Зло и спасение 12

ГРУБАЯ  ВЕЩЕСТВЕННОСТЬ

Ничто нацелено против духа и духовного. Как таковая, воля к ничто вообще не различает и не избирает между духовным и бездуховным, но поскольку самой своей отрицательной потенциальностью она тяготеет к разложению любой сущности и возвращению в абсолютное НИЧТО омнипотенциальности, то неизбежно оказывается в оппозиции духу и духовному, ибо АБСОЛЮТНАЯ СУЩНОСТЬ есть Бог-Дух, а значит в той или иной мере сущностно только духовное и одухотворяющее. Принадлежность духовному миру есть признак сущности, признак что. Чуждость духовному миру, «чистая» материальность, есть признак бессущностного, признак ничто.
Плоть падшего мира есть материя, отпавшая от духа, в значительной мере лишившаяся райской своей одухотворённости, ибо и сама земля до грехопадения («прах земной»), из которого «слеплен» человек, была иной. Потому и дано было Иоанну узреть в спосланном ему откровении «новоую землю» и «новое небо» грядущего века, что нынешнее небо и нынешняя земля тоже пали и должны будут преобразиться в вечности Царства Божия.
Святитель Игнатий Брянчанинов обращает внимание на очень важный момент судьбы первых людей после грехопадения: «... по падении первых человеков Бог, произнесши приговор над ними, ещё до изгнания из рая, “сотвори им ризы кожаны и облече их”/Быт. 3, 21/ Ризы кожаные, по объяснению святых Отцов, означают нашу грубую плоть, которая при падении изменилась: утратила свою тонкость и духовность, получила настоящую свою дебелость. Хотя начальною причиною изменения и было падение, но изменение совершилось под влиянием Всемогущего Творца, по неизреченной Его милости к нам...»86. Действительно, великой милостью Божией было дание человеку после грехопадения более грубой и выносливой хотя менее чувствительной и менее одухотворённой плоти, ибо духовная тонкость плоти, обитавшей в сверхъестественном порядке Рая, была напригодна для порядка естественного, она не вынесла бы испытаний падшего мира. Именно так видит это и Св. Иоанн Дамаскин. О падшем человеке он говорит как об «облечённом мертвенностью, то есть смертностью и грубостью плоти» и в этом видит смысл «облечения в кожи»87.
Брянчанинов очень метко определяет актуальное состояние плоти как «грубую вещественность»88 (он ещё называет плоть дебелой), и это определение можно распространить не только на плоть падшего человека но и на плоть весго падшего мира. То, что Брянчанинов называет «приговором Бога над человеками по падении их», мы в отличие от святителя называем прорицанием Всеведущего о тяжкой искупительной судьбе согрешившей твари. А что Бог - («сотвори им ризы кожаны») - позаботился о предстоящей жизни человека в падшем мире, в этом нет для нас никакого сомнения. Бог никогда не есть приговор человеку, но всегда – попечение о нём.
Грехопадение стало страшным бедствием не только человека, но и всего Творения, ибо всё тварное по вине человеческой лишилось той невыразимой тонкости и свободы, которую первозданно имело, будучи сотворено в духовном плане. Это не значит, что Творение до грехопадения не было реальностью, но это значит, что всё оно – и в центре его человек –  было реальностью целостно одухотворённой (Духом творённой), сверхъестественной, то есть такой реальностью, какую мы в нынешнем нашем падшем состоянии постигнуть не можем, а воображаем лишь очень туманно и с большим трудом, напрягая для этого все наши духовно-творческие силы. Духовный план или духовный уровень, на котором было замыслено и созиждено Творение, – это и есть вечность в её целостной тонкости и свободе... вечность тварного, как неповреждённая сущностность всего и вся, вечность, из которой и сам человек и (по вине его) всё Творение выпали во время, в грубую вещественность, в дебелость и тленность, обусловленную жестокими законами бессущностной материи.
Однако д;лжно понимать, что грубая вещественность, тот естественный порядок, в который пало Творение, есть лишь время до срока и тлен до Воскресения. Как духовный первообраз Божия Замысла, как свободное самораскрытие предвечносущего ЛОГОСА в тварносущий космос, Творение вечно. По грехопадении и удалении людей из Рая целодуховный первообраз Творения уже увенчан Царством Божиим и пребывает неповреждённо в вечности, ожидая истечения времён. Ведь и грехи человеческие трансцендентно уже искуплены Крестной Жертвой Христа-Спасителя. Искупление, которое на уровне грубой вещественности падшего мира ещё продолжается, в на уровне духовном, то есть в трансцендентной для нас вечности ЛОГОСА, уже совершилось. Евангельские пророчества – это дарованное человеку предсказание о том, что для мира времени-к-смерти ещё грядёт в будущем, но что в вечности ЛОГОСА есть непреходящее настоящее, или, выражаясь словами Эрна: «…что космически будет, а онтологически вечно есть»88*. Воистину онто-логия Логоса есть единственная абсолютная онто-логия! В это непреходящее настоящее, в это вечное и в вечности обновлённое Творение должна, как в будущее, войти по обоженьи новая тварь... войти и тем восстановить свою страшно повреждённую грехопадением онтологичность.



БОЛЕЗНЬ  ВЕЩНОСТИ
(объективация)

Самым страшным последствием грехопадения стала для человека эмансипация плоти от духа, праха земного – от Божия духновения, ибо через это духновение всё вплоть до праха земного одухотворялось в целостностной райской первотварности. Плоть, эмансипировавшаяся от духа, тиранически управляется диктатом эго, о котором мы уже говорили в связи с первородным грехом. Поэтому прорицание «... доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты, и во прах возвратишься» /Быт. 3, 19/ – означает не просто возвращение во прах, ибо и прах уже не тот, не от райской земли взятый, и сама земля уже не прежняя. И тот и другая утратили тонкость, одухотворённость, которой обладали в непотрясённом катастрофой грехопадения Творении, стали грубо-вещественными, дебелыми, то есть поражёнными тленом, зачинающими гниение и распад. Возвратиться во прах для падшего человека означает сбросить эго, освободиться от тирании эмансипированной (сугубой) плоти, то есть – сложить прах во прах.
Эмансипация плоти есть жестокий разрыв плотского и духовного начал человечности, новое приобретённое плотью отрицательное свойство – болезнь вещности. Мы верим, что ею не болел целодуховный райский человек, которого и плоть была одухотворена, ибо весь он был пронизан Божиим духновением. Эмансипация плоти из целодуховной райской человечности как и эмансипация материи из целодуховности первоначального Творения совершилась под действием яда ничтоженья, принятого в себя человеком с плодами познания зла. Плоть в большой мере (хотя и не до окончательного распада в НИЧТО!) утратила сущность, она охладела и огрубела, стала безэротической, непроизвольной и бессущностно сексуальной. Сексуальность же не ограничилась волей к воспроизводству, под действием эго она отделилась от функции рождения и обострилась до похоти.
Плоть овременилась, стала смертной, как и предрекалось человеку Богом («смертью умрёшь»), если нарушен будет Запрет. То, что плоть человека и мира стала смертной, означает, что не-бытие стало превалировать в ней над бытием, плоть покорилась времени, стала непроизвольно тендировать к бессущностному, к разложению и разрушению до полной утери себя самой в последнем прахе. Плоть и эмансипировалась от духа, как более повреждённое, овременившееся, то есть влекущееся к бессущностности, больное, – от  менее повреждённого, сохранившего в себе эротическую волю к вечности, то есть влекущегося к сущности, здорового.
Дух Божий бессмертнен, и потому, найдя приют в душе и дав ей независимую от плоти способность жить духовной жизнью, Дух выжил в человеке. Но не как целостная всеохватывающая и всепроникающая реальность, а как парящая над падшей плотью и отнюдь не всегда с нею связанная духовная экзистенция89. В высоких накалах душа способна достигать духовности, жизнь способна становиться жизнью духовной и даже одухотворять плотские порывы человека, но целостно одухотворить плоть, избавить её окончательно от «кожаных риз» грубой вещественности человеческий дух не в силах. Окончательное одухотворение плоти есть целостное обожение, и оно подвластно только Богу.
Плоть гнетёт дух, гонит его, не хочет знать. Плотское не-бытие превалирует над духовным бытием. Лишь в героическом сопротивлении диктату грубой вещественности стяжается бытие духовное, совершается духовная жизнь, восстанавливается и крепнет эротическая воля к сущности. Греховная эмансипация плоти обнаружила себя в человеке неприсущим ему по Замыслу Божию отрицательным свойством превращаться в неодухотворённый предмет. «Непроизвольно выросшее тело» произвольно обращает человека в бездуховную вещь. Это обратная сторона эго, всё той же тирании сугубой плоти, плоти эмансипированной, которая, собственно, и не знает духа, а знает только материю и только материальные вещи, для которой и человек – не более чем вещь среди вещей.
Наипервейшая манифестация зла, как тенденции ничтоженья, действующей в тварном мире, есть обездуховление, замыкание в материи, оплотнение, за которым следует овеществление, а затем холодное гипостазирование образовавшейся вещи – объективация90. Экономизм, как универсальная товарно-денежная основа человеческих отношений, есть форма диктата сугубой плоти, всеобщее оплотнение и овеществление мира, ибо только плоть обращается в вещь и только вещь можно превратить в товар, подчинить отношениям экономическим. Мысля себя вещью, человек опускает себя до уровня предмета торговли,  причём считает объектом купли-продажи не только плоть, но даже отдельные свойства этой плоти. Происходит распад и профессионализация человека как вещи, пригодной к некоторому материальному использованию, даже профессионализация отдельных свойств этой вещи. Всеобщая продажность падшего мира, породила «истину»: «Не всё продаётся, но всё покупается. Дело лишь в цене». Эта уродливая «истина» есть не что иное как симптом болезни вещности. Эмансипированная плоть не знает Бога, не знает, откуда приходит дух, не понимает его священства, его самоценности и свободы, считает всю душевно-духовную сферу человека собственным своим порождением и придатком (надстройкой над материальным базисом). На этом утверждается преобладающий в падшем мире материализм, который считает дух производным продуктом высокоорганизованной материи. Эмансипированная плоть поработила человеческое мышление болезнью вещности, которая диктует человеку, что можно продать и купить дух и душу, однако покупается и продаётся всегда только плоть, потому что только плоть поддаётся овеществлению. Человек думает, что он может безболезненно торговать своей плотью, но душа его переживает куплю-продажу как порабощение, как невозможное рабство у эмансипированной плоти. Бессмысленно словосочетание «порабощённый дух». Дух порабощённый означает отсутствие духа, отлетание духовно-эротической воли от овеществляющейся плоти, обездуховление.
Человек, который был замыслен и сотворён в Духе как целодуховный субъект Любви Божией, в падшем мире обрёл пагубное свойство становиться материальным объектом купли-продажи. «В природном мире человек не занимает исключительного положения. Он входит в круговорот природы как одно из её явлений, одна из её вещей...»90***. В богоотпадении человек научился превращать себя в вещь, и с холодным бездушием – «объективно» – воспринимать как сумму вещей окружающий мир и себе подобных, а, стало быть, и обращаться с миром и себе подобными как с сугубыми вещами. Отсюда и всем известная житейская констатация: «Увы, таков порядок вещей!». Всякий раз, когда «порядок» мира сего, который есть не что иное как объекитвация, тирания сугубой плоти, обнаруживает своё бесчеловечие, люди ссылаются на «порядок вещей», ибо падший мир действительно управляется не человеческим порядком, а «порядком» вещей, то есть не божественными Ценностями, открывающимися субъекту в духовном опыте, а бездуховной механикой объективации. Дух есть ЭРОС, Дух есть Любовь. Он живёт лишь в свободе, в неприкосновенной самоценности субъекта, сообщая ему сущностность, смысл, и потому ничто всегда устремлено на объективацию, на выхолащивание субъективного, на разрушение субъекта, вне которого сущность разлагается, а смысл иссякает. И всегда в своём движении от субъекта к объекту ничтоженье действует через грубую вещественность плоти. Ничтоженье материализует, охлаждает, оплотняет. Бессущностное в своей неудержимой и слепой экспансии на сущность стремится к  воцарению и диктату материальной объектности.
Соблазняя Адама, сатана желал, чтобы в человека вошло ничто. Он расчитывал (и до сих пор продолжает расчитывать), что деструктивная тяжесть ничто раздавит в человеке эротическую волю, угасит Любовь к Богу и тягу к Свету Божию, саму память о Боге, что тварная сущность человека не устоит под разрушительным натиском бессущностного, что Дух – дыхание Эроса, Богом в человека вдохновенное, – совершенно иссякнет под тиранией сугубой плоти, а плоть, окончательно замкнутая в грубой вещественности, навеки сделает человека безвольной марионеткой эго. Сатана всегда говорит в человеке голосом эго, голосом эмансипированной плоти. Сатана и есть эго. Бог же в человеке есть голос духа, требование Любви. Борьба эмансипированной плоти против духа, схватка эго с совестью и есть то, что Достоевский назвал «борьбой дьявола с Богом». Это борьба богоданного Эроса с мэоническим Танатосом, и борьба эта действительно совершается прежде всего и главным образом в сердцах людей.
Материальное «существование» человека во всей совокупности нескончаемых и непосильных трудов, алканий, страданий и борьбы есть гравитационное поле эго, ничтожащего всякую сущность, всасывающего всё сущностное в мэоническую тьму. Само по себе материальное «бытие» мира сего – «порядок вещей» или, иначе говоря, естественный порядок, – есть ничтоженье и результат ничтоженья. Как таковое материальное «бытие» безэротично, оно танатично, оно есть «бытие» исчезающее, утрачивающееся в НИЧТО. И если это не-бытийное «бытие» мира и это без-сущностное «существование» человека не озарено светом религиозного сознания и абсолютных Ценностей духа, если «естественный порядок вещей» понимается не как греховный и временный, а как единственно правильный и абсолютный, тогда это подлинно дорога в НИЧТО, победа Танатоса над Эросом, угасание духа в материи, субъекта в объекте, человека в вещи, а в пределе – окончательное торжество тленной плоти греха, утрата сущности в бессущностном, то есть путь в небытие через чёрную дыру  а н т и б ы т и я.
Человек тяжко болен болезнью вещности, и он заражает ею весь мир. Он торгует собой и другими, как сугубыми вещами. В слепоте и глухоте разбухшего эго он не уважает и не щадит душу ни в самом себе, ни в  твари меньш;й, чья звериная душа зависима от человека и страждет по его вине. Не щадит человек и неодушевлённую природу, которая нуждается в его Любви и заботе. Страдание тварного мира – это не только вопль Творения к Богу, но и отчаянный призыв к человеку перестать смотреть на тварный мир как на сумму вещей, бороться с болезнью вещности, с раздавливающей гравитацией эго. Это призыв восстать против диктата грубой вещественности во имя пощажения души, во имя сохранения в себе духа Любви, во имя дания сущности бытию.
Принимая тяготу материального «существования», как последствие своей вины, как искупительный крест, человек должен стремиться сломать «естественный порядок вещей» мира объективации, очнуться от бреда материальной объектности, осознать себя не как объект среди объектов, не как вещь среди вещей, а как субъекта в Боге. Человек должен вернуться в полноту своей субъективности, чтобы обрести в себе существование духовно-эротическое, восстановить себя как бытие, ибо только существование духовно-эротическое и есть бытие, то есть подлинно человеческая экзистенция, единственно человеческая жизнь.


ЦАРСТВО  БОЖИЕ  СИЛОЮ  «БЕРЁТСЯ»
(дерзновение к Богу)

Впустив в себя зло, человек утратил Рай. Он обрёк себя на страдальческий путь борьбы с ничтожащей властью мэонической тьмы. Но в обетованиях вочеловечившегося Сына Божия, Иисуса Христа, – самог; ЛОГОСА, ставшего плотью, – человек обрёл надежду нового Рая – Царства Божия. Сказано, что «Царство Небесное силою берётся» /Мат. 11, 12/. Но сила, которой «берётся» Царство Небесное, Царство Божие, не есть материальная сила, как и само Царство это  – не от мира сего... не от мира грубой вещественности. Сила стяжания Царства Божия не имеет ничего общего с физической мощью, которую падший человек вынужден применять для борьбы с одолевающей тяжестью бессущностной материи. Сила, которой «берётся» Царство Божие, есть сила духа, творческая сила к сущности в максимальном накале эротической воли к что и максимальном отвержении танатической воли к ничто. Дух Святой, возвращённый миру Богом через Иисуса Христа, есть не только Параклит (ут;шитель), не только поддержка человеку в тяжкой земной юдоли, но и сила к преодолению этой юдоли, сила, одухотворением поднимающая человека над бездуховностью ровно-душной «земли» (материи мира), зараженной разлагающим «вирусом» мэонического НИЧТО («...проклята земля за тебя...» /Быт.3, 17/).
Не только Царство Божие должно сойти на мир Неизреченной Любовью, но и человек должен усилием эротического духа устремлять мир к Царству Божию, должен уготовлять и приближать его пришествие в актах свободной творческой воли в избраниях Любви. «Нельзя лишь пассивно ждать Христа Грядущего, должно активно идти к Нему. Пришествие Христа Грядущего, в котором полностью раскрывается абсолютный Человек в силе и славе своей, связано с творческим актом человека… Христос никогда не придёт к в силе и славе к людям, которые не совершат творческого акта, второго лика Христа они никогда не увидят, Он вечно будет обращён к ним лишь своим распятым, растерзанным, жертвенным Ликом. Эпоха искупления, в которую виден лишь Христос Распятый, никогда не закончится для тех, которые не совершат творческого акта, до конца раскрывающего человеческую природу. Они навсегда останутся в церкви Голгофской и не узнают Христа Грядущего. Охранительная вражда к религиозному творчеству есть закрепление дурной бесконечности в самом искуплении, противление завершению, исполнению и концу искупления»90*.
Св. Иоанн Дамаскин говорит, что согрешив, человек «совлёк с себя дерзновение, которое он имел к Богу». Мы верим, что творческая жизнь в свободе эротической духовной воли – это и есть то самое «дерзновение», бесстрашное подступание и обращение ко Всемогущему Отцу, которого не убоится только любящий и верующий сын. Судя по абсолютным вершинам, которых достигла человечность именно на путях творческих, – путях Любви, святости, художества, познания, – творчество есть предельное «дерзновение к Богу», которое может изъявить грешный человек. Одна из величайших мыслей всех времён есть мысль Платона: «нужно дерзать на всё». У Льва Шестова в книге «Афины и Иерусалим» есть замечательные строки, где в связи с проблемой философского творчества он высказывает глубочайшую мысль о творчестве вообще: «И т.к. философия всегда была и поднесь продолжает быть "оглядкой", то все наши последние истины оказываются не освобождающими, а связывающими истинами. Философы много говорили о свободе, но почти никто из них не смел желать свободы и все искали необходимости, которая полагает конец всяким исканиям... философия должна быть не оглядкой, не Besinnung (Besinnung – размышление (нем.) прим. авт.), как мы приучены думать, – оглядка есть конец всякой философии, – а дерзновенной готовностью идти вперед, ни с чем не считаясь и ни на что не оглядываясь. Оттого божественный Платон говорил: ;;;;; ;;; ;;;;;;;;; – на все нужно дерзать, не боясь, прибавлял он, прослыть бесстыдным. Оттого и Плотин оставил нам завет: ;;;; ;;;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;; - великая и последняя борьба предстоит душам. Философия есть не Besinnen, а борьба. И борьбе этой нет и не будет конца. Царство Божие, как сказано, берется силой»90**. Так и всякое творчество есть борьба за Царство Божие, накал Эроса, горение духа, дерзновение к Богу. Только эротическая воля, только дух Любви и способны дерзнуть, тем более безоглядно дерзнуть на всё. Шекспир с почти райской простотой выразил это в краткой реплике Ромео: «Чего желает любовь, то она смеет...». Духовные интуиции о Воле Божией, как видим, спосылались людям всегда, во все времена, ибо Истина не порождается историческим временем, вообще не имеет отношения к времени. Истина посещает времена, всякий раз входя в них из вечности.
Мы ясно отдаём себе отчёт в том, что никакая, даже предельная сила человеческого духа, даже совокупная духовная воля всего человечества, не может самостоятельно низвести на землю Царство Божие, которое в вечности ЛОГОСА уже есть. Срок сошествия Царства Божия – это срок неисповедимого Божия Решения, – срок исполнения сроков, – непосредственная близость которого обозначит себя Вторым Пришествием Господа нашего, Иисуса Христа, в Силе и Славе. Духовные силы, которыми Бог питает человека ради противостояния злой воле к ничто, сами по себе недостаточны для овладения Царством Божиим. Человек не может построить Вавилонскую башню и по ней взойти на небо. Не может и не должен. Наступление Царства Божия есть не штурм, а сверхтварное нисхождение и тварное восхождение навстречу... но прежде всего нисхождение, Пришествие. Поэтому в отношении Царства Божия слово «берётся» мы ставим в кавычки. Здесь нет и не может подразумеваться «взятие» в земном предметном смысле слова. Сила духа даруется человеку для восуществления и отстаивания своего тварного что, для бескомпромиссного дерзновения богосотворённой сущности сына к Любви и милости Отца, для сопротивления потенциям ничтоженья, которые вошли в человека с познанием зла и с тех пор неуклонно стремятся уничтожить его, как сущность. Дарованной ему духовной силой человек должен разоблачить зло в самом себе, как яд опустошения и гибели. Он должен уготовить Царство Божие через отвержение царства князя мира сего, через свободное и творческое изъявление всем существом своим предельной человеческой воли, высшего духовного дерзания: «Господи, Боже мой, да приидет Царствие Твое!» Это и есть величайшая духовная победа человека над черной волей к ничто, величайшее дерзновение, которое может иметь блудный, но любящий сын к скорбящему и любящему Отцу – призыв о Спасении ко Всемогущему и Всеблагому СУЩЕМУ... АБСОЛЮТНОМУ КТО, Который одновременно есть и АБСОЛЮТНОЕ ЧТО. Это свободное признание и утверждение того, что Спасение только в Боге, что только от Бога жизнь, о которой Евангелист Иоанн говорит: «... и жизнь была свет человеков...». Ради света веры даётся человеку духовная сила, ради воссияния света веры во тьме безверия спосылаются ему творческие дары Благодати. Воссияние веры во тьме безверия и есть посильная человеку победа над злом, залог Спасения. И она – победа эта – может быть только творческой, ибо творчество, – подвиг ли святости или милосердия, сотворение ли красоты или неукротимый познавательный порыв, – есть духовно-эротическая воля к ЧТО, к восуществлению. Зло же есть танатическая воля к ничто, безверие и развосуществление, забвение человеком его тварной сущности, размывание и, в конце концов, смывание с лица твари Образа и Подобия Творца. Победа веры над безверием есть победа сыновьего «дрезновения к Богу» над рабьим бессилием перед Богом, победа Эроса над Танатосом, положительной воли к ЧТО над отрицательной волей к НИЧТО.


МОМЕНТ  ИСТИНЫ

Царство Божие стяжается силою веры в том смысле, что вера делает человека способным войти в это Царство, она предельно напрягает мессианские ожидания, предельно поляризует зло и добро, наконец, вынуждает зло явиться в своих крайних формах, в последней силе и власти – власти антихриста. Дальше этого не может пойти духовно-творческая сила человека, но именно этот момент полного напряжения и полной исчерпанности тварных сил в противлении злу и есть для каждого момент Истины. Всякому человеку-творцу на вершинах духовных напряжений, в творческих экстазах, Бог является как Истина, как Свет Любви и благословение. В мир же Истина явится в Силе и Славе91. Правильнее даже было бы сказать так: Сила Любви Божией явится в мир во Славе. Любовь есть Истина, ибо Бог есть Любовь. Бог-Любовь сделает то, чего человек без Бога сделать не в силах. Истина Любви победит зло.
Собственно же человеческая победа заключается в полном и последнем обнаружении зла, в том, что добро больше не оставит злу тайных ходов, прельстительных масок и лживых посулов. Зло вынуждено будет явиться нагим, в последних предсказанных ему формах, ибо злодейство злых достигнет самоубийственной силы, а дух непокоришихся праведников – невыносимого для зла свечения. Тогда зло проявится, как абсолютная земная власть, «окорачивая» саморазрушительное буйство злых, «упорядочивая» их в «разумном» царстве антихриста, гоня и преследуя непокорившихся праведников, как возмутителей порядка в «счастливом» царстве организованного зла. Мир сей, как уже было сказано, имеет не райскую, а адскую ориентацию, и власть антихриста будет последним обнаружением этой ориентации.
Духовная борьба – это борьба против любых форм серединного зла, борьба максималистическая. Только в духовной борьбе (не в экономической и не в социальной, даже не в национально-освободительной) достигается максимум противления, делающий невозможным сосуществование зла и добра. Все иные формы борьбы заключают в себе частицу эго, а потому допускают, а нередко и предполагают (и даже декларируют) в своих целях некоторые формы серединного зла. Только дух человеческий, дух Эроса, ищущий антиэгоистического дания бытию, не приемлет зла ни в каком виде. Победа духа человеческого не есть одоление зла, но есть момент полной его дезавуации, момент бескомпромиссного разоблачения всякого эгоизма, момент, когда зло уже не может дольше рядиться в одежды добра.
Земное царство антихриста, когда народы поклонятся зверю в личине «спасителя», и будет моментом окончательного размежевания злых и добрых сил мира. Принцип  р а с щ е п л ё н н о й  сущности, – несчастное наследство грехопадения, которое человек носит внутри себя от начала мира сего, – во времена антихриста разверзнется как мировая трещина между сущностью и бессущностным, между тварным что человека и НИЧТО мэонической свободы, между Эросом и Танатосом, разделит человечество пропастью между решительно избравшими Бога и окончательно предавшимися НИЧТО. Те, которые  поклонятся НИЧТО в образе зверя, примут и начертание его: «И он сделал то, что всем – малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам – наложено будет начертание на правую руку их или на чело их» /Отк. 13, 16/. Те же, которые не поклонятся НИЧТО, не пожелают отречься от Имени Божия ради устроения в царстве организованного зла, окажутся в положении парий этого уже окончательно монолитного сатанического общества: «И что никому нельзя будет ни продавать, ни покупать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его» /Отк. 13, 17/. Несклонившимся не останется места в сатаническом обществе, и они станут последними мучениками мира сего за Имя Господне. Последняя и окончательная победа духа человеческого над властью князя мира сего будет мученичество святых праведников за Имя Божие, в малом человеческом масштабе напоминающее мученичество самого Сына Божия во искупление грехов мира.
Дальше этого не может пойти человек. Он не в состоянии своими тварными силами самостоятельно извести зло из мира, изгнать Танатоса, ибо Танатос есть несотворённая тьма мэонического НИЧТО, вошедшая в мир через вкушение человеком плодов с древа познания зла, он сильнее тварной сущности человека. НИЧТО, неудержимо тендирующее к абсолюту бессущностности, победимо лишь АБСОЛЮТНОЙ СУЩНОСТЬЮ Бога, Его беспредельным и всемогущим ЧТО, Его Неизреченной Любовью. Человеческая победа над злом заключается не в одолении зла, а в творческом изживании больного времени мира, в употреблении всех духовных сил своих на приведение мира к моменту Истины.
Это отнюдь не означает, что надо разрушать или насиловать мир. Всякое разрушение и всякое насилие в принципе... в самом своём основании есть действие безэротическое, бездуховное и, значит, антитворческое, направленное к бессущностному, то есть опять-таки множащее зло в его серединных формах. Разрушение и насилие часто выступают в формах «неизбежного» зла, якобы нужного для торжества добра, они являются в скорбной маске «осознанной необходимости». Так, например, пресечение преступления насилием есть и остаётся злом, даже если ставит преграду злу ещё большему. Добро «относительное» есть в действительности серединное зло, дление больного времени мира, борьба со злом б;льшим средствами зла м;ньшего. Но никакое дление больного времени мира не может решить мировые проблемы, поэтому мы говорим не о борьбе со злом средствами зла, а о творчестве, останавливающем больное время мира и раскрывающем вечность, как иное, противоположное времени качество существования.
Вечность раскрывается в моментах творческих экстазов. Моменты эти и есть прорывы больного времени, сопротивление адской ориентации мира, преодоление царящих в грубой вещественности тенденций бессущностного. НИЧТО – это время. Время есть атрибут бессущностной материи, оно есть протекание, деструкция, тление, зло. ЧТО – это вечность. Вечность же есть пребывание, творчество, Божественная и богочеловеческая жизнь, Благо.
Вечность – это Бог и обитание в Боге, это без-временье и потому без-смертие.
Время – это падший мир, в котором обитает падший человек, это гноящаяся рана на тварной первосущности, её увечие, ничтоженье, смерть.
Борьба со злом средствами зла есть отчаянная борьба с временем средствами всё того же времени. Такая борьба не совершает прорыва в вечность и потому обрекается дурной бесконечности. Творческое же движение есть именно прорыв времени, остановка естественного порядка мира, возвращение существования в его первотварный порядок, порядок сверхъестественный, порядок истинного неповреждённого бытия, ибо сущность сотворена не во времени мира, а в вечности Божественной жизни, поэтому касание вечности есть касание неповреждённой первотварной сущности, победа очтоженья над ничтоженьем. Каждый целостный творческий акт есть прорывание сплошной непроницаемой ткани больного времени, его остановка, распахивание окон в вечность, через которые в мир проникает и в нём разгорается такой духовный свет, который, в конце концов, не оставит злу больше возможности (времени!!!) скрываться в бесчисленных своих серединных формах, принудит его выйти на свет в последней мерзости, в экстремах сатанизма.


§ 8

СИЛА  ВОЛИ  К  СУЩНОСТИ

Путь к Спасению для человека – в творчестве. Не подлежащей опровержению остаётся для нас мысль Бердяева о том, что зло может быть преодолено только положительной творческой силой, что всякий бестворческий путь есть неизбежно путь во зле.
Человек вынужден обуздывать зло силой. Отрицать это невозможно, отказаться от этого в падшем мире нельзя, ибо тогда произойдёт разнуздание танатической стихии зла, совершится вакханалия тотального ничтожения. Но в человеке должно утвердиться понимание, что силовая победа над злом невозможна. Зло сильнее его, ибо зло эманирует из абсолютного несотворённого НИЧТО и, раз проникнув в любую неабсолютную сущность, неотвартимо ведёт её к окончательному разложению, к отрицательному абсолюту бессущностного. Силовая борьба со злом втягивает человека в безысходный круговорот зла. Человек, – хоть он и занимает центральное место в Творении, – по природе своей не есть абсолютная (несотворённая), а есть относительная (тварная) сущность. Ему не по силам одолеть сверхтварную тьму, из которой исходит зло. Охранение человека от зла по силам только Богу. Трагедия грехопадения именно в том и заключается, что человек вышел из под абсолютной Божией защиты, столкнулся своей тварной относительностью со стихией абсолютного и безначального зла. Победа над злом Силою, – последнее очищение Творения от тьмы НИЧТО, – доступна лишь мышце Божией. Поэтому Бог и только Бог есть абсолютное и последнее Спасение. Он единый есть немеркнущий «свет человеков».
Однако человек должен и сам прилагать силы к своему Спасению, должен сознавать и искупать свою человеческую вину перед Богом, восходить к Нему в молитвенном и духовно-творческом экстазе. Бл. Августин говорит, что сама жизнь человеческая должна сделаться молитвой, он призывает к «еlevatio mentes in Deo» – к «возведению сознания в Бога». Но есть лишь один способ возведения сознания в Бога-Творца – это превращение собственной жизни в духовно-творческий процесс, ибо творческая жизнь есть жизнь в Боге, а только жизнь в Боге и может называться жизнью-молитвой. Творчество есть высшая форма молитвы. Не повторение по расписанию механически затверженных слов, а свободное духовное усилие во Имя Божие и во Славу Божию. Сама молитва – прямое сердечное обращение к Богу – плодотворна лишь тогда, когда произносится в состоянии вдохновенном, то есть творческом (вдохновляться молитва может и покаянием). Творчество есть абсолютная форма несиловой борьбы со злом, борьбы не через материальное одоление, не через сопротивление злу силой, а через оттеснение танатической бездуховности духом Эроса, через отказ от гибельных путей ничтоженья и восуществление себя в духовно-эротических актах творчества.
Бог замыслил и сотворил человека свободным и творческим существом. Изначально это был акт Божественной Любви, ЭРОС Создателя, Воля Творца видеть совершенство Творения Своего не только в плодах Собственного Всемогущества, но и в раскрытии духовно-творческого могущества Своей возлюбленной твари  –  человека. Творящая сила Эроса и светлая свобода, изначально дарованные человеку, предназначались к обогащению Творения и к эротическому наслаждению человека, к достижению им блаженства через духовно-творческое уподобление Богу. Но после грехопадения свободное духовное творчество приобрело ещё одну, и для нас, сюсторонних, важнейшую роль. Оно сделалось путём к Спасению, единственным, но универсальным способом уготовить и приблизить конец этого падшего мира, ненасильственно подвести его к исчерпанию всех серединных форм зла и неизбежному моменту Истины – последней самодезавуации зла в неизбежной, но скоропреходящей власти антихриста.
Зло, вошедшее в человека, как слепая, разрушительная воля к ничто, как танатическая потенция непредназначенной ему омнипотенциальной свободы, стало активной разрушительной силой, расчеловечивающей и мироничтожащей. Зло утвердило себя в падшем человеке эго-истической волей к бессущностному. Отягощённый этой отрицательной волей, человек потерял свою благую эротическую монопотенциальность, а вместе с тем утратил и райскую лёгкость, непринуждённость изъявления своей богодухновенной сущности. Под тиранией эго, которое есть сугубая плоть и которое знает только плоть, человеку стало трудно не только восуществлять, но часто даже и сознавать своё тварное что. Начало зла есть тяготение к бессущностному, и зараженность злом означает, что тварноприсущие, то есть богодухновенные творческие свойства человека: воля к Любви, стремление к высоте, красоте, смыслу, – любые сущностные тяготения делаются для него великой трудностью. Благая сверхъестественность эротических стремлений к сущности, вступает в столкновение и подавляется безблагодатной «естественностью» эго-истических тяготений к бессущностному. Естественность эго-истических тяготений – это «естественность» в кавычках. Подобных тяготений не было в боготварном естестве человека, но они сделались «естественными», точнее говоря, безблагодатно приобретёнными в падшести, и тяжко повредили благость первотварного человеческого естества.
Все бого-дух-новенные свойства человека есть свойства благие и связанные с сущностью. Злые же наклонности человека без-духовны, связаны с бессущностным и поэтому есть наклонности безблагодатные. Зло затруднило человеку его творческое, то есть истинно человеческое самовыражение. Ему стало трудно творить красоту, милосердие. Ему невероятно трудно стало сотворить в себе Любовь. Большинству людей, не склонных к духовным усилиям и духовной борьбе, стало вообще непонятно, что означает жить в духе. Ведь жизнь в духе есть жизнь творческая. Духовная жизнь есть непреклонная воля раскрыть свою тварную сущность, чтобы познать и восуществить себя как уникальный Божий замысел, чтобы достичь самого себя и ответить Творцу духовно-творческим почином. Сотворённый гениальным, – ибо присущая каждому творческая потенция есть потенция гениальности, – человек заболел волей к бездарности, которая означает не отсутствие в нём благодатных даров духа, а паралич духовно-эротической воли к раскрытию и преумножению этих даров92.
Однако зло не только разрушительно, оно ещё и коварно. Затруднив человеку пути к сущностному, тирания эго посулила ему лёгкость вместо трудности: «ценности» вегетации взамен ценностей экзистенции. Взамен трудности духовного сотворения Любви зло «подарило» человеку лёгкость эго-истической эксплуатации сексуальности; взамен усилий духовного самораскрытия в делах добра и милосердия – лёгкость самогерметизации в эго-изме равнодушия; взамен забот духовного творчества красоты, как высшего смысла существования, – эго-истическую беззаботность материального потребления и накопительства. Человеку, зараженному злом, оказалось значительно легче бороться с ним силой, эксплуатируя в себе деструктивность Танатоса, то есть всё то же зло, чем отстранять его творчеством, пробуждая и мобилизуя в себе созидательность Эроса.
Всему трудному, но сущностному, то есть реализующему некий духовный смысл, ничто (которое и есть зло), противопоставило всё лёгкое, но бессущностное, ублажающее эго, но лишенное духа и потому растлительное. В своей слепой и непримиримой оппозиции духу, ничто так страшно акцентуировало человеческую плоть, что сама жизнь стала представляться человеку по определению плотской. Он забыл, что стал человеком не по сугубой плоти, ибо сугубая плоть его есть прах земной, а по «дыханию жизни», которое в него вдохнул Бог, целостно одухотворив весь человеческий состав, в том числе и плоть. Человек забыл, что именно Дух Любви Божией «родил» его человеком, в отличие от всех иных тварей, рождённых землёй по повелению Бога, но не имеющих в себе прямого Божия Духновения. Сама суть человека как твари, – Образ и Подобие Божие, – то есть относительная уподобленность Абсолютному и несотворённому Богу-Духу, утратила для людей свой первостепенный сущностный смысл. Дух и духовная жизнь сделались почти непонятны большинству человечества, перестали ощущаться людьми, как основное условие экзистенции, как само их тварное существо. Духовные силы человека были подорваны грехопадением, духовное зрение помутилось. Духовная воля человека, воля эротическая, воля творящая, порабощена грехом. В словах Льва Шестова: «Наша воля порабощена грехом – она парализована, она в «глубоком обмороке» (Киркегард), она почти мертва. ... В этом страшное и роковое последствие падения первого человека. Пробудиться от сна духа, который уж стал  подобен смерти, он не может»93 – в этих словах осознаёт и выражает себя катастрофа, постигшая человека.
Вдали от Бога померк для людей и Свет Божий. Они вступили в тень НИЧТО. Им даже стало легче жить в тени бессущностного, чем выходить на свет сущностей. Им легче сориентироваться и преуспеть в жизни, руководствуясь холодным безлюбовным расчётом, а не духом Любви. Бог обращается к человеку голосом его совести, призывает восстать из мрака НИЧТО, войти в свет дарованных ему абсолютных ценностей, а человек гонит раскаяние, как призрак. Он и Любовь называет часто выдумкой, и саму совесть научился считать призраком, ибо привык жить в бессущностном, «уютно» устроился в хитром полумраке эго, где нет ничего абсолютного, кроме «блаженств» сугубой плоти, где всё релятивно и зависимо от эго-истической воли, где «ценности» легко заменимы, а веления совести легко отменимы. Людей стал страшить эротический свет абсолютного. «Всё относительно» – вот излюбленная «мудрость» массового человека. Все помыслы и действия его, все его движения так или иначе поражены порчей бессущностного, тиранией эго, исходящей от паразитирующего в нём Танатоса. Только там способен человек сберечь себя как сущность, только там и тогда может надеяться отстоять своё тварное что от процессов ничтоженья, где и поскольку вера в Бога и в свою богосыновоность есть и побеждает неверие. Бог есть Свет человеков. В Нём одном полное и последнее Спасение твари, ибо Он есть Творец Всемогущий всего и вся. Только в Боге почерпает человек силу и волю к сущности, только через Него осознаёт себя, как что. Благодать Божия почиет на всех людях, но без сознательной веры в Бога и сама Благодать с бесчисленными её дарами может оказаться даром напрасным, океаном нереализованной богочеловечности. Творческое назначение даётся от сотворения каждому, благодатные дары Духа спосылаются всем, и всем дана свобода раскрыть в себе эти дары, реализоваться как бытие через творческую потенцию. Но в падшем человеке живёт и действует яд бессущностного, власть Танатоса. И потому ему необходимо противоядие, сила противления этой жестокой деструктивной власти. Такое противоядие, такую силу противления почерпает человек только в вере в Бога! Вот почему, говоря о Спасении человеческом, мы говорим о трёх ступенях восхождения экзистенции в трансценденцию, которые мы располагаем в обратном порядке, потому что восхождение это духовно, оно и в своих этапах преодолевает естественный порядок материального мира. В этом восхождении первая ступень парадоксально является наивысшей. Итак, говоря о Спасении, мы говорим:
в-третьих – о дарованной человеку духовно-эротической воле к сущности, к свободному творчеству, о воле, через которую он познаёт себя не как образ и подобие естественного мира, а как тварный Образ и Подобие сверхъестественного Бога;
во-вторых – о конкретных дарах Благодати, бесчисленно разнообразных и спосылаемых Богом каждому для творческого восуществления;
во-первых – о сознательной вере в Бога, которая одна способна дать силу творческой воле тварного Эроса, помочь человеку восуществиться в спосланных ему благодатных дарах.
Творчество есть эротическая воля к сущности, а вера есть сила к сущности, та главная сила, которая способна напрячь эротическую волю, сорвать её с якоря танатического безволия. Сила духовной воли, воли к сущности, есть не что иное как религиозно пережитое и в вере осуществляемое творческое призвание, данное от Бога. Любая иная сила, кроме веры, есть сила эго-истическая, порождающая и закрепляющая волю к бессущностному, питаемая тиранией сугубой плоти и питающая отрицательные тяготения к НИЧТО, то есть – духовное безволие.