Глава 42. Интермедия. Усадьба, 1887 год

Сестры. 1887 год.

Веранда дворянской усадьбы.
Мальчик, старик – семейный воспитатель, три сестры (Зинеида – 15 лет, Мирра – 19 лет, Наталья – 21 год), старший брат-офицер.

Мальчик пишет за столом, воспитатель диктует текст, сидя в кресле-качалке и слегка раскачиваясь.
ВОСПИТАТЕЛЬ. ... "Душа моя Павел, держись моих правил: люби то-то, то-то, не делай того-то. Кажись, это ясно. Прощай, мой прекрасный". Записал? Теперь попробуем из "Тилемахиды" господина Тредиаковского...  Или нет, это пока будет трудновато. 
Входят средняя и младшая сестры.
Сашенька, не отвлекайся. Отрывок из господина Гоголя, который считается в нашей ранней литературе вторым гением наряду с  Пушкиным.
ЗИНЕИДА. А нам в пансионе говорили, что Гоголь не гений. Гений есть Байрон, Бальзак, мадам Жорж Санд, Надсон.
ВОСПИТАТЕЛЬ. Изыди, Кассандра! (диктует). "Русь, куда ж несешься ты? дай ответ". Написал?  "Не дает ответа". Короткое предложение. Затем длинное предложение, будь внимателен. (Самозабвенно.) "Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо всё, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства". Пиши. "Чудным звоном заливается колокольчик..."
ЗИНЕИДА. Оне нас не слышат. Ау-у?! (Смеется.)
МИРРА. Ой, идут! (Выбегает к балюстраде.) Кажется, с ним его дяденька и еще какой-то родственник.
ЗИНЕИДА (подходит к ней). Это его приятель. Какой противный!
МИРРА. Зинеида!.. Вовсе не противный, а вполне приятный молодой человек.
ЗИНЕИДА. Тебе уже девятнадцать, поэтому тебе все молодые люди приятные...
МИРРА. Замолчи, я тебя побью!
ЗИНЕИДА. Как ты думаешь, если договорятся, и Наташа выйдет за него замуж, ей будет хорошо с ним? Мне кажется, жених понравился le pere ?
МИРРА. Papa гордится тем, что он передовой человек и демократ, он оставляет полный выбор за Наташей.
ЗИНЕИДА (кричит). Фонтаны запускают! Фонтаны запускают! (Начинает прыгать в восторге.) Чур, моя первая нимфа! Никому не подходить, рук не мочить и на камне не сидеть!
МИРРА. Эгоистка!
ЗИНЕИДА. А тебе я отдаю русалок. Их три.
МИРРА. Не хочу. Они похожи на ириний с клубком змей вместо волос.
ЗИНЕИДА. Тогда возьми себе Венеру.
МИРРА. Не хочу. Она в самом конце аллеи.
ЗИНЕИДА. Тебе не угодить! Капризничаешь, будто маленькая не я, а ты.
МИРРА. Я тебя точно поколочу.
ЗИНЕИДА. Смотрите! Смотрите же! Мирра! А вон там... Видите, видите?! В брызгах образуется радуга! Будто мост-акведук – от нас и куда-то за горизонт...
МИРРА. В будущее, где жизнь будет возвышенной и красивой, где будут жить новые гармоничные люди.
Входит Николай (он в офицерской форме), равнодушно смотрит на фонтаны.
ЗИНЕИДА. Chere amie, мы тебе дарим фонтан "Самсон аттический, борющийся со львом". Ты не рад?!
Николай начинает нервно ходить по веранде.
МИРРА. Николя, а мсье Вальдемар у нас сегодня долго пробудет?
НИКОЛАЙ. Очевидно. Вы еще успеете наговориться с каждым из гостей.
ЗИНЕИДА. Трифон Иванович говорит, что женщина тоже должна работать, как мужчина, тогда ее жизнь приобретет там... бу-бу-бу...  какой-то особый шарм... И Мирра ему потакает.
НИКОЛАЙ. Трифон Иванович – большой революционер, и мне иногда искренне жаль, что его не заключили в свое время в каземат вместе с Петрашевским и Достоевским. Это сейчас придавало бы дополнительный вес его словам.
ВОСПИТАТЕЛЬ. Спасибо, Николай, но, мне кажется, ты преувеличиваешь мои революционные заслуги.
НИКОЛАЙ. Вы до сих пор, ей богу, как вчерашний геттингенец!
ЗИНЕИДА. А я не хочу работать. Мирра, не хо-чу! У нас все есть. Зачем еще кому-то работать или служить? У нас служит papa и брат. (Воспитателю.) Трифон Иванович, ау-у? Как ваши друзья декабристы поживают?
МИРРА. Да, я согласна с Трифоном Ивановичем. Глупая, смысл вовсе не в том, есть у нас что-то или нет. А быть полезной и делать все окружающее лучше!
НИКОЛАЙ. Пирамиды, сударыня, были до нас и будут после нас.
МИРРА. Что ты хочешь этим сказать, Николя?
НИКОЛАЙ. Я могу продолжить абстрактную философогему нашего уважаемого демократа... Она примерно такова. (Декламирует.) О, освобожденная личность! О, эмансипированная женщина! Мир у твоих ног! Спеши первой вкусить и познать его!.. Влияй на него! Создавай вместе с сотнями таких же крейзи новую жизнь! (Обычным голосом.) И при сем ни одного конкретного начертания! Что есть "освобожденная женщина"? От кого, чего? Что такое "новая жизнь"? Чем не угодила "старая"? Зачем "новая жизнь"? Абстракция, абстракция! Лишь бы упражняться в словесах и отличаться! Авось кривая вывезет...
ЗИНЕИДА. Я иногда подметаю вместо горничной пол в моем покое – и, наверно, делаю этим лучше; я подшиваю сама себе платье к балу у губернатора, не дожидаясь пока приедет несносная портниха и не надоедаю с просьбой maman – и делаю этим лучше... Но разве мне это нравится...   Разве когда мы что-то меняем и делаем лучше, мы сами становимся лучше или счастливей?
МИРРА. Конечно, конечно же! Вот...  (Оборачиваясь к воспитателю.) Трифон Иванович, разве меняя жизнь к лучшему, человек не становится лучше и счастливей сам?
ВОСПИТАТЕЛЬ. Извини, Мирра Артамоновна, но не забывай, что революция - это, в первую очередь, жертвенность. А остальное все мизерабельно. Ныне, как и в мои времена, еще настолько трудно "менять к лучшему" – что человек прежде,  чем достигнуть самой малости, тысячу раз разуверяется, сжигает от досады внутренности свои, в конце концов, изнашивается, болеет... Это ни в коем разе не означает, что надо отказаться от попыток улучшить мир. Но реальность такова: лучше человек в этой переделке не становится.
МИРРА. А в будущем?
ВОСПИТАТЕЛЬ. В будущем - конечно
ЗИНЕИДА. Скучные, как бабки-богомолки. Когда оно наступит это ваше Будущее?
МИРРА. Зинеида, ну как ты можешь?!
ВОСПИТАТЕЛЬ (серьезно). Я думаю лет через семь-восемь, самое позднее через десять.
НИКОЛАЙ. Удивительный фанатизм! Вы это же самое говорили мне лет двадцать пять назад, когда я был такой же, как Сашенька, и мы с вами вместе ждали наступления этого надвигающегося вселенского счастья! Слава богу, что тогда я вам не внял до конца и не решился принести себя в жертву ликующему потоку.
ВОСПИТАТЕЛЬ. Без веры, Николай, жизнь и скучней и тяжелее.
НИКОЛАЙ. Спокон веку горячие головы без передышки твердят: что все пришло в упадок, утрачено, потеряно... страну надо поднимать с колен... нужны срочные радикальные меры... Некоторые даже пытаются действовать и что-то менять. И это "что-то" действительно меняется. Непредвиденно, курьезно. Ожидали одно – получили другое. Но в чем же тут, как модно говорить, Прогрэсс?! А прогресс, разлюбезные судари, это то, что положительно делает сильней и богаче наше государство, улучшает жизнь людей – всех без разбора: мою, моих родителей, моих сестер, мужиков, ремесленников... Однако именно этого как раз нет! Найти клавишу, от которой все зазвучит, засверкает, сдвинется к цели, не так просто. Это надо выносить, проверить научно. Сложные позитивные социальные перемены, требуют сложных решений и  осторожных подходов. Встащить толпу за шиворот - к большим новациям и будущему величию - удалось только Петру Первому. Да и удалось ли?
МИРРА. Николя, но нельзя же ждать века, когда перемены случатся сами собой! Я имею в виду не только эмансипацию женщины...
ЗИНЕИДА. Да, да, да, да, Мирра! Мы с Николя отсталые, не демократичные, как... кто там?.. славянофилы...
ВОСПИТАТЕЛЬ. Николай, согласись, чтобы простой человек имел из чего выбирать, теорий должно быть провозглашено много, а еще лучше – и наглядно продемонстрировано. Декабристы для продвижения своих идей создавали тайные общества, шестидесятники обживали коммуны, семидесятники ходили в народ... 
НИКОЛАЙ. Результат был плачевный, и к тому же в бесплодных попытках было потеряно благоприятное для реформ время.
ВОСПИТАТЕЛЬ. Первопроходцы имеют право на ошибки.
НИКОЛАЙ. В том то беда, что не первопроходцы. Было уже все, господа, много раз было! И плохо закончилось. Невежество российское... Каждая капустная кочерыжка объявляет себя миссией, купальные корыта мнят себя каравеллами и порываются открыть Америку.
ВОСПИТАТЕЛЬ. Простой человек должен узнать...
НИКОЛАЙ. Чепуха! Простой человек не в состоянии разобраться в девяти из десяти ваших теорий. Пусть ими сначала займутся профессора.
МИРРА. Николя, сдерживай, пожалуйста, себя!
НИКОЛАЙ. Нельзя будоражить безответственные умы безответственными призывами! Даже если они красиво звучат и благородного содержания. Ныне один всенародный кумир провозглашает, что либеральные свободы и экономические реформы, которых столько лет добивались и, наконец, получили - чепуха – важно всеобщее братство, любовь между людьми и нравственное усовершенствование на основе этой любви. Красиво? Красиво. Благородно? Благородно. А где взять любовь между всеми, когда ее веками не было?! Второй заявляет, что мир спасет искусство - дескать, давайте все писать картины акварелью и сочинять стихи... Но надо же и хлеб растить! Другие выставляют лозунг: женщина, бросай детей и мужа, тебе предназначена лучшая доля! Какая лучшая доля?! Оттого, что все женщины, прочитав мадам Жорж Санд и Лидию Шелгунову, отринут семью и бросятся заменять мужчин – улучшений ни в стране, ни в их жизни не произойдет. Я не говорю уже про то, что это противоестественно для  женской натуры.
ВОСПИТАТЕЛЬ. Женщина должна быть эмансипирована в общество, как и мужчина. Аксиома.
НИКОЛАЙ. Никто не возражает. Однако способно ли общество в настоящий момент предложить женщине, "освобожденной от оков родителей и мужа", что-либо, помимо учительствования в глухомани и преступной революционной деятельности? Не способно. А значит, широко распропагандированный путь - тупиковый. Нельзя за просто так, уже завтра, отказаться от вековой традиции.
МИРРА. Ты не прав, Николя. По меньшей мере, по отношению ко мне и Наташе. Мы уже не те, что были maman и ma tante.
НИКОЛАЙ. Я устал. Больше не хочу спорить.
МИРРА. Но признай хоть: мы уже не те!
НИКОЛАЙ. Не те, не те, не те. Оказывается, как скоро мы переменились... Уж не завести ли полигамию, как у магометан, а то устроить лесбийскую любовь, как на острове у Сафо?!
МИРРА. Зачем такие крайности, Николя?!
НИКОЛАЙ. Хотите эксперимент? Я хорошо знаю и не с лучшей стороны кавалера, который сейчас намерен предложить руку и сердце нашей сестре... Я сейчас зайду туда и расстрою помолвку. Зачем новой женщине семейные оковы?!
МИРРА. Но, Николя!
Николай уходит.
ВОСПИТАТЕЛЬ (диктует). Пиши, Сашенька. "Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, всё отстает и остается позади. Остановился пораженный божьим чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба?"
Через залу ведут старшую сестру, она в слезах.
НАТАЛЬЯ. Зачем он так?! Это жестоко! Он сделал меня несчастной... Я умру...