16 тезисов Сына Человеческого
В известном разговоре Ивана и Алексея Карамазовых «в трактире» сформулирован теологический разрыв истории.
Как возможно, что православные убивают православных, причём беззащитных, детей, да ещё с особой жестокостью, при молчаливом общественном согласии? Ведь вся дворня барина-сумасброда, без исключения, присутствует при смертельной звериной травле ребёнка. И что же будут делать все эти люди в ближайшее воскресение? Славить Господа, конечно, и молить за здравие с благополучием «нашего енеральского благородия» да ещё с желательным сердечным умилением.
«Понимаешь ли, ты эту ахинею, друг мой и брат мой, послушный ты Божий и смиренный?»
Иван Карамазов, продвинутый русский интеллигент обращается в лице Алёши ко всему здоровому, живому, что есть в Православии, да и во всём христианстве. Алёша молод, чуток, вдумчив, искренен, способен болеть за людей, страдать за истину. Он героически пытается слушать брата Митю, его любовницу Грушу, брата Ивана, пошляка-отца, женщин Хохлаковых, «вымирающего» своего старца Зосиму, — является, таким образом, последней безнадёжной «скрепой» этого узнаваемого провинциального сообщества накануне страшных событий.
Алёша, обратим внимание, сразу находит ответ: генерала — расстрелять!
Гениальная фраза. Коротко и ясно. Алёша, правда, тут же попытался взять свои слова обратно. Как же его расстреляешь-то! И что же потом будет с нами?
«Я сказал нелепость, но…»
«Да на таких нелепостях мир стоит!» — закричал в восторге, брат Иван.
Разговоры братьев у Достоевского производят сильное впечатление. Роман печатался отдельными главами в «Русском вестнике», несомненно, был замечен публикой, читался в царской семье. Впрочем, в те годы было много тревожных знаковых событий, также оставшихся без существенной социальной реакции. Генералы и «иже с ними» продолжали сумасбродствовать. Через двадцать лет грозные стихии мщения вырвались из душевных недр на поверхность «русского космоса», последовали массовые избиения, грабежи, поджоги, подрывы, а там и расстрелы. Много расстрелов.
Не бывать тебе в живых,
Со снегу не встать:
Двадцать восемь — штыковых,
Огнестрельных — пять.
Массовые изощрённые убийства продолжались добрую половину века, затихли на несколько десятилетий после войны, но затем возобновились, нашли широкое применение среди методов достижения решений в спорах хозяйствующих субъектов на всём постсоветском пространстве, продолжаются, так или иначе, вплоть до настоящего времени. «Карамазовские расстрелы» в широком смысле включают, конечно, посадки, похищения, отравления, демонстративное избиение гражданских лиц, пытки, насилие в семьях при молчаливом и не молчаливом одобрении общественности, представителей всех традиционных и не очень конфессий, выраженных и закреплённых в законодательном порядке.
В этом ракурсе у нас нет истории. Мы всё в том же провинциальном трактире, теперь виртуальном, отягощённые страхом и виной, горькой невыполнимостью заповеди «не убивай!» ввиду ликующих, воинственных, победоносных соотечественников, «перетираем» каждый в своём углу, что можно сделать с генералом — извращенцем и насильником? Осудить? Наградить? Выйти постоять с некоторым рукодельным воззванием? Промолчать…
Иван Карамазов, возвративший свой «входной партийный билет» в Царство Божие, фиксирует ещё разрыв культуры. Там, в Европе, были настоящие вещи, но сейчас остались одни гробы, памятники да замечательные мертвецы. Между ними ходят раскормленные, в меру жестокие люди, хорошо считающие свою копейку, а по временам останавливающиеся, чтобы заглянуть в Рождественский Вертеп, или что-нибудь такое, «возвышенное». Недолго. Надо же свои дела делать. И кушать вовремя, чтоб не повеситься.
А здесь родная чудовищная спесь, удобренная раболепием, простодушная, кровоточивая и хмельная нужда. Розги, каторга и дыба, показательные, торжественные, монументальные.
Иван человек выездной, думающий, совестливый. Это невыносимый, взрывоопасный состав. Достоевский обрекает своего героя безумию. И всех Карамазовых оставляет на пороге истории.
История учит. Это ее определение. Точнее, может научить. Хроники царей, дневники, материальные артефакты, сами по себе ничему не учат. Как страдания или удовольствия. Все может «просвистеть». Все можно «просвистать». И все может научить в некоторой преемственной вопросительности человеческого бытия, выправленного в Вечность.
Существует история в истории. Делание Бога в хрониках человечества. Человеческие времена и сроки распадаются, теряются. Промысел Бога осуществляется всегда. Если извлечешь драгоценное из ничтожного, будешь в истории! Этот выход может быть различим в самые тёмные и отчаянные периоды благодаря Библии, которая, собственно, представляет эту диалогичную, драматичную историю, человеческую и Божью, вправленные друг в друга не слитно, неизменно, нераздельно, неразлучно…
Я напомню, что Библия является памятником выживания Израиля в катастрофе Вавилонского плена, когда народ потерял царя, Храм и землю, но сохранил субботу, обрезание и слова пророков, в которых пережил времена уничтожения и смог вернуться к себе.
Ездра, по-видимому, представил первую версию Торы как некоторый кодекс спасения для остатка народа Божьего. Марк дал Церкви евангелие ввиду тяжелейших испытаний.
;
Марк и его Евангелие
Марк, толкователь Петра, прилежно записал всё, что запомнил из сказанного и содеянного Господом, однако не по порядку. Сам Марк не слышал Господа и не ходил с Ним, но сопровождал Петра, который учил, как того требовали обстоятельства. Марк не погрешил, записывая всё так, как запомнил; заботился он только о том, чтобы ничего не пропустить и не передать неверно.
Пётр знал об этих записях, но не интересовался ими. Марк упомянут в Деяниях апостолов (12:12, 25; также 15:37) Это иерусалимский христианин первого призыва. В доме его матери собирались ученики Иисуса. Сам он спутник Павла и Варнаввы, возможно, родственник последнего. Позже основал церковь в Александрии, где погиб мученически 4 апреля 63 года. В 820 году останки его перенесены крестоносцами в Венецию.
Таково предание церкви, засвидетельствованное христианскими авторами II–IV века и приведённое у Евсевия Кесарийского в его «Истории».
Титул Марка — переводчик, толкователь, буквально герменевт — ставит вопросы. На каком языке говорил Пётр? На греческом? На арамейском? Знаком ли с латынью?
Когда Марк записывал и «толковал» его речи? Прилюдно, на выступлениях писал конспект? Потом, по памяти? Или после страшной смерти апостола и по просьбе общины? В Риме? В Антиохии? В Александрии?
Что есть в тексте?
Автор никак не заявляет о себе или о своих полномочиях. Пишет исходно на греческом койне, знает арамейский, допускает латинские термины, впрочем, связанные с военной и административной лексикой, упоминает названия монет, меры веса, которые были в обиходе на Востоке. Знание Палестины обнаруживает весьма приблизительное, лучше представляет Иерусалим и окрестности, но говорит об этом схематично. Важное идеологическое противопоставление, Галилея — Иерусалим.
Иерусалим — место отвержения и убийства Иисуса Христа; отсюда приходят учёные и властные люди спорить с Господом.
Галилея — место откровения, прославления и обетования будущей встречи.
Этот теологический разворот будет корректировать Лука.
В тексте Марка нет последовательной связной биографии. Вместо неё простая схема:
— выступление Иоанна Крестителя;
— призвание учеников, деяния в Галилее, исповедание Петра;
— путь в Иерусалим, страсти, обнаружение пустой гробницы.
Автор пользовался определёнными источниками. В тексте заметны живые сюжетные сценки, с весьма энергичной драматургией, поданные со слов очевидцев часто в виде законченных литературных продуктов. Это — чудеса, споры. Сюда примыкает материал из гипотетического сборника притч и изречений Господа, известный под титулом Q. Далее, история страстей в уже сложившейся литургической форме. Малый апокалипсис, как космологическая интерпретация страстей. И Септуагинта, греческая Библия, — основной литературный образец автора.
Долгое время евангелие Марка считалось простым, бесхитростным повествованием о страстях с небольшим введением. После работ Вильяма Вреде (1901 г.) сохраняется общее мнение исследователей, что текст Марка представляет выстроенное идеологическое произведение.
Теология Марка легко выявляется в системе умолчаний, запретов исповеданий, в непонимании учеников, использовании притч — во всём том, что послужило формированию концепта «мессианской тайны», фиксирующего разрыв в проявлении Бога в жизни Иисуса и последующей интерпретацией событий Его жизни и смерти в общине верующих. Впрочем, эта академическая ретроспектива, навязываемая Марку, более уместна в другом, более простом и серьёзном вопросе: почему Иисус не ограничился проповедью, знамениями, призванием учеников, но пошёл умирать в Иерусалим? И почему Он умер столь страшно, больно и безобразно? Такова фабула Марка.
В тексте заметна двунаправленная полемика автора с иудейскими ожиданиями Мессии как Царя Израиля, также с эллинскими представлениями о Божественном чудесном муже. Характерный титул Иисуса — Сын Человеческий — без какой-либо героики; напротив, миссия Иисуса обнаруживает разочарования, непонимание, несправедливость, предосудительность, страдания, жестокость беспрецедентные. Авторский текст в Синайском и Ватиканском кодексах содержит совершенно не триумфальный, оборванный финал — пустой гроб. (Мк. 16: 8).
В тексте очень много Петра. Это важно. 25 упоминаний, причём Пётр всегда на первом месте среди других учеников. Петром начинается и завершается повествование (Мк. 1: 16; 16:7). В этом ракурсе автор, несомненно, близкий Петру человек, причём совершенно безжалостный. Много раз выставляет его в неприглядном виде. Эти эпизоды сохранены и смягчены другими евангелистами (Ср.: Мк. 10: 35-37 и Мф. 20: 20).
Время написания — скорее всего 65-70 годы. Политика Нерона резко изменилась в 62 году после убийства наставника Бурра. Вместо популистской и довольно прагматичной политики пришли помпезные поэтические представления и политические процессы «об оскорблении императорского величия», убийства, оргии, террор. Летом 64 года случился пятидневный страшный пожар в Риме, уничтоживший большую часть города. В поджоге обвинили христиан как носителей «варварского бесчеловечного суеверия». Последовали многочисленные аресты, затем — показательные изощрённые казни, гонения, в которых погибли лидеры общины апостолы Пётр и Павел. В последовавшем окончательном размежевании христиан с римскими иудеями пришли известия о восстании в Иудее и карательных легионах Веспасиана, окруживших Иерусалим. Убийство Нерона открыло дальнейшую череду ужасов.
“Я приступаю к рассказу о временах, исполненных несчастий, изобилующих жестокими битвами, смутами и распрями, о временах, диких и неистовых даже в мирную пору. Четыре принцепса, погибших насильственной смертью, три гражданские войны, ряд внешних и много таких, что были одновременно и гражданскими, и внешними...На Италию обрушиваются беды, каких она не знала никогда или не видела уже с незапамятных времен: цветущие побережья Кампании где затоплены морем, где погребены под лавой и пеплом; Рим опустошают пожары, в которых гибнут древние храмы, выгорел Капитолий, подожженный руками граждан. Поруганы древние обряды, осквернены брачные узы; море покрыто кораблями, увозящими в изгнание осужденных, утесы запятнаны кровью убитых. Еще худшая жестокость бушует в самом Риме, — все вменяется в преступление: знатность, богатство, почетные должности, которые человек занимал или от которых он отказался, и неминуемая гибель вознаграждает добродетель”.
(Тацит. “История”)
Ввиду этих событий Марк пишет связное систематичное повествование о Петре и его Учителе и Господе Иисусе Христе. Он не изобретает свой жанр. Евангелие в античности — это весть о рождении наследника, о победе в сражении, об исцелении от смертельной болезни. Это перевод с иврита: besora — букв. награда вестнику, свидетелю, также сам свидетель, вестник.
Как прекрасны на горах ноги благовестника, возвещающего мир, благовествующего радость, проповедующего спасение, говорящего Сиону: «воцарился Бог твой!»
(Ис. 52: 7).
Если бы не Господь был с нами, — да скажет Израиль, —
если бы не Господь был с нами, когда восстали на нас люди,
то живых они поглотили бы нас, когда возгорелась ярость их на нас;
воды потопили бы нас, поток прошёл бы над душею нашею;
прошли бы над душею нашею воды бурные.
Благословен Господь, Который не дал нас в добычу зубам их!
Душа наша избавилась, как птица, из сети ловящих: сеть расторгнута, и мы избавились.
Помощь наша — в имени Господа, сотворившего небо и землю
(Пс. 123:1-8).
Кто такой Пётр у Марка?
Весьма импульсивный, противоречивый человек. Рыбак, недоумок, противник, предатель. Спутник и исповедник Иисуса Христа. И Его апостол, верный свидетель, исполнивший труд своей жизни только что пред глазами слушателей Марка.
Да, Иисус воскрес и восшел на небо, но Пётр убит и похоронен, воскреснет ли? Когда? Где? Как?
Впрочем, есть ещё один человек, смерть которого допустил Господь, — Иоанн Креститель. Он первый указал на Иисуса, также верил и сомневался и был обезглавлен в тюрьме по навету худой, праздной женщины. И остался признанным свидетелем, по слову Самого Господа, для всех евангелистов.
Иоанн верил, хотя и находил себя недостойным развязать сандалии у Грядущего. Слепо верил.
Весть всегда принадлежит меньшему. Пётр знал своё место и просил его повесить вниз головой, чтоб не путать людей. Марк знал, что он неравен Петру, тем не менее, написал своё Евангелие на греческом, кратко и жёстко, с огромным почтением к своим фактам, не заботясь много о связках и литературном стиле.
Носитель Вести отныне не мудрец, не пророк, не совершенный какой человек, но тот, кто услышал и поверил и решился последовать, спотыкаясь и падая и поднимаясь, как Симон-Пётр, как Иоанн, как Марк…
И теперь ещё один важнейший свидетель — человеческая история. Бытие во времени, если угодно. Или разжиженное человечеством Бытие. Вопрос, который я ставлю перед собой, заключается в следующем: что случилось в последней четверти первого века в христианских общинах? Каковы события, породившие появление канонических Евангелий друг за другом, с небольшими интервалами в 10-15 лет? С одной стороны, перед нами начало оригинальной христианской литературы; с другой, событие Духа, запечатлённое словом Божьим, свидетельством крови мучеников. Событие церкви Рима. И вначале был Марк.
Весь текст здесь http://samlib.ru/editors/k/katkow_e_g/probaru23.shtml
Свидетельство о публикации №220081800986