Chaos and Creation

В программе ЖЗЛ (Жалкая замена литературы) Быков и Макаревич произнесли махровую банальность о Маккартни – слащав, сентиментален – не рокер, в общем.

Дмитрий Львович – ладно: он и феномен Дилана под инфоповод с Нобелевкой в 2016 году не слишком-то осознал, откликнувшись ровным, но слабоватым по содержанию текстом, если по меркам самого автора. Но от выросшего на битлах Андрея Вадимовича не ожидал, потому что это классическая ошибка всех адептов рок-н-ролла: превозношение Леннона и недооценка остальных. Неофитство это, к слову, может длиться десятилетиями.

Советский андеграунд нарисовал нам каноничный и вполне себе завершённый образ рокера: непримиримый борец с режимом, философ в стихах, провокатор и революционер на практике. Сентиментальности возможны, но как краткий привал во время марафонской дистанции. Остальное время – сермяжный герой с гитарой вместо шашки.

Образ, к слову, тупиковый, и он быстро выдыхается, если нет ни музыки, ни подлинных творческих поисков. Трагедия восприятия Леннона на Руси мне видится как раз в том, что его внешнее и наносное наши рокеры приняли за главное – колючий образ, остроумно-язвительная речь, бесконечные паблисити и бурное участие в политической жизни 1966-1973 годов.

Но Леннон оказался стократ умнее собственных адептов, отсюда и 5-летний затвор – кстати, с прежним творческим наполнением, невзирая на домашние дела, но вне любой формы публичности. В 1980-м он вернулся совсем иным и куда более близким к совершенству замысла о личности – альбом Double Fantasy, два мировоззренческих, по сути, интервью. Реакция андеграунда и левого движения оказалась предсказуемой: обуржуазился и предал светлые идеалы, тчк. Ибо главный враг всякого сектанства, под какими бы флагами оно не маршировало – Зрение. Джон к своим 40-ка годам прошёл путь, который иные не осилят и к 80-ти, не утратив при этом неотмирное чувство художника. Когда Мир становится открытой и частично прочитанной, предсказуемой и потому неинтересной книгой, это и есть одна из форм одиночества в пустыне. Не случайно он созванивался с Маккартни в последние месяцы жизни – этот «слащавый» исполнитель баллад понимал его куда глубже иных.

«Когда у нас с Джоном возникали доверительные отношения, я начинал открывать о нём правду, которая не имела ничего общего с его внешним обликом. У Джона внутри скрывалась нежная душа. Но он знал, что людям нравится эдакий "свирепый слон". Я знаю, что вложил в Леннона, знаю свой вклад в Beatles. И доволен тем, что сделал. Пусть это никогда не увидит свет, пусть всё, что я сделал, никогда не получит признания. Ну что ж, это не так важно»...

«Если рассматривать то, за что так бешено, как это было свойственно ему, боролся Джон, то я согласен с этим. Вопрос лишь в форме»...

«У Джона было много проблем. Думаю, что моя жизнь была гораздо легче, чем его. Отец оставил его, когда ему было три года, через несколько лет его мать погибла под машиной у дверей своего дома, его первый брак распался... У него была очень тяжёлая жизнь. И он превратился в плохого мальчишку, в крутого парня из фильма. Людям это нравится: их привлекает Хемингуэй со всей этой жестокостью боя быков, убийством, выпивкой и т.п. Их привлекает тот самый "взбешенный слон". На самом деле, если подумать, это настораживает. Это довольно пугающая черта нашего общества. Однако меня это никогда не привлекало. Я был совсем иначе воспитан. У меня было очень счастливое детство. Единственная моя трагедия - смерть моей матери, когда мне исполнилось 14 лет. Событие, которое, несомненно, сделало меня более суровым, чем я был прежде. Но до 14 лет у меня было, действительно, в некотором смысле идеальное детство»...

(из интервью Пола Маккартни середины 80-х)


«Самый слащавый битл» получил роскошь, которой не было у Джона – вдвое больше времени. Но это ещё и тяжкий крест: остаться здесь и наполнять смыслами Мир вне романтичного ореола мученика рок-н-ролла. Мир, который стал разительно иным даже в сравнении с эпохой 60-70-х. Сохранить позитив – тем более, с памятью о былых временах, не утратить чувство ребёнка кажется невозможным. Маккартни смог. В свои почти 80 он пишет музыку, которая (к его собственному изумлению) возглавляет хит-парады технократичной эпохи с её тотальным отрицанием былого наследия и нигилистичной относительностью всех и вся.

Что до «сентиментальной слащавости», то из всего огромного творчества Пола достаточно альбома Chaos and Creation in the Backyard (2005). Ни один сермяжный рокер, при всём личном протесте, не поставит тех вопросов бытия – поэтически, музыкально, интонационно – что я услышал на этом альбоме.

Открою маленький секрет: этот духовный опыт вообще не связан с любой внешней формой, кем ни назовись – рокером, христианином, социалистом, etc. Это плоды пути, аскезы во имя призвания, радостей и потерь бытия с ежедневной внутренней бранью.

Альбом этот, к слову, в «русском роке» на уровне откликов прошёл незамеченным – кажется, его глубину оценил только БГ. Да и на остальной части суши привычно доминирует спасительно-шаблонное сознание про милого парня, который в молодости пел Yesterday или And I Love her.

Но вот что неприятно – когда умные и незашоренные люди произносят, тем не менее, штампы.