Книга 8 Атаман Федор Боев

   При царе это было, Михаиле Федоровиче. В междуречье Волги и Яика вдруг появилась большая орда калмыков из Китая и учинила разорение племенам, что проживали на тех территориях. Встревожился царь - государь и решил призвать на помощь проживающих там казачков. Мол, нужно остановить басурман от вторжения вглубь земли русской. Для казачков дело привычное, “а что, подсобим, раз государь обещает простить за их промыслы на море”. Кликнули  клич всем казакам Яика на общий круг сбираться. На круге помыслили о царском указе, пошумел круг да порешил так, что каждый свой городок отстаивать будет, если устоим свою крепость-городок или форпост,  тем самым и пособим разлюбезному государю.
   
   После того как взбудоражилась степь из-за ордынцев, царь велел астраханскому воеводе устремлять внимание на водный торговый путь на реке Волге и море Каспийском. Но воевода лишь только весной да осенью отряжал морскую бусу  для присмотра судов, что шли на море с Волги и в обрат. Эдак долгое время продолжалось.
   
   А тем временем казаки Яика  защищали свои крепости от ордынцев - калмыков и в отместку чинили беспокойства в их кочевьях.
 
   Устроят промеж собой схватку казаки и калмыки, а вслед за тем замирятся, и начнут чинить мирную торговлю между собой.
 
    ” … по реке Яику в урочище Чаган реку, наехали калмыцкие люди … и отогнали - де калмыки у … казаков конские стада. После де того, те воровские казаки в отместку совершили вылазку на улус Дайчин тайши, взяли два двора, … калмыцкие - де люди с теми казаками помирились и торговались (промеж собой). … (потом) покочевали калмыцкие люди вниз по Яику к морю, и на Яицком - де устье (у моря) наехали …  на (других) воровских казаков (в городке в ту пору проживало) с 500 человек, и те - де воровские казаки (отбившись) взяли у алтыульских мурз двор,  … (после)  калмыцкие - де люди с теми казаками помирились …”
 
   Отсюда видно, как дерзкие набеги казаков заставили  калмыков отказаться от покорения казачьих городков.
   
    С другой стороны, отсутствие контроля царской власти на Волге и море давало возможность казакам опять собираться в ватаги и безнаказанно совершать грабежи.

    И был средь яицких казаков вольный атаман по имени Федор Боев. Вот о нем-то далее будет сказ.
   
    Численностью ватага была не так велика, но зато славилась своею сметкой и бесстрашием. Они ночью набрасывались на калмыцкие кочевья и чинили им немало беспокойства, а днем промеж них шла мирная торговля.
   
    После зимы весной на калмыцкий праздник “цаган сар” собралась ватага Боева в "гости" к кочевому стану хана Лоузана, покорителя ногаев. В кочевье съезжалось до пятисот гостей, и пир длился несколько дней. Заканчивался пир любимой забавой хана - продажей лошадей.  Туда-то и прибыла ватага Боева вблизи Узени, где стояли конские табуны, при них же калмыки и жили в кибитках. Все кибитки одинаковые, но одна была белая, и вокруг нее много разных гостей. Все  занимаются тем, что ездовых коней испытывают. Разный собрался люд, и скупщики от государя приехали на праздник, чтобы приобрести коней для войска, все стоят, шумят. Тут же, посередь всего этого незатихающего гула,  на войлоке восседал упитанный чинный калмык в бешмете, подпоясанным кожаным ремнём, на нем подвешен нож в ножнах. Сам бешмет богато обшит орнаментом из серебряных блях, все это говорило, что хозяин здесь он. Голова его была покрыта “краснокисточной” шапкой . Гости таким видом калмыка были удивлены, он сидел словно истукан в степи. Было понятно, что это важный калмык.
   
    Атаман Боев, заметив, что все только и смотрят на восседавшего калмыка, по этому поводу справился у казаков:
   
    - Нешто его вы не знали, энто хан Лоузан сын Урлюка тайши, первый степной коневод и конокрад, его табуны ходят от самой Волги до самого Яика. И сам он, энтот хан, в степи все равно, что “конский – царь”. И еще…, - атаман добавил, - энто его конокрады угоняли от нашего городка табуны лошадей. С той поры как получил отпор, стал дружен с нами. …

   ГОРОДОК  (как это было. …)
   
    После неудачного нападения хан Лоузан осадил городок, через месяц он отошёл от казачьей крепости, поняв, что и осадой его не взять, прихватив казачьи табуны коней. И с той поры его конокрады стали угонять казачьи табуны. Семьи горожан оставались совершенно без всякой лошадиной тяги, если бы их не выручали воровские казаки. Уходя на промысел, они оставляли им своих коней.
   
    Жители городка не знали, как отвадить басурман, иногда ловили одного или двух, наказывали. Но мало что помогало, конокрады так и угоняли коней.
   
    И вот прослышали казаки о вольном атамане Федоре Боеве, днем он с калмыками дружен и торговля меж них процветает.  А  вот как солнце зайдет за горизонт, ватага Боева мстила калмыкам тех хотонов , что днем бесчинствовали на Яике. 
   
    Призвали горожане атамана, рассказали ему про беду.
   
    Подумал атаман, и решил помочь по-своему, и объявил городскому люду, что с конокрадами управится, а за то в благодарность пусть добро дадут и подсобят его казакам избы для жизни построить, чтобы осесть в вашем городке.
   
    С той поры казаки днем мастерили себе избы, а ночью поджидали в засаде конокрадов. И вот, в одну холодную осеннюю ночь  послышался зловещий топот. Подпустив угонщиков  поближе, ватага Федора Боева набросилась на незваных гостей. Те не  ожидали такого поворота. Так что казаки успешно всех повязали.
   
    Учинили им строгий допрос и узнали, что воры эти из орды хана Лоузана, что на Узени стоит и там же продает угнанных коней.
   
    Во мраке ночном прозвучал суровый приговор беспощадного атамана. Приказал он сложить всех воров в куль и в воду.
   
    С той поры казаки Федора Боева зажили в городке. Кони свободно и привольно паслись, к ночи возвращались к родному двору. Более конокрады от городка табуны не угоняли. …

   КАЛМЫКИ.
   
    - Ужели, – спросил  атамана Ануфрий, – эта степь не под нами?
   
    - Нет, – ответил атаман, – под нами. …  Но только нам ее надо отстаивать, потому, что до самого моря либо солончаки, либо птицы в поднебесье вьются, и потому казаку там совсем взять нечего. А вот где трава и вода, – продолжил атаман, – там хан Лоузан и царюет, и у него, говорят, на Узенях, есть свои зайсаны , найоны,  и он ими всеми, как ему надо, повелевает, а они тому рады повиноваться.
   
    Изрекая эти слова, атаман видел, как от табуна отделился один из всадников. Не доехав до хана, он спрыгнул с коня и что-то залопотал. Хан встал, взял кнут на длинном кнутовище и подошёл к коню подъехавшего всадника. А так как хан был знаток коней, то он оценивающе  осмотрел коня. Потом повернулся и сел на кошму, сложив ноги. Конь словно завороженный вздрогнул, сбросив чары “колдуна”, зафыркал и запрял ушами.
   
    Хан кивнул стоявшему рядом с табуном калмыку, тот вмиг прыгнул на первого попавшего ему коня, да и давай его гонять. Сидел он по своему, по калмыцки, коленками жмет, а конь под ним словно птица летит, а потом к холке прижался да как гикнул, так он вместе с песком, словно вихрь умчался в степную даль.
   
    - Ах ты, каурая! -  со сверкающими глазами сказал атаман, - вот это конь!
   
   
    И устремилась душа атамана к коню родной страстью.
   
    Вернулся всадник, конь встал, пыхнул сразу в обе ноздри, и всю усталь сбросил, и больше ни дыхнет, и ни сапнет.
   
    Скупщики тут же стали наперебой торговаться за этот табун коней. Одни перебивали ценой других, все больше и больше нагоняя цену. Кони точно были дивные, спинки как стрелки, ножки легкие, точеные, самые быстрые. Казаки знали цену таким коням, и потому глаз от коней отвесть не могли. Тут царский скупщик такую цену оглашенную предложил, что другие отступили.
   
    Царские скупщики уже хлопали друг друга по плечам и радовались удачной покупке, как вдруг в дали со стороны Узени по степи появился на гнедом коне резвый всадник. Он словно ястреб подлетел, соскочил с коня и бросился прямо в ноги  хану, и говорит:
   
    - Хан, не надо продавать табун, вы же давали слово. ...
   
    - Я передумал, -  ответил хан Лоузан.
   
    - Как  раздумал? – удивился всадник.
   
    - Вот скупщики белого царя больше всех дают денег за этот табун. Так что, зайсан Эвдык, я дам другой табун, там скоро приплод появится, и у вас еще больше коней будет.
   
   Скупщики заволновались, стали еще сулить денег, а хан  сидит, губы сжал, да глаза еще больше сузил, а тут еще всадник летел сломя голову на гривастом коне, еще озорнее того, что первый приехал. Он спрыгнул с коня и встал как столб перед ханом и заговорил:
 
    - Хан, я всем скажу, что этот табун за дочь мою обещал отдать нашему отоку.  …
   
    На все эти передряги в окружении хана и калмыков атаман истолковал казакам:
   
    - Дело здесь зависит от ханского желания, он не первый раз так поступает на ярмарке. Вначале хан пригонит сюда лучшие табуны, распродаст, а уже потом, исполнит обещания. Да он хитрый калмык, смотрит на это да тешится, и еще деньги за то получит. Эту его привычку все знают. Поэтому многие мирятся с его характерным поведением, и вот сейчас мы это видим.
   
    - Какой дивный табун коней!  Очаровываюсь их видом,-  сказал рядом стоящий казак с черной бородой.
   
    - Подлинно диво, Игнатий! Хан, говорят, к ярмарке этот табун самый первый пригнал, и их пасли на поляне особые пастухи.
   
    - Атаман! Бью об заклад, что царские скупщики для перегона в подмогу призовут нас? - сказал Игнатий.
   
    - А что, у них вона в охране стрельцов маловато будет, зараз, полагаю, табун у них отобьют.  - согласился атаман.
   
    Оно так и вышло, скупщики призвали казаков пособить перегнать коней до Астрахани. …

   
    Об этом атамане Федоре Боеве имеется запись в документе Калмыцких дел, сохранившимся в одном из архивов Москвы, датируемая в 1636 году. Некий толмач Афонька, который был послан из Астрахани для ведения переговоров с калмыками, доносил начальству: “При нем же де Офоньке, калмыцкий Датчин тайша прикочевал к реке Яик на урочище Чаган. А на Чагане де в те годы было воровских Яицких казаков с атаманом Федькою Боевым с 700 человек, и Дайчин тайша с теми воровскими казаками торговал, а казаки де покупали у калмыцких людей с 3000 лошадей”.
   
   
    Клонилось к западу; тень от высокого берега Волги легла далеко на воду, и вода тут была темная. Зато дальше и вода и далекий низкий берег, тихо пламенел в желтых лучах прощального солнца. Разница эта здесь и там порождала раздумья. Казаки ехали, расслабившись, и каждому думалось: радостно или грустно - кому как. Кто смотрел дальше, на светлое, кто поближе, в тень. Нет, не одинаково думают люди, даже когда видят одинаково.
   
   - Зачем Егупа-то отпустил? – вдруг спросил Игнатий.
   
   - Отпустил, … а Егупа, - нехотя сказал атаман, отрываясь от мыслей. - А чего?
   
   - На кой отпустил? … - Игнатий жалел, что заговорил. - Почто? Раструбит в городке. …
   
   - Ты не виляй только, а то знаю я тебя, говори, отколь знаешь.
   
   - Если по правде... - Игнатий замолчал, подыскивая слова.
   
   
   - По правде, Игнатий, по правде. Говори, на правду не обижусь.
   
   - Вот ты задумал прощение у государя получить, а вот есть казаки, которые не желают волю свою на ярмо царское менять. Не знаю уж: скажет тебе кто так, нет, а от меня услышь, быть может, сгодится, покумекай. …
   
   - Ну? Вспомни, ведь сбирались все на Яике и решение принимали в том, чтобы помочь государю биться с басурманами, аль нет. …
 
   - Да. … Вот что скажу, до тебя еще старики сказывали, что были такие атаманы, служили государю, да не выслужились.  Всех, кто имел шаткость какую, все одно были казнены по государеву указу, чтобы от таких более не произошло  какого-либо зла. Ты раскинь башкой.
 
   - Раскинул, от ордынцев бьемся, скупщикам царевым пособляем.
 
   - Зачем, скажи на милость?
 
   - Что, рази плохое дело?
   
   Игнатий молчал.
   
   - Подумать только, - продолжал атаман, - расползлись ордынцы по нашей земле - аж вон где! Нигде спасу нет! Скоро на Дон пойдут.
   
   - Что от Руси ордынцев изгонял, государь запамятует, и при случае напомнит о твоей воле, и на реке, и море. … Слово его, как и у хана переменчиво.
   
   - Да мне, мать его в душу. Если у его  только это на уме, как казнить людей за грехи, за которые он же и обещал простить,  какой он мне к дьяволу царь?! – Озлился атаман.
   
   - Ты гляди, какой он верх на Руси забрал! – добавил Игнатий.  - А в какую силу вошел! Стон же стоит кругом от его купцов и воевод, грабют они хуже нашего. Одними судами да волокитой в конец изведут людей. Да поборами. Хуже татар стали! А ты грамоту прощенную решил справить.
   
   - Игнатий, а чего у тебя за всех душа болит-то?
   
   Игнатий долго молчал. Только хотел что-то сказать, как раздался крик:
   
   - Калмыки! Век не видались, в господа бога мать!
   
   И сразу над головами казаков свистнули стрелы, со свистом пролетая мимо казаков падали в воду.
   
   - За холм! - крикнул атаман, - поворачивая коня.
   
   Казаки послушно кинулись за холм.
   
   - Выследили, собаки. Так и знал, – злобно сказал Игнатий.
   
   Стрелы сыпались густо. Несколько стрел угодили в казаков, те, страшно ругаясь, выдергивали их из своего тела.
   
   - Закрывайся, кто чем может! - кричал атаман. - Крутись ужами!
   
   Калмыки окружили казаков в полукольцо. И сидя на конях, пускали стрелы.
   
   - Двигайся! – кричал атаман.  – Коней, коней берегите!..

   Стрелы, долетавшие до казаков, теряли силу, но больно ранили. Много уж казаков было ранено и они со стоном и матерной бранью выдергивали друг у друга калмыцкие стрелы. Всхрапывали и шарахались кони.
   
   - В россыпь! В мах! - коротко, спокойно скомандовал атаман. - Геть!
   
   Казаки понеслись по отлогому холму вниз на калмыков.
   
   - К гриве жмись! — кричал атаман. Он летел несколько впереди, отпустив поводья, левой рукой прикрывая себя и морду коню потником из-под седла.
   
   Калмыки подпустили казаков совсем близко, потом повернули коней и поскакали в степь. Казаки сгоряча увлеклись было погоней за калмыками, но атаман велел отказаться от погони. Он знал их повадку: утомить в степи погоню, измотать и подвести ее  под засаду. Наверняка где-нибудь сидит и  поджидает  сильный отряд калмыков.
   
   - Давай, казаки, за стрельцами и табуном, - велел атаман. - Да потрусим помаленьку в Астрахань, а то, чего доброго. …
   
   Прошло не более часа, кто-то из казаков заметил погоню. Было и так ясно: калмыки, усилившись засадным отрядом, вернулись. …
   
   Атаман Федор Боев вел казаков с правого фланга, стрельцами управлял Игнатий, а государевы скупщики остались присматривать табун.
   
   Калмыки воевали своим излюбленным способом - наскоком. Ударившись о стройные ряды стрельцов, сминали передних, но, видя, что дальше - крепко, не поддается, они рассыпались и откатывались. Игнатий и их сотник опять собирал их, налаживали строй и вели в бой. Атаман хорошо знал боевые качества стрельцов, поэтому отдал к ним лучшего своего есаула Игнатия. Он кричал до хрипоты, собирая стрельцов, он орал, шел при сближении с врагом в первых рядах. Во время очередного наскока от калмыцкой стрелы погиб Игнатий.
   
   Казаки с атаманом стояли насмерть. Они не уступали врагу ни в чем, даже больше: упорней были и искусней в бою.
   
   Атаман был в гуще сражения. Когда погиб Игнатий, встал в первые ряды со стрельцами, и дело наладилось. Калмыки стали их обходить.
   
   - Не валите дуром!.. — кричал атаман стрельцам. — Слышите?!
   
   -  Ой, батька! Слышим!
   
   - Батька! — закричали от казаков. — Давай к нам! У нас веселея!..
   
   - Счас!.. Маленько натешусь.
   
   - Не забывайтесь, чертяки! Глядите на батьку вон!.. Сердце радуется.
   
   Так случилось, что атаман забылся и оказался один среди калмыков.  А когда понял, стал атаман крутиться с саблей, пробиваясь назад.
   
   Один калмык прыгнул на атамана сзади, и сбил его с коня, тут же подскочили другие калмыки, заарканили и потащили его в степь.
   
   Казаки услышали крик атамана, стали пробиваться к нему. И поспели. …
   
   Калмыки, уходя в степь, заманивали казаков, неожиданно поднялся степной ураган, и стало как-то тревожно. Поднялась пыль, небо нахмурилось, сквозь поднявшуюся пыль медленно наступила черная тень. Словно змей, сверкнула молния, грянул гром, а стрелы, словно молнии, пронизывали темноту, унося казачьи жизни. Вдруг все стихло, и пошел сильный проливной дождь. …



         Бус - остроносые, круглодонные суда с одним или двумя парусами грузоподъемностью до 200 тонн, изготовлявшиеся в XVI—XVII веках в Астрахани ...

         Шапка ушанка с красной шелковой кисточкой.

         Хотон это улус или аул и т.д.

         Зайсан – (потомок служилых людей) Древний титул обозначает владетеля хотона или отока (род).
 
         Найон – (князь, господин) сословие богатых и знатных калмыков.

         Оток -  улус состоял из нескольких родов




      Литература:
1.  Н.М.Карамзин. История государства Российского.
2.  М.С. Соловьев.  История Российского государства.               
3.  И.И.Железнов. Уральцы. Очерки быта Уральских казаков.
4.  А.Б.Карпов. Уральцы. Исторический очерк.
5.  Л.Добрынин. О. Белугин. Прикаспийские степи.
6.  А.Г.Трегубов. От Гугни до Толстова.
7.  А.З.Курлапов. Походы и служба Яицких-Уральских казаков.
8.  В.Ф.Курохтин. Уральское (Яицкое) казачье войско.
9.  Н.Г.Чесноков. Город малиновых зорь.


           http://proza.ru/2020/08/21/661