Мадлен сияющая

Она увидела его на сцене на чёрном фоне, в жёлтом слепящем свете. Он играл, кажется, Гамлета в одной из студенческих постановок местного театрального колледжа.

– Если тебе понравился спектакль, просто подойди и скажи ему об этом, – посоветовала Вероника, когда шум аплодисментов стал стихать, а места в зале пустеть. – Это будет правильно. Давай. Артистам всегда это приятно.
И Мадлен с замершим, провалившимся куда-то вниз, сердцем пошла к сцене медленными шагами. Оказывается, ноги плохо ходят, когда куда-то пропадает сердце. Мадлен даже не знала дышит ли.

После поклона артисты уже ушли за кулисы, кроме него. Свет погас, но его фигура виднелась отчётливо на фоне какого-то большого жёлтого пятна на занавесе. Он только что наклонился к одной из зрительниц, принимая в свои руки огромный букет лилий. На лице его расцвела милостивая улыбка. Он был тронут, он благодарил. Кажется, Мадлен слышала «спасибо», после того, как девушка с букетом проговорила в слух все те слова, которые Мадлен запасла про себя. «Спасибо!» – повторил он и выпрямился, обведенный контуром жёлтого пятна на занавесе, тонущий в белых сладко пахнущих цветах.

И тут Мадлен резко повернулась к сцене спиной и побежала прочь по дорожке между рядов.

– Ну что, сказала? – полюбопытствовала подруга, предъявляя в гардеробе два номерка.
– Нет, – решительно заявила Мадлен, – к чему. У меня даже не было такого роскошного букета, как у той поклонницы, но даже с ним меня ждало бы всего лишь «спасибо». А собственно, что он ещё может сказать, когда мы все стоим в партере.

Смысл этих слов Вероника поняла лишь немного позже, когда Мадлен написала заявление об отчислении с курсов визажистов и подала документы на учёбу в театральный колледж.

К этому времени он уже выпустился из колледжа и играл роли второго плана в довольно успешных сериалах.
У Мадлен обнаружили талант, она подавала надежды, как говорили преподаватели. Её определили на роли в те сериалы, где снимался он, но он уже блистал в своём первом полнометражном фильме.

Ходили слухи, что он встречается со своим визажистом. И тут, они встретились на съемочной площадке. Они едва видели друг друга, окутанные теплом яркого света софитов. Мадлен стояла перед ним, подающая надежды молодая актриса, одетая в стеклярус, словно в свет. Это её дебют, первая главная женская роль в фильме и уже не первая его главная мужская роль.

Он пригласил её на свидание. Слухи о визажисте стихли за шумом новых слухов о нём и ней. «Ромео нашёл свою Джульетту». «На небосводе Голливуда засияла новая звезда Мадлен Томпсон». «Блистательная пара на ковровой дорожке». «Джульетта для Ромео». «Мадлен Томпсон – кто она?»

Интернет наполнился фотографиями, где она, с трудом скрывая лицо и свою радость в простом спортивном костюме, зажав стаканчик с кофе, садилась вместе с ним в машину. А вот они в кепках, чёрных очках и с непременным кофе выгуливают вместе его собаку.
Фотографии с красной ковровой дорожки, где он нежно обнимает её, одетую в блестящее платье от Ланвин. «Просто коллеги по фильму?»
Он сделал ей предложение. Они обручились.

Она вернулась со съемок. В их загородный дом с бассейном, садом и видом на огни городских небоскрёбов, сияющие выше их надёжного забора. Она села на диван и выдохнула. Было уже поздно, она не стала вызывать домработницу. Она налила себе в стакан просто воду и стала слушать. Где-то у соседей выла собака, доносились отголоски весёлой музыки. Но даже эти звуки не могли заглушить тишину тёмного дома, бассейна и далёких городских огней.

Он снимался сейчас в другом фильме где-то в другой стране. Она понимала, что съёмки – и есть жизнь, в них вся суть и интерес, а весь этот загородный дом, сёрфинг, игры в гольф, вечеринки, – всё это шум между песнями, пока игла проигрывателя жизни, сделав виток, попадает на новую дорожку.
Она бросила взгляд на фотографию, висевшую на стене. Это было фото с их первой совместной красной дорожки. На ней было сверкающее платье от Ланвин, на их губах сияла улыбка, их глаза светились счастьем. Краткий миг под вспышкой фотоаппарата, когда они были вместе, застыл вечностью на стене их гостиной. Потом он отпустил её талию, и они пошли дальше. Но на этом фото они навсегда стояли рядом. Иногда их съемочные графики не совпадали, и тогда она в тишине гостиной смотрела на эту фотографию, а он упрекал её в том, что хочет большую семью, детей, хочет, чтобы его дома кто-то ждал. Напоминал о своём несчастном детстве, когда был вынужден скитаться от одной тётушки к другой и был никому не нужен.

– Он хочет большую семью, – заключает свой рассказ Мадлен, пока Натаниэль Лондон вынимает из шуршащего крафтового конверта новую порцию плёночных фотографий.

На этих чёрно-белых фотографиях и цветных, отливающих сиреневым, Натаниэль Лондон ещё молодая знаменитая актриса, известная голливудская сердцеедка.

– Как я тебя понимаю, дорогуша! – восклицает другая Натаниэль Лондон, уже в возрасте, в чёрном платье, с красной помадой на тонких чуть презрительно скривленных губах, президент благотворительного фонда, побывавшая замужем официально семь раз за самыми выдающимися актёрами Голливуда и разведённая семь раз.

– Все они такие. Только и хотят, чтобы ты сидела дома и изнывала от тоски с кучей ребятишек, пока они играют Ромео, Гамлетов, королей Лир. А ты стареешь, и у твоего агента всё меньше и меньше предложений для тебя. Надо тратить молодость на свои мечты, а не на чужие. Бери с меня пример, дорогуша, а вот в старости можно будет отдать долг мечтам этого мира.
Натаниэль Лондон засмеялась карканьем старой вороны.

Мадлен бросила быстрый взгляд на часы. Опустила чашку тонкого фарфора на блюдце. И этот звон посуды был последним звуком, который Мадлен услышала в этом доме. В тишине мягких ковров, узорчатых шелков и дорогих китайских ваз оставляла Мадлен одну чёрную фигуру бывшей великой актрисы, уже отыгравшей все свои роли.

Слухи о нём и его визажисте возобновились. Они были вместе на съемочной площадке, в машине, в кофейне, сжимая крафтовые стаканчики горячего кофе.

Мадлен оставила свою карьеру в кино. И они усыновили своего первого ребёнка. Днём в их бассейне громко плескалась вода, раздавался смех, по ночам – тихое сопение малыша. Он был счастлив. Слухи утихли.

Отныне на красных дорожках он снимался со своими коллегами по фильму в мерцающих платьях от Диор и Шанель. Они были вместе лишь в те мгновения, когда игла на пластинке его жизни меняла дорожку. Теперь у них было трое детей, которых он очень любил. Он привозил ей самые красивые платья, которые так и оставались лежать в коробках.

Однажды, среди ночи, она вдруг проснулась от какого-то терпкого, сладкого запаха, который не давал ей дышать. Она подошла к окну и распахнула его. В окне мерцали далёкие огни. Дети спали тихо. Над нею в темноте возвышались его фотографии – с ковровых дорожек, светских приемов и просто домашние фото. И тут она поняла, что её тревожит запах лилий из гостиной. Сейчас высоко в небе летит самолёт: он направляется на очередные съемки.