Рассказы АнтиФа. Барсук Вася

    А вот скажем девочка-подросток. Страшная! И слов-то не найти. Рисованная линейкой, без циркуля. Вдруг загорается изнутри, как ёлочка Новогодняя, светится вся. Смотрел бы и смотрел, не отрываясь. Невеста!
     Так и прикаспийская пустыня, в апреле-мае расцветает невестой. Вся покрывается разноцветьем, всех цветов. Даже белесый песок цветной, радужный, от каких-то невероятно мелких цветков. Тёплый ветер выгоняет листву на неприметных кустиках, покрывает их мелкими цветками, обливает ими куст, как сахарной глазурью, и стоит он сказочным кораллом, из неведомых океанских глубин, красный, розовый, белый...
    Сайгаки, пережившие, сбившись в кучки, жесточайшие, выдувающие жизнь ледяные ветра, сносящие с ног, осаду волков, с лапами больше человечьих ладоней, браконьеров, - уходят на Север, в вольные степи, совсем ошалевшие. Надо продолжить свой древний род, сил набраться, жирком запастись, на новую зимовку. Да просто жизни порадоваться, пока травы сочные, а вечные их спутники — волки, занялись тем же, и им радоваться хочется, детишек растить.
    Но главные здесь — птицы. Стайками мельтешащих, как мушки в глазах, разномастной мелочи, журавлями, в самой высоте нежно-голубого неба, клиньями, лебедями, низким полётом, сосредоточенно машущих крылья, быстро идущих ходом тяжёлой военной эскадры. На Север, на Север! Любить, детишек растить. Весна...
     И на фоне всей этой красоты — хмурящийся пройдоха дядя Вася, на своём не убиваемом, вечном «дугласе», на ЗиЛ-157.
     Вру конечно, злостно. Какой-же он пройдоха? От Сталинграда до Берлина фронтовым шофёром. Бомбами трамбованный, артиллерией гоняемый, тонущий в распутицу, замороженный зимами. Сполна исполнил. Да и сейчас, к знакомому чабану, за сорок вёрст в пустыню, не за личным едет. У соседа дочка кашляет, долго. Барсучий жир нужен, хорош он в таких случаях.
    Да и по жизни… Дядя Вася всегда и запчасть нужную найдёт, вытащит из тайных глубин «дугласа», и ковёр дефицитный или резину на жигулёнка притащит. Спиртиком угостит. Вся чабанская округа рада дяде Васе, и он, взаимно. Что-то им возит, они ему что-то достают. А что? Чабан профессия уважаемая, государством балованная, снабжаемая по их желаниям.
Вот дядя Вася и пользуется связями. В дефиците весь. Пройдоха…
     Приехали, чабан встретил, в дом приглашает. Руку к груди — извини уважаемый, поздно, успеть до ночи, - ждут… Я в кабине, не лезу. Молод ещё. Чабан в дом, дядя Вася ведро, цинковое, под бак, бензин сливает. Одно ведро, другое... Чабан вышел с баночкой, дядя Вася из бочки, что в кузове, солярку набирает. Набрал, да в бак её. Молчу — челюсть отвисла, не шевелится. Дядя Вася сел в кабину, вытер ветошью руки, завёл, поехали. По направлению, обозначенному колеёй, то пропадающей, то по борта. То в лужах, после недавних дождей. Бывшее дно моря, песком засыпанное, а под песком?
- Дядь Вась, зачем бензин-то отдал? Да ещё 66-ой? Нафига?
- А, раздолбаи. Бензовоз пропал у них, на той какой-то умотал. А ему без колёс как скот пасти? Вон, найди их тут, пешком…
Дядя Вася сделал жест рукой, показывая необозримость просторов. Ну, ходит и ходит скотина. Сама. А глаз-то нужен?
- А 66-й… Ну, у них сельхозвариант, на 72-м бегают. Значит и мой бензин пойдёт.
- А солярку зачем лил? Застрянем.
- Не ссы! Немного бензина, завести. А потом эта лошадь всё сожрёт! Доедем!
- Но если заглохнем...- пробурчал сам себе.
- Дядь Вася, стой! Барсук!
     В колее сидел на задних лапах, точь-в точь как собака, барсук, почёсывающий передней лапой брюхо, и ехидно улыбающийся, ну, так показалось, ввиду его наглой морды.
- Щас, щас я ему...- хищно ощерился дядя Вася, и даванул на педаль газа.
Барсук дочесал брюхо, не торопясь развернулся, и побежал впереди машины. Метрах в трёх, этаким полосатым ковриком, как будто паря над самой землёй. Только лопатки и выдавали — бежит. Дядя Вася озверел… Пол кабины трещит, так он на педаль газа давит, открыл заслонку, матерится! А барсук плывёт, над землёй, в трёх метрах. «Дуглас» дернулся, в движке появился металлический стук, скорость упала…
- Всё… Перешли на соляру… - безнадёжным голосом пробурчал дядя Вася. А барсук… Что барсук? И он, сволочь, сбросил скорость. Тащится, в трёх метрах впереди. Дразнит...
      Вдруг рванул, прыгнул… Далеко оказываются могут прыгать эти полосатые увальни! Развернулся, сел по-собачьи, брюхо чешет. Ждёт. Сволочь. Поиздеваться?
Дядя Вася пошарил за спинкой сиденья, вытащил узелок из ветоши, буркнул:
- Держи газ…
И пошёл к барсуку, раскачивая в руке монтировку. Подошёл, потыкал монтировкой в лужу, за которой сидел барсук, покачал головой, и присел на корточки, напротив барсука.
     Блин… Оба коренастые, плотные, небольшие глаза, хитрые!!! Вот на кого похож дядя Вася! Или барсук на дядю Васю? Посидели, поговорили, о только им ведомом, дядя Вася отошёл на пару метров от дороги, положил узелок на кочку травяную. Кряхтя залез в кабину, перехватил у меня педаль газа, и мы поехали, постреливая из выхлопной, взяв влево от лужи. Барсук резво подбежал к узелку, обнюхал, раздувая ноздри, и плюхнулся рядом, довольным ковриком.
- Года три тому… Выехал от чабана, проехал немного, смотрю, барсук в колее сидит. Задумчивый такой. Ну, думаю, хана тебе. По газам, подъезжаю, а он сидит. Остановился, подошёл — сидит. Худой! Шкура висит! Не скалится. Посмотрел, а у него передняя лапа в капкане. Ну, мелкий такой капкан. Ловил сусликов? Ну, вот, - сусличий. Где он его нашёл… Висит на лапе, не сбросишь… А куда барсуку без лап? Копать не может, беда… Сдохнет, от голода. Вот и сидит, шкура висит… Снял капкан, кость целая, еды, что было оставил… Да поехал…
Дядя Вася помолчал, вспоминая:
- А с тех пор встречает меня. Как узнаёт, что буду? Там, видел кусты тамариска? Вот, сидит, выглядывает. Встречает. И провожает… Блин, вот врюхались бы, если б не он… Точно, премиальных решили бы.
Помолчал:
- Нет, точно, специально заправлюсь 72-м, и точно хвост ему прищемлю!
В зеркале заднего вида маячил присевший барсук, глядящий вслед машины, солнце начало окрашивать в вечерние тона небо. Стаи птиц начали кружиться, подыскивая ночлег, на недалёком море. Барсук Вася скрылся за поворотом...