На взлётной полосе. Глава 11

 — Да, сегодня я не смогу быть такой красивой, как вчера, — разглядывая в зеркале круги под глазами, пробормотала Глаша. — Ну, ничего. Еще не факт, что я отправлюсь в аэропорт. Зачем я этому деду? Яша и сам с ним прекрасно договорится...

 Однако зазвонил ее телефон, высветился незнакомый номер, и Глаша услышала светлый и бодрый голос:

 — Доброе утро, я жду вас с сэром Джоном, не подводи. А то устрою международный скандал. Оператор тоже ждет.

 — Это... Яша?.. — опешила Аглая.

 — Да, — с нажимом и улыбкой в голосе ответил тот. — Не выспалась? Ничего. В вертолете проснешься. Сверху открывается такая красота! Пока!

 "Что? Он будет мной командовать? — с недовольством подумала Аглая, состроив своему отражению возмущенную гримасу. — А может, я сама буду решать, куда мне направлять свои стопы? Кто он вообще такой?! Видать, Боря его не слишком сильно напугал…"


 ***
 Малаец был оживлен и весел. "Как на допинге", — пронеслась мысль-стриж в небе сознания Глаши.

 — А прекрасный мисс прыгнуть? — спросил на русском Ли Сянь, уже начавший изучать язык и неплохо продвинувшийся в этом за последние сутки.

 — Мисс будет прыгать?  — спросил Аглаю, в свою очередь, Яков, сверкая веселыми глазами.

 В это утро у него было по-детски озорное настроение.

 Конечно же, Глаша на сто процентов была уверена, что ничего такого с ней никогда не случится. Прыгать с высоты тысячи метров или даже четырех тысяч метров (с инструктором) для нее было немыслимо. Она хорошо помнила тот леденящий ужас и ощущение конца света, когда открывалась дверца вертолета и в лицо било холодным воздухом безнадежности. Однако она приехала в аэропорт в брючном костюме и удобных мягких туфлях в спортивном стиле. Так что даже Яша, окинув ее взглядом, одобрительно кивнул.

 — Will you go skydiving, miss? ["Мисс, вы будете прыгать с парашютом?"] — уже на английском спросил Ли Сянь.

 А Яша, присовокупил, хитро сощурив глаза:

 — Let's jump, honey! ["Давай прыгнем, милая!"]

 Глаша угрюмо молчала, вспомнив ощущение своей никчемности пятнадцатилетней давности, когда только ленивый не пошутил над ее страхом перед прыжками. Она уже давно забыла об этом, укрепилась в чувстве собственного достоинства, а тут ее возвращают на круги своя. Яша, внимательно поглядев на нее, как будто бы понял то, что делается у нее в душе, и перестал улыбаться. Он взял ее руку и положил указательный и средний пальцы ей на запястье, измеряя пульс. В этот самый момент сердце Аглаи заколотилось в два раза быстрее. Затем Яша испытующе оглядел ее с ног до головы.

 — Расслабься, Глаша, — тихо проговорил он таким тоном, словно понял, почему у нее так колотится сердце. — Нет, прыгать тебе нельзя… Тут и врач не нужен. А на вертолете, пожалуй, покататься не возбраняется. Полетаем? — он подмигнул ей.

 — Полететь? — опять спросил сингапурец.

 — No, I do not allow her to parachute. Medical reasons...  ["Нет, по медицинским показателям я не допускаю ее до прыжка с парашютом."] — ответил гостю Яков и повел его к врачу измерять давление, отправив Аглаю с воздушным оператором к вертолету.


 ***
 В воздухе во время набора высоты Ли Сянь по-прежнему вел себя молодцом и постоянно хохотал, хотя это, скорее, было заслугой Якова, который, как настоящий психолог, неутомимо травил малайцу на английском какие-то байки. Аглая, слушая его, даже закомплексовала: "Я переводчик по образованию… И это все, что я умею… А он инструктор по парашютному спорту — и вот те на! Лопочет на инглише как на родном! Меня-то зачем позвал? Не поленился с утра позвонить… Номер телефона где-то взял… У Бори не было, а Лысиков не дал бы ни за что… С кем же он еще-то меня обсудил? И поглядывает так пристально периодически, как будто мысли читает… Гипнотизер-медиум… Ладно, если нравлюсь, а если нет? Первый раз не могу понять, нравлюсь или нет… Надо как-то спасаться от него… Что я там вчера решала? Бабник или семейный?  Ни фига… Похоже, есть еще пятый тип — суперхиро".

 Когда Яков застегнул у Ли Сяня на подбородке шлем и начал прикреплять его подвесную систему к своей, в глазах у сэра Джона появился животный страх, малаец запаниковал. Аглая с волнением наблюдала за этими приготовлениями и почувствовала, что страх Ли Сяня передался и ей, она стала бояться за них с Яшей даже сильнее, чем когда-то за себя. Она вжалась в кресло около иллюминатора, и у нее не возникало ни малейшего желания смотреть сквозь стекло и восхищаться красотами местности.
 
 Яков перехватил ее взгляд и засмеялся:

 — Эх, видела бы ты сейчас себя! Успокойся! У меня несколько тысяч прыжков! Там в кармашке таблетки, если укачает. Лучше поснимай видео, пятнадцать лет назад у нас не было такой возможности… Ну что, сэр Джон? Вперед и с песней? — обратился он к своему подопечному и под дикий его рев выпрыгнул наружу.

 Дверь автоматически закрылась, и Аглая дернулась к иллюминатору, чтобы разглядеть Яшу и Ли Сяня. Они маячили уже где-то гораздо ниже вертолета, летели в свободном падении, рядом с ними парил воздушный оператор. Ее естественным порывом было перекрестить их троекратно, что она и сделала. Поймала себя на том, что бормочет Иисусову молитву. "Почему же он не открывает парашют? Ах, да, там же целая минута без парашюта, а потом еще три минуты под куполом, то есть под крылом", — мелькали в голове мысли.
 
 Только увидев, что Яков наконец-то раскрыл парашют, Аглая успокоилась и откинулась в кресле, закрыв глаза. "Боюсь за него?!" — изумилась она. Потом долго пыталась вспомнить, а когда же прыгнул воздушный оператор: до или после Якова? Но так и не вспомнила.

 Снимать видео она не стала. Просто любовалась видами с высоты, смотрела на игрушечный город и нарисованные леса, начинающиеся сразу за взлетной полосой…  Вертолет постепенно снижался, земля становилась близкой. В голову лезли странные мысли о том, что все, кто боится высоты, просто когда-то однажды (в неизвестное время или в его отсутствие) разбились о землю или увидели, как разбился кто-то очень дорогой. Потому люди и делятся на тех, кто боится летать, и тех, кто живет только в полете.

 "Да, да, люди когда-то утратили способность летать, не разбиваясь", — думала Аглая, когда вертолет уже опустился на землю. — Они просто разбились…"


 ***
 Ли Сянь уже на самом подлете к земле где-то на полминуты потерял сознание и пришел в себя только после некоторых реанимирующих действий Якова. Очнувшись, он огляделся вокруг своими узенькими глазами, глубоко вздохнул, широко улыбнулся и что-то запел на своем.

 — Вот звездная жемчужина, блин! Связался я с тобой на свою голову, — пробормотал Яков, глядя на подбегающих к ним помощников иностранца. — Давление у него измерьте! Джин позавчерашний, наверное, не выветрился… Метаболизм-то в его девяносто [Яков, конечно, сильно преувеличил возраст Ли Сяна] уже не тот…

 В павильон, после того, как Джону Ли Сяню оказали медицинскую помощь, хотя она уже и не требовалась, вбежала Аглая…  Яков сидел на скамеечке, откинувшись на стену, и перекидывался ленивыми фразами с личным тренером Ли Сяня, сэром Куи.

 — Яша, что с ним? Он жив?

 — Живее всех нас, не волнуйся…

 — Значит, он тоже когда-то разбился, как и я? Однажды ведь часть человечества разбилась… Ты понимаешь? Значит, и он из таких! — заговорила она, а в глазах ее во весь рост, разминая гигантские плечи, поднимался панический страх, совершенно немотивированный, ведь под ногами ее была твердая земля.

 Яков, до этого предельно спокойный за Ли Сяня и за международную обстановку, взвился, с испугом и как будто даже с какой-то обидой глядя на Глашу.

 — Что, что, что с тобой? — спросил он. — О чем ты? Никто не разбился…

 — Опять предложишь пойти к психоаналитику? — взяв себя в руки, спросила Аглая. — Ты пятнадцать лет назад мне уже советовал!

 — Ничего я никому не советовал, — расстроился Яков на секунду. — Слушай! Забудь! У тебя во сколько сегодня обеденный перерыв?

 — С двенадцати до часу, — как лунатик, ответила Аглая.

 — У меня тоже! Пообедаем в ресторане "Бумажный змей", на крыше у вокзала. Не забудь. Я заеду.

 Он не спрашивал, а просто ставил ее перед фактом.

 — А если я не согласна? — возмутилась Аглая, вспомнив о том, что она, между прочим, независимая личность и уже давно специализируется на том, что кидает через себя всех посягателей на ее свободу.

 — Почему ты не согласна? — удивился Яков. — Обоснуй-ка давай свое несогласие!

 Он пнул пяткой берцы, которые только что снял, переобувшись в нормальную обувь, и они улетели под скамейку. И как-то слишком близко подошел к ней, словно специально вторгся в ее личное пространство и посбивал там все ее защитные барьеры.

 — Обед всего час… И как можно успеть… Потом… — забормотала Аглая и подумала: "Какой бред я несу!"

 — За час многое можно успеть. Тебя пусть это не беспокоит, — продолжая находиться в ее биополе, ответил Яков. — Сейчас наш стар-перл выйдет из кабинета врача, и решим окончательно. Надеюсь, он опять будет молодцом, и ты взбодришься! Он вообще-то весь полет держался хорошо, песни какие-то пел на тамильском. У самой земли уже вырубился от полноты чувств.

 — На тамильском? — удивилась Аглая. — Откуда ты знаешь?

 Яша поморщился и улыбнулся, как бы говоря: "Зря я это ляпнул!"

 — Я знаю несколько слов на этом языке, студенты меня научили, — неохотно ответил он.

 — Прити? — быстро вспомнила Аглая имя неприятной индианки.

 Яков ответить не успел, так как вдруг увидел Лысикова, который стремительно приближался к ним энергичной походкой а-ля Владимир Путин. На лице Вени было сумрачное самообладание, в движениях и походке сквозила какая-то порывистость, едва-едва укрощаемая мозгом. Если человека можно сравнить с чем-то неодушевленным, но бешено волнующимся под воздействием урагана, то Лысиков был подобен памятнику или волнорезу, который крошится под ударами какого-нибудь шторма, типа Назаре, или даже камню, который перемалывают Маверики.

 — О, брат! — закричал ему еще издалека Яков, совсем не ожидавший  на своей территории увидеть кого-то чужого и претендующего на его добро.

 — Приветствую! — торжественно-мрачно отозвался Веня и перевел глаза на Глашу. — Здравствуй, ми...  Аглая... Что с нашим зарубежным партнером? Он в порядке?

 — В полном! — ответил ему Яков. — Я бы даже сказал, в эйфории от полета! Да вон он сам! Ты за ним?

 — Я за Аглаей, прежде всего… Ну и за ним тоже, если его лимузин не подгонят, — победоносно заявил Лысиков.

 — It's wonderful! ["Это прекрасно!"] — неслось со стороны Ли Сяня, которого с двух сторон под руки вывели уже два его помощника. — Excellent! ["Превосходно!"] Гаспадин Яш! Спасыбо! Ты арьйоль! Арьйоль! А я Star Pearl! Мечта сбываться! Как пить дать, да…

 Аглая выдохнула и наконец порозовела. Яков обнял Ли Сяня в ответ на его рукопожатие, похлопал по плечу и рассмеялся.

 — Супер! Супер, Star Pearl! — Оглянулся на Глашу: — Ожила? Ну что, договорились тогда насчет обеда? Ладно-ладно, договорились! Веня, брат! Головой отвечаешь за... Ли Сяня! Давай, до встречи! — он махнул им и ушел в павильон.

 Когда уладили все проблемы с сингапурцем и можно было ехать на работу, Лысиков открыл перед Аглаей переднюю дверцу и молча показал ей подбородком, чтобы она садилась. Она также молча уселась на сиденье. Ей часто приходилось ездить в лысиковском порше по работе. И он всегда был болтлив до крайности, однако никогда не позволял себе ничего лишнего или пошлого. Аглая не опасалась его, считая совершенно безобидным. Но теперь в салоне автомобиля возникла напряженная атмосфера.

 — Тоже, что ли, прыгала? — небрежно покосившись на ее брючный костюм, спросил Веня, сел за руль и лихо развернул автомобиль.

 — Я и не собиралась... Что я, самоубийца? — пожала плечами Аглая.

 — А этот твой... инструктор... Не самоубийца? — усмехнулся Веня.

 — Он не мой.

 — А обедать вместе собираетесь...

 — Если мы вместе пообедаем, то это уже будет катастрофа? Вень, ты себя слышишь? У тебя гарем, да? Я твоя вторая жена? Если я соберусь замуж, ты мне не разрешишь?

 — А, уже замуж за него собираешься?! — воскликнул Лысиков.

 — Следи за дорогой! — строго велела ему Глаша. — Может, я вообще уже замужем давно. — Глаша не могла справиться с собой, она вся кипела. — Ты будешь контролировать мою личную жизнь?! Или у меня ее вообще быть не должно?

 — Ага! Так вы уже давно вместе! — вытаращил глаза Веня. — Он тоже мне сказал, что вы давно уже... Сколько же времени вы шифруетесь?

 — Что ты за человек?! Слышишь только то, что хочешь слышать!

 — Вот этого! Вот этого — что вы с ним муж и жена или просто пара — я вообще не хочу слышать!

 — Ненормальный! — взвыла Аглая. — Включи мозги! Пожалуйста, включи мозги! Веня!!!


 ***
 Порше был припаркован. Аглая сама открыла дверцу и быстро побежала в офис. Веня остался за рулем, колотя себя кулаком по колену и в мучительном бессилии скрипя зубами. Вдруг он весь скривился и противным голосом передразнил Якова:

 — "Оу! Бра-а-а-ат!!!" Тьфу!!!

 Лысикову было омерзительно его собственное состояние. Если бы можно было, он переменил бы страну или планету — чтоб не ходить там же, где ходит, ездит и летает этот особенно ненавистный ему тип, Яков Пряхин. Он представлялся ему каким-то космическим злом, которое все пожирает на своем пути. А теперь на его пути оказался сам Лысиков! А вернее, Аглая, которую Пряхин вдруг почему-то забрал в свою больную голову. Если этот пожиратель отнимет у Вени его сокровище, Веня просто треснет пополам. Снедаемый противоречивыми чувствами: верностью семье, традициям — с одной стороны, и непонятной привязанностью к Аглае — с другой, Лысиков решил написать заявление об увольнении. Он уже шел непримиримой походкой исполнять задуманное, как ему позвонила жена:

 — Привет, — сказала она огнедышаще-радостно, что-то жуя, — я сегодня жду тебя после работы в ресторанчике "Муми-тролль и комета" — поедим лосося и мясо страуса. Жду в 17:30. Ты как там?

 — Я нормально, — сдержанно ответил Лысиков, а сам хотел вонзиться зубами в дерево, мимо которого проходил.

 — А по голосу не скажешь... — проницательно заметила Маруся. — Ты там в порядке? Сегодня в ресторане с нами будет Валюшка, сестра твоя! С мужем. Они приехали на три дня.

 — Да? Во-о-о-о-от это новость!

 — Они тебе еще не сообщили, что приехали? — успокоилась Маруся. — Это я их попросила, чтобы тебе сюрприз сделать. Ну, до вечера!

 У Лысикова сразу как-то отлегло от сердца, словно в тесной и душной комнате, где он находился, открыли окно, и его обдало чистым свежим воздухом. Он развернулся на сто восемьдесят градусов и пошел исполнять свои обязанности.

 — А что уж этот Ли Сянь сказал ему? — вдруг спросил он сам себя. — Ты — орел, а я старпер? Жесть! — И он захохотал нездоровым истерическим смехом.


 ***
 Лера уже отпечатала все необходимые документы и теперь со скукой наблюдала за Львом Зверковым, расписывающим перед клиенткой все прелести отдыха в Арабских Эмиратах. Она мысленно отстригла ему длинную челку и поставила ее бобриком, предварительно покрасив седые (или белые?) волосы вместе с такой же щетиной в черный цвет. Он стал похож на Бармалея с толстыми красными губами. Лера улыбнулась. "Нет! — испугалась она своей улыбки. — Нельзя улыбаться просто так! Если уж он на меня посмотрит, улыбнусь ему загадочно, как Джоконда... А если еще самой себе улыбаться, тогда к Глашиным годам у меня не будет такой гладкой кожи, как сейчас".

 Только Лера вспомнила Глашу, та и появилась. Кожа Аглаи была бледной с лихорадочным румянцем. Такой она становилась, если ее что-то раздражало. Глаза метали зеленые молнии, и одна из этих молний попала в Леру, а другая — в Льва.

 — Доброе утро! Меня не искали? — запыхавшись, спросила Аглая.

 — Тетя Света поехала в отель к этому деду-экстремалу, — тихим голосом сообщила ей Лера, стараясь не привлечь внимание клиентки Льва. — Что там у вас стряслось? Мы после твоего звонка тут все были на ушах.

 — Как оказалось, Лера, это был всего лишь обморок счастья. Он в восторге, всех обнимает и целует.

 — А что же ты такая дерганая пришла, если все хорошо?

 — Тебе показалось. Это я с ветра. Пойду переобуюсь... А то видишь, я в чем? В красных спортивных ботинках! Если тетя Света увидит!

 — Иди быстрей, прячь свои ботинки! Я свой красный шарф еще за два квартала до офиса снимаю, — поделилась Лера и сильно вытянула лицо, таким образом спасаясь от напрашивающейся улыбки.

 "Нормальная у нее кожа, — принялась размышлять Лера, когда Аглая ушла. — Но у меня такой не будет, если я буду морщиться, как она. У меня кожица тоненькая, нежненькая, она вмиг сморщится. А у нее, наверное, толстая, как у индейца".

 Лера втянула щеки (как ей советовал ее личный косметолог и массажист, Цезарь Романович) и задержала их в таком положении на три секунды. Затем она оглянулась, как можно дальше заводя подбородок — это была тренировка для триггерных точек в шейных позвонках. Покрутив головой туда-сюда, она закатила глаза под лоб и подержала их в таком положении семь секунд — именно так ей советовал ее личный врач-окулист Дементий Григорьевич, чтобы контролировать отток жидкости и чтобы к тридцати годам не сформировалась глаукома. После закатывания глаз Лера приступила к следующему упражнению: она напрягала и расслабляла мышцы ягодиц — по совету своего личного гинеколога Онисима Сергеевича, чтобы не было никаких застоев в малом тазе. Лера делала много разных упражнений по совету своих личных врачей. Это было ее кредо, ее успех, ее залог вечной женской красоты.

 Скоро она собиралась начать новые процедуры — уколы красоты. Ботокс должен был спасти ее от утиных лапок вокруг внешних уголков глаз и разгладить три микроморщинки на лбу, которые, как сказал ей другой личный врач, пластический хирург Демид Олегович, в скором времени грозили перечертить ее лицо тремя отвратительными бороздами. И ботокс надо было начать колоть уже со следующего месяца, не позднее!
 
 Был у Леры и личный батюшка, она часто прибегала к его услугам по телефону. Это звучало приблизительно так:

 — Батюшка, благословите на операцию!

 Что за операция, не уточнялось. Обычно это были пластические вмешательства. А батюшка не расспрашивал подробностей и, по доброте душевной, благословлял, сердечно полагая, что эта милая, хотя и редкая, прихожанка храма очень больна.
 
 Недавно Лера удалила старую татуировку на левой стороне бедра и нанесла новую на заднюю стенку шеи.


 ***
 Оформив путевку в ОАЭ и распрощавшись с покупательницей, Лев Зверков встал и потянулся. Лера невольно залюбовалась его широкой грудью. А когда от напряжения мускулов у него в придачу к двум верхним пуговицам черной рубашки расстегнулись и еще две, она чуть не ахнула. Лев подмигнул Лере (он понял, что она им любуется) и без слов пошел по коридору.

 — А если клиенты будут? — обиженно протянула Лера. — Ты куда? (Она понимала, куда.)

 — Сейчас Петр придет, — бросил через плечо Лев и заглянул к Глаше.

 — Приветик!

 — Привет, — Глаша изучала работу на сегодня. — Что там за рекламные проспекты пришли из Греции? На английском хоть?

 — Па-ра-шю-тистка! — не слушая ее, по слогам произнес Лев. — Твой парень — парашютист?

 — Лева, хватит! Дай поработать! Иди!

 — Хорошая работа! Прибыльная! Прыжки нынче дорогие! Ли Сянь заплатил, я думаю, тысяч тридцать! Ну, он, конечно, с видеосъемкой заказал — все дела!

 — Хорошо, поняла! Иди, закрой дверь с другой стороны!

 — А я не просто так! Я по делу! — Лев осклабился и подсел к Глаше.

 — Какое дело?

 — Парашютист твой сказал, чтобы я ему путевку подобрал на двоих с тобой — в экстремальное, но романтическое место. Я подобрал! Представь себе: жаркая Африка, колдуны Вуду! И двое влюбленных! — Лев водил по воздуху длинными руками и жмурился, представляя все, что он описывал.

 — Я сейчас обижусь! — Аглая встала с непримиримым видом. — Ты мне надоел!

 — Ладно, работай! Зря ты так! Зря, Глаш! — уже без спеси проговорил Зверков. — Я лучше, чем он. Я круче.

 — Чем?

 — Ты очевидного не замечаешь! — пожал широкими плечами Лев, а потом, расставив ноги и раскинув длинные руки, принялся трясти в воздухе кулаками.
 
 Верхняя часть лица Зверкова была очень крупной, особенно лоб, поэтому взгляд его небольших глаз действовал как-то подавляюще. А его манера мять слова о небо создавала ему имидж вальяжного и слегка ленивого барина. Обозрев его, Глаша внезапно осознала, что Лев ей противен абсолютно всем, начиная от внешности и заканчивая энергетикой и характером. У него все словно лоснилось: щеки, глаза, мозги, пальцы, которые он вдруг сложил в сердечко и выставил перед ней.

 — Но знай! Мое сердце — всегда нараспашку для таких цветочков, как ты! — Уже уходя, он добавил себе под нос: "Только смотри не завянь".

 Последних его слов Аглая не услышала, но почувствовала какую-то волну недоброты, покатившую на нее от Льва. Будто прошел дождь из жира или, еще точнее, будто Аглае плеснули под ноги незастывший холодец-дрожалку.

 А Лев материализовался возле Леры: одна рука на спинке ее кресла, другая — на узкой штанине. Отыскав взгляд секретарши, он долго и затяжно моргнул — так моргают коты, выражая расположение. "Вот она, моя мышка", — сказал он себе. Но мыши нравятся котам только с голода, а вот поиграть ими коты не прочь — для поднятия настроения или, как в случае с Львом, для поднятия и без того высокой самооценки.

— Вижу, дорогая, размечталась… Ну-ну, погляжу, как ты из всего этого выкрутишься…

 Лера даже подпрыгнула — он видел ее насквозь. А Лев, мусоля слова, продолжал:

 — Что, все хорошеем и хорошеем? Угм-угм? Когда уже развязка, моя зайка, угм? — Он отправился по делам, договаривая под нос: — Так и жрет глазами, голодная **чка…