты скажешь… вернее, прикажешь мне, мол, «Смирись!»

- Между прочим, ты можешь легко преодолеть этот мой запрет! – внезапно заявила Эллона. – Если ты заявишь мне, что созываешь консилиум… Тогда, при малейшей возможности, я поддержу тебя. Если только нас с тобой не отвлекут какие-то особые и срочные дела. Я тебе это обещаю!

- То есть, что это у нас получается? Консилиум выше твоего приказа смириться? – поинтересовалась Лиза и следующим вопросом обозначила некий особый интерес. Между прочим, логичный и вполне понятный.

- И, кстати, что будет выше, этот твой приказ о смирении или же мои мольбы в стиле «Прости-пощади!», скажи на милость?

Этот свой вопрос девочка задала весьма ироничным тоном – но в голосе ее чувствовалось напряжение. Что, собственно, было и логично, и понятно!

- Мой приказ о том, что тебе следует смириться, действует только в обыденном нашем с тобою общении, - услышала она в ответ. - Лиза, я знаю, ты храбрая девочка… И ты всячески стараешься высказать мне свое доверие. Лиза, милая! Я благодарна тебе за то, что ты признаешь за мною право на ошибку… И даже на своеволие! Но я хочу дать тебе возможность противостоять мне в ситуациях, когда ты совершенно беззащитна и находишься в полной моей власти. Поэтому я даю тебе слово, что просьбы твои, о прощении или пощаде, будут приняты мною как руководство к действию. Считай, что такое обращение с твоей стороны, во время наказания, это даже не просьба - скорее приказ, обязательный к исполнению… для меня!  Я так сказала. И так будет. Клянусь!

- Ты… считаешь меня беззащитной? – спросила Лиза. – А… почему?

Прежде чем ответить, Эллона сделала короткую паузу. А после этого, высказала нечто… с особой, доверительной интонацией.

- Лиза… если я определю тебе розги, то… В общем, наказывать тебя я буду обнаженной. В смысле, совсем без одежды. Вот, как сейчас. Прости… 

- Ну… голая, так голая, ерунда это все! – отмахнулась Лиза – при этом, она буквально обозначила рукой эдакий пренебрежительный жест! – Почему ты считаешь меня беззащитной!

- Лиза, милая! – воскликнула ее Старшая. – Я же все это знаю! Я через все это прошла… тогда, в детстве! Да, я помню, ты не так уж и стесняешься меня… Во всяком случае, не так как я когда-то стыдилась присутствия моего отца. Однако… Я прекрасно помню эти чувства, перед наказанием и во время него! Сначала это ощущение беспомощности, когда раздеваешься, перед тем как… лечь. Ты сама открываешь свое тело, прекрасно зная, что будет с тобою дальше! Ложишься и… не знаешь, куда деть свои руки, чтобы удержаться и не унизить себя… не прикрыть себя, во время наказания! И тогда, если тебя привязывают, это решает такую проблему… Но быть привязанной к скамейке…  Господи, это как бы и не легче! Ты дергаешься, и привязь держит тебя, не дает увернуться от жалящего удара! Но при этом ты совершенно не властна над собою! А тот… та, кто хлещет… в смысле, я… Ведь я недавно, совсем недавно обнимала и ласкала тебя! И теперь мои руки источник жгучей боли! И, наверняка, тебе хочется закрыть глаза, чтобы не видеть меня - ту, кто тебя истязает. Но закрыв глаза, ты отдаешь себя во власть страху! Лиза! Я поэтому и хочу сделать так, чтобы ты имела возможность меня остановить… если страх и неприязнь ко мне начнут зашкаливать!

- Элли! Посмотри мне в глаза! – потребовала Лиза.

И когда ее Старшая подчинилась, она задала странный вопрос:
- Разве я тебя боюсь? Где ты видишь… страх?

- Это я… боюсь, - вздохнула Эллона. – Боюсь, что ты… возненавидишь меня, как источник боли и унижения… Ты только что получила от меня… именно такое. И я…

Она замолчала и вопросительно посмотрела на свою воспитанницу. Предлагая ей… высказать истинное отношение к своей Старшей. К ее… предполагаемой жестокости.

- Элли, пожалуйста… положи мне руку на плечо, - тихо произнесла Лиза.

Эллона снова не посмела отказать ей в этой просьбе. Правая рука Старшей – к левому плечу воспитанницы. Мягко, расслабив пальцы… Не прижимая девочку, ни к полу, ни к себе. Просто обозначив свое внимание к той, кто лежала с нею рядом-и-напротив.

- Мне не надо больше никакой защиты! – ответила Лиза на этот ее тактильный жест. – Если рядом со мною ты… Просто прикоснись ко мне. Так, чтобы я почувствовала, что ты рядом. Этого достаточно.

Эллона в ответ только тяжело вздохнула.

- Ты… поняла, зачем я устроила тебе… этот спектакль? – спросила она.

- Ты хотела… заставить меня принять твои условия… все и сразу, - девочка произнесла эту самую фразу совершенно спокойно, как будто нечто само собой разумеющееся! – В обмен на послабления для меня. И тебе сейчас кажется, будто бы этот обмен… неравнозначный и даже несправедливый! Я получаю льготу для ситуаций, которые, в твоем понимании, могут случаться редко… и даже не факт, что они обязательно произойдут! Наверняка, ты и сама будешь, только рада тому, что меня не придется стегать лишний раз! Ну а взамен, ты приобрела право жестко управлять мною… в обыденных обстоятельствах нашего с тобою бытия – это ты, между прочим, так обычно выражаешься!

Девочка подмигнула своей Старшей, а потом добавила, кое-что, эдак шутливо. Ну… почти шутливо.

- Мне, кстати, нравятся эти твои… эффектные фразочки! – сказала она. - Можно, я буду… тырить у тебя такие словечки? Ну… время от времени? 

- Тырь… в смысле, используй, я вовсе не буду против! - согласилась ее взрослая собеседница. А после, добавила смущенно и, в то же время, искренне:
- Прости…

- За что? – поинтересовалась Лиза, не забыв при этом, естественно, улыбнуться. Вопрос этот прозвучал достаточно символически, поскольку она же сама и ответила на него, сразу же и достаточно полно: – За то, что ты решила договориться о том, как вести себя со мною далее? Ты стесняешься того, что воспользовалась этой самой моей… беспомощностью и беззащитностью. Ну, пока я голая... нахожусь, можно сказать, между разными мирами и состояниями. В смысле, когда я уже сняла свою прежнюю приютскую одежду, но еще не надела тот самый домашний наряд, который ты для меня приготовила.

Девочка кивнула головой в сторону журнального столика, где расположилось несколько разных предметов – в том числе и пакетов – явно предназначенных для продолжения спектакля. Эллона молча кивнула. А после этого, вздохнув, погладила девочку по плечу.

- Все так, - подтвердила она. – Да, это все часть спектакля, такого… символического рода.

Элли снова вздохнула и коснулась пальцами щеки своей подопечной.

- Прости, - сказала молодая женщина. – Когда я это все себе придумала, мне казалось, что это будет просто… красиво! А вышло все вовсе иначе - и глупо, и больно! Для тебя, - уточнила она, жестко и точно.

- Вышло… правильно, - возразила ей Лиза. – Элли, ты все сделала правильно и… красиво! Спасибо тебе!

Лиза коротким и изящным своим движением поймала-потянула руку своей Старшей за пальцы к своим губам, и обозначила на ней - на каждом пальце ее! – короткие поцелуи. Чем и привела лицо молодой женщины в ситуацию достижения очередной цветовой градации смущения. Скорее уж приятного.   

- А насчет боли…

Лиза улыбнулась.

- Ты знаешь, сейчас это все забавно и даже… немного приятно! Лежать вот так вот… настеганным местом к огню… Это такие странные ощущения! Так тепло и… зудко!

- Ой, прости меня! Я… сейчас все исправлю!

Элли смутилась намеком на собственный, так сказать, непрофессионализм. И немедленно исправила ситуацию. Она живо поднялась, с уже належенного ею места, и прошла к тому самому журнальному столику, нагруженному реквизитом для продолжения спектакля – столику, уже упомянутому ранее. В числе прочего там стояла деревянная резная шкатулка. Молодая женщина открыла ее, достала оттуда мазь, небольшой развесовки-расфасовки, в каком-то странном тюбике – маленьком, светло-зеленого цвета и с непривычной формы пробкой. Потом Эллона вернулась обратно, сжимая в пальцах этот самый небольшой предмет – наверняка, лечебно-медицинского назначения! Она опустилась перед девочкой на колени и… заставила ее, мягким, но настойчивым движением рук, принять прежнее ее положение – в смысле, лицом вниз. А потом…

Элли усмехнулась, несколько смущенно, и позволила себе дать своей девочке разъяснение этого мимического жеста.

- Мы с тобою вернулись в исходную диспозицию, - словесно обозначила она истинный смысл проявления своей эмоции. -  Вот только теперь пришло время… умягчать твои страдания!

- Это что, из армейских запасов? – Лиза заинтересовалась содержимым предмета, принесенного ее Старшей. – То, чем снабжали по линии правительства наших «Джи-Ай» [англ. G.I., обычная для слуха американца аббревиатура. Сокращение от government - правительство и issue - задание - солдат армии США] там… на войне?

- Лучше! – усмехнулась в ответ женщина-медик, не понаслышке знавшая суть военно-полевых раскладов, случившихся тогда и там. – Это лекарство особое… Его привозили к нам из России, с особыми оказиями. Называется «Q-17». Его нам доставляли в Афганистан, по линии… «гуманитарного военного сотрудничества», кажется, именно так это называли! Своего рода, союзническая помощь!

- Русские что… столь искусны в вопросах лекарств и лечения ран? – удивилась девочка.

- Они… во многом искусны, - ответила Элли. А потом вздохнула и добавила:
- Вот только все их таланты имеют свою оборотную сторону.

- Какую?

Лиза задала этот вопрос буквально «на автомате». Просто… она почувствовала в интонации своей Старшей странную горечь. И даже, на секунду, пожалела о том, что вообще подняла эту тему. Однако ее взрослая собеседница ответила - с очередным вздохом, тяжелым по звучанию.

- Они очень аккуратны в своих значимых действиях, - сказала Элли. – Даже слишком аккуратны и осторожны. Предпочитают никуда не лезть, без крайней на то необходимости. В частности, их Император отнюдь не поощряет каких-то чрезмерно резких движений в области геополитики. Так что… никакой иной помощи от них, там и тогда мы не получили - помимо лекарств, конечно! Даром, что война происходила, считай, рядом с их границами! Русские… вообще не склонны вмешиваться, если только не задеты интересы тех, кого они обозначают этими странными понятиями, «NASHI» и «SVOI» [Эллона произнесла звучание непривычных для американского слуха русских слов так, как уж получилось, без перевода]. Вот за этих персонажей – за тех людей, которые как-то по-особому связаны с некой загадочной сутью их странной Цивилизации! - они, русские, порвут на лоскуты любого. Однако, кого именно они имеют в виду… Это мне неведомо…

- Ну… наверное, своих сограждан, - предположила Лиза.

Вообще-то, она сказала это просто так, чтобы поддержать разговор. Однако ее Старшая восприняла ее реплику всерьез. В смысле, как повод к углублению своих воспоминаний о былом и тогдашнем.

- Ты знаешь, - задумчиво произнесла она, - я видела их… мельком. У нас с ними общался отец Генри. Ну… вопросы пожертвований для госпиталя, всей этой «гуманитарки» - нежданной, а также, откровенно говоря, не всегда и не вполне официальной! – решали через него.

- И как же они выглядели, эти… русские? – полюбопытствовала Лиза. – У нас, ну там, в приюте… Там сестры рассказывали, что русские это такие… европейского вида дикари, громадные и неопрятные! Что у них у всех поголовно длинные бороды, они ходят в шапках-треухах, в сапогах из войлока. И еще, они все время пьют какой-то свой алкоголь, который называется «vodka». А еще они все, или через одного, играют на какой-то примитивной треугольной мандолине, с тремя струнами! Кажется, она называется… «ba-la-lai-ka»!

- Про медведей забыла! – усмехнулась ее Старшая. – Так бы… был у тебя полный набор стереотипов о русских, какими их представляют в комиксах и комедиях!  На самом же деле…

Молодая женщина покачала головой, вспоминая былое.

- Их было трое… - сказала она. – Водитель грузовика, чином вряд ли выше сержанта, несмотря на седые виски… Молодой офицер - по нашим меркам, кажется, капитан… Оба улыбчивые, внешне очень приятные… Выбритые и подстриженные вполне себе аккуратно. И, между прочим, они оба весьма неплохо говорили по-английски. Оба помогали нашим бойцам разгружать все те коробки и ящики, которые они доставили нам с ближайшего аэродрома. Кажется, там их ждал самолет, которым они собирались лететь обратно… Впрочем, я не уверена… В чем я точно уверена, так это в том, что свою «vodka» они у нас точно не пили, на мандолинах класса «ba-la-lai-ka» ни аккорда не играли… И даже ни одного медведя – ни белого, ни бурого! – с собою за компанию они тогда не привезли! Однако они…

Эллона сделала паузу, собралась с мыслями и продолжила.

- Они очень отличались… отличаются от нас. И даже не формой, которая у них немного не такая, как у нас, хотя и похожая. Знаешь, есть различия, которые замечаешь на фоне привычного обмундирования сослуживцев - и общий тон цвета, и специфику камуфляжа, и покрой… Хотя, все это формальности, все это не так уж важно. Просто… чувствовалось, что они другие – изнутри себя, каждый. Это никак невозможно изъяснить словами. Это можно только почувствовать – да и то, находясь почти рядом с ними. Но даже не это главное…

- А было что-то еще? – уточнила Лиза. – Ну… то, что тебя особенно в них удивило?

- Я же сказала, что на самом деле, их было трое. И главной у них была… женщина.

Произнеся это, Элли… вздрогнула, как будто очнулась – наверное, воспоминания действительно были… яркими! – и взялась за дело. В смысле, за дело, проходившее как раз по профилю ее медицинской специальности! А именно, открутила крышечку вышеупомянутого тюбика, выдавила себе на пальцы несколько капель прозрачного геля и, пристроив емкость рядом на ковре – очень… очень аккуратно! – принялась смазывать те самые красные припухлые полосы, которые она же и оставила на круглых-нижних-мягких своей воспитанницы несколько ранее. При первом ее касании кожи девочки, Лиза вздрогнула – ожидая жжения, саднения и других проявлений действия обычного антисептика. Но… это ее опасение почти сразу же сменилось удивлением, причем, вполне себе радостным.

- Слуша-а-ай… А ведь это и правда, интересная штука! – заявила она эдаким восторженным тоном голоса, с изрядными нотками удивления. – Ты знаешь… Я уже почти привыкла к зуду – там, сзади… Ну, пока мы с тобою болтали здесь лежа, о том и о сем!

На этих словах, ее взрослая собеседница – позиционированная там, сверху! - несколько… смутилась лицом своим. Почти до красноты его – в смысле, красноты лица. Но промолчала, ибо ответить на шпильку сию было ей, увы, вовсе нечем. Во всяком случае, в тот самый момент времени-и-общения!

Вместо слов, она ответила ей делом. Обозначив его двумя ступенями воздействия на кожу своей воспитанницы. Сначала тонким слоем размазала прозрачный гель по всей покрасневшей напоротой поверхности – шаг номер раз! Ну, а потом она начала аккуратнейшим образом обрабатывать поверхность каждой припухлой полоски в отдельности, распределяя по ней все ту же самую мазь-гель и размазывая по протяженности вдоль, а ежели относительно самой поверхности, то поперек – шаг номер два! Все это не торопясь, аккуратно, и при этом, предоставив возможность выговориться адресату своего лечения - не только по факту происходящего, но и по любому другому вопросу, который ей взбредет в голову.

В общем, именно по этой самой причине, девочка, лежащая вниз лицом на ковре, и подвергаемая очередному телесному воздействию - через руки своей Старшей, причем, на этот раз, несомненно, скорее уж благому и лечебному! – вовсе не замолчала. Она продолжила разговор – причем, продолжила именно в пользу той, кто работала с нею вот так вот… лекарственно и тактильно.

- Знаешь, а вот теперь… Когда ты мне смазываешь, там…

Лиза оглянулась на нее с откровенно-радостной улыбкой на лице.

- Так вот, теперь там… - она интонацией изящно обозначила то самое место, на котором сейчас располагались руки ее Старшей, - такие интересные ощущения! Никакого зуда и жжения! Легко и приятно… И так… по настоящему приятно! Честно-честно! Да, это по-настоящему волшебное средство! Ну… то, которое тогда привезла вам в госпиталь эта… женщина из России!

- Ну… привезла она тогда многое, - ответила Элли. – Не только лекарства, еще и несколько десятков комплектов инструментов и снаряжения, предназначенных для работы «на первичке». Помнишь, тот нож, которым мы с тобою орудовали сегодня, с таким наглядным результатом?

- Тот, с крюком и зубьями? Конечно же, помню! – ответила Лиза. – Но ведь там же надпись по-английски!

- Русские заказали эти ножи где-то в Европе, причем, специально для нас! – пояснила Элли. – Отец Генри мне говорил, что в тех комплектах все собирали по принципу, «Лучшее – для лучших!» У нас и вправду не было никаких нареканий, ни по лекарствам, которые они нам привезли, ни по всему остальному.

- А с этой самой женщиной из России… майором… С нею общался только ваш капеллан, да? – поинтересовалась Лиза.

- Ну, поскольку он был Старшим, именно по той самой тематике, ему пришлось решать все вопросы приемки и оформления лекарств и прочего, с полномочным представителем поставщика, - охотно пояснила ей Элли. А потом добавила с некоторым удивлением – вполне искренним:
- Постой… А ты откуда знаешь чин, в котором она тогда была? Я ведь ничего тебе про него не говорила! Как ты… угадала?

- Ты же сказала, что она была… Старшая! – ответила Лиза. – Ну, в той самой… команде по доставке, с русской стороны!  – сразу же уточнила она. – Мне сразу же на язык и пришло… Старшая… Майор… Это ведь старше, чем капитан, ведь так? [Здесь игра слов. В английском языке слово «major» означает «старший»]

- Ну… да! – кивнула головой ее, Лизы, Старшая. – Совпало… Забавно так совпало! Хотя и не совсем точно!

- Ага! Значит, я все-таки ошиблась! И в чем же именно?  – поинтересовалась ее подопечная.

- Видишь ли… - чуточку смутилась Элли, явно не зная, как именно следует разъяснить все это девочке, не имеющей внятного понимания специфики некоторых военных терминов. – Она не совсем майор. Ее точное звание… гвардион-майор. Кажется, оно много выше, чем обычное армейское, я точно не знаю… Во всяком случае, отец Генри произносил его с таким… уважением, что ли… Как будто бы она там, у себя, в России… едва ли не генерал!

- Женщина-генерал… Звучит забавно! – усмехнулась девочка. – А у нас такие женщины есть? Ну, в армии или же на флоте?

- Вот уж, не думаю! – ответила ее Старшая. – Во всяком случае… я о таком не слышала! Вообще ничего подобного!

- Ну, а как она выглядела? – искренне заинтересовалась Лиза. – Эта самая… как ее…

- Гвардион-майор, - подсказала ей Элли. И сразу же пояснила:
- Знаешь, вот уж, кто-кто, но именно эта женщина… Она уж точно, никак не вписывается ни в какие стереотипы - из числа мне известных! В наших книгах и фильмах, русские женщины, обычно, это либо блондинки, молодые и наглые,  агрессивно отбивающие женихов-миллионеров у каких-то наших красавиц… Либо же, такие, домовитые брюнетки, супруги каких-то русских деятелей, показанных условно положительными персонажами… как и их жены. Эта категория женщин, пожалуй, показана еще более карикатурно. Они все время, чрезмерно много болтают и готовят… «borzhch». Не знаю, что это в точности такое… Говорят, нечто вроде красного супа со свеклой. Не гаспаччо, но, наверное, близко к нему…

- Прости, я не видела в кино ни тех, ни других! – откликнулась девочка.

- Ой, какие твои годы! – воскликнула ее Старшая. – Хочешь, я найду тебе такой фильм… на каком-нибудь канале? Но учти, моя дорогая! Это все вранье, от первого до последнего кадра, могу тебя в этом уверить! 

- Да не стоит, я тебе верю на слово! – откликнулась Лиза.

- В общем… та женщина отличалась от всего того, что я видела в кино и на картинках, - продолжила Элли. - Ей было… лет, наверное, под пятьдесят… Или даже немного больше. Но это было заметно, скорее, по цвету ее волос. Как говорится, седина на висках. И как бы уж не ярче, чем у того пожилого сержанта-водителя. Но больше всего это ощущалось на каком-то ином уровне – не визуально, нет! Чувствовалось в ней эдакое… Старшинство. Вовсе не подавляющее своим главенством всех и вся а, скорее, готовое мудро помочь. Я понимаю, звучит это странно, но все это ощущалось именно так!

- Интересно-интересно… - задумчиво произнесла ее воспитанница. – А она… эта самая женщина… Она ничего тебе не говорила? Ну, чтобы оценить ее голос, акцент и все такое?

- Я же сказала, что все переговоры… ну и прочее… с нею вел именно отец Генри, – ответила ее Старшая. – Я заходила там… к нему, в палатку капеллана, пару раз, за этот самый визит русских. Просто, чтобы помочь. В смысле, подать-принести-унести, помыть посуду… Но когда я входила, эта женщина мне сразу же улыбалась – причем, безо всякого высокомерия, искренне, а вовсе не снисходительно! Кивала мне головой, говорила спасибо. Я слышала обрывки их разговоров… за мензурками коньяку!

- Чего-чего? – удивилась Лиза.

- Ну… отец Генри пытался напоить нашу гостью «бурбоном», но в итоге пили они то, что она же и привезла с собою во фляжке. Он говорил, что это был какой-то коньяк из Армении… Что странно, да… Ну, а поскольку этого напитка оказалось не так уж и много, вместо стаканов-рюмок я им тогда живо приспособила маленькие стеклянные мензурки – такие мерные медицинские стаканчики для дозирования жидких лекарств. Кажется, этим я очень позабавила… Ирину.

- Ее звали Ирина? – удивилась Лиза. – Не Ирен?

Звучание имени было очень… специфичным. В смысле, непривычным для слуха.

- Да… Отец Генри тогда представил нас друг другу, - ответила Элли. – Я точно запомнила, что звали ее Ирина… Ирина Воронцова! А насчет внешности ее…

Элли задумалась на секунду и продолжила.

- Такая… очень красивая женщина, хотя и, так сказать, в летах. Очень волевое лицо. Волосы у нее… темные, сильно тронутые сединой… Впрочем, об этом я тебе уже говорила. Она была подстрижена несколько старомодно – такие стрижки носили лет тридцать тому назад. Тогда женщин только-только начали всерьез допускать до серьезной службы, в основном составе армии и флота. Тогда для них разработали особый стиль прически, функциональный и эстетичный… По своему, конечно же! Он называется «women military». Ей, кстати, очень идет!

- А… твоя прическа? – осторожно поинтересовалась ее воспитанница.

- Ой, моя дорогая! Я же служила совсем недавно! – услышала она в ответ. – У нас все было уже куда как проще! Так что, мне не довелось столкнуться с такими требованиями, в части внешнего вида… Ну там, длины волос и многого другого. С тех самых пор, никаких существенных перемен моя внешность, в общем-то, не претерпела!

- Ты красивая! – улыбнулась Лиза.

- Возможно! – усмехнулась ее Старшая. – Но у меня нет главного ее отличия. Того, что впечатляло больше всего!

- Чего же? – уточнила девочка.

- Главное, что отличало нашу гостью, это взгляд… Вернее, странное ощущение от ее взгляда. Серые глаза… вроде бы доброжелательно смотрят, но такое ощущение, будто она при этом видит тебя насквозь.

Так ответила молодая женщина, а ее воспитанница обозначила свое особое мнение – по этому самому поводу.

- Ну… Ты ведь тоже можешь так! – заявила Лиза. – Мне кажется, будто ты… Ты тоже ведь порою читаешь мои мысли… И даже обгоняешь их своим разумом!

Между прочим, следует отметить, что по ходу этого самого разговора – о происхождении волшебного лекарства и о прочих… делах, тени-воспоминания которых сошли со страниц армейской части биографии владелицы Джеймсон-хауса - повествовательница этих занятных историй успела выполнить свою работу. Ну, в части обработки тех самых следов, обозначенных на нежной коже девочки именно ее, Эллоны, суровой рукой. Так сказать, облегчила зуд и жжение на задней части тела пострадавшей стороны. Причем, исполнила она все это тем самым средством, о котором они начали говорить с самого начала – плавно скатившись потом в обсуждение всяких и всяческих разностей, около и поодаль исходной темы.

Да, так тоже… бывает!

И вот теперь уже – то ли в ответ на предыдущую и очередную похвалу-комплимент, то ли просто так! - молодая женщина рассмеялась и ласково похлопала-пошлепала по тому самому месту. Месту, так сказать, приложения ее, Эллоны, медицинских усилий.

- Все, моя дорогая! – провозгласила она. – Твое лечение закончено… Во всяком случае, на сейчас! Как-нибудь потом я тебе там еще раз смажу… Перед сном, хорошо?

- Хорошо! – откликнулась ее воспитанница. И повторила это слово - несколько раз, с дополнениями, контекстуально и даже с вариативными интонациями. – Хорошо… Да… хорошо! Вот теперь очень хорошо!

- В смысле? – нахмурилась ее Старшая. – Что ты имеешь в виду?

- То, что приятно! – заявила Лиза. И сразу же уточнила:
- Когда ты гладишь меня… там! Мне нравится!

- Лиза! Нет!

Девочка так и замерла, с выражением искреннего удивления на лице своем, услышав эти слова, высказанные в достаточно резком тоне, совершенно неожиданном – для нее и сейчас!