На взлётной полосе. Глава 14

 Утро Гены Пенькова не задалось. Пополам сломалась бритва, и он с яростью гребнистого крокодила, раскрошил ее пяткой. Так как Пеньков жил один, никто не был свидетелем его бешенства, кроме зеркала, напротив которого он намеревался побриться. А ему сегодня позарез нужно было выглядеть сногсшибательно, ведь он наконец-то нашел ту единственную, с которой мог бы сидеть в шалаше (как он сам говорил). На квартиру Пеньков пока еще не накопил, так как зарплата дворника этому не способствовала, и поэтому жилье до сих пор он был вынужден снимать.

 Девушку мечты Гена встретил в лифте собственного дома. Она как раз попрощалась с Танечкой (дочерью Наины), которая рисовала маникюр студенткам, передающим друг по другу ее координаты. Двадцатипятилетняя Танечка жила в квартире матери наездами: неделю дома, неделю у мужа (в зависимости от того, когда и с кем поссорится). Клиентка Танечки, Лилиана, ехала вместе с Геной до самого первого этажа, растопырив пальцы и восторженно разглядывая свои новые зелено-сине-желтые ногти с маленькими портретиками всех ее любимых певцов и актеров. Гена принялся спрашивать, кто изображен на одном пальце, кто на другом… Слово за слово, разговорились… И уже выходя из лифта, Пеньков предложил девушке встретиться и сходить вместе в ресторан "Синие помидоры". Лилиана, оглядев серый блестящий брендовый пиджак Гены из "Мегахенда", согласилась.

 До свидания оставалось еще целых десять часов, но Пеньков был убит. Он верил: как день начнется, так и пойдет. Поэтому он открыл рот и истошно закричал:

 — Г****!

 Это плохое слово в утренней сонной тишине выходного дня услышали все соседи.
 
 — Кто орет? — завозилась в кровати Лиза, разбуженная слишком рано.

 По субботам она просыпалась не в девять часов, как теперь, а в двенадцать.

 Повторить свой вопль Гена не решился, так как вдруг понял, что сорванный голос очков ему сегодня вечером не добавит.
 
 — Это что было? — вышла в коридор квартиры Римма Григорьевна. — Новый лифт в шахту упал? Шум такой!

 Лиза закрыла глаза и повернулась на бок.

 — Это Кукла. Его голос, — пробормотала она и снова призвала сон.

 — На ногу ему, что ли, кто наступил?.. Или прямо на его светлую голову?

 Проснулась и Аглая. Она выдвинула новое предположение:

 — Может, он с фонариком в туалет пошел и ему было видение? Он сам рассказывал, что его санузел обесточен и он туда ходит с фонарем. Мы тогда лифт ждали, а он на трубе висел.

 — Еще и на трубе висел? — в полусне удивилась Лиза. — На какой? Парового отопления или канализационной?  Люди лифт ждут, а он над ними висит…

 — На трубке телефонной, — уточнила Аглая, снова пытаясь заснуть.

 — Зачем он туда притащил провод от стационарного телефона?

 — Не знаю... Я о мобильном говорила.

 Все снова уснули, а Лиза увидела во сне огромный стационарный телефон с круглым диском для набора номеров, трубка с этого телефона была снята и свисала до самого пола. А малюсенький лилипутик с лицом Куклы Пенькова карабкался по проводу трубки вверх, но на середине пути все время соскальзывал и начинал снова. А она, Лиза, кричала ему: "Гена! Гена! Прекрати! Найди себе достойное хобби! А не такое примитивное!" А Гена в ответ: "Г****!"  И это уже было не во сне, а опять наяву.

 Причиной второго вопля стала испорченная рубашка. Пеньков, перемерив все, что у него было, наконец нашел одну чистую белую рубашку. Она лежала на антресолях в слюдяном пакетике еще с прошлого похода на вещевой рынок. Надев ее и просветлев лицом, Гена сел позавтракать. И нечаянно обляпал томатом (не синим, как в ресторане, а обычным — кроваво-красным) себе всю грудину до пупка. А второй такой рубашки, в которой можно было бы пойти на свидание к девушке, у него не было. Вот он снова и закричал свое коронное.

 В ответ на его крик раздались удары чем-то железным по батарее — привет снизу. В потолок кто-то глухо шарахнул стулом или даже целым столом — привет сверху.

 — Сейчас милицию вызову! — раздался сиплый голос соседки Фроси (привет слева).

 — Ты в каком веке живешь?! — отчаянно-истерически отозвался Пеньков. — Нет сейчас никакой милиции!!! — И уже тихо пробурчал себе под нос: — Достала уже! Все из-за нее!!! Это ее негативное поле идет на мою территорию через стену!

 Гена открыл свою входную дверь, присел на корточки и, стиснув зубы, принялся отрывать порог.

 — Ты че делаешь? — спросила его соседка Фрося, открыв дверь и с ужасом поглядев на странные манипуляции соседа.

 — Тебе какое дело? — нервно отозвался Гена, поднимая на нее багровое лицо, обрамленное жесткими рыжеватыми волосками-проволоками.

 — Ген, ты че делаешь? — еще громче закричала Фрося, скорее, уже привлекая внимание всех жителей этажа, а на самого Гену глядя оловянными глазами совершенно косвенно. Никто из соседей не пришел, и поэтому Фрося отрезала: — Хватит шуметь! Рано! У меня Вася еще не встал! — Она захлопнула дверь своей квартиры.

 Гена остервенело прорычал, стараясь, правда, как можно тише:

 — Твой Вася мне и обоссал порог! Даже девушку сюда не пригласишь!

 В это время в квартире Мурдяевых уже не спали, а потихоньку начинали заниматься обычными субботними делами.

 — А он у кого уж квартиру снимает? — спросила Лиза, имея в виду Пенькова.

 — А кто знает? Тут хозяева менялись всю жизнь.

 — Кажется, в последний раз это была старенькая абхазка родом из Чегема. Она прожила там, в своих горах, сто два года… А теперь ей нужно внука внучки учить в нашем университете, — сказала Римма Григорьевна.

 Пеньков успешно отодрал порог с внешней стороны двери, правда, вместе с ногтями… И хлынула кровь. Бинтов, какого-нибудь пластыря или йода мужчина в доме принципиально не имел, придерживаясь своего правила: "Живи без лекарств и умри без лекарств".

 В дверь Мурдяевых позвонили. Глаша с лицом, намазанным вишней, отправилась открывать. Через секунду ее глазам представилось зрелище не для слабонервных.

 Гена в белой рубашке, на которой проступали красные пятна, стоял перед ней с поднятыми вверх руками с растопыренными окровавленными пальцами.

 Увидев существо с вишнево-красным ликом, Гена взвизгнул от страха. В это же самое время взвизгнула и Глаша, глядя на него.

 — Это квартира Мурдяевых? — пятясь, пробормотал Пеньков. — Мне бы вот перебинтовать...

 — Мурдяевых... — только и успела произнести Глаша, а потом Пеньков стал как-то странно заштриховываться черными полосами крест-накрест, все гуще и гуще — и она упала в обморок. Она с детства так же, как и высоты, боялась вида крови.

 На этом ужасы Гены не закончились. Тут же на грохот прибежали Лиза и Римма Григорьевна — тоже с вишневыми лицами — и хором охнули, увидев Аглаю на полу, а рядом с ней кровавого монстра.

 Когда Аглая пришла в себя, мама брызгала на нее водой, а Лиза спешно разыскивала в аптечке бинты для Гены Пенькова. Лиза никогда не боялась ни крови, ни высоты — у нее были совсем другие фобии. Поэтому она довольно быстро обработала изуродованные ногти Гены йодом, а потом забинтовала каждый палец.

 — Ну и как я сегодня в таком виде пойду на свидание? — взвыл Пеньков вместо благодарности.

 — А порог зачем отрывали? — спросила Лиза.

 — Он вонял! Я от негатива старался избавиться. У меня все проблемы от соседки слева! Сама орет постоянно и кота посылает мне на порог гадить!

 — Вы про тетю Фросю, что ли?

 — Про нее, про нее! Сейчас пойду на нее в суд подавать! Пусть возмещает мне моральный ущерб! Я из-за ее кота так и не смог построить свое личное счастье!

 — Идите подавайте! — пожала плечами Лиза. — А то мне уже лицо пора смывать. Уже прошло двадцать пять минут, мам, Глаш?

 Кукла ушел, не поблагодарив, и столкнулся у лифта с Танечкой. Девушка никогда с Пеньковым не здоровалась, и он отвечал ей тем же. Но сейчас Гена был влюблен в ее очаровательную клиентку, поэтому он в нерешительности остановился перед Танечкой и замялся.

 — Здравствуйте? — словно спрашивая ее, здорова ли она, проговорил Гена, пряча забинтованные руки за спину.

 — Сть, — ответила Танечка, не оглядываясь на него и продолжая что-то искать в своем айфоне.

 Гена как-то квадратно обошел ее, немного задерживаясь возле каждого угла невидимого четырехугольника. Он словно танцевал неведомый танец, похожий на вальс (руки были заложены за спину). Девушка покосилась на него и, дождавшись лифт, быстро уехала. А Гена остался стоять перед сомкнувшимися дверями. От невысказанной фразы он по-стариковски сжал губы и выпучил глаза. Ему было очень досадно, что он не смог, как ему хотелось, залихватски спросить Танечку:

 — Хорошо ли идет ногтевой бизнес?

 Эдак небрежно спросить и пройти мимо с высоко поднятой головой, напевая "lizer":

 "Наш корабЫль идет ко дну!
Помоги мне, я утону!
Протяни мне свою ладонь!
Наш корабЫль идет ко дну!"

 Это была его любимая песня. Он знал, что сам он, Гена, — "корабЫль". Причем солидный, как ледокол, а не какой-нибудь "Титаник", и ко дну он, на самом деле, никогда не пойдет. А поет так только для того, чтобы обманом схватить девушку за руку. Он не знал, как сделать это в благополучной ситуации.