Повесть. Соавтор. Глава VIII

Глава VIII. Выводы эксперта. Браво, Арнольд! Смерть специалиста.
               
          — Так как вы считаете, истцу или ответчику  присущ стиль, в котором написана фраза «Пошли вы все к чертям собачьим»?  — повторила Раиса Ивановна. — Кто из них способен создать подобное?
             Натан Яковлевич ответил не сразу, а медлил, и понять старика было нетрудно: во-первых, сейчас от него зависело будущее всей отечественной литературы на ближайший отчётный период, а во-вторых, эксперт уже ни в чём не имел прошлой уверенности и кое-что его сильно смущало.
             Впрочем, тот факт, что он, опытный специалист по творчеству, способен повернуть ход истории вспять, его не смущал ни капельки. Отнюдь! В своё время многие считали точно так же и многие добились в этом деле определённых успехов. И уж в любом случае сроду не думал Натан Яковлевич, будто он хуже понимает нужды и чаяния национального печатного слова, нежели какие-нибудь действующие, начинающие или заканчивающие писатели, с их «гениальными» родственниками и прочими «братьями по крови». Все они являлись для эксперта давным-давно прочитанной книгой, и, получив от него свои оценки, каждый в отдельности потеряли для пожилого работника культуры и материальный, и иной интерес. Но литература в целом — это дело совершенно другое! Ради неё Натан Яковлевич готов был забыть даже про деньги!
             И вот тут-то и возникала главная проблема: оглашение выводов специалиста, основанных на тщательном и скрупулёзном анализе произведений двух авторов, практически выливалось бы для него в оглашение собственного неприятного диагноза — полное безумие! А суть проблемы заключалась в очевидно непристойном: по мнению Натана Яковлевича и по определению свыше, Арнольд Монте-Кристов не мог написать спорную страницу — не его это был стиль!
             «Меня никто не поймёт!» — испугался старик после осознания скверного факта: «высокое» перо председателя и не думало прикасаться к строчкам про лучезарного юношу с книжкой в руках и чистыми помыслами в горячем сердце.
             И тем не менее повторная экспертиза лишь подтвердила предыдущую. Ответчик к «светлому» образу не причастен ни под каким углом! Другими же словами, Натан Яковлевич, был готов руку дать на отсечение: всесильный Арнольд украл буквы, мысли и знаки препинания у начинающего Чебурекова!
             Впрочем, рука — рукой, а как в суде это объяснишь? В критический момент, когда граждане ждут от тебя судьбоносного, сообщить им, что никому не известный и сопливый дурень Федул в первом же своём произведении создал то, к чему великий Арнольд безуспешно шёл целую жизнь, но так и не дошёл? А, самое главное, что станет тогда с несчастной отечественной литературой? Кто возглавит, многострадальную, и к чаяниям её заинтересованно теперь прислушается? А с ним — с экспертом по творчеству — что будет?
             «Жаль, дачу не успел достроить! Эх, видно, не судьба! А может… успею? — вдруг подумалось Натану Яковлевичу, и он несмело взглянул в лицо судьи Пчёлкиной. — Будь, что будет! Совру!» — Наука тут бессильна! — произнёс он с виноватым и обречённым видом, а в зале после этого повисла нехорошая тишина. — Пятьдесят на пятьдесят! Точнее не скажу! Данных маловато! — Затем эксперт почему-то кротко улыбнулся и, устремив свой взгляд в потолок, высказался совсем уж неожиданно: — Братья мои в литературе! Всё в руках Божьих! А потому вознесём же ему поскорей наши молитвы и приготовимся к самому худшему! Аминь!
              Тут-то граждане и опешили:
               «Вот оно! По пятьдесят процентов у каждого: у выжившего из ума старца и у несмышлёного дитяти! Ну, конечно! Кто-то из них без посторонней помощи и в кромешном одиночестве написал про лучезарного юношу да и про остальное в придачу! Вот оно — главное! — подумали присутствующие на судебном заседании и одновременно тоже посмотрели на потолок, однако, ничего там не увидев, призадумались: — Но кто он — этот автор? Старый пердун Монте-Кристов или зелёный вонючка Федул? Что за чёрт?»
               Итак, после заключения эксперта дело запуталось окончательно, а районное правосудие зашло в полный тупик. Наблюдая, как Натан Яковлевич с чувством выполненного долга покидает трибуну, судья Пчёлкина трудно размышляла:
               «Конечно! Слухи врут не всегда! Близкое и частое знакомство с чужим творчеством не могло не сказаться на психическом самочувствии уважаемого эксперта. Подобное даром не проходит! — она пыталась дать оценку выступлению специалиста, но сомнения опять и опять мешали ей: — А с другой стороны? Ну, хорошо! Пусть Натан не в себе! Но не до такой же степени, чтобы ПРАВИЛЬНЫЙ вывод не сделать?»
               И председателю суда осталось единственное — плюнуть на бесполезное мнение эксперта, на явно предвзятые показания разных свидетелей и, взвалив на себя груз ответственности за отечественную литературу, полагаться отныне лишь на собственные чутьё и интуицию…
                Между тем разбирательство продолжилось и к прениям приобщился старый товарищ Арнольда по цеху — прозаик Ананий. Вопреки допрошенным ранее, он начал излагать свою точку зрения вполне доступно, никого не оскорбляя и почти не употребляя слов-паразитов. Из его сравнительно пространных рассуждений выходило примерно вот что: молодцы все, кто пишет произведения, но автор предложения про «пошли вы все…» тем не менее Арнольд Монте-Кристов! Это заключение Ананий сделал, руководствуясь тремя основными критериями. Во-первых, спорный и потный юноша с книжкой, находясь в знойной и душной атмосфере индийского города Калькутты, при любом раскладе не  мог хотеть тёплых одеял и тапочек. Во-вторых, каким образом русскоязычный персонаж надеялся быть понятым там, где даже святые коровы говорят на другом, чуждом ему по духу языке? И, наконец, в-третьих, — откуда, скажите на милость, в Калькутте возьмётся Северное сияние? Вот это многоопытный писатель и изложил суду, а конкретнее, Раисе Ивановне.
            «Как просто и убедительно! Не то что дурак-эксперт! — заметила про себя председатель Пчёлкина. — Правильно ухватил суть: все молодцы, а старики, без сомнений, — молодцы вдвойне! Да и вообще, по-моему, начинающие, независимо от профессии, возраста и пола, должны исчезнуть с лица Земли как класс!»
            Речь Анания вызвала в зале сильнейшие эмоции, которые затем переросли в аплодисменты и крики: «Браво, Монте-Кристов! Мы любим тебя, Арнольд!» На Федула Чебурекова при этом было жалко смотреть.
             «А и вправду, — подумали вдруг присутствующие в зале поэты и прозаики, — ведь в Индии сроду не случается Северного сияния! Как же мы раньше не догадались? И одеяла — зачем они там? Бред! А Чебуреков — обычный авантюрист и склочник. Ведь это — проще простого! Но как мы могли поверить ему?»
              Писателям вдруг стало очевидно, что в отечественной литературе кризиса нет и не предвидится, что каждый из них и все вместе  они делают одно общее важное дело, а раскол выгоден тёмным и неконструктивным силам.
              «Кто-то явно хочет перессорить нас и дестабилизировать положение в нашем родном печатном и не очень слове. Но больше мы не поддадимся!» — поняли и женщина-фантаст, и псевдомужчина-иронист, и остальные.
              Во время следующего перерыва они по очереди подходили к Монте-Кристову и с чувством жали патриарху руку, а кризис тем самым практически сошёл на нет. Даже «певец подмосковных окраин» не выдержал и от души, со словами «Я всегда верил в закон и справедливость» расцеловал непотопляемого Арнольда.
              Председатель же находился в необыкновенно приятном расположении духа: рукопожатия и аплодисменты добились своего. Правда, в определённый момент судебного заседания у Монте-Кристова почему-то возникло сильнейшее желание самому отказаться от авторства на спорные слова, предложения и интервалы между ними. Особенно великий соблазн сделать это появился у опытного литературного работника, когда судья строго и в лоб спросила его:
              — Ответчик, так что? Вы написали про «одеяла» и про «чертей собачьих»? Признавайтесь! Как дело было?
              Арнольд тогда собрал в кулак свою волю и, краснея до кончиков ушей, сказал неправду, а всё его существо при этом болело и плакало. Однако после, когда вместо «чертей», вновь заговорили о великом элитарном произведении и стали целовать и пожимать ему руки, Монте-Кристов разом «отошёл» и снова почувствовал себя хорошо.
               Впрочем, об одном произошедшем в зале Раисы Ивановны событии упомянуть мы совсем позабыли, а потому вернёмся чуть-чуть назад…
             «Суд сам во всём разберётся!» — решил про себя пожилой специалист и с облегчением спустился с трибуны. Потом Натан Яковлевич, усевшись в последнем ряду зрительного зала, достал из портфеля пачку попкорна и принялся уничтожать её содержимое, стараясь не шуметь и не привлекать к себе внимания. Одновременно он внимательно следил за ходом разбирательства, а иногда даже позволял себе присоединиться к крикам типа: «Мы любим тебя, Арнольд!» или «Судью на мыло!» Словом сначала всё было хорошо. 
              Затем выступал обстоятельный Ананий, а Натан Яковлевич в этот момент с любопытством рассматривал присутствующих на заседании поэтов, прозаиков и мастеров иронического слова. И вот тут взгляд старика неожиданно и привлёк странный пожилой гражданин в шляпе, сидевший непосредственно рядом с экспертом — по правую от него руку.
               «Откуда он взялся? Ещё минуту назад это кресло было пустым!» – поразился Натан Яковлевич, а сосед, заметив недоумение на лице знатока стилей, взял да и подмигнул ему добродушно:
               — Я тоже, как и вы уважаемый, - по отечественной литературе специалист! Только — за штатом! – пояснил обладатель шляпы свою неизвестность в национальном печатном слове и прослезился от нежданной грусти: — Обидно, но вынужден работать без корыстного интереса! Задарма тружусь, можно сказать! Не то что некоторые, — расстроенный гражданин завистливо посмотрел на Натана Яковлевича и добавил в сердцах: — Не поверите, но ни копейки не имею с чистого искусства! Вот те крест! Все тёплые места в нём другими забиты — не подлезешь и не присосешься от души! А как детей-дармоедов кормить? Я вас спрашиваю! А дача?
                — Простите! Каких детей? Какая дача? — не понял эксперт, и ему стало вдруг очень страшно, а сердце старика от внезапного испуга начало потихоньку останавливаться. Тогда он попытался расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки, но не успел и мешком повалился на пол районного правосудия.
                «Ты почему истинные результаты экспертизы скрыл, сволочь?» — навсегда застыл в его неподвижных глазах последний вопрос соседа в шляпе. 
                — Всё про дачу расстраивался, сердешный, - пояснил кто-то, когда Натана Яковлевича ногами вперёд выносили из зала заседания. — Не достроил её самую малость, а такого и врагу не пожелаешь.