Жустина

Нас подняли по тревоге.
По тревоге днём.
Такого никогда ещё не было.
Тревога обычно утром бывает, за час до подъёма.

Чуть больше минуты и ещё сонная рота, с оружием стоит на плацу в ожидании распоряжений. Всё ясно. Надо бежать в парк, заводить машины и быть в готовности ехать куда надо по боевому расчёту.

Но ехать никуда не приходилось, звучал отбой тревоги и мы возвращались в расположение.
А тут днём.
Днём.
С ума что ли сошли?
А может и впрямь американцы напали и война.
Война - это так классно.

От сигнала тревоги до построение прошло чуть не пол часа — не привычно же, что бы днём тревога.
Вышел командир роты, сначала поругал взводных за то что мы не вложились в норматив, потом зачитал приказ.

— Товарищи! Сегодня в празднования годовщины добровольного вхождения Франции в состав Советского союза, французские националисты, решили провести демонстрацию протеста.
Боевая задача - стоять в оцеплении и следить за порядком.
Оружие применять только в крайней необходимости. По людям не стрелять, мы не фашисты, только в воздух, при сопротивлении действовать штыком и прикладом.
Вопросы есть?

Ну какие могут быть вопросы? У матросов нет вопросов.
Французы в натуре оборзели, отказываются говорить по русски и называют нас, освободивших их от ига эксплуататоров, оккупантами. Твари.
Кому нибудь прикладом по французской морде заеду - точно.
Может меня даже наградят - посмертно.
Я представил, как трясусь в поезде, лёжа гробу, в гробу на дембель....
Нет. Посмертно не надо. Лучше пусть так, без награды.

Мы стояли в оцеплении на улице Бонч-Бруевича (Бывшая Бобур), а мимо нас шли сцепившись руками, французские националисты.
И националистки.
Блин, какая тёлка вот эта вот националисточка, вот бы с ней в стог.
Вот бы...
Уже полтора года служу в Париже и ни в одном из увольнений не трахнул ни одну француженку. Приеду домой, рассказать будет нечего.

Демонстрация прошла без происшествий.
Мы возвращались в казармы.
На Набережной, где стоит памятник Ленину, нацики сорвали красный транспарант. "Да здравствует советская Франция, да здравствует дружба народов, да здравствует мир во всём мире"
И повесили свой. "Руски, убирайся домой, у себя строй свою комунизму"

— Убрать - скомандовал ротный и я, приставив автомат к столбу, мигом залез на столб и сорвав вражескую тряпку.
Пока я лазил, рота уже скрылась за поворотом.
-— Где мой автомат?
Я похолодел. Автомата не было.
А из арки вышли французы. Ну всё, теперь мне точно хана.
Французы окружили меня... К счастью среди них была та, что на демонстрации, она схватила руку француза, собирающегося меня ударить.
И что то быстро залопотала на французском.
Французы начали спорить между собой, пока не подрались.

Француженка схватила меня за руку и потянула за собой.
- Пювит, Пювит!

На стенке тикали часы. Пять утра.
Мы лежали с ней на старинной кровати времён Взятия Бастилии и курили. Несказанная нежность.
Какой же это кайф, вот так вот лежать с красивой девушкой прижавшейся головой к твоей груди, с девушкой которая ни слова не понимает на твоём языке, а ты на её. Она что то говорит. Наверное какие то похабства, а может в любви признаётся. В любом случае, очевидно, что ей очень приятно со мной.

Вдруг звонок в дверь.
— Маман. — Засуетилась Жустина - так её звали.
— Бистро, бистро, панталон.
Я мгновенно вскочил и стал искать свои штаны.
Под кроватью. А китель где?
— Где китель?
— Же не понимать. Бистро, Бистро.

Китель, как пьяный висел на комоде. Я быстро оделся и сел в кресло, спрятав под него босые ноги. Казалось, что если её мама увидит мои босые ноги, то сразу же всё поймёт.
Вошла мама. Поздоровалась со мной, очень любезно. Ещё бы. А вдруг зятем стану. Потом мы все втроём завтракали, о чём они говорили между собой я ничего не понимал, но из вежливости улыбался и кивал головой.

Оказалось, что мама работает в отделе парижской милиции дзержинского района, и в тот же день мой автомат был найден, только без патронов и компенсатора.
Я потом сказал ротному, что как мог отбивался от насевших на меня французов и они всё равно взяли меня в плен из которого я бежал.


Мы прощались с Жустей на перроне.
Я жестами обещал ей писать, обязательно писать печатными буквами, что бы она смогла перевести, а она трогала мой дембельский аксельбант и что то быстро говорила по французски,
— Жютэм, жютэм - хрен поймёшь короче.

Поезд тронулся. Жустя махала мне рукой.
И я поехал на дембель.

На гражданке жизнь так быстро закрутилась, что я даже имя француженки забыл.....

Всё собирался написать ей, всё откладывал и откладывал написания письма, а потом и адрес потерял.

Недавно перебирая старые вещи нашёл её адрес.
Писать - не писать?
Я порвал бумажку и выбросил в окно.