Наперекор судьбе. гл. 2 В тупике

          Я открыла глаза, с трудом оторвала тяжелую голову от земли и огляделась кругом. Я лежу на земле в посадке. Как я здесь оказалась? В голове стали появляться какие-то отрывочные воспоминания: мы с Сергеем в какой-то обшарпанной хате пьем самогонку с какими-то алкашами, потом мы выходим из дома, Сергей садится на велик и уезжает, а я бреду, с трудом передвигая ноги, по пыльной дороге… Дальше – провал в памяти, и вот – финал! Как я здесь оказалась? Не пойму!  Почему направилась в посадку? А, впрочем, какое  все это имеет значение? Главное, жива,  и слава богу! Хорошо, что сейчас лето, а не зима. А то замерзла бы насмерть! А вдруг меня кто-нибудь видел? Боже, какой позор! Я тяжело вздыхаю,  пытаюсь подняться с земли, но сильное головокружение заставляет меня снова опуститься. «Так нажраться! Кошмар!» А впрочем, ничего удивительного!  Попробуй-ка попей на голодный желудок!  И чем мы там закусывали? Хлеб да лук, да еще помидоры. И все. И не от водки я пьяная. От горя…
          Вот уже несколько дней я слоняюсь по Вознесенску, не зная, где прислонить голову. После того, как ушла от мужа, не в силах терпеть больше его издевательства. Вещи оставила у соседей, а сама приехала в Вознесенск с десятью гривнами в кармане. Думала найти квартиру, да где там! Все хотят деньги вперед, а где у меня деньги? Бывший муж и копейки мне не дал, не посочувствовал, наоборот, смеялся ходил, мол, я Ленку бомжихой сделал! При воспоминании о муже я ощутила спазмы в желудке и позывы на рвоту. «Вот ведь гадость! При одном воспоминании о нем рыгать  хочется!» Но кто она теперь? Бомжиха и есть! Ни жилья, ни прописки, ни документов! Есть только советский паспорт, но он уже недействительный, а так, ничего больше,  даже  «Вида на жительство» нет. Как жить дальше, как выпутаться из этого положения? Не удивительно, что она сломалась! Бродит теперь по городу, как  потерянная, не зная даже, где заночевать. Я тяжело вздыхаю, поднимаю глаза к небу: «За что, боже, мне все эти мучения? Чем я провинилась?»
          «Когда я последний раз ела?» - задаю я себе вопрос и не могу на него ответить. Да, сегодня я съела кусочек хлеба и пару помидор, но разве это еда? А вчера и позавчера крошки во рту не было…  Будь он проклят, этот Сашка! Угораздило же ее связаться с этой дрянью! Одиночество ей, видите ли, надоело! Зато теперь убедилась, что семейная жизнь в сто раз хуже одиночества! Правда, Сашка подсылал  уже своего дружка, чтоб он предложил ей назад вернуться, только она не вернется. Лучше сдохнет, но терпеть больше не будет! Смотри-ка,  хозяева жизни: пьют, гуляют, творят, что хотят, все им дозволено; а жена должна только работать, как рабыня, да дома сидеть, как собака цепная, будто ей не хочется куда-то сходить, развлечься. Но что же все-таки делать? Попробовала она пойти к корейцам поработать. Целый день вкалывала под палящим солнцем с 7 утра до 7 вечера. Вечером разогнуться не могла, а заплатили всего три гривны. На эти деньги можно только булку хлеба купить и пачку сигарет. «Да, кстати, где мои сигареты?» Я шарю руками по телу, но ничего не нахожу: «Нету. А жаль… так хочется покурить!» -  Я снова с тоской смотрю в небо: «Проклятая жизнь! Зачем она нужна, такая жизнь? Может, взять веревку и повеситься здесь, на каком-нибудь дереве?» Я внимательно оглядываю деревья, как бы прикидывая, на каком из них, но перед глазами возникает глумливая Сашкина физиономия: «Я же говорил, что она без меня не проживет!» - «Нет! Надо все перетерпеть и выжить! Просто из упрямства. Доказать всем, что не так-то просто меня сломить!»
          Но как же трудно это будет сделать! Во-первых, нужно устроиться на работу. Но меня нигде не брали без документов и без прописки (когда я уходила, Сашка заставил выписаться). В конце - концов я пришла в ЖЭК, слышала, что там всех берут, к тому же говорили, что там дают жилье. Но и туда меня брать не хотели. К счастью, когда я разговаривала с начальником ЖЭКа, там присутствовала одна мастерица. Она стала уговаривать начальника, ссылаясь на то, что они сами сделают мне «Вид на жительство», а прописать и в общежитии можно. Но нужно было пройти медкомиссию, а денег не было. Где брать? Я вспомнила, что у меня с собой был комплект нового постельного белья. Пришлось его продать за любую цену, лишь бы хватило на медкомиссию. Вот так я устроилась работать в ЖЭКе дворником. Дали мне метлу, показали мой участок, и пошла я улицы мести. Но прописки все еще не было. А тем временем из милиции мне за это штраф преподнесли. Как они пронюхали про меня, до сих пор не знаю, всего-то месяц пожила без прописки, а уже штраф, в то время, как другие годами живут, и ничего. Никто их не  штрафует! Я побежала в паспортный стол. Еще бы! Штраф превышал мою месячную зарплату! Робко зашла в кабинет начальника паспортного стола. Начальница – тучная пожилая женщина – стала строго мне выговаривать, как это я, такая-сякая, посмела жить без прописки, при этом она сказала замечательные слова: «К нам едут поэты, писатели, художники, а тут понаехали… всякий непотреб!» Мне хотелось возразить, что я не какой-то там «непотреб», что я тоже пишу, но я промолчала, стараясь только не расплакаться, так обидно стало, но предательская слеза все же выкатилась из глаза и поползла по щеке. За ней – вторая, третья… Начальница сразу же отреагировала: «Что это вы тут сырость разводите? – Она недовольно нахмурилась, - Расплакалась она тут! Думаете, вам таким образом удастся от штрафа отделаться? Не удастся! Раньше думать надо было, когда выписывались. Ведь прописка – это была единственная ваша зацепка. А теперь что прикажите с вами делать? Депортировать в Россию?»  Мне стало стыдно, что я не смогла удержаться от слез. Разжалобить эту тетю слезами я даже не пыталась бы. Знала, что бесполезно. Пришлось продать еще кое-что из вещей, чтобы заплатить штраф. Потом добрые люди посоветовали мне обратиться к Гержову – мэру города, и объяснить всю ситуацию, так как мне угрожали, что штрафы придется платить каждый месяц. Я была в таком тупике, что хуже и быть не может, и моя жизнь висела на тоненьком волоске. Я загадала, если Гержов не поможет, покончу с собой. Тем более,  что жить по-прежнему было негде. Ночевала, где придется, то у знакомых,  то на вокзале.
          Шла на прием к мэру с дрожью в коленях. Тем более,  что говорили о нем разное, и не только хорошее. Но Гержов, к моему удивлению, внимательно меня выслушал, потом позвонил в паспортный стол и сказал, чтобы больше меня не штрафовали, позвонил также начальнику ЖЭКа и сказал, чтобы меня где-нибудь прописали и оформили «Вид на жительство».  Вот так Гержов мне помог, и, благодаря ему, я осталась жива и начала потихоньку выпутываться из трудной ситуации.
          Прошел месяц, как я устроилась на работу. Все это время я ждала, что вот, получу зарплату и поселюсь где-нибудь на квартире. Но, как оказалось, зарплату нам платить не собирались. Я поинтересовалась у бухгалтера, как же жить без денег. Она в ответ пожала плечами: «Пусть муж вас кормит!» - «А если мужа нет?» - Толстая бухгалтерша снова пожала плечами: «А я тут причем? Зарплату нигде не платят!» - «Мы что, бесплатно работаем?» - «Почему бесплатно? Получите вы свои деньги. Через год…»
          Был разгар девяностых – время дефолта и безденежья. Люди годами не получали денег: ни на предприятиях, которые начинали потихоньку закрываться одно за другим; ни в колхозах, которые на глазах разваливались. Вместо денег людям давали зерно, муку или, скажем, картофель. А в городе и того лучше – сплавляли всякий залежалый товар: посуду, кастрюли и т. д. Были случаи, когда зарплату выдавали водкой. Время было суровое. А для меня просто катастрофическое.
          Через год – это меня не устраивало. Как же прожить его, этот год без денег, без жилья и, что самое страшное, без еды? Ведь у меня не было огорода, где картошку хотя бы вырастить можно, не было родственников, которые помогли бы выжить, и вобще не было ни одного человека на всем белом свете, кто согласился бы мне помочь! А ведь я только-только начала вылезать из той ямы, в которой сидела, и вот опять внизу – на самом дне! Многие на моем месте смогли бы пережить такие трудности и встать на ноги? Я знаю людей, которые всю жизнь прожили на квартирах, так и не заимев собственного жилья. Даже при том, что они не были в таком безвыходном положении, как я. Первый месяц я жила тем, что продавала по дешевке свои вещи. Люди бессовестно пользовались моим отчаянным положением и платили мне буквально гроши. Например, за трехлитровую банку краски мне дали всего полведра мелкой картошки, а за целый десятиметровый рулон клеенки заплатили всего 20 гривен. Но месяц спустя я сказала: «Хватит! Больше ни одной вещи!», так как поняла, что, если дальше так пойдет, то скоро я останусь без вещей. Отныне я жила тем, что во время работы у себя на участке собирала пустые бутылки, вечером их сдавала и на эти копейки покупала булку хлеба. Тем и жила. На хлебе и на воде.
              Тем временем наступила осень. Стали опадать листья. Работы прибавилось. Теперь приходилось сметать листья в кучи, а затем эти кучи переносить к мусорным бакам, так как палить их на газонах запретили. Работать теперь приходилось весь день. Вечером болела спина, ныла поясница, ведь целый день приходилось таскать на покрывале эти листья. А, когда шел дождь, это была просто катастрофа. Обувь очень быстро промокала, и приходилось целый день работать в мокрой обуви, которую к тому же негде было просушить. Листья, намокнув, становились тяжелыми, носить такие листья было очень трудно. К тому же я была постоянно голодная. От нехватки витаминов стали выпадать волосы, ломаться ногти. Казалось, все беды обрушились на мою голову. Во всей этой безысходности был лишь один плюс: один мой знакомый нашел мне, наконец, квартиру. Ничего, что хозяин алкоголик, что у него каждый день алкаши собираются, главное, что крыша над головой! Хозяин отдал мне летнюю кухню и сказал, что подождет с деньгами. Ничего, что в одном окне стекла выбиты, и спать придется на полу из-за отсутствия мебели, главное, что я там буду одна! А алкаши – они там, в хате, что мне до них! К тому же я весь день на работе. Я была, конечно, рада, только радость моя продлилась недолго. Через месяц хозяин, не дождавшись денег, выгнал меня. И я опять очутилась на улице. Все опять началось сначала: беготня по городу в поисках жилья. Только брать на квартиру никто не хотел. «Будешь мужиков водить!» - заявил мне один мужчина, к которому я попросилась на квартиру. – «Да не до мужиков мне!» Но он даже слушать не хотел. В другом месте мне отказали по той же причине: «Я пущу только семейных, одиночки мне не нужны, а то начнется: пьянки, мужики…» Сколько я не пыталась объяснить, что после мужа-идиота у меня на мужчин аллергия, и я не собираюсь ни с кем связываться, а пьянки я не приветствую, тем более, что у меня и на хлеб-то не было, не то, что на водку, мне никто не верил. И все же я упорно, когда выдавалась свободная минута, ходила по городу в поисках жилья. Только все было напрасно. Была еще одна проблема, которая не давала мне покоя: нужно было срочно забирать вещи из Мартыновки, так как соседи, у которых я оставила вещи, воспользовавшись моим беззащитным положением, запустили туда лапу и стали тягать все, что хотели. Я это поняла, когда увидела на той соседке мой свитер и мою ветровку. Я возмутилась, но она нагло заявила, что, поскольку я не плачу за вещи, то она будет брать, что ей приглянется, а не нравится – забирай вещи или она выставит их на улицу. Пришлось прикусить язык и терпеть. Забрать вещи я не могла, поскольку я сама жила буквально на улице. Правда, одна женщина, с которой я работала, стала просить другую, которая вместе с мужем занимала дом и летнюю кухню, чтобы та взяла меня на квартиру (И она, и ее муж тоже работали дворниками). Но та отказала, сказав, что ее муж любит женщин и будет ко мне цепляться. Тогда Нина (так звали сердобольную женщину) дала мне ключ от подвала, где она держала свой инвентарь, и сказала, что я могу ночевать там. И я несколько ночей спала там, сидя на стуле, среди метл и лопат. Наконец, я договорилась с одним знакомым, что перевезу вещи к нему на время, пока не определюсь с жильем, и, взяв в ЖЭКе машину, вместе с двумя парнями поехала за вещами. Людка, хозяйка того дома, где были мои вещи, встретила меня очень агрессивно, начала всячески оскорблять, но я молчала, по опыту зная, что с дерьмом лучше не связываться. Может, она рассчитывала, что я не смогу забрать вещи, и они достанутся ей, поэтому срывала на мне досаду?  Иначе я просто не знаю, как объяснить ее агрессию. Ее сожитель вел себя не лучше: покрикивал на нас, сыпал угрозами. Ребята даже хотели набить ему морду, но я заставила их успокоиться и уйти с миром. Вещи я привезла к своему знакомому, а через несколько дней и сама туда пришла, уговорив его жену взять меня на квартиру на месяц, так как мастерица твердо пообещала дать мне через месяц жилье. Жили они, то есть мой знакомый Николай, его жена Татьяна и их десятилетняя дочь в трехкомнатной неблагоустроенной квартире. И опять я испытала на себе, что значит жить у кого-то из милости. Жена Николая, на вид вполне приличная и порядочная женщина, не выдержав соблазна, тоже запустила руку в мои вещи: сначала исчезло эмалированное ведро; потом тачка, с которой я ходила на базар; потом – новые сапоги, мои любимые,  из натуральной кожи, которые я одевала всего раза два; а потом вобще исчез целый чемодан с тканями, то есть чемодан остался, а ткани из него исчезли. Я сама шила, вот и покупала ткани. Там были и шелковые, и шерстяные отрезы, и сатин, и ситец, и батист. Чемодан был сверху грубо разрезан ножом,  так она пыталась инсценировать ограбление,  как будто я  могла  поверить тому,  что кто-то вот так вот с улицы пришел средь бела дня в общий двор, где собаки, открыл кухню,  которая закрывалась на ключ, и похитил ткани из чемодана (как он их вынес, интересно, и в чем?). То есть все было так грубо состряпано, что любой бы понял, в чем дело, но это ее, видимо, мало заботило. И я снова промолчала. Я терпела, сжав зубы.  Да и что я могла сделать? Вещи все равно было некуда деть, оставалось только ждать, когда мне дадут это проклятое жилье! А Татьяна вошла во вкус, так как вещи продолжали исчезать: пропали все хрустальные вазы и хрустальный графин с шестью стаканами. Мне просто плакать хотелось от досады, ведь все эти вещи стоили немалые деньги, один только графин со стаканами стоил 140 рублей ( месячная зарплата инженера), но стоило мне высказать свое недовольство, как я снова очутилась бы на улице. Все пользовались моим безвыходным положением и старались  урвать, кто что мог. Конечно, есть на свете добрые и бескорыстные люди (мне бы, например, и в голову бы не пришло красть у человека, который и так стоит на краю пропасти), но мне тогда такие не встречались. Весь свет ополчился против меня. Казалось, все хотели моей гибели. Но я изо всех  сил цеплялась за жизнь. «Не дождетесь, - говорила я себе, упрямо сжимая зубы, - Не дождетесь! Уйду, но потом, когда состарюсь, но не теперь, не побежденной!»
          И вот, наконец,  долгожданный день наступил! Мастерица объявила, что мне дадут двухкомнатную неблагоустроенную квартиру в общем дворе. Я была на седьмом небе от радости! Наконец-то! Теперь все мои мученья закончатся! У меня будет свое, собственное жилье! Не беда, что квартира ведомственная и будет за мной, пока я работаю в ЖЭКе; не беда, что в подвале; главное, я буду ни от кого независима! И смогу, наконец, забрать свои многострадальные вещи. Я переехала, и началась новая страница моей жизни. Я постаралась поскорее забыть все неприятности,  что со мной произошли: моего непутевого мужа;  жадную и хитрую соседку,  переполовинившую  мои вещи; Татьяну и ее мужа, которых я считала своими друзьями и которые так подло поступили со мной (ведь это он, Николай, познакомил меня с Сашкой, а потом, воспользовавшись моим тяжелым положением, нещадно грабил  вместе с женой). Бог им судья! Пусть Он с ними разбирается, а я хочу лишь одного: поскорее забыть эту черную страницу моей жизни и жить дальше. Потому что впереди у меня новая счастливая жизнь! Я в это верю!