Сны эпохи самоизоляции

I
Мне приснился следующий сон: по оплошности я оставил не запертой дверь своей квартиры, а когда спохватился, то было уже поздно: маляры, занимавшиеся ремонтом общего коридора, принялись за покраску моих стен. «Что вы делаете?» - возмутился я. «Нам велено покрасить все» - ответили маляры. Тут я заметил, что краску они наносят прямо поверх старых обоев, не снимая висящих на стенах этюдов маслом, написанных моим дедом, но стараются их не испачкать, тщательно закрашивая промежутки между ними. Тем не менее, краска все же попала на поверхность картин; пришлось ее оттирать растворителем, причем в этом мне помогала мама… и здесь я проснулся.
Вспоминая этот сон, я задался следующим вопросом: если в реальной жизни происходит что-то необычное, то первой реакцией является недоверие; мы себя спрашиваем: может, нам это только показалось, не зрительный ли это обман? Почему же во сне мы всегда принимаем любую нелепость, которая с нами в них случается, как неоспоримый факт? Почему во сне ослаблена критическая функция?
Мне пришло на ум следующее объяснение. В действительности мы не можем поверить реальным событиям, о причинах которых мы не догадывались - они нам свалились, как снег на голову. Сновидения же вызываются подспудными страхами, тревогой, которые угнездились в подсознании, и развиваются согласно их логике; если во сне нечто случилось, то удивляться ничему не приходится.
Так и в описанном выше сне. Сейчас противоэпидемические меры стремительно нарастают; экстраполируя их, можно прогнозировать самое неприятное: вторжение после смерти в наше жилище  дезинфекционной команды в скафандрах, поливающих стены, в которых проходила вся наша жизнь. Поэтому во сне реализовалась такая ситуация: я боюсь, что ко мне придут без спроса, и вот они уже тут, как тут!

II
По длинному пандусу я спустился на станцию метро, чтобы совершить нужную мне поездку. Пассажиры, соблюдая полутораметровую дистанцию, ожидают в очереди. Метро функционирует следующим образом: к остановке подплывают обтекаемые капсулы на магнитной подвеске – в каждую, чтобы сохранить дистанцию, запускают лишь  по два человека, двери закрываются, и капсула исчезает в туннеле. Довольно скоро подплывает следующая капсула, но меня в нее не пускают, сказав, что я должен зарегистрироваться вон у того мексиканца. Мексиканец, - рослый, худой и смуглый, зачем-то одетый в костюм матадора, дает мне регистрационную тетрадь с привязанной на ниточке ручкой, куда я должен вписать свое место работы и поставить подпись. Я пишу «пенсионер», и мексиканец на ломаном русском языке говорит: «в связи с эпидемией коронавируса мы пенсионеров не возим».

III
Как сновидец со стажем, я могу с достоверностью  предвидеть тематику своих грядущих снов. Тому служит порукой, что если какой-то вид занятий для меня прекращался, я ему продолжал предаваться во снах. Приведу примеры. В 1968 году я бросил курить; хотите верьте, хотите – нет, но мне до сих снятся сны, в которых я дымлю, как паровоз. Или еще вот: девять лет назад меня выгнали с работы на пенсию, но с тех пор большая часть моих снов - о том, что меня приняли обратно, и я продолжаю заниматься тем же, чем и раньше, добавив к реальному стажу - виртуальный.
Исходя из вышеизложенного, я утверждаю, что в грядущую - короновирусную - эпоху в своих снах  я буду продолжать заниматься тем же, чем в эпоху минувшую: совершать заграничные поездки, посещать музеи и выставки искусства, ходить в кино, и прочее.

IV
Мне приснился сон, который сразу же забылся, но в середине дня вдруг неожиданно всплыл; я пробивался сквозь густые толпы прохожих в каком-то городе, пытаясь найти столь мне нужное место, и вот я его нашел по безошибочному признаку – красивому фасаду большого здания, выходящего на обширную площадь. Я тут же попытался  всмотреться в архитектурный пейзаж, но это мне не удалось – изображение фасада сразу распалось на сотни мелких фрагментов, которые, по мере того, как я, напрягая память, пытался восстановить привидевшийся фасад, сложились в другую картину, которая была из другого, старого сна; когда я ее с возмущением отверг, возникла  следующая, которая мне снилась лет тридцать тому назад, и так далее, пока я не понял, что город, виденный в сегодняшнем сне, утерян навсегда, и это очень печально, ибо  теперь любимым делом – хождением по улицам незнакомых городов – я могу заниматься лишь в снах.

V
Место действия, конечно же – работа. Весь наш коллектив готовится к какому-то большому празднику; подготовка грандиозного стола ведется довольно странными действиями, напоминающими ритуал: все сотрудники ходят кругами по полю, скатывая в рулет  то, что на нем растет. И вот праздник начинается; то блюдо, что приготовлено на поле, огромной грудой (высотой полтора метра) лежит на столе. Все им восхищаются, но никто не ест. «А как же выпивка?» - спрашивает Толя Симонов. «А выпивка» – говорят – «в соседней комнате». Мы туда вваливаемся гурьбой, и видим, что на столе стоят граненые стаканы, до краев наполненные коньяком. Я себе тоже взял стакан и уселся за стол. Но стоило мне на минутку отвлечься, как мой стакан куда-то пропал. «Его у вас увел Макаров» - сказал Миша Бабкин. Я посмотрел на Замдиректора по науке Макарова, а он и в правду пьян, уже лыка не вяжет. «Вы выпили мой коньяк?» - спрашиваю. «Да, - он вам не полагается, так как вы старше 65 лет. Поберегите себя!».

VI
Я командирован на выполнение обязанностей киоскера на торговую точку, стоящую на тротуаре какого-то широкого проспекта, на котором отсутствуют пешеходы и автомобили, видимо, - из-за режима самоизоляции. Тем не менее, я рьяно приступил к работе, но расположился не внутри  киоска, а сижу снаружи, положив локти на узкий прилавок, и уставившись напряженным взглядом вовнутрь него через малюсенькое окошко. Так проходит немало времени, пока ко мне не подходит начальник испытательного отдела Федя Политковский, (хотя он уж семь лет, как помер), и спрашивает, как, мол, у меня идут дела: его ко мне послало начальство за отчетом. «Думаю вот» - отвечаю я. «Ну, и как?» «Пока ничего не придумалось!»
А что было дальше, не помню.

VII
Cон меня перенес в отдаленное прошлое. Началось все с того, что в газетном киоске я покупал газету «Правда» с портретом генсека Горбачева. «Сколько стоит?» - спросил я киоскера – женщину, похожую на нашу кладовщицу Таню. «Шесть копеек» - отвечает Таня. Я достаю из кармана пригоршню монет, а это – российские рубли, и нам с Таней никак не удается подсчитать, сколько я должен дать монет, и сколько получить на сдачу.
После этого во сне произошел еще больший сдвиг по временной оси назад: я пытаюсь перед отъездом в Москву запереть дачу, но все замки оказались сломаны; и вдруг появляется мой отец в виде совсем молодого человека (сколько же, думаю, мне-то лет?). У него очень довольный вид: он достал дефицит – большую канистру машинного масла. Взвешивая ее в своих руках, я невзначай протыкаю ее мизинцем, но выше уровня масла, так, что не страшно. Но, поскольку канистру нельзя оставить в незапертом доме из-за ворья, мы с отцом ее зарываем в землю около березы, чтобы спрятать. «А как же дыра, проткнутая мизинцем, - ведь через нее все масло вытечет в землю!» думаю я, и просыпаюсь от ужаса.

VIII

В последнее время сны стали какие-то невнятные – в них нет никаких действий, - только обстоятельства и душевные состояния. Кроме того, в снах объявились новые персонажи. Например, пара мужиков, одетых  в черные мундиры со светлым окаймлением, имели физиономии, как бы оклеенные бумагой с текстом, напечатанным крупными буквами (текст не читался). Или какой-то неизвестный мужик в кожаном пиджаке, приросшем к его телу.

IX
Мне приснилась местность, покрытая асфальтом до самого горизонта, и над ней витают Горький, Жуков и Сталин. Присутствие Сталина было невидимым, но вездесущим; Жуков надо мною пронесся, как порыв ветра, и только Горький предстал в виде своего памятника на площади Белорусского вокзала, так, что на его силуэте в профиль оказалось возможным различить  усы.

X
Мне сегодня ночью долго снился сон, в котором я никак не могу заснуть.

XI
В связи с необходимостью соблюдения социальной дистанции, возникшей из-за эпидемии коронавируса, в нашей школе потребовалось пересадить всех учеников. Я недоумеваю: с кем мне сесть за одной партой; - с Юрой Сорокиным, с которым мы дружили с первого класса, с Виктором, книжником, моим знакомым времен Перестройки, или сослуживцем по «Цикламену» Толей Симоновым. И я, поразмыслив, делаю выбор в пользу Толи.


XII

Передо мной – книга ин-плано, которую мне нужно обязательно прочитать, но вот незадача: она напечатана на прозрачной пленке, и буквы, находящиеся на второй странице, просвечивая, мешают разобрать текст на странице первой. Тогда я приподнимаю верхнюю страницу над второй, но буквы на ней все равно разобрать не удается, так как на ней,  появилась изрядная зыбь. И тут я спохватился – оказалось, что и я, и книга ин-плано находимся под водой, причем глубоко, так как кругом темно. «Где я?» – хотел я вскричать, и проснулся. Оказалось, что, спасаясь от холода, я залез с головой под одеяло. Я высунул голову наружу, и заснул, и предо мной явился тот же фолиант, я был по-прежнему под водой, но близко к поверхности, так как кругом было светло. Я пытался продолжить чтение, но это стало невозможно, так как буквы исчезли. И тогда надо мной прозвучал тихий, но уверенный голос: «Текст поправок к Конституции», и я снова проснулся – теперь уже окончательно.   

XIII
У меня на даче во всю идут приготовления к какому-то большому празднику: проводится уборка помещений и готовка снеди. И вот столы расставлены, и начинают собираться гости. То, что ни мои домашние, ни приглашенные люди мне абсолютно не знакомы, меня нисколько не смущает. Наконец все расселись за двумя параллельно поставленными большими столами, приготовившись к трапезе. И пока она еще не начата, я решил выступить с просветительской лекцией о … роли англичан  в выработке правил поведения в обществе. Я весьма красноречив, перечисляя эти правила; мои слушатели поражены, узнав, что все правила были изобретены англичанами. «Вот и наш сбор при шестнадцати свечах –  английская традиция. Кстати» - добавляю я – «социальная дистанция – тоже была впервые введена обращение англичанами». Но как только я это произнес, все вдруг обнаружили, что они нарушили социальную дистанцию, так как сидят вплотную друг к другу, и этому ужаснулись. Здесь я проснулся.

XIV
Возвращаясь домой, я ошибся подъездом, и вошел в дом соседний, внешне выглядящий совершенно, как мой. Однако внутри оказалось, что он отличается кардинально – у него имеется атриум, в который выходят окна всех до единой квартир. Рядом со мной вдруг оказался мужчина – вроде бы автор этого проекта. «Атриум» - сказал он – «служит для общения жителей дома». «Да» - ответствовал я – «но как это коррелирует с режимом самоизоляции?» -«Никак не коррелирует» - ответил, отводя взгляд в сторону – «проект был начат до коронавирусной пандемии.

XV
Я решил подвергнуть себя режиму самоизоляции на даче, и устроился в мансарде на втором этаже. Вдруг слышу: меня зовут какие-то странные люди, стоящие в цветнике. Я вышел на балкон, перелез через балюстраду, присел на корточки, и, ухватившись обеими руками за карниз, спустил ноги; затем, обхватив коленями пилястру, стал по ней карабкаться вниз. Наконец, я спустился. Пришедшие по мою душу – 4-5 человек, уставившись на меня «комсомольскими мордами», стали спрашивать у меня документы, подтверждающие право собственности на дачу. Я достаю из кармана планировку, и объясняю: маленькая комната принадлежит мне; к ней присоединена большая комната, которой я тоже собственник; из нее – выход на кухню, - кухня тоже моя; - значит вся дача принадлежит мне по праву собственности. Мои посетители смотрят на меня недоверчиво, жестко  и враждебно, как на врага. И здесь я проснулся.

XVI
Я занимаюсь разбором какого-то трудного текста, в конце которого нахожу настоящую загадку: латинские буквы расположены тремя столбками наподобие китайских иероглифов, но как их ни читай: - хоть по вертикали, хоть по горизонтали, - получается абракадабра. Я обратился  к консультанту, и он мне объяснил, что весь этот аппендикс к тексту расшифровывается просто как «коронавирусная инфекция».

XVII
Этот сон относится к весьма распространенному типу; раньше я его видел множество раз: я хожу по Москве, хотя мой костюм не в порядке; - короче, - на мне нет штанов, и я судорожно ищу выход из этой ситуации, и его не нахожу. В нынешнем сне все так же, как в прежнем, но штаны на мне есть, но нет маски, и я мечусь в ее поисках, но куда бы я ни обратился, - масок нет, и я в ужасе проснулся.

XVIII
Я зашел в парадное дома в Малом Козихинском переулке, где прошло мое детство, но на месте первого марша лестницы обнаружил в нем длинный темный туннель, пройдя по которому, вышел опять наружу, но, по-видимому, уже в каком-то другом времени, ибо окружающего не узнал: каждый дом снизу доверху был снизу доверху был завернут в ткань, и обмотан веревками, как объект Христо и Жан-Клод  ( Французские художники, знаменитые тем, что «упаковали» Рейхстаг в Берлине). «Что же это делается?» - подумал я ошарашенно. И откуда-то сверху пришел ответ: «Грядет реновация».

XIX
Отстояв в очереди, я купил билет в кинотеатр, напечатанный крупными буквами на листе размером с газетный лист. Проваландовшись  по соседним улицам, я вошел в зрительный зал, когда сеанс уже начался. Фильм – захватывающе интересный; он мне напомнил «Дом, который построил Джек» Ларса фон Триера, но вот незадача: чтобы добраться до своего места, мне приходится пробираться через густую стоячую толпу. Чтобы я мог найти свое место, меня снабдили схемой зрительного зала размером в два газетных листа; чтобы ее развернуть требуется время, но, определив свое место, я схему сворачиваю, и отправляюсь на поиски, но быстро теряю ориентацию, и должен снова  обратиться к схеме, и так множество раз. Наконец, - вот оно, - вожделенное место №17, но что это? Стул поставлен на травяной лужайке снаружи зрительного зала; хотя с него через раскрытую дверь экран и виден, но он расположен так далеко, что на нем ничего разобрать невозможно, а звук – едва слышен. «Меня надули» - понял я – «но жаловаться некому».



XX
Меня назначили ответственным за водоснабжение целого городского квартала, и я сразу отправился его инспектировать, и правильно сделал, ибо сразу обнаружил большой непорядок: все фасады вытянувшихся вдоль улицы мне подотчетных домов выгнулись наружу,  как если бы они, как клизмы, имели резиновые оболочки, и были доверху заполнены водой, которая колышется от переизбытка, и грозит, прорвав фасады, вырваться наружу, затопив всю улицу, и я отвечу за наводнение, которое отяготит коронавирусный карантин, и меня «посодят».

XXI
Ко мне навстречу из темноты идет  человек в железной маске. Правда, ее материал скорее напоминает серебро или мельхиор, причем поверхность отполирована до блеска. «Железная маска» ведет себя по отношению ко мне крайне агрессивно – кричит на меня, размахивая руками, и вдруг неожиданно падает замертво. Тотчас надо мной раздается жесткий бесстрастный голос: в связи с эпидемической обстановкой вы обвиняетесь в убийстве!

XXII
Я приехал на море; побережье, изрезанное  глубокими бухтами, представляет собой горные отроги  белого цвета, совершенно лишенные какой-либо растительности. То карабкаясь по скалам, то спускаясь к кромке воды, я иду вдоль берега по направлению к устью какой-то мне незнакомой реки. На море – полный штиль; через прозрачную воду прекрасно просматривается галечное дно. Всякий раз, когда мне удается подойти к береговой линии, я присаживаюсь на корточки и глажу теплую воду рукой.
Но вот я добрался до устья. На берегу реки стоит огромное здание из бетона, в котором мне нужно то ли отметиться, то ли получить какой-то документ. Я иду через анфилады совершенно пустых комнат с голыми бетонными стенами и полами, и никак не могу найти нужного мне помещения. Наконец, впереди обозначился дверной проем, за которым мелькали люди, и я ринулся туда, но меня тут же одернули: «Вы куда? Это – Первый отдел». «В Первый отдел мне не надо!» заверещал я с испуга, и бросился наутек, тем более, что было пора на поезд. И тут вдруг меня ошеломила мысль: злостно нарушив карантин, я приехал на море, и вот теперь уезжаю, даже не искупавшись! И здесь я проснулся.

XXIII
Сосед по даче с гордостью демонстрирует мне свою собаку. Собака тоже себя желает продемонстрировать с лучшей стороны: она скачет, прыгает, и кувыркается, и, наконец, сплетается в клубок и превращается в цигейковую шапку–ушанку, в которой я ходил в раннем детстве.

XXIV
Сотрудники предприятия валом валят в конференц-зал: ожидается доклад директора; но вот незадача: у меня в руках большой букет, который я приобрел, чтобы вручить одной особе, а все окружающие, включая директора, могут подумать, что я его приготовил для вручения ему. Поэтому я проникаю в конференц-зал украдкой, пытаясь спрятать букет между ног. Увидев, что зал полон народу, я успокаиваюсь, так как можно спрятаться за спины других, но после начала директорской речи, присутствующие начинают потихоньку смываться, пока мы не оказываемся с директором один на один.

XXV
Я вернулся на работу из командировки в Саратов, и повстречал Мезенцева. «Ну, как съездил?» - спрашивает он. «Да нормально» - отвечаю я, и только тут замечаю, что у Мезенцева при прежнем поперечном сечении туловища рост стал метра четыре, или даже больше, и только пропорции головы и лица остались неизменными; короче, – он стал похож на произведение современного искусства, которого мне так не доставало во время карантина; - пора, пора на выставку!

Послесловие
По мере того, как период быстрых изменений, связанных с эпидемией коронавируса, и ее взятием под контроль - миновал, состояние вздрюченности, в котором находилось мое сознание, сменилось апатией, и театр моих снов эпохи самоизоляции – увы – закрылся, и мне теперь снятся плоские, скучные, реалистические сны на темы моего длинного  прошлого, описывать которые - не интересно.
                Апрель – июнь 2020 г.