Гладиолусы!

Гладиолусы!
( В. Исаков)
Моему брату - Курешу посвящается.

 Афган. «Вертушка» (вертолет) зависла над землей, раскидывая громадными  лопастями  вокруг себя коричневую пыль, забивающая  рот и слепящая  глаза. Для  моих трехсотых она была спасением. Вторая замерла в воздухе прикрывая нашу   посадку  на борт, отгоняя огнем совсем  «оборзевших»  от своей  наглости  «духов».
 Мы  с Шамилем прикрывали  погрузку раненых и  двух  своих групп на борт: уходили  из этого района, выполнив задачу.  Борт  для  эвакуации  вызвали  намного  раньше и тут  непруха: на  нас  случайно вышли «духи», пришлось принять встречный бой.    Погрузка уже  почти закончилась, как   вскрикнул Шамиль и  рухнул кубарем на  землю.  Фонтанчики   земли  от пуль пробежали  почти  рядом  с  моими носками  трофейных  берц (армейские ботинки):  наши - то очень тяжелые и неудобные в  работе.  Бросился, что есть силы к  Шамилю.  Взвалил  его на  плечи, обмякшего от ранения  и,  перебежкой   до борта, прикрывая Шамиля  спиной.  Кинул его  на борт в  протянутые руки бойцов,  как почувствовал  сильный  режущий  удар.  Боль  пронзила  спину и добила вторым  попаданием  в плечо.  От  тупых   пронизывающих болью ран обмякла рука, а я  еще по инерции хотел  придержать «карамультук»  (автомат), но рука обвисла плетью.  Опять  «духовский» снайпер  - собака. Уже несколько раз  чувствовал его взгляд каким - то шестым  чувством, но уходил.  Умело гаденыш работает, поймал  меня  таки и решил  поиздеваться:  сделать крест!Крест  это, стрельба  по местам, как  прибивали Христа к  кресту. Они ненавидели  нас-шурави.  Метил вражья  рожа  чумазая.  И на этот раз  не вышло!   Если   встретимся, урою  гада!  Вертушка  оторвалась от поверхности, помню лишь, как   сержант  выскочил  навстречу  и   меня  борова  под  сто десять  килограмм    приподнял   на борт за руки.     Бойцы затащили внутрь,  аккуратно  положив меня на  металлический пол.     Замутило  резко, голова  закружилась,  и глаза  заволокло туманом.  Потянулся  было за обезболивающим,хотел   вколоться  в  бедро, но  ноги с какой - то стати  к  удивлению стали ватными и,  я упал в черноту  в без сознание.
     Очнулся от прикосновения  руки. Разлепил  ресницы.  Поразило  аж до смеха   увиденное.  Мои кисти  рук, лежащие на  белоснежной  простыне   были   черны от солнца  и въевшейся  грязи от металла, контраст был еще тот, как антрацит  на снегу!  Захотелось  их протереть, а то неудобно  и  желательно  бы спиртом.  Взглядом  окинул  окружающее  пространство.   Но боль  спицей  залезла  в плечо, и стало ковыряться    в нем!  Постарался  пошевелиться, но она  не задумываясь загнала сталь  спицы  глубже и отдалась  резкой ломотой в спине.   Постарался  засмеяться,  вдруг  враг  рядом,  не гоже  показывать  боль.  Но тут  услышал знакомый  голос.
- Володь, потерпи!
Это был  Шамиль.
 Молоденькая  медсестра  с ярко   накрашенными губами  появилась в моем  секторе обстрела, весело   защебетала.
- Вы  теперь   товарищ  старший лейтенант   стали кровным   братом  старшего лейтенанта  Дадаева!
-Он  вам  дал  свою кровь, у Вас  группа  и резус  совпадают.   
    Попросил  Шамиля  распекшими  губами    прекратить  этот воробьиных  треск   над ухом:  не люблю,  когда  женщина  вмешивается  в  разговор   мужчин.
Сестра развернулась к выходу и,  в порыве   обиды  хлопнув  громко  дверью,   выбежала  из  палаты, а  я только смог  шевельнуть  рукой,  хотел пожать руку   Шамилю.
 Он    успокоил, положил   свою сухую ладонь  мне на  кисть.
   Я  промямлил.
- Брат! Ты, как?!  Заштопали?!   
- Молчи!  Ты  счастливчик Володя, пуля  прошла  еще бы  2 сантиметра ниже,  мы бы сейчас  не братались.   Спасибо тебе   брат за меня:  прикрыл! Я твой  брат  с  этого  дня  по крови  по  закону  гор и по  совести. Твои  враги мои  враги!Твои  радости, мои радости.
-  Шамиль, а может  спиртом,  продезинфицируем  горло, чтобы не было  ангины!? А?
Я ещё  мог шутить, а если шутил, значит  вылезу.
Тут  у меня  палата  стала  почему - то перемещаться  по плоскости  влево.  Услышал только   крик  Шамиля
- Сестра срочно!
Шамиля  выписали  раньше  меня.  Я  оклемался и встал  в строй  через полтора месяца!         
   Заставил  себя ходить по асфальтовым дорожкам  в госпитальных  тапках без задников с клюшкой по периметру  забора. Ходил  по   крашенной  зеленой  краской  траве( приезжал  командующий), а  мне так  надо было в строй.  А еще  эта  пшенка  на обед и  постоянная  капуста в столовой  на ужин, достали. А по ночам  не спал, "ностальжи"  по  батальону  обуяла.  ГОСПОДИ!   Как  мне  хотелось в нашу  батальонную баню:  смыть с себя этот  больничный  едкий госпитальный    запах. Затосковал!   
   На выписке  из госпиталя у  самых дверей  меня встретил  Шамиль. Отвез на служебном "уазике"  в часть. Я  отказался  от отпуска в Союз, да и к кому  мне было ехать: рота же мой  дом?!    По поводу  моего  возвращения  домой  в командирской  палатке накрыли стол. Шамиль   принес   маленький бочонок  вина,  дед  ему прислал  с оказией  именно  для меня.  С бочонком  из прозрачного пакета  достал письмо, оно было  написано на чеченском  языке: дед  не знал русский.
  Шамиль медленно переводил каждую  строку, все  слушали затаив  дыхание. А дед  писал: «Володя,  мой мальчик!  Это вино тебе надо принимать каждое  утро, да! Пей по одному  стакану,  оно лучше  всякого  лекарства.  После  него ты   скоро  совсем  поправишься и забегаешь на своих  ногах.  Я  тебе  обещаю  мой  мальчик, да!  У  меня  было три внука, да!  Теперь  появился  четвертый!
Я жду  тебя в  гости, приезжай, да. У  нас  горный воздух  лечит да,  вода  лечит да,  горы  лечат да, вино  лечит да, фрукты  лечат да, наше  солнце тоже лечит, да! Тепло рук бабушки Мадины лучше всех лечит! Мы тебя встретим да, всем  аулом, как героя, ты воин Володя! Наши воины  гордятся  тобой.  Прими  от  всей души  это терпкое  вино  теперь  и твоей  РОДИНЫ! Спасибо за  моего  любимого  внука! Твой  дед Тимур».
 Я  попросил  Шамиля  еще  два раза  перечитать  для меня это короткое письмо  теперь уже и  моего деда.  Взял  листок, ставший мне  подарком в серой  моей  жизни, сложил  в  целлофановый пакет,сунул  его во  внутренний  карман "полёвки" ближе  к  сердцу.
   Странно, но было ощущение, что  письмо МОЕГО  деда   грело  сердце.  От    сигаретного дыма  заполнившего всю палатку   или  от,    чего – то  там  глубоко  засвербевшего   в  груди   слегка  покраснели и повлажнели глаза.     Мы  подняли  бокалы  с красным  вином   за  нашего с Шамилем   дедушку,за  бабушку, за   отца, за  маму, за братьев и за двух сестренок.  Увы,  мне поднять бокал такого  вкусного  вина  было не за кого из родных.  Там далеко  в северных  лесах  осталась лишь жить мачеха, но за нее   даже  бокал  с уксусом  не подниму.   С Шамилем мы с тех пор стали  родными!  Были   братьями  по оружию, теперь к этому  званию  прибавилось  братья   по крови.
  Прошло  время, я каждый  отпуск  был у Шамиля  дома в ауле, помогал.   А  в первый наш приезд  уважаемые  люди  - седые  старцы  встретили нас  с Шамилем перед аулом и с почетом, во главе  всех  жителей   аула  проводили  в дом к деду  Тимуру.  Дед  Тимур встречал  нас  у  металлических покрашенных  зеленой  краской  ворот  дома. На воротах  была  нанесена белой  краской арабская  вязь. А  убеленные  сединой  старики  воины позволили  вести  беседу  с нами, как  с  равными.   И   неслыханная   честь для нас сидеть в их присутствии.  А руки  бабушки Мадины   на самом  деле  успокаивали.  Мы, как -  то разгружали заготовленное  сено для  домашних животных  и с разрешения  деда  Тимура  с Шамилем  разделись: было жарко. Тут мы  услышали молитвенный  шепот  бабушки, повернули головы   в  ее  сторону.   Увидели, как она,  растерявшись от увиденного,  села  на скамеечку и беззвучно  плакала:  она смотрела  на наши   шрамы. Бабушка  Мадина  вечером  перед  сном  долго  гладила  меня и Шамиля  по волосам, как  маленьких   малышей, прижав  к себе  наши вихрастые    головы, а  мы  как слепые щенки жались к ее добрым  сухим  ладошкам.
 А  потом она  долго  расспрашивала  о Брежневе,  о его семье. Задавала вопросы: «Сколько  лет   его внукам и почему  его зятья, сыновья  не воют  в  Афганистане?!».
 А дедушка вечерами за ужином  с вином  всегда   мне подкладывал самый  лучшие  кусочки  мяса, как  самому  любимому  младшему  внуку.  Шамиль потом  смеялся,  тихонько завидуя: «Вот  я был  самым  любимым внуком,  а теперь ты!». Я  стал  членом  большой семьи! В одночасье  я стал  внуком, сыном, братом.  У меня появились  уверенные  в своей силе и правоте старшие братья, две красавицы  сестры и это все  родные,  а,  сколько  ещё двоюродных! Горы, вино, фрукты, вода и простая  еда  сделали свое дело, я стал  не ходить за Шамилем по горам, а бегать иногда даже  обгонять Шамиля.   За это    ненанна - бабушка  Мадина   с  ненада  - дедушкой Тимуром   прозвали меня  ЗІе, телеграмм - телеграммой!
 Но служба  есть служба.  Мы  служили  рядом  и  шли по карьерной лестнице   с Шамилем   уверенно. НО!
 Время  смуты  накрыло Россию.    Все  стали самостоятельными,  каждому    первому  секретарю  горкома  партии  захотелось  быть президентом своей  области и все  надеялись  пожать руку  президенту « америкосов».   
Наш  полк  расформировывали по  приказу   самого  лучшего  немца  года,  рекламирующий сейчас  чемоданы в Англии, жить  ему  долгую  жизнь лет до ста двадцати  в  ненависти  своего  народа.
Вечер.  Мы сидели в штабе  плечо к плечу с седыми офицерами.  Молча   пили  водку  и курили. Мы   расходились   все по своим  республикам.  Тягостное  было  это прощание.
  Встал командир полка  и сказал   единственный тост: «Товарищи офицеры,  давайте выпьем за то, чтобы   не встретиться   по разные  стороны!».  Мудр был  наш полковник!
Ему   на прощание   наши девушки - связистки  подарили  охапку  гладиолусов, она  одиноко увядая  лежала  тоскливо    на  табурете.   Шамиль,  перехватив  мой  взгляд   на  букет, стал  рассказывать   притчу   полушепотом.
  Жили  два брата  гладиатора.   Были  они великими  мастерами  боя.  И тут  императору  пришла  вольность  объявить бой на выживание:  на арене  останется  один самый лучший  гладиатор.  За это он  дарует ему  статус  гражданина  империи.  Бой  будет  насмерть. Бой начался  и  из большого количества  гладиаторов  собранных  здесь,   осталось   в живых двое, те два  брата. Им приказали  продолжать бой, остаться в живых должен только  один.  И смерть пришла  к одному  из братьев.  Брат,  ставший самым  лучшим, встал  на колени  и  вонзил  себе в сердце   стальной   короткий меч.  Страшен был  грех  братоубийства!  Их похоронили  в одной  могиле.  На  могиле  на  следующий  год по весне  выросли необыкновенные   цветы.  Жители  города   назвали их гладиолусами  в честь тех  двух  братьев  гладиаторов.
   Мы  с братом  Шамилем разъезжались по разным гарнизонам. Сидели  молча  в   его служебной   квартире  и курили  рядом плечо к плечу.  Водка  томилась  в  станах: мы прощались.  Он получил  предписание убыть  на Кавказ,  я  получил  предписание убыть на Север.  Мы поклялись не пропадать и писать  хоть  раз в  месяц друг другу. С Севера  бабушке с дедушкой  и уважаемым  людям выслал  пимы (как валенки только  из  шкуры оленя) для их больных ног.  Посылал   посылки с копченой  олениной, вяленой рыбой наших рек, вареньем  из  морошки, черники, голубики: пусть угостят  всех в ауле. Высылал  много  березового сока  с изюмом в бутылках, наш  квас  черный.  Высылая   посылки с  гостинцами,  представлял, как  будет  приятно  получать эти посылки моей  бабушке  и  дедушке  и, как  бабушка будет  угощать    малышей   аула   незнакомыми  ягодами.  Когда  представлял, автоматически  клал  руку  на  сердце,   в  кармане над ним  всегда лежал  листок - письмо деда Тимура.
Время  шло,  служба тоже. Письма   от Шамиля  и  моих  родственников приходили  постоянно, но потом  все реже  и реже.  А потом  пришло сообщение, что  адресаты  выбыли  в неизвестном  направлении.  Так  мы  потерялись.
 Пришла  первая  чеченская  война.  Меня   вызвали  в штаб полка  с приказом  на  убытие    в Чечню.  Я наотрез отказался!
   Полковник  не приказал   прибыть  к нему, а сам  пригласил  меня. Зашел в кабинет, после очередного отказа  он   в сердцах кулаком  ударил по столу, столешница  стола  аж  прогнулась.
- Ты посмотри   майор  на пополнение, им же только  девок  на танцах тискать, а   не воевать.  Они же там  пропадут все,  я  не хочу  писать  письма  их матерям. Кто  кроме  нас?!  Жалко  пацанов!
   Он был  прав.  Я  сел  на стул возле  стола командира и угрюмо  молчал: думал.  У меня  ведь там мой  дед, отец, братья, сестры.   Как я могу  идти против них!?  А  тут  пацаны, у которых молоко  на  губах  не обсохло.  Пропадут. Я согласился  только  из – за этих пацанов, я себе  не прощу  их смерть.  Не  спал  несколько  ночей.
Свою  разведроту   гонял   денно и нощно. Гонял  в дождь, в жару  без  всяких снисхождений, с  внезапными подъемами  и  марш-бросками по полной  выкладке: время дали очень короткое на подготовку.    Приклад  автомата по заднице   поднимал  даже  очень сильно  хитрых,  и очень уставших.   
Патронов  не жалел и, одному  олуху с  большими  звездами на погонах  по поводу   расхода  боеприпасов  выдал в запале.
- Бери   товарррррищ полковник   этих  желторотых  и веди  их в бой  сам, только  письма покаянные  будешь писать  лично  их матерям.
  Мне  так хотелось  плюнуть  ему  в  его холеную  рожу  украшенную  мягким   загаром.
     Я  не жалел слов!  Полкан стал что - то   мычать в ответ внеразумутельное.  Тогда я  попросил  его убыть со мной  в  Чечню,  мотивируя тем, что    зачем  ему  вечерняя  Москва?!  Зачем ему   красивый китель, шитый  на заказ  в хорошем  столичном ателье!? Тельник  на плечи, полевку  на поверх,  разгрузку   на себя, карамультук    на шею и айда со мной.  Экономист в погонах  стал багровым, запоминал меня, но  перечить не стал.  Побоялся, что его сын,  служивший  у нас в штабе  писарем,  поедет со мной   отдыхать  на  Кавказ.
    Опыт  Афгана  помогал  на Кавказе.   Моя  разведрота   работала  хорошо,  доставали серьезную информацию,  почти  не вступая  в боевой  контакт. Я приказывал  перед выходами  избегать  боестолкновений.  Мои бойцы  перемещались тенями   в  лесах и горах.  В  боевой  работе  стал  применять тактику  противника: работали  по - отделено.
В тот  день  я  был  с  первым  взводом   в глубоком  тылу у противника,перемещались  между  их  формированиями иногда  ползли  ужами.   
  Мы   выполнили задачу передав серьезную  информацию,   и уже было собрались  возвращаться, как  радист  услышал   по случайно  брошенному в эфире  слову  противника, что  нашу рацию  запеленговали.  Вот уроды- молодцы  вычислили район  нашего  пребывания.  Они работали умело и оперативно, за короткий  срок  обложили взвод со всех сторон.  Утренний  туман  стелился  по горам  белым одеялом, «вертушки» не вызовешь.   Кто был в горах,  знает,  какой бывает  молочный туман.  Да  уж,  слишком  серьезную информацию  мы выдали в  эфир своим.  А код  передачи они  раскололи.  Нам решили отомстить:  взять живыми.  Я видел по  грамотным действиям  умелую  руку   командира- профи.   Работал он  умело и грамотно.   Обкладывал нас, как  волков   красными   флажками по периметру.  Мы    угрем выскальзывали  из  его  рук,  неожиданно  обходили засады, мозг  у меня  и ноги  работали  на износ.  И первой  задачей  сейчас    была  задача  сохранить своих  бойцов для  мам.

 У  меня были  грамотные   сержанты,  приказал им  по отделено  просочиться  сквозь кольцо  оцепление.  В эфире  пошло подавление нашей  рации.  Умело  работал командир противника, очень умело, я  ему мысленно аплодировал  громко.     Отдал  приказ  сержантам  убыть   по отделенно и предупредить  командование   о  сосредоточение  формирований противника.    Сам  с двумя  бойцами  стал   перемещаться  и маневрировать  на пространстве,  иногда  слегка  нарушая  тишину намеренно.  Мне надо  тянуть резину этого бесконечного  времени и отвлечь на себя  противника.   Выстрелов не слышал, значит,  мои выскользнули,  даром удары  прикладом  по задницам не прошли, ха-ха-ха!  Теперь моя  очередь выбираться.   Используя  складки местности стали  выходить, как вдруг  увидел сигнальную  ракету  красного  огня  в нашу сторону.  Опять непруха! Нас   взяли в кольцо.  В    тишине горного утра,  прозвучал   русская  речь  с кавказским  акцентом.
 - Рюсский, да!    Вам  не выйти да,но откроем  проход.
Я ответил  со смехом в голосе.
- УЬЙРЕ ДИКА ХУЬЛДА ШУН! Добрый день всем! Привет  маджахеты!  Ха-ха-ха!
- Рюсский да!  Сам откюда   знаешь  наш язык?! А?
 - Не твое дело!
 - Ваши  условия  прохода!?  Я буду говорить только с ВОККХА СТАГ (уважаемым  человеком).
Они  явно были в замешательстве, а мне  надо тянуть, тянуть время. Надо было  дать время на выход моим  мальчикам.
-  Мы   Вас  русские,  обложили  и можем  выпустить, слабо на ножах потягаться  рюсский!? А!? Победишь  военный, твои люди  уйдут,  нет,  возьмем живыми или мертвыми, как баранов резать будем  живьем. Ха-ха- ха!Мама  есть?!
Вслед  этому,  голос  засмеялся и, судя  по  гортанному смеху вокруг  нас у них  было  достаточно  бойцов.
- Хорошо,   уважаемый!  Я принимаю Ваши условия, если это язык  воина, а не  простой  трёп  ЙОККХА СТАГ (уважаемой женщины).
В ответ услышал русский  мат,ха -ха- ха!  Задел!  Ну,  тут по знанию  мата мне  не было  равных во  всем полку, когда - то  в мирное  время  пацаном после  железнодорожного  ПТУ  проходил  практику  по мату  в депо  среди старых машинистов - паровозников.  Ответил так, что  самому  понравилось,  там  тоже оценили мое  умение  изъяснять  свою мысль  доступным  языком и образно  в течение  минуты.
Приказал  пацанам   лежать тихо.
Взял свой  старый нож с хорошей  балансировкой. Снял разгрузку, положил «карамультук»  на землю рядом с бойцами  и с  ножом в кистях на больших  пальцах  поднятых  рук,  вышел на лесную просеку.   
На встречу  вышел  бородатый  с большим животом в отличном камуфляже   «бедуин».   Встали  друг перед другом. Это был  афганец, кого, кого, а я  их сразу  вычислял.
Тут  он посмотрел  на меня и, с ухмылкой   кинул в лицо на корявом  русском.
-  Это ты,  шайтан  молодой  шурави – лис?  Я за тобой  охотился, а  ты уходил  от моей  винтовки, чуял   собака! А ты постарел!
   Сука! Я, не отвечая  ублюдку  молча  кинул  ложный  выпад  в ногу  левой  рукой с ножом и тут же перехватив   нож другой  рукой, с  махом по рукоятку   вбил под низ  "броника" в его могучую животину. С  сухим  треском  провернул  лезвие и выдернул обратно и, правой пяткой берца кинул  в его чумазую челюсть.
 И тут  решил  подстраховаться  пес плешивый: не снял броник.  Хитро- мудрый! Это тебе не в спину  стрелять Ё!
Опустился  на  одно  колено рядом с  лежащим стонущему  во все горло  товарищу. Заглянув  в   его  выпученные  глаза  наполненные страхом смерти,    и выпалил в его сломанную челюсть.
- Я же  говорил  тебе, что урою басурмана еще тогда в  Афгане, гадзила сраный! Извини, что   повременил с ответом.
 Снайпер   захрипел и уставился   стеклянными глазами  в  наше   голубое небо. На стороне противника наступило молчание.
Тут  на  просеку  вышел  другой  товарищ в  камуфляже. Я  стоял, как вкопанный, что – то знакомое было в  его походке.
- Русский,  я буду с тобой  драться!
Он посмотрел мне в глаза.
 - А твои пусть уходят, мы - люди гор умеем держать слово.
Через секунду отдал приказ.
- Уходите  бойцы!  Отдай  команду своим  людям  командир.
Я отдал команду и повторил  бойцам  два  раза, пришлось  даже гаркнуть. Бойцы тенями  исчезли.  Мои приказы выполнялись всегда  бегом и беспрекословно.   Чеченцы выпустили  их  и окружили  меня  с  их командиром плотным  кольцом.
- Какое число сегодня Володя!? - ТАХАНА МУЬЛХА ДЕ ДУ Володя!?
Я автоматически ответил: « ТАХАНА  двадцать седьмое!».
Передо мной  стоял   мой брат  Шамиль!  Мой родной  братишка Шамиль, которого я искал столько лет! Вот, кто был  командиром  этого  соединения, почему сразу - то не дошло?! Пусть пропадет эта война! Пусть будет  проклят род до седьмого  колена того, кто затеял  эту  войну!
Шамиль сказал.
- Дахаран некъаш! Дороги судьбы! Они неисповедимы, как пути АЛЛАХА! Как  Вашего ГОСПОДА!
- Я тебя  узнал в  эфире   по-твоему  позывному  Володя!  А  помнишь, двадцать седьмого числа  я тебя  встречал  в госпитале много лет назад?!
- Володя, зная  тебя, даже  не предлагаю  остаться  с нами, не прошу, хоть ты мой  брат.  Для тебя  присяга была  всегда не пустыми словами в  отличие  от   Ваших  генералов! Похоже, ты  своих  решил   сберечь пацанов, и поэтому   пришел к  нам в  горы, я  наводил о тебе  справки. Знаю даже, что ты не хотел сюда  на эту   войну, отказывался  неоднократно.  Разведка  работает  хорошо, сообщили!
Вздохнул.
- Наши с  тобой  погибли все  под  бомбежкой, АЛЛАХ  взял  их.  Мы с тобой  остались сиротами   Володя!
У меня  защемило в груди, сердце  упало.
-  АЛЛАХ  салкасын  Шамиль!
Почему- по по татарски  ответил я.
- Я дал  время  твоим    группам  уйти  Володя,  я же знал,  с кем  воюю. И эти доберутся до своих, оставил  маленький проход  в кольце!
Я ответил.
- Будем  драться  ваша - брат! Нас  в этой жизни ничего теперь  уже не сдерживает, мы оба с тобой  одни, как  полынь на грядке.
   Мы  обнялись на удивление его личному составу. И пошли работать. Он был  всегда  лучше  меня  в ножевом  бою.  Но тут я на автомате поймал его на  встречном выпаде.
Нож вошел, как в масло  плоским  лезвием  меж ребер в сердце. Шамиль  на мгновение  посмотрел на меня, улыбнулся  от боли.
Я подхватил его на руки и заорал разрывая легкие, завыл предсмертным боевым воем  смертельно раненного волка на все горы: «Шамиль! ВАША  -  БРАТ!».
 С осторожность  боясь, что ему будет больно положил его на траву, ладонь   на  остекленевшие  глаза. Закрыл глаза ваша, смотрящие вдаль на горы. Стащил с себя «полевку», подложил  ему под голову, чтобы было удобно  лежать, кольцо его бойцов  молчало.
ГОСПОДИ! Я совершил страшный грех! Встал на колени лицом на восток.
- Ваша – братик прости меня! ГОСПОДЬ,и ТЫ прости меня!
Пробубнил.
- Я совершил самый страшный грех в своей жизни!
 Обвел  взглядом далекие снежные  вершины гор. Посмотрел на  поднимающиеся  из – за  гор красно - солнышко.
Вдохнув  лечебный горный  воздух,взял нож за рукоятку двумя  ладонями. Молча  на выдохе, вогнал его надежный клинок себе в сердце.

На небесах меня встретила  МОЯ семья! Дед Тимур обнимал меня,а бабушка Мадина  гладила по плечу. За ней стояли улыбаясь отец, мама, старшие братья с двумя  сестренками красавицами и  Шамиль! Я был среди своих, в  своей семьей! Были вместе, и я  был во второй раз счастлив, и уже навсегда!
Меня и Шамиля похоронили вместе в  одной  могиле его бойцы.  Для  него  привели  муллу, чтобы  прочитал молитву над ним, а для  меня  доставили с уважением  батюшку  из храма. Через год на нашей  могиле  выросли странные  цветы для  здешних мест. Далеко, далеко в  моем  заснеженной  крае,  эти  цветы   называют   гладиолусами!

   А ЗЯТЬЯ, БРАТЬЯ, ДЕТИ И ВНУКИ ТЕХ, КТО ЗАТЕЯЛ ЭТУ ВОЙНУ ТАК И НЕ ПРИНИМАЛИ УЧАСТИЕ В БРАТОУБИЙСТВЕННОЙ ВОЙНЕ: ЗАЧЕМ ИМ  ВОЙНА?! ОНИ ЖЕ  ЖИВУТ В АНГЛИИ...
 

© Copyright: Владимир Исаков, 2012
Свидетельство о публикации №212081900562