Потерянное имя Сказка для взрослых Глава 1

Знаете ли вы, кто такие Быт и Рутина? Нет, вы не ослышались, и я не оговорилась, именно «кто».  То-то же, и я про них ничегошеньки не знала, а теперь вот прознала, и вам поведаю.

       В той сказочной стране, о которой речь ведётся, власть захватили злые колдуны. Вот  то  как раз они и есть – Быт и Рутина. Не подумайте, это не тот «быт», который приятный домашний уклад, а точнее тот, но в той стране устроить быт было не приятным занятием, а  гонкой. Не той гонкой, что по ухабистой дороге на баггах, ради удовольствия и развлечения, а той, что  по ухабам жизни, в поисках разноцветных бумажек, в которых счастье люди  ищут. И похож был человек в той гонке  на белку,но не ту, что орешки грызёт, да песенки поёт, а на ту, что в колесе. А что она там в колесе делает, сами знаете. А Рутина, та «рутина» и есть, что у нас. Рутина, она везде одинаковая.

Творили Быт и Рутина бесчинства разные, злобные порядки установили. И бдили, чтобы никто вдруг не задумал их злобные бесчинства упразднить, да унять.  И была у них, для пущей бдительности, как  полагается, армия приспешников и услужителей, прихлебал да подхалимов, лизоблюдов и... Эй, хватит с них эпитетов. Это у меня от большого к ним неуважения, слова разные вырываются, во рту не держатся.
В армии той состояли Злышки и Злямбы, существа шибко неприятные и с виду и по делам. Вроде  улыбались они, но от улыбки той резиновой растянутой, гадливое чувство  нутро захватывало.  И от манер их услужливых веяло ложью коварной, будто только почувствуют момент надобный и набросятся на тебя улыбкой своей и манерами. Выполняли они работу  грязную разнообразную, безобразия хулиганили, беспорядки нарушали, мелким злишком промышляли. А  из  их  мелкозлишества образовывалось большое, да что там большое — всеобъемлющее, вездесущее и всепроникающее   зло.  Властная парочка их деяния поощряла. Народ страны той, хоть и не  жаловал их, но и не сопротивлялся особо, как-то позволил им опериться-окрылиться. И в корень Злышки и Злямбы разнуздались, хозяевами жизни возомнили себя.

 Быт и Рутина доброедами слыли, и говорил люд тамошний,  аппетит их был неуёмен. Требовали они от Злышек и Злямб денно и ношно свеженькое добро. А те рады стараться у людей добро отбирать, тем более, что дело-то  налажено было. Сейчас расскажу вам ту саму налаженность.
 
Имена Быт и Рутина имели   не шибко красивые, но выглядели красиво. Стройные, видные, одежды на них глазу приятные. Да как же иначе, ведь нужно было им людей заманивать, а люди, как известно, любят всё красивое. Лишь глаза недобрые их выдавали.  Да ведь не каждый в глаза вглядывается, а коли кто и вглянется, так и не всегда распознает неладное. К тому же и речи Быт и Рутина держали стройные, складные. Не зря ведь обучались они в «Школе могзопудрения» и науки все освоили на отлично.
Сладко и гладко ублажали они  люд  добрый  речами  дивными. Расхваливали  очки, якобы чудодейственные. Будто глянешь в те очки, и счастье тебе будет. Всегда будет, не уйдёт никуда. И ничего тебе, мол, для того делать не надобно, носи очки, и всё. Говорили речи таки, да бесплатно очки  раздавали. А бесплатно-то чего не взять. Но  как только надевали люди те очки, то разучивались радоваться простым вещам: солнцу, небу, траве, деревьям, бабочкам, птицам. Носили очки, подарки Быта и Рутины,  добро своё через те очки теряли. А эти злыдни, через   очки добро людское добывали. Вы ска;жете почему бы им взять, да не снять эти злыдные очки. Ан нет. Было что-то в тех очках, что привязывало людей к ним. Не зря ведь они колдовские. Единажды надев, уж не можно было их снять. Так попадали люди в плен к Быту и Рутине. Со временем переставали они замечать, что в плену, смирялись и даже радовались этому.

И принято было в той стране говорить, мол, не мы такие – жизнь такая. А кто ж ту жизнь делает? Не сама ведь она таковой стала? Люди же её такой и сделали. Один раз маленькое зло допустили, второй не пресекли, третий дозволили— вот и разрослось оно и живёт  теперь вольно-привольно, командует. А всё лень людская, да знаменитый «авось», да привычка дурная, ждать, что кто-то за тебя подумает. У нас тут дурные привычки – пить да курить, а у них там,  в сказочной стране – пустую голову на плечах носить.

Вот в такой стране  угораздило родиться доброго человека. Но когда ему угораздило рождаться, страна такой ещё не была. Была она прекрасной. А теперь вот не прекрасная. Эх...

Был Добрый Человек весел и жизнерадостен. Слово его доброе людям помогало, слово его мудрое споры решало, слово его шутливое людей веселило. А песня его волшебную силу имела:как запоёт, так всё вокруг разом лучшеет-хорошеет.
 
Прослышали про Доброго Человека Быт и Рутина,  шпионская шушера у них шибко хорошо работала. Не могло зло спокойно смотреть, как счастлив Добрый Человек и как раздаёт он  счастье это направо-налево, не задумываясь. Да и голод  неистовый душил злыдней тех. Всё больше людей попадали в их плен, добро своё отдавали, а им мало да мало.

  А Добрый Человек в плен не попадал, как только за ним не охотились. Затеяли тогда Быт и Рутина его изничтожить. Самое страшное своё колдовство применили, смертельное. Колдовали что есть мочи, но это их  смертельное колдовство не смогло извести Доброго Человека. Против такой доброты и света, зло слабо; оказалось. Но стал он другим. Голос дивный его обратился в нестройный лад, это и ладом-то не назовёшь, ни мажор, ни минор, а набор  звуков фальшивых. Начнёт по привычке петь,  то не голос, а сип да хрип, скрип да храп. Не стерпел всё это Добрый Человек, не мог слышать он, привыкший к красоте и гармонии, эти жуткие звуки. И замолчал. Молчал-молчал, молчал-молчал, не то, что петь, и говорить забыл.  Но теплилась ещё жизнь в нём.

Не унимались Быт и Рутина, и послали  ему в окружение  для его полного уничтожения Фонарей, чтоб совсем в жизни разуверовался.  Лучшие то были Фонари в  стране сказочной, очень хорошо они друзьями прикидываться умели. Ширг и Гел их имена. Не слыхивали? И не надо вам таких знакомцев. Как мотылёк, раз за разом летел Добрый человек на ложный свет Фонарей Ширга и Гела, и бился о безжизненное стекло. И с каждым разом от боли, разочарования и одиночества жизнь понемногу  утекала из него.

И бродил он, где придётся, по тропам знакомым проторенным. Бродил бесцельно, без света и надежды. Смотрел вокруг и что-то смутно знакомое, далёкое, непонятное, но манящее и приятное, мелькало в его голове. Опять тухло, угасало, меркло во мраке  и серости Быта и Рутины. Бродил он, молчал и забывал всё хорошее. И забыл он имя своё.