Как это бывает, когда этого не может быть

Это случилось в те далёкие, да в принципе, не такие уж и далёкие, годы, когда не было ни мобильных телефонов, ни, тем более, интернета.
Я закончила девятый класс, и мы с мамой готовились к переезду. Она у меня геофизик по специальности, профессию эту спокойной назвать трудно. Раньше я оставалась с бабушкой при маминых постоянных командировках. Теперь бабушки нет, других родственников в нашем маленьком городке у нас не было. Да и на сей раз командировка у мамы намечалась длительная. Поэтому переезжать мы собирались, видимо, насовсем. Я забрала документы из школы, распрощалась с подругами. В общем, всё честь по чести – мы обе были готовы начать новую жизнь на новом месте, с новыми, так сказать, силами и вдохновением.
Накануне отъезда рано утром к нам в дверь позвонили. Я открыла. На пороге стояли двое – мужчина средних лет и парень, примерно моего возраста. Мужчина явно нервничал, он теребил в раках и без того растрёпанный букетик чахлых ромашек.
«Иришу Шульц, пожалуйста…я ведь правильно пришёл?.. Будьте так добры, Ирэну Карловну позовите пожалуйста»
Ничего себе – «Иришу Шульц»! Да, Ирэна Карловна, это моя мама. Шульц – её девичья фамилия. Сейчас у нас фамилия Стрелецкие, по папе. Папа умер от сердечной болезни, когда я только пошла в первый класс…
Я кликнула маму и когда она появилась, удивлению и недоумению моему не было предела. Она и этот мужчина буквально через несколько секунд бросились друг другу в объятия со слезами и радостными возгласами. Ромашки полетели на пол и были окончательно погублены под ногами счастливой этой пары. А эти двое, казалось забыли вообще обо всём на свете, они так и вошли в комнату в обнимку, уселись на диван и принялись без умолку сообщать друг другу знаменательные вехи своей жизни в разлуке.
Я оглянулась на парня, он продолжал стоять на пороге, слегка улыбаясь, тоже, видимо, от смущения. От него я услышала вот что:
«Извини, что так неожиданно ворвались. Это мой отец. Они с твоей мамой с детства дружили. После школы даже решили пожениться. Но в шестнадцать лет семьи разъехались. И так нелепо потерялись. Сначала папа был даже сердит на твою маму, не хотел искать, думал забыть. Женился, меня вот родили… Но потом, после смерти мамы, он часто вспоминал свою юность, все уши мне прожужжал про свою первую любовь – Иришу Шульц. Долго не решался на поиск. А потом целый год делал запросы, писал, искал…и вот, кажется нашёл. Имя, отчество, да и фамилия у твоей мамы довольно редкие, это и помогло. Ну, мы и приехали повидаться. Я очень рад за него… А ты? По-моему, ты не очень…»
«Ещё бы! Врываетесь с криками, слезами, какими-то претензиями, с замученными, растоптанными цветами! Нам это сейчас и даром не надо.» - я решила быть жёсткой, хотя мальчишка мне был симпатичен. Кстати, я сразу краем глаза отметила его привлекательность, но, естественно, виду не подавала. Это был высокий, стройный, зеленоглазый блондин с открытым, приятным лицом. Такие всегда сразу располагают к себе. И я моментально попалась в сети его обаяния, но крепилась и усиленно хмурилась, показывая крайнее недовольство всем и вся.
«Извини, – ещё раз начал оправдываться он, – мы бы не потревожили вас, но отец буквально места себе не находил, извёлся весь. Я даже стал побаиваться за его здоровье… Слушай, а давай пойдём погуляем, пока они тут воркуют»
«Ещё чего! Мне гулять с кем попало?»
Он заметно приуныл, плечи его опустились, улыбка сползла с губ:
«Ну, конечно, что я хотел…»
«А что ты хотел? Чтобы я с радостью побежала за первым, кто меня поманит? Ха! Не на ту напал!»
Он опять улыбнулся: «А на кого я напал? Просвети.»
«Да я даже не знаю, как тебя зовут».
«И снова извини, – тут он даже не удержался от смешка и слегка склонив голову, галантно произнёс – Георгий, в общем, Гоша. С кем имею честь, сударыня?».
Я как можно больше снисходительно и безынициативно протараторила:
«Надежда, в общем, Надя»
«Надежда… звучит многообещающе».
«Вот ещё! Ну, пошли что ли, если не передумал»
Мы вышли на улицу. Утро было чудесное. Утро одного из первых июньских погожих деньков. Таких благодатных, переполненных душистым лёгким воздухом, когда какое-то непонятное, неведомое счастье льётся само собой откуда-то прямо в душу.
Тут и я не выдержала, незаметно для себя самой расслабилась и разулыбалась, озираясь вокруг. Гоша был явно доволен моим преображением:
«А ты, оказывается, очень даже симпатичная. Я-то думал, злюка беспросветная, некая бабка-ёжка»
«Ну, ты вообще! Надо же такое вообразить!»
Мы долго и дружно смеялись. И я уже не могла притворяться, этот мальчишка мне нравился все больше и больше. Мне было приятно в нём всё. И его тёплый, пристальный взгляд, и манера коротким кивком головы откидывать светлый чуб со лба, и удивительно нежное и заботливое прикосновение к моему локтю, когда мы переходили дорогу. Мы долго гуляли по аллеям и улочкам нашего городка, пили пепси-колу и жевали пончики в кафе, катались на каруселях в городском парке и на лодке по маленькому пруду на окраине города. Мы делились смешными историями из своего прошлого и своими мечтами о будущем. Мы просто молчали, глядя в одном направлении куда-то за горизонт и были счастливы как никогда. Со мной такого ещё не было!
Нет, я конечно же, была общительной девушкой. И в нашей дружной школьной компании я выделяла несколько привлекательных парней. Мы встречались и весело проводили время как все вместе, так и попарно. Но такого я не испытывала до сегодняшнего дня никогда. Это чувство чудесным образом прикоснулось к моему сердцу и перевернуло всё внутри. Оно будто бы говорило – детство прошло, ты вступаешь в новую жизнь. И я не сопротивлялась, я полностью была открыта, чтобы принять все изменения прямо сейчас. Я даже не удивлялась, я твёрдо знала – так и должно быть.
А когда первый золотой закатный луч коснулся наших голов, я будто сквозь тугую пелену и шум окружающего мира услышала тихое:
«Надя, Надюша,..ты мне очень нравишься…ты необыкновенная, такая нежная, красивая, весёлая… я, кажется, люблю тебя… извини…» И мы невольно вдвоём хохотнули, вспоминая частые его извинения передо мной. Но я тут же спохватилась и от волнения закрыла лицо ладонями, затрясла головой:
«Нет, нет, нет, этого не может быть».
«Почему? – Гоша говорил шёпотом и близко-близко поднеся губы к моему уху, – это правда, я не вру, я так чувствую… я такого никогда не чувствовал, поверь».
Мы надолго замолчали, и только он едва заметными прикосновениями гладил моё плечо и руку. А когда я убрала ладони с лица, он так быстро и неуклюже чмокнул меня в щёку, что я невольно улыбнулась. И тут меня прямо пробило на откровения, я даже не ожидала от себя такой прыти:
«Гоша, ты мне тоже очень и очень нравишься, сразу понравился. И это тоже правда, я не вру, я такого никогда не испытывала…» При этом я жутко покраснела и тут же прижалась лбом к его груди. А он несмело, чуть вздрагивая, обнял меня за плечи. Так мы долго стояли прямо посередине тротуара, и редкие прохожие обходили нас молча, не тревожа, будто не замечая.
Я была счастлива. Как я сейчас понимаю, это был тот неповторимый миг настоящего чувства. Я была счастлива, потому, что я была переполнена сама собой истинной, без кривляний и надуманной шелухи. Я была открыта миру без каких-либо претензий. Да, возможно, я была совершенно беззащитна, но такова и есть любовь. В этом её парадокс.
А потом мы пришли домой, держась за руки и не сводя друг с друга сияющих глаз. Мы молча давали клятвы верности великому и прекрасному чувству.
А вокруг нас суетились наши родители. Мама смеялась невпопад и, всплёскивая руками, сокрушалась: «Как же так получилось? Ну, надо же! Ах, жизнь-жизнь, сложная штука…» А Гошин отец, часто пожимая плечами, извинялся совсем не понятно за что. Видимо, это у них фамильное. Я же была нестерпимо счастлива и ни о чём не думала, просто ни о чём не думала! А зря…
Когда за нашими неожиданными гостями закрылись двери, мы с мамой разбрелись по своим углам, как-то совершенно не сговариваясь, окунулись каждая в своё. Я долго стояла в ванной перед зеркалом и глядела невидящими глазами сквозь все существующие преграды. И боялась притронуться к той щеке, которую поцеловал Гоша.
А потом… потом до меня вдруг дошли мамины тихие слова, сказанные, наверное, не мне, а сказанные ей самой себе:
«Ну, вот, сейчас они уже в пути…»
«Мама, а где они живут, в каком городе?»
«Ой, Надя, не знаю… как-то не спросила, как-то не до того было»
«Как это – не до того! А о чём вы вообще целый день разговаривали?!»
«Так всё о прошлом, вспоминали, вспоминали…»
«Мама! Мама! Ведь мы завтра тоже уезжаем! Ты сказала об этом отцу Гоши?»
«Гоши?... ах, этот мальчик… Нет, Надюша, как-то вылетело совсем из головы»
Мама тяжело опустилась на диван и сокрушённо покачала головой: «Ах, жизнь-жизнь, сложная штука…»
Я была неумолима, жестока и зла, я кричала, не слыша своего голоса:
«Да какая же она сложная! Жизнь проста! Это ты сложна до ужаса! Почему, ну, почему ты ему не сказала?!»
Моё сердце разрывалось от пронзённой боли и досады. Мне хотелось откровенно нагрубить, высказать всё, что вдруг всплыло на поверхность, казалось неоткуда. Но я только металась из угла в угол и твердила: «Почему?»
Мама молчала. А я была безутешна, ведь я понимала, что счастье, которое меня переполняло совсем недавно, бесследно исчезло навсегда. Мне даже в голову тогда не пришло, что я так же как мама была в этот день до ужаса беспечной. Ведь я могла сама вспомнить о нашем отъезде и спокойно обменяться адресами с Гошей. Но я не сделала этого. Вот и всё…
На следующий день мы уехали в далёкий северный город. И я больше никогда не слышала о Гоше и его отце. Мама предпочитала отмалчиваться и правильно делала, иначе я бы непременно взорвалась, так как в то время поначалу была очень зла на неё и своей вины совершенно не ощущала. Теперь понимаю – жизнь, действительно, сложная штука. Как уж ей заблагорассудится, так и поворачивает. И мы только и поспеваем взглянуть во след мимолётно промелькнувшему счастью, а то и не видим его вовсе.
А моя первая любовь оставила в моём сердце острую занозу, которая колет и ноет до сих пор.
И, казалось бы, ничего страшного-то не произошло, да вообще ничего не произошло, а вот поди ж ты, болит и всё тут…