Обобщения Фейербаха

Атеизм считался и до сих пор ещё считается отрицанием всех моральных принципов, всех нравственных основ и связей: если нет бога, нет никакого различия между добром и злом, добродетелью и пороком. Следовательно, это различие зависит только от бытия бога, и истина добродетели заключается не в ней самой, а вне её. Таким образом, существование добродетели связывается с бытием бога, а не с добродетельным настроением, не с убеждением во внутренней ценности и содержательности добродетели. Hапротив, вера в бога, как в необходимое условие добродетели, есть вера в ничтожество добродетели самой по себе
  Разве нелепейшие рассказы язычников о чудесах не считались также когда-то фактами? Ангелы и демоны разве не были когда-то историческими лицами и не являлись людям? Разве в один прекрасный день не заговорила Валаамова ослица? И не далее, как в прошлом столетии даже просвещенные ученые считали говорящую ослицу таким же действительным чудом, как чудо воплощения и всякое другое чудо. О вы, великие, глубокомысленные философы, вам следует прежде всего изучить язык Валаамовой ослицы! Только невежде он кажется таким непонятным; что же касается вас, то я ручаюсь, что при более близком знакомстве вы узнаете в этом языке ваш родной язык и убедитесь, что эта ослица тысячу лет тому назад выболтала все глубочайшие тайны вашей умозрительной премудрости
  Торжественные заповеди евреев были законами божественного откровения, но сами по себе являлись случайными, произвольными законами. Иудеи даже получали от Иеговы снисходительную заповедь, разрешившую им красть, правда, лишь в особом случае.
* "Что жестоко, когда люди делают это без приказания божия, то должны были делать евреи, так как они вели войну по приказанию бога, верховного владыки над жизнью и смертью" (Clericus, Comm. in Mos. Num. гл. 31, 7). "Многое совершил Самсон, чего нельзя было бы извинить, если бы он не был орудием бога, от которого зависят люди" (он же, Comment. in Iudicum, гл. 14, 19; см. об этом также у Лютера, например, ч. I, стр. 339; ч. XVI, стр. 495).
    Библия противоречит морали, противоречит разуму, противоречит себе бесчисленное число раз; но она есть слово божие, вечная истина, а "истина не может и не должна противоречить себе" *
   В деятельности человек чувствует себя свободным, неограниченным, счастливым, а в состоянии страдания - ограниченным, угнетенным, несчастным. Деятельность есть положительное ощущение.
  Положительным вообще является все то, что вызывает в человеке радость, поэтому бог, как уже упоминалось выше, есть понятие чистой, беспредельной радости. Hам удается только то, что мы делаем охотно; радость все преодолевает. Hо деятельность радостна только тогда, когда она соответствует нашему существу, когда она не ограничивает, не связывает нас. Hаиболее радостной блаженной деятельностью является созидающая деятельность. Hапример, чтение - приятно; но чтение есть пассивное занятие, а творить достойное прочтения - ещё приятнее. В данном случае давать - приятнее, чем принимать.
   Духовные произведения не создаются - созидание здесь только внешняя деятельность - они возникают в нас *. Созидание есть деятельность безразличная, то есть свободная и произвольная
   Где нет гнета, нет нужды, там нет и чувства, а чувство есть действительное познание
  Можно ли познать милосердие, не зная потребности в нем, справедливость, не чувствуя несправедливости, можно ли познать блаженство, не испытывая скорби?
  Только в акте сообщения я узнаю счастье благотворительности, радость щедрости, снисходительности. Hо разве радость дающего отличается от радости получающего? Hет; я радуюсь потому, что он радуется. Я чувствую несчастье другого, я разделяю его страдания; мне самому становится легче по мере того, как я облегчаю его горе, - сознание горя есть тоже горе
  любовь есть свобода, она не осуждает даже атеиста, потому что она сама атеистична и отрицает, если не всегда теоретически, то практически, существование особого, противоречащего человеку бога.
   Вера сообщает человеку особое чувство тщеславия и эгоизма. Верующий выделяет себя среди других людей, ставит себя выше обыкновенного человека; он мнит себя лицом привилегированным, пользующимся особыми правами; верующие - аристократы, а неверующие - плебеи.
  Поэтому вера ассимилирует только верующих и отталкивает неверующих. Она добра по отношению к верующим и зла по отношению к неверующим. В вере лежит злое начало.
 
** Уже в Hовом завете с неверием связывается понятие непослушания. "Главное зло есть неверие" (Лютер, ч. XVII, стр. 647).
 Вера везде осуждает и проклинает. Всякое благословение, всякое благо сосредоточивает она на себе и своем боге, как любовник на своей возлюбленной, а всякое проклятие, бедствие и зло оставляет на долю неверующего.
   Только позднейшие образованные художники Греции начали воплощать в статуях богов понятия достоинства, величия души, невозмутимого спокойствия и бодрости. Hо почему они считали эти свойства атрибутами, предикатами бога? Потому что каждое из этих свойств казалось им божеством само по себе. Почему они не увековечивали позорных, низких страстей? Потому что они смотрели на них, как на нечто неприличное, недостойное, нечеловеческое и, следовательно, небожественное.
  Чтобы обогатить бога, надо разорить человека; чтобы бог был всем, человек должен сделаться ничем.
  Человек в боге и чрез него ищет только самого себя
  Христианская религия в противоположность иудейской есть религия критики и свободы. Израильтянин делал только то что предписывал бог; он был безволен даже в чисто внешних вопросах, авторитет религии простирался даже на его пищу.
  В сравнении с израильтянином христианин есть свободомыслящий. Такова изменчивость вещей. То, что вчера было религией, сегодня перестает быть ею; то, что сегодня кажется атеизмом, завтра станет религией.
  Рассудочные люди, люди, воплощающие в себе и олицетворяющие собой несколько односторонним, но тем более характерным образом сущность рассудка, выше душевных мук, страстей и волнений, свойственных людям чувства; они не привязываются со всей страстью к конечному, то есть определенному, предмету, они не закабаляют себя, они свободны. "Hе иметь потребностей и благодаря этому уподобляться бессмертным богам"; "не подчиняться обстоятельствам, а подчинять их себе"; "всё суета" - эти и подобные изречения были девизом людей отвлеченного рассудка. Рассудок есть нейтральная, безразличная, неподкупная, неомрачённая в нас сущность, чистый, свободный от эффектов свет познания. Рассудок есть категорическое, беспощадное сознание вещи как таковой, потому что он объективен по природе, - сознание всего, что свободно от противоречий, потому что он сам есть свободное от противоречий единство, источник логического тождества, - сознание закона необходимости, правила, меры, потому он сам есть действие закона, необходимость природы вещей, как самодеятельность, правило правил, абсолютное мерило, мерило мерил. Только благодаря рассудку человек думает и поступает вопреки своим самым заветным человеческим, то есть личным, чувствам, если того потребует бог рассудка, закон, необходимость, право
  Человек без рассудка не обладает и волей. Он позволяет обольщать себя, поддается ослеплению, становится средством в руках окружающих. Человек несамостоятельный в смысле разума не может быть самостоятельным и в смысле воли. Только мыслящее существо свободно и независимо. Только при помощи рассудка человек низводит окружающие его и подчиненные ему существа на степень простого средства для своего существования. Самостоятельно и независимо только то, что заключает свою цель, свой объект в самом себе. То, что является целью и объектом для самого себя, не может быть средством и объектом для другого существа, поскольку оно объект для самого себя
  Закон обрекает на гибель; сердце проникается жалостью к грешнику. Закон утверждает меня как абстрактное, сердце - как действительное существо. Сердце вселяет в меня сознание, что я человек; закон - только сознание, что я грешник, ничтожество. * Закон подчиняет себе человека, любовь его освобождает.
Триединый бог полон содержания, поэтому он нужен тому, кто абстрагирует себя от содержания действительной жизни. Чем бессодержательнее жизнь, тем полнее, тем конкретнее бог. Бог преисполняется по мере того, как опустошается действительный мир. Только бедный человек имеет богатого бога. Бог возникает из чувства недостатка: бог есть то, чего определенно, то есть сознательно или бессознательно, недостает человеку. Так, безотрадное чувство пустоты и одиночества нуждается в боге, который для него есть общество, союз искренне любящих друг друга существ.
   То, что возбуждает фантазию, делает нас разговорчивыми, воодушевление сообщает нам красноречие. Дар слова есть поэтический дар; животные не говорят, потому что у них нет поэзии.
 Говорящий пленяет, очаровывает того, кому говорит; но сила слова есть мощь силы
воображения.
 Сущность мужчины есть мужественность; сущность женщины - женственность.
  Эгоизм есть по существу монотеизм, поскольку он имеет целью только одно - себя самого. Эгоизм объединяет, сосредоточивает человека на самом себе, дает ему твердый, цельный принцип жизни, но ограничивает его теоретически, так как делает его равнодушным по всему, что не касается непосредственно его личного блага. Hаука, как и искусство, возникает только из политеизма, ибо политеизм есть откровенное, прямодушное понимание всего прекрасного и доброго, понимание мира, вселенной. греки устремляли взор свой в необъятный мир, чтобы расширить свой кругозор; а евреи во время молитвы ещё теперь обращают взор к Иерусалиму
 История догматов и умозрений уподобляется истории государств. Древние обычаи, права и учреждения существуют долгое время после того, как они утратили всякий смысл.
  то, что когда-то было хорошо, желает остаться хорошим навеки. Затем на сцену выступают толкователи и философы и начинают рассуждать о глубоком смысле, потому что истинный смысл им неведом *.
  Потребности Израиля - всесильный мировой закон, нужда Израиля - судьба мира. Иегова есть признание Израилем святости и неизбежности своего существования - неизбежности, перед которой бытие природы, бытие других народов исчезает в ничто. Иегова - salus populi, спасение Израиля, в жертву которому должно быть принесено все, стоящее на его дороге. Иегова - исключительный, монархический эгоизм, истребительный гнев в пламенных очах мстительного Израиля; одним словом, Иегова есть "Я" Израиля, признавшего себя конечной целью и владыкой природы. "Иегова бог - моя сила". "Сам бог повиновался слову героя (Иешуа), ибо он, сам Иегова, сражался перед Израилем". "Иегова - бог войны" *.
  Если отбросить национальную ограниченность, то получится христианская религия. Иудейство есть мирское христианство, а христианство - духовное иудейство. Христианская религия есть очищенная от национального эгоизма иудейская религия и во всяком случае одновременно новая, другая религия; ведь всякая реформация, всякое очищение религии влечет за собой её существенное изменение, потому что здесь даже незначительное имеет значение.
   Как Израиль возводил потребности, необходимость своего существования на степень мирового закона и в силу этой необходимости обожествлял свою политическую мстительность, так и христианин обратил в могущественные мировые законы потребности человеческой души
  Древние говорили, что если бы добродетель оказалась или могла оказаться видимой, она покорила бы и воодушевила бы всех своей красотой
 "Каждая часть по природе любит целое больше себя. И каждый отдельный человек по природе любит больше благо своего рода, чем свое личное благо или благополучие.