Закон Великой Бездны. Глава 3

Глава третья

Язык Богов

1.

Один из Богов толкнул Лалора к столу. Боги рассмеялись, кто-то указал на неубранную посуду. Лалор зажмурился, подавляя приступ ненависти, собрал посуду и понёс к дверце, куда выбрасывал её обычно. Но Боги закричали, заставляя его обернуться, и стали показывать, что посуду надо вымыть.

Лалор посмотрел на посуду в своих руках. Да, она была не такой, как та, которую доставали из пакетов, – более изящная и тонкая, с узорами, орнаментами и цветами. Наверное, её достали ради пира. Он замешкался, не зная, куда её нести и где мыть, и ожидая, не поступят ли более точные распоряжения. Боги начали сердиться, и, чтобы не вызывать их гнев, Лалор быстро вышел из комнаты.

Он шёл по коридорам, думая, в каком из помещений есть вода и более-менее удобное место для мытья посуды, и стараясь не передёргиваться от отвращения при мысли, что ему предстоит эта работа.

Подавлять каждый раз отвращение, которое вызывали у него Боги, скручивать гордость и повиноваться было непереносимо.

Не придумав ничего лучшего, Лалор оставил посуду у себя, в большой чаше, в которой мылся сам, постоял, хмурясь. Потом заглянул в угол, куда кинул однажды остатки своей изрезанной охотничьей шапочки, и достал оттуда осколок стекла. Сунул его в карман штанов и бросился назад к пирующим – Боги уже снова призывали его, и чёрная дощечка в кармане рубашки рявкала: «Ранх! Ранх!».

Бывало, Боги не замечали присутствия Лалора, он мог делать порученную ему работу, и они обходили его, как пустое место. Но сегодня он был в центре внимания. Его окликали со всех сторон, требовали то заменить посуду, то принести ещё еды из кладовой, которая в другое время была закрыта, то налить вина. Вино было странное, пахло чем-то отвратительным. Лалор готов был поклясться, что в нём нет ни тонкого букета трав, ни даже винограда.

Постепенно Боги пьянели, их поведение становилось всё развязнее, и они всё грубее зацепляли Лалора. Понимая это, Лалор тревожно осматривался по сторонам, приметил несколько тяжёлых стульев-кресел, не занятых Богами, и кусок той самой железной палки, на примере которой ему показывали, что нельзя совать руки за дверцу для мусора. Она так и стояла в углу, куда во время уборки поставил её Лалор.

То и дело Боги толкали его – и смеялись, если им удавалось сбить его с ног. Лалор терпел. Он ещё помнил, что они – Боги, которые лучше знают, кому что причитается.

Но когда один из Богов схватил его сзади за плечи и толкнул к столу, а другой попытался стащить с него одежду, последние остатки смирения слетели с Лалора. Он не был наивен и прекрасно понял, что его ждёт. Он знал это с самого начала пира. Он схватил со стола тарелку и развернулся.

Он ударил напавшего на него Бога краем тарелки в висок. Тарелка сломалась, а Бог закричал и повалился на стол, сбивая посуду.

Удержав в пораненной руке осколок тарелки, Лалор отскочил от стола и остановился, озираясь. Если бы ему было куда бежать, он побежал бы, пока Боги не пришли в себя от неожиданности.

Он понимал, что будет жестоко наказан. То, что он сделал, было не просто попыткой защититься, это был бунт против Богов, то есть самой их власти над человеком, их созданием, которое должно принимать от своих создателей всё. Но позволить им сделать то, что они попытались, было уже невозможно. Тут пасовал разум, оставался только инстинкт самосохранения.

Лалор хотел теперь смерти – полной настоящей смерти, но не мог даже взмолиться о ней. Ему некому больше было молиться!

На ходу трезвея, Боги бросились к бунтарю. Лалор снова отскочил, сунул осколок тарелки за пояс и схватил стул-кресло. Это было неудобное оружие, но оно оказалось не хуже булавы. Несколькими взмахами Лалор отогнал от себя Богов и бросил стул им вслед.

Победа в этом бою была невозможна, но прервать его означало сдаться Богам на милость, которой, он знал, не будет.

Лалор схватил второй стул.

Он увидел, как несколько Богов вытащили из футляров у себя на поясе какие-то предметы. Эти предметы полностью помещались у них в кулаке, только вперёд торчали короткие толстые стержни. Старший Бог властно закричал что-то, обращаясь к этим Богам.

Что произошло дальше, Лалор понял не сразу. Из стержней в руках Богов вылетели узкие полосы яркого зелёного света, мелькнули в направлении Лалора, и стул у него в руке развалился, словно разрезанный, на части. Обломки упали едва не на ноги Лалора. Испуганный, Лалор выронил оставшийся у него обломок. Боги расхохотались. Ярость вскипела в душе Лалора. Он разве забыл, с кем решился драться?

Он кинулся ещё к одному стулу. Ему под ноги ударило несколько зелёных полос света, одна задела левую руку. Лалор видел, что только задела, но боль обожгла так, словно его стегнули бичом. Он не вскрикнул, но тело ослабло. Тем не менее он двумя руками рывком поднял стул над головой и оглядел своих противников. Почти все держали предметы со стержнями, и стержни повернуты были к нему.

«Пусть!» – отчаянно подумал Лалор.

– Подойдите! – крикнул он.

Но Боги медлили. Они не хуже Лалора понимали, что деться ему некуда и он всё равно в их власти.

Лалор поставил стул, тяжело дыша, опёрся на спинку ладонями. Посмотрел на свою раненую руку. Выше запястья был воспалённый рубец, точно как от удара бичом. Он снова поднял взгляд на Богов.

Старший Бог сказал ему несколько слов, с иронией, но явно пытаясь успокоить. Он обещал что-то, причём хорошее, но Лалор ему не поверил.

В следующий миг на Лалора набросились сзади, оттащили назад и выбили из-за пояса осколок тарелки, поняв, как видно, что в руках бойца и он будет оружием.

И Лалор выхватил из кармана стекло. Коротко взмахнув рукой, полоснул по лицу вцепившегося в него Бога. Тот закричал и бросил Лалора, но другие Боги навалились на него. Он попал стеклом по одежде одного, другого, но это не возымело ровно никакого действия. На одежде Богов не осталось и следа. Тогда, уже изо всех сил вырывая свою руку из чьей-то хватки, Лалор полоснул по кулаку, готовому нанести ему удар.

Брызнула кровь, Лалора сбили на пол и стали ожесточённо пинать куда придётся. Он закрыл ладонями лицо и несколько раз получил по ним тяжёлым ботинком. Стояли крики и шум. Сквозь этот шум пробился голос Старшего Бога – он отгонял своих собратьев.

Лалора оставили на полу, расступились. Старший Бог что-то громко говорил, словно убеждая Богов, те внимали неохотно, но в конце концов подчинились. Двое за руки приподняли Лалора, потащили к двери. Он был ещё в сознании. Но они считали, что его воля к борьбе сломлена.

И ошиблись.

Пока он дрался, его не могли мучить. И он пересилил боль разбитого тела. Дав протащить себя несколько шагов и оказавшись у нужного места, он резко вырвал у Богов свои руки, вскочил и выхватил из угла обрезок железной палки.

Он коротко размахнулся и ударил ближайшего к нему Бога по руке, сжимавшей предмет со стержнем. Бог выронил свой предмет и отступил. Воодушевлённый, почти теряя сознание, Лалор успел нанести ещё несколько ударов, прежде чем в глазах у него окончательно потемнело и он упал под ноги рассвирепевшим Богам.



2.

Лалор очнулся от короткого беспамятства и быстро сел. Он был в своей комнате на кровати, один.

Всё больше недоумевая, принц прислушался к себе. Ему случалось отлёживаться после тренировочных боёв, когда болит всё тело, словно избитое палками – что, к слову, недалеко уходило от истины. Но сейчас не болело ничего. На левой руке остался рубец, но и там сошла краснота, и след выглядел как застарелый ожог.

Но Лалор был уверен, что с момента его боя времени прошло немного – кровь всё ещё кипела в нём. Когда же он успел выздороветь? Впрочем, у Богов всё не как у людей, надо ли удивляться?

Лалор осмотрел себя. Он был без одежды, его раны и ссадины, кажется, чем-то смазывали. Одежда лежала брошенная на полу. Чувствуя себя усталым, но здоровым, Лалор встал и оделся. Он был голоден, но рассчитывать, что Боги его накормят, не приходилось – тем более после бунта. Уже привыкший сам заботиться о себе, он вышел из комнаты.

Кладовая, в которой он брал обычно пакеты с едой, оказалась закрыта. Рассердившись не столько на Богов, оставивших его голодом, сколько на себя за то, что взбунтовался против них, но хотел взять их еду, принц вернулся в свою комнату.

Он сел на кровать, раздражённо посмотрел в тёмное окно. Потом встал и зашёл в маленькую комнату. Его чаша так и была до краёв завалена немытой посудой.

Наверно, возьмись Лалор сейчас перемывать её – и это был бы способ показать Богам, что бунт окончен, бунтарь проголодался и готов идти на мировую. Но Лалор даже не подумал об этом. Он распахнул обе двери – и в свою комнату, и в коридор – и принялся вышвыривать посуду. Полетели осколки, звон и грохот покатились по коридорам.

На шум сбежались Боги. Несколько мгновений они растерянно созерцали происходящее, потом ворвались в комнату, схватили Лалора за плечи. Он оттолкнул их. Тогда они навалились вместе.

Лалору связали руки, кинули его на кровать. Но он продолжал отбиваться. Тогда ему спутали ноги и снова навалились, за руки и за ноги прижимая к кровати. Один из Богов принёс довольно длинный обрезок «верёвки».

Лалор видел такие – плохо гнущиеся, словно не плетёные, а каким-то образом сделанные из сплошного материала. Эти «верёвки» лежали у них на складах большими мотками, а обрезки валялись повсюду. Рассматривая такую «верёвку», чтобы понять, из чего она состоит, Лалор видел, что внутрь её заделано что-то блестящее и на срезе острое.

Бог сложил в несколько раз принесённый обрезок и изо всей силы вытянул им Лалора по спине. Лалор содрогнулся. Показалось, «верёвка» пробила его тело до кости.

Боги затеяли экзекуцию!

Это привело Лалора в бешенство. Он заотбивался, но Боги держали его, навалившись всем весом, а тот, который взял на себя обязанности палача, наносил удар за ударом.

Поняв, что вырваться невозможно, и пытаясь сохранить остатки самоуважения, Лалор перестал вырываться. Он зажмурился, сцепил зубы и сжал кулаки. Он должен был молчать. Любой ценой молчать. Он – принц, по рождению будущий король. А честь короля – это честь всего королевства. Королевства, о котором будут судить по нему, принцу и будущему королю.

Пусть даже коронован окажется Имата.

Лишь бы он был жив...



3.

На этот раз Лалор приходил в себя тяжело. Спину жгло так, что не хватало силы терпеть. Рубашка промокла от крови и прилипла к спине, и Лалор сквозь бред и жар пытался представить себе, как станет теперь снимать её. Губы спеклись, и, казалось, даже язык распух, так хотелось пить.

В какой-то момент, когда сознание ненадолго прояснилось, Лалор попытался встать, чтобы пойти в маленькую комнату за водой, и обнаружил, что Боги не распутали его рук и ног. Они оставили его связанным!

Стараясь сдержаться, чтобы не начать всхлипывать, как обиженный мальчик, Лалор кое-как положил поудобнее голову и закрыл глаза. У него не было сейчас сил начинать освобождаться от пут, каждое движение давалось с острой болью.

Время шло, и Лалор то впадал в беспамятство, то начинал приходить в себя, его сознание путалось. Ему казалось, что он дома, в своих покоях, видел наставников и врачевателя; король-отец возмущённо выговаривал ему за то, что он недостойно вёл себя у Богов и за это проклятие пало на угодья королевства, которое ждёт теперь неурожай; принцесса Гельская подходила к нему, тонкими прохладными пальцами прикасалась к его лбу, что-то говорила, грустно улыбаясь; а временами из зыбкого света появлялся Имата. Тогда Лалор пытался встать и спрашивал, что было после отлёта Богов, и торопился сказать, как он рад, что Имата жив, и с облегчением благословлял его вместо себя на трон. Но из темноты в углу опочивальни выступал Старший Бог; он поднимал руку, в которой оказывался зажат предмет, из стержня вырывалась узкая, ослепительно-яркая полоса зелёного света, и Имата падал, не дойдя до деревьев, где ждали его друзья и быстрые кони.

Лалор кричал и почти пробуждался, но пелена жара не выпускала его сознание на поверхность, и он снова тонул в тяжёлом бреду.

Когда он окончательно пробудился, то в первую очередь почувствовал, что его руки и ноги свободны, он лежит на спине – и это почти не причиняет ему боли. От невыразимого облегчения он улыбнулся – и у него потрескались пересохшие губы.

Он встал и понял, что может держаться на ногах, но его шатало. В теле была слабость. Хотелось лежать и не шевелиться, а ещё – чтобы кто-то добрый позаботился о нём, принёс еды и воды, перестелил постель, надел на него свежую одежду; провёл рукой по лбу – как мама когда-то или принцесса Атфемика только что в бреду.

Но ничто из этого было невозможно. Он должен был выживать сам. И это было мучительно трудно.

Принц стянул через голову рубашку, изодранную и липкую, и вошёл в маленькую комнату, к воде. Он снова открыл обе двери, повыкидал остававшуюся там посуду. Он ждал, что снова сбегутся Боги, но никто не пришёл. Это не ввело принца в заблуждение, он уже достаточно знал Богов, чтобы понимать, что они ничего не прощают. Они могут отложить расправу. Но, усталый, он не хотел думать об этом. Он хотел пить и мыться.



4.

Вернувшись в комнату, Лалор подошёл к столу. Спину пощипывало от воды, но повернуть голову так, чтобы заглянуть себе за плечо и увидеть, в каком спина состоянии, он, естественно, не мог, а во всём доме Богов не было ни одного нормального зеркала, кроме вот таких, что над столами.

Лалор бросил хмурый взгляд на «зеркало» у себя над столом и вдруг подумал, что у Богов такие «зеркала» бывают то тёмными, то светящимися, и тогда на них чётко проступают какие-то картинки, знаки... и даже Великая Бездна!

Он быстро сел на стул-кресло, посмотрел на выпуклости на крышке стола. Ему пришло в голову, что эти выпуклости есть кнопки, какими во дворце приводились в действие скрытые механизмы, отпирающие двери в тайные ходы. Только здесь «кнопки» были не круглые, а прямоугольные и квадратные.

Лалор помнил, как Боги трогают кнопки пальцами, чтобы «зеркала» им повиновались. Он осторожно потрогал некоторые из кнопок. Ничего не произошло. Тогда Лалор стал осматривать кнопки внимательнее. Все они были подписаны цепочками каких-то знаков, некоторые подписи сопровождались картинками, большая часть которых была непонятна. Но встречались понятные. Так, на одной из кнопок был рисунок солнышка – кружок с расходящимися от него в разные стороны полосками-лучиками. Картинка на кнопке рядом изображала звёзды. Волнуясь, Лалор прикоснулся к кнопке с солнышком. Опять ничего не произошло.

Лалор с досадой встал, ушёл к окну, постоял, барабаня пальцами по стеклу, и вернулся. Снова поразглядывал кнопки и увидел одну больше остальных, расположенную немного в стороне. Она была обозначена двумя квадратиками – белым и чёрным.

Сопоставив, что такой же значок он видел на стенах возле дверей в тех местах, к которым надо было прикасаться, чтобы загорелся или погас свет, Лалор коснулся этой кнопки. Она слегка засветилась.

Это должно было что-то обозначать. Волнуясь, Лалор окинул взглядом все кнопки, ища перемены, но больше не изменилось ничего. Тогда Лалор снова коснулся кнопки с солнышком, которая больше всех притягивала его. В комнате начал медленно гаснуть свет. Торопясь, пока не стало совсем темно, Лалор прикоснулся ко второй интересовавшей его кнопке – со звёздами.

И в окне чёрным искристым провалом появилась Бездна! Стекло стало прозрачным!

Едва не вскрикнув от радости и огромной благодарности судьбе, Лалор бросился к окну.

Бездна! Великая прекрасная Бездна снова была перед ним! Прижавшись лицом и ладонями к стеклу, Лалор забыл и о Богах, и о мучительном чувстве голода, и о своём долгом заточении в Летающем Доме. Он был там, в глубине звёзд, проваливался в Бездну, и это было прекраснее любого полёта. Впервые Боги знают за сколько времени он дышал полной грудью и, казалось, пил, впитывал в себя саму вечность – вечность, которой была сама жизнь.

Когда он очнулся, его лицо было мокрым от слёз и он смеялся.



5.

Открылась дверь, и в комнату вошёл Бог с пакетом в руках. Он кинул пакет в одно из стульев-кресел и, оставшись равнодушным к тому, что «Ранх» сделал окно прозрачным, ушёл.

Лалор отвернулся, хоть в желудке всё сдавило от голода. Он по-прежнему неважно себя чувствовал, и голод не добавлял бодрости.

Некоторое время Лалор стоял, потом вернулся к столу и присел на стул-кресло, подумав между прочим, что сидеть на нём намного удобнее, чем на обычном стуле, и значит, это всё-таки кресло. Он должен был решить, как быть ему теперь дальше.

Итак.

Он попал в дом Богов. Он сюда не просился. Он готов был во всём повиноваться им и прилагал к этому все усилия. Но Боги стали над ним издеваться. Потом им показалось этого мало, и они попытались надругаться над ним. Стерпеть такого нельзя никогда. Он стал защищаться. Они его избили. Но он не вернулся на путь покорности.

Прав он был?

Логику Богов придётся отставить, она ему недоступна. Но по человеческой логике всё говорило Лалору, что правота на его стороне. Нельзя покоряться тому, кто готов сделать с тобой такое.

Но при всём этом Лалор по-прежнему остаётся в Доме Богов и по-прежнему наделён телом, которое требует жизни, а значит, еды и воды. То есть того, что дают Боги.

Как же быть? Не есть и не пить? Но не факт, что, находясь в Доме Богов, от этого умрёшь. Выдерживать смертные голод и жажду? Самому так мучить себя? Мало, что ли, мучают его Боги?

Значит, всё-таки есть и пить? В конце концов, и это тело, и саму жизнь ему дали эти же самые Боги.

Лалор встал, подошёл к окну. Устремил взгляд на бесчисленные скопления звёзд. Так что же всё-таки делать?

Продолжать жить, если ты не сошёл с ума, чтобы пытаться прервать свою жизнь добровольно. И в таком случае поддерживать её, а для этого удовлетворять её потребности. Да, так. До тех пор, пока это не противоречит твоей чести. То есть не отнимает жизни других. А если кто-то покусится на твою жизнь или честь, снова драться. И будь что будет.

Лалор всмотрелся в Бездну, медленно движущуюся мимо его окна, и спросил – не столько себя, сколько, кажется, её, – верно ли он рассудил или его решение продиктовано злым голодом.

И всё-таки самоубийство – преступление, недостойное человека, а тем более короля. Если ему надлежит умереть, пусть смерть исходит от Богов. А лучше – от самой Великой Бездны, которая, быть может, не знает милосердия, но справедлива.

Лалор потянулся к соседнему креслу, взял пакет, разорвал его и осторожно достал тарелку и кружку.



6.

Лалор уснул и спал долго, пока Боги не разбудили его. Дощечка где-то на полу зарявкала: «Ранх! Ранх!», он открыл глаза и осмотрелся, оценивая свои силы. Он был отдохнувшим и голодным. Вошедший к нему Бог снова, как накануне, кинул на кресло пакет с едой и ушёл.

Он вернулся, когда Лалор заканчивал завтрак, нетерпеливо сказал что-то и жестом велел принцу встать. Лалор встал – без поспешности, но и без промедления. Всё-таки эти существа оставались Богами. Бог показал, что Лалор должен идти за ним.

Они пришли не в большую комнату с «зеркалами», а в маленькую, где никто не жил и где не было даже кровати. Левая от входа стена вся была загорожена длинным столом с кнопками и множеством «зеркал». У стола стояло несколько кресел. В комнате Лалора ждали Старший Бог и «розовый» Бог из новоприбывших, в честь кого устраивался пир.

Старший Бог указал Лалору на одно из кресел, сел в соседнее. С другой стороны от принца сел «розовый» Бог. Бог, который привёл Лалора, ушёл.

Старший Бог пальцами показал Лалору на глаза, потом на кнопки, давая понять, что надо смотреть. Затем поднёс палец к виску, показывая, что надо думать. Удивляясь происходящему, Лалор молчал.

Старший Бог взял принца за руку, его пальцем нажал на большую кнопку, расположенную в стороне от других и помеченную белым и чёрным квадратиками, как на столе в комнате Лалора, и указал на свои руки, потом на его. Лалор понял, что должен делать то же, что Бог.

Бог стал показывать Лалору, к каким кнопкам прикасаться и что происходит от этих прикосновений. Он проделывал это у себя на столе, Лалор повторял на своём. Засветились ровным зеленоватым светом два «зеркала» над их столами, на поверхностях этих «зеркал» появились цепочки знаков – буквы, которыми пользовались Боги.

Потом Старший Бог показал другую последовательность прикосновений, и «зеркала» погасли, перестала светиться кнопка с чёрным и белым квадратиками.

Тогда Старший Бог предложил Лалору повторить те же действия самостоятельно. Лалор начал правильно, но потом запутался. Боги обменялись насмешливыми замечаниями и рассмеялись. Лалор дёрнулся, порываясь встать и уйти. Старший Бог замахнулся на него, и «розовый» ткнул его за затылок к столу. Старший Бог поднялся, резко сказал что-то сначала Лалору, потом «розовому» Богу и вышел.

Лалор в бешенстве обернулся и посмотрел на «розового» Бога. Тот усмехнулся, сделал какой-то жест рукой и показал Лалору на стол. Он снова проделал те же действия на столе перед собой и предложил Лалору повторить их.

Лалор понял, что этот Бог и будет учить его тому, что нужно Богам, и с него будут спрашивать за успехи ученика. Но учиться было лучше, чем отмывать полы и посуду, тем более понять, как обращаться с кнопками и странными «зеркалами» Богов, которые и не зеркала вовсе, было интересно.

«Розовый» Бог оказался терпеливее своего начальника. Раз за разом он показывал Лалору одно и то же, пока тот не начал довольно уверенно проделывать требуемое. Теперь, повинуясь рукам принца, «зеркало» приводилось в действие и светилось ровным зеленоватым светом или угасало, а вместе с ним угасали все кнопки на столе.

Убедившись, что навык закреплён, «розовый» Бог достал откуда-то странную тонкую шапочку, надел её на голову Лалора. Шапочка плотно обхватила голову, прикрыла лоб, уши и даже часть шеи. Потом Бог едва не силой запихнул принцу в рот какой-то шарик вроде горошины и заставил проглотить.

Только с этого момента, как понял Лалор, началось настоящее обучение. Всё предшествующее было подготовкой. «Розовый» Бог показал, что нужно тронуть ещё одну кнопку, на поверхности «зеркала» появилось солнце. Неяркое, такое, что на него можно было смотреть. Под изображением появились буквы Богов.

«Гарбьессо», – произнёс приятный женский голос и повторил это же слово, чётко разделяя звуки, при этом с каждым произнесённым звуком под изображением солнца выделялся по порядку один из значков.

«Розовый» бог показал Лалору на его губы и жестами потребовал говорить. Поняв, наконец, чего от него хотят, Лалор повторил вслух это же слово. «Розовый» Бог тихо произнёс «гарбьессо», отчётливо артикулируя и показывая Лалору, что он должен делать так же. Знакомый с основными принципами изучения языков, Лалор стал выговаривать отчётливее, подражая произношению невидимой женщины.

Потом картинка расширилась, солнце оказалось посреди голубого неба. Небо было не такого оттенка, как на Аюдэне, но сомнений, что это такое, не возникало. На это небо указала небольшая подвижная стрелка, внизу картинки появилась новая надпись, и тот же женский голос произнёс следующее слово.

За небом последовали деревья незнакомых Лалору пород. На них по очереди указывала стрелка. Она касалась дерева и перемещалась к новой надписи, потом переносилась к следующему дереву и снова к этой же надписи. Женский голос произносил каждый раз одно и то же слово, которое могло обозначать только «дерево».

Лалор уже без участия Бога повторял слова, и они укладывались в его голове, словно всегда там были. После полутора десятков слов изображения начали повторяться в разном порядке, и Лалор без напоминания назвал их все. Затем вместо картинок стали появляться надписи, обозначавшие уже известные Лалору слова. Но он и теперь безошибочно назвал их.

Это было странно. Насколько знал себя Лалор, его память никогда раньше не была настолько безупречной.



7.

С этого времени жизнь Лалора вошла в некоторый ритм. Его больше не вызывали на работу и три раза в день кормили. Чувствуя непреодолимую усталость, он ложился спать вскоре после ужина, вставал по сигналу Богов («Ранх! Ранх!»). Потом следовал завтрак, и кто-нибудь из Богов отводил принца в комнату для занятий. Там его уже ждал «розовый» Бог. Он подавал Лалору шапочку и белую «горошину». Лалор прикасался к нужным кнопкам, приводя в действие «зеркало» над своим столом, потом ещё к одной кнопке, и женский голос начинал урок.

Учиться было легко, и принц получал от уроков удовольствие. После длительного отупения осваивать звучный язык было интересно. Несложные действия, необходимые для дальнейшего обучения, показывала на поверхности «зеркала» сама невидимая женщина, и «розовый» Бог быстро понял, что его присутствие на уроках необязательно – ученика не надо было заставлять заниматься. Поэтому вскоре учитель стал уходить сразу после начала урока.

Он заглядывал ещё дважды для того, чтобы дать Лалору очередную горошину, и исчезал снова, а Лалор продолжал занятия. Потом, когда Лалор уже изнемогал от долгого сидения на месте, «розовый» Бог возвращался, забирал у него шапочку, следил, чтобы он погасил зеркало и кнопки, и отпускал его.

Лалор шёл в свою комнату, ему приносили обед. У него до того затекали спина и все члены, что, казалось, он рискует вскоре разучиться ходить и вообще двигаться. Поэтому, прежде чем сесть за стол, он проделывал некоторые упражнения из тех, которыми предварялись занятия с мечом.

После обеда следовал перерыв, потом чёрная дощечка начинала выкрикивать призыв. Лалор шёл в ту же комнату, и всё повторялось – шапочка, «горошины». Занятия продолжались. Перед ужином «розовый» Бог отпускал его.

Но к концу дня у Лалора болела голова, он кое-как съедал принесённый ему ужин, забирался под струю горячей воды в большой чаше и, добредя до постели, тут же засыпал. Ему казалось, что головную боль причиняет невозможно большое количество выученных за день слов и оборотов речи. А ещё – душный воздух Дома Богов. Нестерпимо хотелось домой, в лес, на луга – и дышать, дышать, дышать настоящим, наполненным родными запахами и ароматами воздухом.

Только вода приносила облегчение.

Временами Лалора одолевало желание открыть окно и вдохнуть Бездну. Проветрить душную комнату воздухом звёзд. Но на окне не было ни запора, ни какой-то ручки, и сама рама выглядела намертво вделанной в стену.

Казалось, Боги простили Лалору бунт. Они не задевали его больше, не отпускали по его адресу острот. Они вообще редко видели его теперь – он не бывал нигде, кроме своей комнаты, комнаты для занятий и коридоров между ними. И всё-таки Лалору не верилось, что ему даровано прощение. Он ясно чувствовал, что существа такого морального уровня не прощают. У них за каждым поступком стоит расчёт. Но какой расчёт мог быть в том, чтобы смягчить своё обращение с Лалором и научить его их языку, он не понимал.

Между тем занятия продолжались. Новые слова не забывались, они вставали в памяти так, словно были там всегда. Оставалось только привыкнуть, что эти понятия есть в его обиходе. За именами существительными последовали другие части речи. Очень скоро Лалор смог понимать и строить сам довольно сложные предложения и читать небольшие тексты.

В его лексикон постепенно входили совершенно новые для него понятия: «кабель», «скафандр», «бластер», «информатор» и превеликое множество других. Странные «зеркала» Богов назывались экранами, а стол с кнопками – пультом управления, сами кнопки – клавишами, круглые окна – иллюминаторами, Дом Богов – космическим кораблём.

Великая Бездна же носила имя Космос.

Когда Лалор начал понимать язык Богов настолько, чтобы пытаться высказывать на нём собственные мысли, невидимая женщина предложила принцу спрашивать о том, что его интересует. Так он узнал, что «ранх» означает «дикарь». Картинки, называемые этим словом, изображали то сутулого человека с выпяченной челюстью и обросшего волосами, одетого в шкуру и с дубинкой в руках, то другого человека, полуголого, с нарушенной осанкой и большим животом при худом теле, в набедренной повязке и с примитивным копьём.

«Так, значит, я для них дикарь? – удивлённо, с возмущением подумал Лалор. – Не создание, не человек, а дикое, лишённое культуры существо... Какие же они тогда Боги, если не уважают собственное творение? Да кто же они такие?!»

Однажды, во время очередного урока, на экране-«зеркале» появились изображения двенадцати существ, внешность пяти из которых была хорошо знакома Лалору: «синий», «зелёный», «серый», «розовый» и «жёлтый» Боги. Наконец-то Лалор узнал их настоящие названия! «Синие» Боги звались воурианцами, «серые» – рутийцами, «розовые» – землянами, «жёлтые» – лулами. Наиболее трудное для произношения Лалора название имели «зелёные» Боги, они назывались карпакарульсцами.

Слово, объединяющее все двенадцать существ, звучало как «сье'тэ».

«Вот оно, слово «Бог»! Наконец-то я знаю его на их языке!» – обрадованно подумал Лалор.

Перед сном, сопоставляя узнанное за день, он понял вдруг, что в мире гораздо больше Богов, чем на космическом корабле. Их очень много.

И буквально на следующий день он получил этому живое подтверждение.