Лунное затмение. 28 глава

   Лёша выехал на кольцевую дорогу и поехал в сторону Куйлюка, через массив КараСу, через Сорок лет Победы, проехал круг Рохата и минут через десять, подъехал к базару и оставив в машине Рахмона, ушёл. Вернувшись с пакетами, Лёша переда их Рахмону, который с недоумением смотрел на него.
   - Что это, дядя Лёша? - спросил Рахмон.
   - Это Лида просила купить тебе гостинцы домой. Так... ничего особенного... конфеты, печенье, халва и вафли, лепёшки... и всё, - ответил Лёша, сев за руль и выезжая на дорогу.
   Что мог сказать Рахмон? Парень смущённо улыбнулся и лишь поблагодарил и Лёшу, и Лидию Николаевну.
   Лёша подъехал к автовокзалу. Правда, так он назывался ещё издавна, хотя автобусы через перевал не курсировали, были отменены после того, как произошли аварии с рейсовыми автобусами, сорвавшимися в пропасть. Дороги строились заново, расширяясь, чтобы ездить было безопаснее. Хотя, в те годы, в Коканд можно было проехать и через Ленинабад, границы между Узбекистаном и Таджикистаном были открыты, впрочем, как и все границы союзных республик.
   - Спасибо Вам, дядя Лёша. Дальше я сам... может знакомых отца встречу, - выйдя из машины, сказал Рахмон.
   - Послушай, парень... не хотел спрашивать перед Лидой... Ты ведь с моим сыном воевал, верно? - спросил Лёша, с надеждой посмотрев на Рахмона.
   - А Ваш сын... он тоже воевал? - не совсем понимая, чьим отцом является Лёша, спросил Рахмон.
   - Юрка... мой сын... друг Димки, вместе они воевали... он погиб недавно... как это произошло? - спросил Лёша.
   Рахмон не знал, что ответить, ведь о том, как погиб Юрка, он и никто из ребят не знал, кроме капитана Чернышова и Димки. Димка был в коме, капитан Чернышов далеко.
   - Я очень сожалею, дядя Лёша. Юрка был хорошим другом и бойцом. У него и награды были... простите... но о том, как погиб Ваш сын, может рассказать только Димка. Меня там не было, да на войне и не разберёшь, откуда вылетит пуля и какая из них убьёт тебя. Поеду я... вон, друг дяди Батыра стоит, сосед наш. До свидания, - сказал Рахмон и быстро направился к мужчине, в тюбетейке и сером, старом костюме, который стоял, облокотившись о свою машину. Но когда Рахмон подошёл к знакомому, его окликнули.
   - Рахмон! Углим(Сын мой)! - услышал он до боли знакомый голос и тут же обернулся.
   - Дядя Батыр! - крикнул Рахмон, подбегая к тучному мужчине, с залысинами на лбу, с седыми, редкими волосами, круглым лицом и  широкой улыбкой, который стоял с распростёртыми объятиями.
   Мужчина схватил в охапку долговязого, худого племянника и приподнял с земли.
   - Слава Аллаху, ты вернулся живым и здоровым! Мать все глаза выплакала. Где же ты так долго был, сынок? - ставя парня на землю, спросил дядя Батыр.
   - В дороге, дядя, так уж вышло... а Вы скоро отправитесь в Коканд? - спросил Рахмон, зная, что дядя Батыр занимается извозом по маршруту Ташкент-Коканд и обратно.
   - Эээ! Что может быть важнее, сынок? Поехали! Давай, садись, - громогласно воскликнул дядя Батыр, которого, казалось, было очень много.
   Его уважали и побаивались, за прямоту и резкость. Футбольный фанат, он специально приезжал из Коканда в Ташкент, не пропуская ни одного футбольного матча, оставаясь на ночь у своих родственников, часто приезжая с женой и приёмной дочерью.
   К сожалению, Аллах своих детей им не дал, потом, когда и надежда иссякла, дядя Батыр поговорил со своей сестрой Мухаррам, которая, кажется, рожала каждый год, правда, одних девочек, но и сына ей Аллах дал в конце концов. Так вот, слово брата не обсуждалось и не терпело возражений, так уж повелось в этой семье и сестра отдала брату свою дочь Мухаббат. К чести дяди Батыра и его жены Шоисты, нужно сказать, что они просто обожали девочку, потакая всем её  прихотям и капризам, чего, конечно же, она не могла бы получить в семье, где родилась. Там детей было много, а доход... Что ж, речь не о том...
   Сев в машину Волга ГАЗ-21, которую, кажется, знал весь Коканд, дядя Батыр и Рахмон выехали на кольцевую дорогу и проехав Бардонкуль, направились в сторону Ахангарана. Поздняя осень, листья давно опали, оголив деревья, да и поля стояли уныло, в ожидании весны. А когда ехали через Ангрен, Рахмон задремал, несмотря на то, что дядя Батыр всё время громко говорил, рассказывая обо всех и обо всём, кажется и о том, что произошло за эти два года, пока Рахмона не было.
   Через перевал ехали поздним вечером, ближе к ночи, чёрные силуэты огромных гор сурово обступали со всех сторон, бросая пугающие тени на дорогу. Привычная дорога, по которой часто ездили дядя Батыр и его младший брат Рахим, отец Рахмона, казалась, убаюкивала. Прошло почти четыре часа, как проснувшись, Рахмон увидел огромный стенд с надписью... "Кокон шахрига, хуш келибсиз!"
   Наконец, проехав местности Дангара и БешАрык, въехали в город Коканд. У Рахмона приятно сжалось сердце, он так тосковал по родным местам, по своим близким, которых вскоре увидит. В районе Чорсу, дядя Батыр, сделав круг, заехал на улицу Чапаева, где в самом начале улицы была чайхана и с раннего утра здесь сидели старики с махалли и чаёвничали, обсуждая последние новости. Увидев знакомую Волгу ГАЗ-21, старики, приложив руку к груди, закивали головами, здороваясь с дядей Батыром.
   - Ва аляйкум ассалом, уважаемые! Мой племянник вернулся! С войны живой вернулся! - радостно крикнул дядя Батыр, высовываясь из окна машины.
   - Поздравляем! С возвращением! Ваша радость - наша радость, - отвечали старики.
   - Всех ждём в гости, заходите! - крикнул дядя Батыр и проехав буквально метров десять, остановился возле деревянных, старинных, с причудливым узором ворот. Они, как обычно, были открыты. Дядя Батыр въехал во двор, сигналя так, словно невесту привёз.
   Раннее утро, домочадцы в этом доме, где проживали с семьями два родных брата, просыпались рано. Кто-то ставил самовар, кто-то поливал и подметал двор. А тётушка Шахиста бежала на базарчик, где покупала каймак и горячие лепёшки к завтраку и конечно, виноград, дамский пальчик, который продавали до поздней осени.
   Из дома, на сигнал клаксона, выбежала тётушка Хадия, мама Рахмона. Женщина, словно почувствовав, бежала навстречу сыну, который выскочив из машины, крепко обнял мать, а та, от волнения, едва держалась на ногах, повиснув на шее сына. Следом выбежали три сестры и младший брат Рахмона, радостно выкрикивая имя брата и бросаясь обнимать его.
   - Рахмонжон! Сыночек мой! Дождались наконец тебя! Слава Аллаху, живой... живой... - обнимая и целуя сына, говорила тётушка Хадия.
   - Жена? Дай и мне сына обнять. Рахмонжон! Гордость наша! Дай наглядеться на тебя, сынок, - обняв сына и крепко прижимая к себе, произнёс Рахим акя.
   Шумные голоса и веселый смех стоял ещё долго, прямо во дворе поставили столы и скамейки.
    О том, что с войны вернулся Рахмонжон, сын Рахим акя и главное, племянник уважаемого Батыр акя, знала вся улица и все родственники. Новости в городе расходились очень быстро и вскоре двор наполнился людьми, Батыр акя настолько уважали, что без приглашения пришли музыканты и сосед, работавший поваром. В общем, дружно и быстро накрыли столы и приготовили в большом казане плов. Такую радость не могли не разделить близкие и друзья этих братьев, заслуживших уважение всего Коканда.
   Рахмон был очень счастлив в кругу родных и друзей. Народ в Коканде был простым, даже очень простым, гостеприимным и добродушным. Люди разделяли друг с другом и беду, и радость, всегда оказывались рядом. А когда все гости разошлись и остались только несколько стариков, сидевших во дворе, несмотря на прохладу ночи, Рахмон сказал отцу и дяде, что должен вернуться в Ташкент.
   - Ты только приехал, сынок, что значит "должен вернуться в Ташкент"? Ну да, там наши родственники живут, но мать твоя ещё не нарадовалась на тебя, сынок. Куда тебя несёт? - спросил дядя Батыр.
   А когда он говорил, все молчали, так как последнее слово было за ним.
   - Простите меня, дядя Батыр... там друг мой, в госпитале лежит. Он не просыпается... доктор сказал... я слово забыл. Димка его зовут... мама его плачет... жалко её, а он может и не проснуться. Я должен поехать, дядя и быть рядом с ним, когда он глаза, Дай Аллах, откроет, - волнуясь, говорил Рахмон.
   Дядю Батыра побаивались за его крутой нрав, но и уважали, так как в этой семье, он был старшим. Осмелев, Рахмон высказал то, что его беспокоило.
   - Раз такое дело... что ж, день с матерью и родными побудь, послезавтра, на рассвете, вместе в Ташкент поедем, сам тебя отвезу. На друга твоего хочу посмотреть, - сказал дядя Батыр.
   - Спасибо, дядя. Димка храбрый и смелый... ему Героя дали и медаль За отвагу. Я видел его в бою... его друг погиб у него на руках, они с одной улицы, - не зная зачем, говорил Рахмон.
   - Мда... многих ребят забрала эта война. Халима, соседка наша, тоже сына похоронила. Многим привезли цинковые гробы. Эээх! Что делается-то! В мирное время детей хоронить! Каково это матерям, а? - стукнув по хантахте, да так, что перевернулся чайник, разлив на скатерть зелёный чай, воскликнул Батыр акя.
   - Сын Халимы опы, Мурод, что ли? - испуганно воскликнул Рахмон.
   Батыр акя кивнул головой, он знал, что Рахмон и Мурод выросли вместе на одной улице и дружили с детства. Рахмон, опустив голову, до боли сжал кулаки.