Физик-физик, где ты

(Юбилейно-послеюбилейные впечатления и изумления бывшего фэмэшовского учителя
физкультуры.)

 …Так, боремся немножко с энтропией!..
/ Математик-любитель из Хайфы /

    Вот и накатил-налетел бешеный – Юбилей. Пол-века!.. Бешено наполненный искрящейся энергией полувековой дороги к познанию… Дороги к познанию с достижением знания… «в одном флаконе»…
    Начало зимы, снег, метель, «дубак» -- всё, как положено. Огромное, неописуемо помпезное новое строение Университета. Оно внутри больше, чем снаружи. Это внутреннее пространство заполнено толпой учёных мужей и жён всех возрастов. И всё, и всё здесь вширь и ввысь, состоит из искрящейся энергии всевозрастной покорности любви к познанию и Знанию. От энергии этой любви содрогается и искрится юбилейное пространство. – Торжество тотальной эротики проникновения в «вежество»!
    Там и тут столики-киоски, где красавицы-грызуницы гранитов наук раздают юбилейные сувенирные комплекты регистрируемым участникам торжества. А им ассистируют красавцы-грызуны тех же гранитов. И они, и все, и все – прекрасно лучезарны. А торжество разгорается и горит. И ослепительно сияние умности бесчисленных глаз и сверкание «семи-законных-пядей-лбов» бортовых компьютеров («башка», называется); и сколько же, сколько прекрасных светлых лиц! «Учёный Ум», «Зелёный Шум» -- все вместе и во всей красе. Все возрасты. Покорные любви – к наукам. Это ж сколько умов наплодил Интернат! Ну, -- за полвека-то. А и мы, первоначинатели, зажигальщики фантастического Очага Разума, тоже молодцы. А вон кругом кругами ходят-бродят «лоб до лысины раздвинувшие, бородами обросшие»… -- Наши!
    А приглашают в зал уже. Потянулись. Но тянутся медленно-медленно, ощущение, что среда пространства обитания этой торжественной великолепной толпы столь плотно заполнена энергией вдохновения достижения торжества Знания (искрящейся, дрожащей, гудящей энергией!), что эта сияющелицая толпа не может сдвинуться с места… -- Такая ноосфера организовалась!

    Рассаживают. Нам, первым бывшим, распорядители указывают места рядом со сценой. Впереди. Проходим. Но там уже другие распорядители, властные и плотно уверенные в непререкаемости своей властности. – «Сюда нельзя. Никуда нельзя… Здесь академики должны сидеть. Их ждут! Вам – нет…» -- Ладно… Нельзя – нельзя, нет – нет…
    …Забавная тема выскочила: академики и учителя академиков. Кто – кому? («Дорогу уступает тот, у кого помеха…» «Преимущества имеет тот, кто не признаёт помех!..») Какие у Судьбы правила движенья -- отношения к бывшим? К тем, кто учил академиков, лечил академиков. Будущих. Отношение этих к тем и между… Кстати, среди бывших учителей будущих академиков тоже академиков немало… И который академик – академик, а… -- «Кто есть академик, кто есть просто кучер или это здесь одно?..» / Ария Вральмана из мюзикла «Недоросль», Ю. Ким. /
    Однако, пока ворочались эти этические размышления и неповоротливо ворочались первоначинатели-реликты, освободить академиковы места чтобы, непререкаемые академические распорядители «смылились», аннигилировали, как не было их, и бывшие учившие-лечившие не успели уступить, застряли на своих к сцене близких позициях… А на сцене!.. – На сцену стали выходить великие. И рассказывать про Интернат.
    Первым вышел высший начальник «Заведенья, Что На Горке В Отдаленье», Университета, то есть, и стал рассказывать прекрасную историю прекрасного Явления в мировой, наверное, науке и культуре – про Интернат рассказывать стал. В своём рассказе он сделал упор и акцент на идее зачатия и на самом зачатии этого чудесного учебного заведения. Это было в начале 60-х прошлого века. Величайшие научные умы страны (и Мира, конечно, были они умами!) стали ходить к высшим властным начальникам страны (а, считай, и Мира даже тоже) с проектом создания новой школы с новой программой. Проектом своим они обосновывали необходимость устроительства специального питомника научных гениев со специальной гениальной учебной программой – оружейной необходимостью. (!!!) Вот так, простенько и со вкусом. Не какая-нибудь там наука-разнаука, а фундаментальное продолжение молодыми дела великолепного поколения наших могучих учёных -- учёного военного дела. Выращивать «новых» для продолжения дела «могучих». -- Чтоб военная мощь страны не ослабла. Чтоб было кому оборонку гнать… Великие властных убеждали. Убедили. Властные поддержали. И у нас открылся Интернат. «В Филейной части Белокаменной…». «Спец-интернат №18 Мосгороно при МГУ»… Знаменитый «Колмогоровский ФМШ»… «Спец-Республика»… «Лицей»… Потом, потом, теперь… уже и название поменялось… -- СУНЦ теперь название Спец-Республики, ФМШ нашего. Кажется так.
    Ну и дальше подробности разные житий великих светил-учителей Интерната и его, всего Интерната, бытия. История… Которую знают, знают многие, и… -- так приятно и прекрасно заново её выслушивать и узнавать.
    И -- вот ведь вот (!), новые следующие ораторы – высокие начальники науки, -- выходя на сцену, тоже рассказывали-перерассказывали историю Интерната и тоже делали упор и акцент именно на военно-научной целесообразности и необходимости устроительства нашего Интерната (Спец-Республики, Лицея…). Ну как сговорились они, один-в-один – про «Это»… Все!
    О-па-па-а!.. А мы, значит, -- Спец-Республика, Лицей… -- каким, оказывается, бомбовым грузом отягощали мы Мирозданье, -- выращивая «зелёных шумных человечков» -- фундаменталистов науки для войны?!.
    А я? Чего вдруг изумляюсь? – С луны я что ль свалился? Не знал?.. – Знал. Знал – не думал. Знание того, что всё про всё у нас для войны, оно у нас – абсолютно. У всех и всех. Всегда и завсегда. С эмбрионального состояния, с молоком, воздухом («в воздухе пахнет грозой») и дальше с младых ногтей до не младых, если повезёт; а о невезении что ж думать-то. (На «Острове Невезения» -то.) -- И я – тоже, туда же. Нормально. Нормально!..
    Нормально…
    Но тут, тут на торжестве, наверное, наверное, -- тут восторженность торжества неожиданно сказалась… на осознавании «нормального» заново. И ещё, наверное, дозировка информации об этой тотальной «нормальности»… Но главное, главное в моём изумлении, это наверняка, извращённость моего собственного восприятия нормальных простых явлений. Эта-то извращённость моих же восприятий меня и привела к изумлениям по поводу нормальных простых явлений…
    Какая такая «извращённость»?

                ……………………………………………………………………

    Поясню рассказом эпизода… Который будет отступлением от темы «Юбилея»…
      
    …Этот эпизод уже после «Трёх Кубиков» «Спец-Республики» случился, но тоже давным-давно. Я тогда уже в самом «Заведенье, Что На Горке В Отдаленье» работал, в МГУ. Физкультуру тоже преподавал и тренировал университетских горнолыжников…
    …Начало мая. А каждый московский горнолыжник знает – ну, тогда-то знал обязательно – станция Турист, Парамоново, Парамоновский овраг. На его северном склоне, в лесу снег лежит до поздней весны. Широкие прогалины, переменный рельеф, есть круто и очень круто, и есть поположе. А снега… -- царство снега: много его и он плотный, леденистый – спортивный. Гоняем, ставим трассы, ходим трассы. Солнце царит над снегом и шпарит. – Лучезарный мир!..
    И вот возвращаемся. Семь километров до станции пешком с лыжами, с экипировкой, с древками для трасс. Тащим. Потом электричка, потом метро. В метро народ глядит на нас с изумлением: лето уж на улице! И – лыжи… А один малый в вагоне метро без изумления нас разглядывает. А с улыбкой доброжелательной, а также с пытливой въедливостью. Что-то интересует его в нас. А мы – освещаем и согреваем пространство общественного транспорта сиянием собственных морд, пришпаренных весенним надснежным солнцем. А парень этот, молодой мужчина, и красавец при том (красавец, каких не бывает) он смотрит всё на меня. А я ему улыбаюсь, -- а как же. Учтиво. И он тогда, подойдя ко мне, показывает на мои лыжи и спрашивает учтиво … А лыжи мы без чехлов тогда возили зачастую, так что видно, что за лыжи, и лыжики-то наши завсегда очень-очень – «не очень», а, наоборот, совсем-совсем так себе. – И красавец этот, -- очень он хорошо изысканно одет, партикулярно, не спортивно – спрашивает, показывая на крепления, которые стоят на моих лыжах: что, мол, за марка этих креплений? Спрашивает ясным русским языком, но ясно, что это не его язык. А мне при этом заранее ясен его интерес. -- К всенародному нашему секрету: крепления эти – копия австрийских креплений, изготавливаются у нас без лицензии. (И какое счастье, что взялись у нас отливать-клепать эти крепления – первые наши автоматические крепления, потом окажется – последние! Они по качеству «автоматизма» ни в какое сравнение с австрийским оригиналом, -- не открываются, не закрываются, но если бы их не было, -- чем лыжи к ботинкам прикреплять?!.) И ну и что? С лицензированием ты со своим дурацким: наши люди за рубежи державы не выезжают не то, что с лыжным инвентарём, а и …никак не выезжают… Ну и выкуси западный красавчик, что… -- не знаю, что… Но это я про себя.  Это я молчу и молча улыбаюсь. Учтиво. 
    А и правда, красив мужик; киношным не дотянуть. И улыбается мне, как и улыбался. И, понимающе (про крепления) кивая, приглашает придти на выставку: их лыжная фирма (американская!) представляет свой стенд на открывающейся здесь в Москве большой выставке…
    Иду на выставку с утра. Один иду: «двоечники» ж учатся… Лучезарный день поздней весны. Народ кипит вокруг огромных павильонов-ангаров выставки. А меня – не пускают. Кордон мордоворотов. Уверенных в абсолюте своей непререкаемости. А я – пру. Они: «Стой! Туда нельзя, никуда нельзя… Спец-пропуска… Выставка для…  Спец-контингент…» -- Ничего себе, контингентик, народу невпроворот. Толпы! Правда, тоже всё номенклатурные спец-мордовороты… Мой вдохновенный напор: «Я приглашён! Я…я…» -- оставляет их непререкаемо бездушными, но когда я говорю «Лыжи!», -- изумление парализует их непреклонность. Проход открыт. Я на выставке…

    Выставка…
    …Какие лыжи! – Оружие! Оружие!.. В огромных пространствах выставки – на стенах, на стендах и просто везде и везде висят, стоят, лежат и целятся, целятся стреляльно-убивальные устройства. Оружие. (Выставка – выставка оружия! Международная…) Перехватило дух. И я внезапно-вдруг чувствую себя мишенью для всего этого великолепия. Ощущаю себя тем, для кого оно предназначено. Всем телом и существом. Физиологически. Клеточный уровень, молекулярный!.. А оружие-то точно -- изумительное, лучшее со всего Мира. Ничего в этом не понимаю, но – искристая плотная энергия праздника торжества перевода в тёмное небытиё того, чему довелось оказаться в лучезарности жизни. Сверкающая красота убийства. Выставка охотничьего оружия. Всё для нормального отдыха нормальных людей. А я, вот, почувствовал себя дичью…
     Ну, -- от неожиданности!.. От праздничности… И, конечно, -- мои личные причуды восприятия. «Физручьи». Я ведь по части тела. У меня ж своя «физика». И вот, результат -- испорченность собственного моего восприятия нормальных явлений. Извращённость. А извращённость эта от развращённости физической культурой и спортом, где тело и душа, где прекрасная душа реализует себя посредством тщательно подготавливаемого и подготовленного (а изначально Всевышним данного) тела. А другого инструмента реализации души в жизни нет. Кроме тела-то. (Нет в жизни жизни кроме жизни!) И тут – «Пиф-паф! – и вы покойники…» И столько-столько-столько инструмента для этого «пиф-пафа»…
    А должен был бы чувствовать себя нормально… Мы ж все привычно нормально себя чувствуем. Пока живы-то… И знаем, знаем: «Весь мир – театр. Все мы в нём – актёры. Не так ли?!.» Мир, театр, сцены, декорации, стены, по стенам ружья развешены. Много. Ружья-ружья-ружья. Стреляют-стеляют-стреляют. Должны стрелять. В нужных-ненужных актах. По законам нашего театра-жизни-жизни-театра. «Пиф-паф! – И вы покойники…» Театр – театр военных действий. А других декораций, сцен, стен нет. Нет у нас другого Мира. (Театра.) Этот только. С расстрельными стенками… Нормально?

    Анекдот: «Уважаемые пассажиры, вы можете расстегнуть привязные ремни. Наше воздушное судно находится на высоте десять с половиной тысяч метров. Вы являетесь участниками экспериментального полёта, который осуществляется в отсутствии пилотов. В нашем самолёте лётчиков нет. Самолётом управляют только автоматы. Полёт проходит нормально… нормально… нормально… нормаль…»
 
    А выставка – великолепна. И её пространство забито не только бездушным материальным, хотя и прекрасным-распрекрасным, таким, что невообразимо воображение будоражит,  -- нет-нет, кругом ещё сияющий видео-ряд: повсюду вверху и внизу -- кино, стенды радостно показывают праздник жизни оружия. -- Как славно живёт оружие, превращая живое в никакое. Нормальная весёлая сказка!
    Не только огнестрелы здесь представлены. Вот луки со стрелами. Стрела со стальным наконечником-ланцетом пробивает слона и валит наповал. Про это светят здесь экраны. Вот уже только оперение, хвост стрелы (стрела метр-сорок) торчит из бока огромного зверя и он валится в траву…
 
    …А лыжи здесь всё-таки были. Среди праздника смерти – гигантского убивального цеха -- как раз позади слонового с луками стенда притулился, как каморка-избушка, стенд лыжной фирмы, ради которой я сюда и рвался. Стенд этот и оформлен был, как интерьер горной хижины. Укрывшейся от всего всякого. – Лыжи, лыжи, лыжи. И тот, из метро, интервьюер -- красавец раскрасивый здесь был. И ещё красавицы неописуемые и красавцы. Такой, значит, у них персонал. И крутилось кино про тотальный праздник лыжной жизни. Захватывало дух… А штука в том, что эта лыжная фирма, у стенда которой я здесь оказался, она дочерняя или филиал огромной оружейной фирмы – мирового монстра. Очень хорошие лыжи делает. Ну и оказалась тоже тут -- на выставке оружия.
    А других лыж на выставке не было.
    Я на стенде на этом торчал и торчал. Красавицы и красавцы были со мной любезны. Кино, которое здесь крутили, я видел как ценнейший для себя методический материал. Смотрел его и смотрел. У нас-то никакого методического материала не достать было. Пытался выпросить киноплёнки (для своих, крутить чтобы), чтобы после окончания выставки красавцы мне их подарили. – Не обломилось. И ничего не обломилось мне от этих фирмачей. Надоел я им… Ничего не поимел, кроме впечатлений (зверь-дичь-мишень, зажатая в прицелах и оптических осях стволов, -- всем телом, всем существом зажатие это чувствует). Получил впечатления-ощущения, рассказывая теперь о которых, пытаюсь объяснить происхождение извращённости личного моего понимания всеобщей «правды жизни»…
    Но, ребята! И девчата… Ну, правда же… -- Кроме тела-то у нас – никаких инструментов для жизни! И, кроме жизни, нет жизни!..

            …………………………………………………………………………………..            

    А уже сцена уходила и ушла из-под ног научного начальства, и уже затаптывали её новые юные «зелёные шумовики» и «шумовки». Взахлёб рассказывали про своё. Про СУНЦ, который – не ФМШ.
    Песни новые здесь написали (так, песенки), нас забыли. Наверняка… Кино ещё про себя показали. Лучезарные весенние окрестности Трёх Кубиков, трава, цветы, листья, лица. Сияющие лучезарно… В рассказах новых «зелёных» про себя поразило залихватски-фамильярное обращение с аббревиатурой «СУНЦ». Шумовки и шумовики склоняли её. В хвост и в гриву. – «У нас в СУНЦе» -- Ударение на «Е». – «СУНЦом, СУНЦу, СУНеЦ…». – У нас бы тогда бы, во времена ФМШ, -- в голову никому не могло придти непочтительно отнестись к названию нашего Лицея. – Пиитет!.. «Фэ-мэ-ша» -- звучало гордо. Заслуженное почитание – «Фэ-мэ-ша!..». Ну, учеников, бывало, называли «фэмэшата». А как называть теперешних? – «Сунцята»?..
    Лингвистические ужимки новых зелёношумовых с их СУНЦом не оставили равнодушным и Юлия Черсаныча. И со сцены в своём выступлении он тактично предложил экспромт:
                От членкора до юнца
                Обитатели СУНЦа
                В юбилейные минуты
                Заняты одной заботой,
                Не послать ли им гонца
                По окрестностям КунцА
                За бутылочкой винца!
    …Не так, но как-то так (это со слуха)… -- Янца-дрица-гоп-ца-ца…
      
    Восторженные скажут: «Они – другие. Они –новые. Независимые, смелые!..» -- Скаредные скажут: «Новые-другие – не смелые, не независимые вовсе – невоспитанные.» …Скунсята…
 
    И торжественно-вдохновенно звучит стародавеий гимн Интерната: «Привет тебе, о ФМШ!..», и возвышенно-торжественно звучит Гаудеамус… -- «… незыблем Вечный Храм Университета. Слава тем, кто в нём высок, кто плетёт ему венок вечного расцвета!..»

               
    А уже по рядам первых-бывших учителей-учеников команда звучит: «Уходим!»… Потянулись выходить. На парковку перед новым университетским корпусом. Метель. Морозный снег заносит, занёс сугробами автомобили и всё вокруг… «По машинам!» …Стали рассаживать, кто к кому, кому с кем ехать… А неплохие автомобильчики у наших. Даже и очень хорошие. Хорошо! – Значит не прозябают…
    А это мы поехали-приехали в район старых заповедных переулков Столицы. Здесь во дворе старинного дома, в подвалах – ресторанное заведение. Переходы и комнаты-залы изысканно загримированы под университетскость 19 века. Герцен. Обстановка делает атмосферу пространства. А мы – нас многое множество – заполнили всё пространство. И все – университетские. Юбилейные-полувековые. Хорошо расселись, и, не сразу, но, аккуратно разгоняясь, «пошла ходуном ресторация»… Хорошо пировано, пито и пето.
    И было дело – глядеть друг на друга и переходить из зала в зал, от стола к столу, рассматривать и узнавать друг друга. Что не просто. – Время сравняло всех в возрасте и сделало всех «б/у». Добротно сделало. Но песни, песни, песни – отгоняли время и всё, что во времени. И было весёлое, доброе, разумное. Вечное. То, что сеялось тогда.

    Разглядывание и разговоры позволяли предположить, что ребята наши и девчата востребованы социумом и им оценены. Не прозябли, а процвели. Кстати, из бесед: не где попало процвели – в науке. (Как прекрасно-то – в науке!) -- В оружейной науке, -- если процвели. Такая картинка вырисовывалась…

    …Бэушные до неузнаваемости, но – узнаются. А этот… – как после вчерашнего урока физкультуры. Такой, какой и был. Нечаянный шахматист в баскетболе. Вот будто только что построились, разбиться на команды чтобы, чтобы играть. И этот -- скромно и тоже в строй, стеснительно сутулясь… Вот, как вчера. Не изменился. Но теперь не сутулился. Статный теперь. Может быть, ему не чужда стала культура тела и польза от этой не чуждости сказалась на его облике? Может быть (себе пытаюсь льстить), насаждавшийся нами в Интернате спортивно-физкультурный «разврат» привёл его к этой не-чуждости… Но – хорош!
    Беседуем мило. И -- мило съезжаем на тему гибрида «наука-оборонка».
Он – «Ну что вы, ну какая уж оборонка. Наука и наука. Работа и работа наша. Работа, как работа. Наука, как наука. Нормально… Да и уж – оборонка у нас! Нам бы отмахнуться только…»
Я -- «Ну уж и махаемся. Мир дрожит.»
Он -- «Ну уж и не так уж… -- И уж и так это и на то ж оно и то!..»
 
    …А и пелось, прекрасно пелось. Много. Разное -- наше… «Бушующие моря», «…дорога далека», «…что-то в духе учрежденья для цыплят»… И величаво торжественный гимн в будущее и воспоминание о неизбывном нашем житии «…в Филейной части Белокаменной…»
    Этот мир придуман нами (и мной, да, тоже…), мир разумного, доброго, вечного, может быть даже. В нём всегда «из пункта «А» в пункт «В» едет велосипедист Петя…», здесь всегда весна!..

               
    «Процвели…» Нет, конечно, нет, -- не меркантильные мотивы, не золотой телец правят бал на нивах науки и в её гранитных каменоломнях. – Страсть! Страстное желание работать свою работу, делать дело жизни, ощущаемое как более важное, чем сама жизнь. А как делать дело-то, если любимая наша Цивилизация – «Цивилизация-камикадзе-некрофил» оплачивает только собственные похороны?!. И для них, для пышных, вся и работа. А работу работать – хочется. Страсть как.
               
    Ну ладно, ладно! Может быть, пусть, пускай! Все так, всегда так, с незапамятных древних времён. Вон этот тогда – «если тело не всплывает, значит оно утонуло» -- как уж жёг корабли неприятеля, нечему и всплывать было… Варвар-легионер его зарубил: было, чем рубануть, -- а чего сидит, на песке рисует… И никто потом догадаться не может, что он там на песке рисовал, как он там что уничтожал, а то сейчас уж как бы жгли-то…
    А и жгут. Современные. – И! -- только бы «изделие» сработало. И вся и забота. А там – трава не расти. Она и не растёт – много где, где наука успешна… Вот, те величайшие умники – ну вот те, кто продолжателей своих дел готовить тогда давно задумали, для чего у нас открыли Интернат-то – у них-то дела какие?.. Раз как-то, было дело, -- такое «дело» делали и сделали, что обоснованно предполагали, что если оно жахнет, то всё вещество Земли перейдёт в «жах-кондицию» и… общий привет. Сильно опасались. Но начальство приказало жахать. Потому что, -- «Кузькина мать». Её показать надо. -- Начальству надо. Своему начальству надо показать не-своему начальству «Кузькину мамть». И жахнули. И -- не то, чтобы обошлось, но пока всё же есть ещё где продолжать работать любимые работы. Они и продолжаются. В том же направлении.

    Вот улицы Столицы, названные именами великих современных академиков… Это же всё оружейные учёные. Можно сказать, «шестёрки» «мокрушников», -- если на любимом современном государственном языке, на «фене». (Умники для девиантов!)… Есть маленькое исключение, ну, может быть, три имени среди «толпы» высших умников – академики, посвятившие жизнь делу обратному – спасению погибающих. – Медики они, то есть… Есть.

     Ничего-ничего-ничего! Все так, всегда так. Нормально… нормально… нормально…
    …Златая цепь, …учёный, …ходит по цепи… -- Радость «шарашек», -- подаренное начальством счастье работать сокровенную работу.

               
    Юбилейные впечатления суммируются и совокупляются и наводят на мысли («…Всё мысли, мысли, мысли…»), на мысли – об ответственности умников. И умниц. Об ответственности за всё…

              ……………………………………………………………………………….

    Ну, да, да – то, что написал выше и то, про что буду стараться написать дальше, это всё про совесть и ответственность умных людей. Только и именно про это!

               ………………………………………………………………………………..
 
    …Учёный – «по цепи кругом» или не по цепи, или сам по себе, ходит, не ходит ли, или не кругом вовсе -- занят лишь поисками оргазма озарения. Как художник-поэт. И никто не судья ему, лишь – Всевышний… Или и Он – нет? Тоже не судья? – А?!.

    …Дядечка, вот, симпатичный, выступал по ТВ. Сам академик и начальник академиков. Так вот прямо и говорил: дело учёного – поиск, изучение, исследование, открытие, изобретение… -- Будет открытие, будет и изобретение!.. – А уж как будет использовано его, учёного, изобретение, не его, учёного, дело. А уж ответственности за то, как будет использовано его открытие-изобретение, он нести не может и не должен никак. И уж вовсе никак не его учёного ума дело -- нос совать в дела начальства, которое решает, как что и кого использовать!.. – Так просто открыто правду-матку народу выложил…
    Сам-то хорошо и молодо выглядел, обаятельный академик-дядечка.

    Это как это? -- То, что зачиналось ещё в девственном «зелёном шуме», в высотах духа Спец-Республики, Лицея, и выросло, и сделалось потом «учёным умом» и жизнью, и выродило дитя, детище сокровенного откровения, которое учёному и жизни собственной важнее, и… это возлюбленное своё дитя – начальству. Нате, ешьте. А под каким соусом, не моего учёного ума дело… -- Ага?!.

                Среди садов на СУНЦепёке
                В расцвете листьев и цветов
                Народ зелёный, шумный, новый,
                Венков плетеньем увлечённый,
                Учёный, умный, бестолковый,
                На всё готов.
                Всегда готов!..

               
    «…Как оступившийся минёр / Всё в ре-минор да в ре-минор…» / Александр Галич /…
    …И «физручёк»… С мечтой о ре-мажор. Страстной мечтой. Трудной мечтой…

                  

     Так… Отступление от Юбилея… Опять отступление. 
    …Уже вдали от Трёх Кубиков и в давние времена… В долгие времена…
    …Эти времена длились до относительно недавних. Период их был долгий. И не был связан никак с Тремя Кубиками, а связан был с фигурным катанием на коньках, есть спорт такой. – Посчастливилось тоже вот…
    Получилось так. – Моя первая-главная специализация в спорте – прыжки на лыжах с трамплина и лыжное двоеборье. Двоеборье от «чистых» прыжков отличается тем, что здесь два вида в одном спорте, в одном зачёте. Двоеборцы в соревнованиях сначала прыгают, потом бегут лыжную гонку. Результат – совокупность успешности в двух видах. Получается, что прыжки у двоеборцев те же самые, что у «чистых» прыгунов, и гонка такая же, как у «чистых» гонщиков. А в прыжках двоеборцы вместе и наравне с прыгунами на тех же трамплинах, и на тренировках, и на соревнованиях. Но кто-то больше склонен специализироваться в «чистых» прыжках (и прыгуны гонку не бегают), а кто-то в двоеборье. А, в общем, одна шайка-лейка. Я склонялся к двоеборью…     Из-за травм спортивная карьера в так называемом «большом спорте» у меня оборвалась (допрыгался), на трамплины я выходить не мог, а оказаться вне спорта ужасно не хотелось. И тут Людмила увлекла-вовлекла меня в фигурное катание. – Неожиданно обнаружилось самодеятельное и абсолютно любительское сообщество, где занимались спортивными танцами на коньках. Влились в него. (Танцы – одна из дисциплин фигурного катания.) Неожиданно спорт здесь оказался очень серьёзным: тренировки, соревнования. А публика (контингент занимающихся) разных возрастов, и это обычный работающий или учащийся народ. Но относились к спорту здесь очень серьёзно, вкладывая в занятия, в тренировки, в подготовку спортивную весь возможный свой жизненный ресурс. И вот среди этой вдохновенной толпы мы очутились. А готовили-тренировали нас лучшие тренеры страны по спортивным танцам, которые были и основоположниками этого вида фигурного катания, мировые корифеи. Они душу отводили на вдохновенном энтузиазме нашего отношения к спорту. – Так иногда объясняли они то, что возятся с нами столь тщательно и блестяще. И спортивный уровень в этом нашем сообществе был высок, что необычайно трудно для настоящих чистых любителей. Такие вот профессиональствующие любители…
    Вот так вот жили мы годы и годы тесной дружной стаей, встречаясь на льду по нескольку раз в неделю зимой и летом постоянно. Сплетаясь судьбами, но, в основном, спортивными, -- не очень много знали мы друг о друге «в миру». Хотя и тут, в неспортивной жизни своих спортивных друзей-знакомых приходилось тоже и участвовать, и помогать: дети, дела-заботы, всё такое.
    Средь нас был совершенный красавец, один из лучших наших катальщиков и лучший партнёр. В танцевальной среде феномен партнёрства царствует и бесчинствует, а партнёр (мужчина) – фетиш. Все наши лучшие партнёрши мечтали с ним кататься и бывали одариваемы исполнением мечты. Смена партнёрства в нашей толпе вполне была возможна, так как цели высших спортивных достижений ставиться у нас не могли: при любом, достигаемом нами уровне катания, -- мы же всё же совершенные любители. Сочетаем спорт с реальной жизнью. Но спорта в жизни у нас много. И вместе мы тоже – помногу.
    А с ним, с этим «лучшим из наших партнёром», у нас случилась дружба. (Посчастливилось!) Сначала знакомство – часто вместе возвращались с катков. Потом, да, дети, дела-заботы, всё такое; детьми, значит, уже дружили. А о работе друг друга почти не говорили, да и много не наговоришь дорогой, особенно в метро. Он-то о ней, о работе о своей, не говорил вовсе. Но однажды заговорил… -- «Да вы не представляете, что такое настоящая научная работа! Это… ни с чем не сравнимая прекрасная страсть. Это… захватывает того, кто делает такую работу, так, что работник такой, не то что не контролирует вокруг и в мире происходящего, -- для него окружающего мира не существует вовсе. И его самого, работающего, не существует, -- только работа. Она только и есть. Остального попросту нет… Неодолимый сладостный азарт -- заниматься научными исследованиями и изобретениями. Никаких других жизненных ориентиров. Захватывающий азарт. Такой, что и никакая филосфия, нравственность, мораль -- не неуместны, не несовместимы с ним – невозможны! – Нет их…» -- «А ответственность интеллигента за всё, способность к проявлению ответственности за судьбы Мира, Мирозданья?..» -- «Да вы поймите! Я работаю в стальной комнате…» -- «…Секретность?» -- «И она… Экранирование от всего… И в этом, защищённом от всего, пространстве я нахожусь, я нахожу… высочайшие откровения, я воспаряю… Учёный – художник открытия. И он не может им не быть. И он не может быть за это ответственным. Потому, что он -- такой, другой, не как другие, -- и может быть только таким!.. Конечно, он не перед кем ни в чём не может быть виноват. И никому он неподсуден…»
    …Этот прекрасный, красивый, всегда молодой человек, он рано ушёл из прекрасной нашей жизни. Умер. Наши поговаривали, что уход его – следствие заболевания, возникшего в результате травмы, а травма – результат падения на льду… У нас каталась одна девица, и тоже из лучших наших партнёрш, но имела свойство «ронять» партнёров. В танцах позиции партнёров тесные, очень, поэтому, важна их скатанность. А он в тот период катался не с ней, но вот она уговорила его её прокатить. И грохнула. А он – идеальный партнёр – поддерживает и оберегает партнёршу (а он и в жизни всех оберегал и поддерживал); и в падении он её оберегает, -- и сам, в результате, падает не лучшим образом…

    …Но я-то предполагаю, что в его уходе из жизни могла быть виновата и «стальная комната»…

               
    …Физик Макс Борн в своих ненаучных писаниях утверждал, что учёный ответственен за всё, что делает и сделает. Так же, как любой житель Земли.

                 

    Случались ли случаи закрытия открытий? (Понятно, могут быть события неизвестные: открыл – закрыл, никто не узнал, было – не было…)
    Тут ведь что ещё может быть, -- художнику признания хочется. (Какое закрытие?!)  А если художник (а учёный – в высшей степени художник!) ещё и безответственный? А и ответственный – хочется же быть востребованным!..

                ……………………………………………………………………………

    (Легенда заведений быстрого общепита: изобретатель изобрёл бумажные колбаски для порций сахара. В колбаске сахар. Питающийся разрывает бумажку и высыпает из неё сахар себе в кофе или в чай… Питающийся-то как сахар высыпает? – Он ставит колбаску вертикально, постукивает по ней, чтобы сахар осел, а кончик колбаски освободился, отрывает кончик, высыпает сахар – не сахаринки не потерялось. А изобретатель-то изобретал, чтобы питающийся лихо ломал колбаску в её середине пополам над своим кофе-чаем, и сахар – ух!.. Узнав, что изобретение востребовано, но признано толпой не так, как изобреталось, изобретатель… -- покончил с собой!.. Такую легенду любят рассказывать некоторые весёлые посетители заведений быстрого питания.)
    («Боцманские шуточки» такие…)
   
    Но вот – великий Никола Тесла. Сто лет назад. Наизобретал гору сверхмощного. Прикинул: народы до мощностей таких мечтами не доросли, враз испортят Мир напрочь с такими, изобретёнными им, усилителями своих мечтаний. А уж начальники-то народов вовсе опасные ребята. Ну и похерил открытия-изобретения свои. Те, что сверхмощные. Такова о нём легенда. Сто лет догадаться не могут, что у него там было. Другое всякое, конечно, придумывают. Для усиления мечтаний народов и начальников народов, -- какие б не были мечты.

    Я близко знал математика. – Сделал открытие в прикладной математике, смекнул, что это «на раз» уйдёт военным, не захотел, -- похерил…
    Кто-то, может быть, знает о других случаях на эту тему. Тема интересная…

              ………………………………………………………………………….

    А известны ли случаи участия учёных в организации жизни общества? На уровне государств? Человечества, Мира?..
    …Уже в недавнее время рассказали мне давний слух… (есть товарищи, которые знают всё, чего другие не знают, знать не могут; -- а может эти товарищи и взаправду, знают, что говорят), рассказано мне было доверительно, что в те давние времена, когда ректором любимейшего в Мире Университета был его лучший за все времена ректор, ходили закрытые слухи про то, что в высшем властном аппарате страны были замыслы быстро поставить его во главе Академии Наук, а потом сразу вскоре – во главе Государства… -- Восторга не хватит вообразить, каких прекрасных судеб могла бы ожидать Страна!.. Мир… (Потому как наша страна очень и очень определяет жизнь Планеты.)
    …Не привелось. Не посчастливилось. Погиб наш ректор.


    …«Вернадский свято верил в то, что со временем у власти будут находиться учёные, и благодаря развитию человечества в мире будет установлена диктатура разума.»


    Понятно ли, о чём пытается толковать «физрук», пытаясь не быть занудным; а у него не получается? – О том, что умники и умницы устраняются и устранены от управления бытиём на Земле. А рулят другие… Совсем другие… А «физруку», наивному, обидно. И не то, чтобы пытается он навесить ответственность за всё и всё на умниц с умниками, но… -- Предлагает, однако, подумать о «навешивании»...
    Понятно?! Или – как?..


    …Спортивное ориентирование! – Знаете такой спорт? Там надо носиться по дебрям дикой местности наперегонки со временем и непрерывно ориентируясь по карте и на местности. А теперь представьте, что по такой дикомани надо носиться на мотоцикле. Ориентируясь-носясь среди лесов, болот, оврагов-буераков. – Мото-ориентирование, называется. Автору посчастливилось заниматься этим спортом самым серьёзным образом и даже оказаться среди сильнейших мото-ориентировщиков страны.
    Давно это было.
    А вот сейчас понесло автора – наподобие того ориентирования – носиться по бездорожью размышлений о судьбах Цивилизации. В изумлении от её, Цивилизации, девиантных метаний. И размышлений о роли и должности для умных и очень умных в этой цивилизационной катавасии.

     Ой! А дальше пойдут не-лирические отступления-маневры про то, что пора уж умницам и умникам браться за ум. Брать на себя ответственность за всё. – Кому ж ещё за всё отвечать? Таково уж жизненное предназначение тех, кто умён.
    И вот, вокруг этой умной ответственности – маневры-отступления… А потом вдруг и наступления даже.

                …………………………………………………………………………..       

    …Римский Клуб. Аурелио Печчеи. 60-е прошлого Века…
    Аурелио Печчеи, величайший учёный 20-го столетия (а, может, и вообще всех времён и народов!), основоположник науки об управлении (во всяком случае, один из основоположников теории и практики управления сложными социальными системами), и вот он тогда, в конце 60-х собрал в Риме со всего света несколько десятков учёных, высших специалистов в разных областях знаний. Зачем собрал?..
    Аурелио Печчеи, итальянец (кто-то из родителей выходец из Венгрии, и это совершенно неважно) всю жизнь занимался организацией управления экономикой. Так ему было смолоду интересно и так у него получалось. За исключением времени Второй Мировой Войны. Здесь он занимался войной – партизанил в Итальянском антифашистском Сопротивлении. Должен был погибнуть. Вывернулся. Герой! Захватывающая история, стоит поинтересоваться у биографов. Сразу после освобождения Италии союзниками возглавил управление организацией восстановления итальянских предприятий, всей экономики Италии. Впоследствии организацией управления экономиками многих стран Мира. Получалось, что он занимается судьбами Мира.  Этим озаботился. Собрал лучших учёных Мира в Риме. Озабоченность была вот какая. Все цивилизационные процессы, то есть все компоненты, все составляющие глобального феномена, который есть Наша Любимая Цивилизация (то есть Мир, в котором мы живём), все они развиваются. Развиваются по принципу роста. Развитие-рост этих составляющих сдерживать себя не думает ни сколько. Только – ускоряться. И если природа бытия Цивилизации – такая, как есть, -- не будет редактироваться и сдерживаться, Мир придёт к катастрофе невозможности существования Человечества и жизни на Земле. Скоро. Концепция озабоченности была названа «Пределы роста». Созванные Аурелио Печчеи коллеги-учёные продуктивно включились в работу по предложенной им научной системе исследования, анализа, оценки, моделирования комплекса явлений в сложной системе «Земля и Жизнь на Земле». По прогнозированию возможных исходов Бытия Системы на Планете. По разработке систем управления Системой… Вскоре Римский Клуб стал предоставлять отчёты о состоянии Системы и давать рекомендации по управлению ситуациями, обусловливающими состояние и поведение Системы. Рекомендации – для всех, кто волею Судьбы поставлен управлять ею (любимой-бедняжкой) на микро-, макро-, мега-уровнях… Руковдства многих корпораций и государств очень серьёзно восприняли тревогу отчётов Римского Клуба и стали руководствоваться его рекомендациями.
    Главным препятствием для проведения спасательных мероприятий для «Глобуса», то есть для решения глобальных проблем кризиса Цивилизации, оказались локальные крепости неприступных суверенитетов. Попросту – огромные любови диктаторов диктаторских режимов к себе, любимым, своим диктатурам и своей «геополитике». -- Одним из главнейших препятствий вывода из кризиса Цивилизации, спасания и спасения Человечества и жизни на Земле, Печчеи считал наличие на Планете там и сям локальных социальных систем без обратной связи с директивным управлением. (В странах, народы которых «вроде не бездельники и могли бы жить».) Превращающие их в девиантные государства, гибельно опасные для Человечества и Природы.
    В то же время, руководства «приличных» стран стали очень и очень прислушиваться к мнениям и рекомендациям Римского Клуба, организуя совместные действия на Всемирном уровне.
    Римский Клуб несколько десятилетий мощно и продуктивно работал и работал и продолжает быть и работать сейчас. Но результативность его деятельности (мне так кажется) имеет тенденцию к угасанию. Что может наблюдать пристально оглядывающийся окрест себя и далеко.

               
    Первым и главным фактором для решения проблем по спасанию и спасению Планеты и жизни на ней и по организации высокого качества этой жизни Печчеи считал – Человека. Человека с высокими человеческими качествами…
    Что делает человека с его качествами? – Воспитание. Качественное воспитание Печчеи считал главнейшей задачей Цивилизации для выживания, для процветания Человечества. Для жизни на Земле!

               
    (…Маленькое отступление. Перед наступлением…
    Историйка… Извиняюсь, уже рассказанная в предыдущем повествовании. Но уж очень информативная, и тут она к слову...
    -- В Столице район Пироговки благостный весьма. Клиники и высшие учебные заведения сплошь кругом, это обуславливает лицо района и дух тамошней публики. Сильно портила лицо и характер района близость Лужниковского вещевого рынка в бытность его процветания. -- Множеством и простотой его обитателей. И как раз во времена рынка случился этот малюсенький случай… -- Послеобеденное время. Академический народ разъезжается из институтов и клиник. В троллейбусах плотно. И тут тётка-бабка, базарно-рыночная, с баулами, туда, в троллейбус, и протаранивается в глубину троллейбусной толпы. Активно. И оттуда, из глубины – никто ж никого в тесноте не видит – слабый женский «академический» голос: «Тут так много людей, а вы с сумками по ногам. Что же вы так!..» -- «ИнтеллегентнЕе надо быть, гавнА такая!!!» -- был ответ… Троллейбус получил удовольствие. И удовольствие в скором и отдалённом последствии получал академический народ от перерассказывания про этот короткий эпизод.)
    А я извиняюсь опять за повторный после «Спец-Республики» перерассказ про этот случай, но очень мне нравится говорить об этом микро-событии. И сверх-важным(!!!) – представляется мне предложение Дамы с Баулами.

    !!! – «ИнтиллегентнЕе»...
    Вот она, манящая программа преобразования Мира -- преобразованием Человека Мира. -- Печчеи! Вернадский! «Диктатура Разума в Мире»!
    И уж конечно, вот она -- национальная идея. – Наша! – «Надо быть… Надо быть… Интеллигентнее…»

    Создание интеллигентного человека для будущего. (И для настоящего, конечно.) – Человеческие качества которого могли бы обусловить такой уровень качества управления сложной системой «Мир – Человек», чтобы Система была способна не уничтожить себя…
    …И кто такого человека делать должен? – Учителя!

               
    …Этот текст мой – конечно, попытка проповедовать. – Ну, -- учитель! Но – скучно… Можно пробовать читать кусочками, забывая прочитанное. Но, если уж не интересно, то и… -- кусочки ли, куски…

                …………………………………………………………………………………………….

    «…Нэт плахых учэныков, -- ест плахые учытэля!» / Иосиф Сталин /. -- Так говаривал (говорят те, кто знает всё), так говаривал «Хозяин» великой страны, «Рябой»… -- какие ещё клички шёпотом произносили наиболее отважные граждане подведомственной ему державы?.. -- «Таракан», «Гуталин». Ещё?..

    И сейчас уже, сейчас, он, Сталин – первый, «золотой» исторический персонаж для народа великой страны, впереди «серебряного» Владимира Высоцкого, второго на состязании важнейших для  этого нашего народа исторических персон, на состязании, где судейская коллегия – сам этот самый наш народ.
    Которому… -- «Интеллигентнее надо быть»? – Национальная идея?!. Надо народу?!. – Да не надо ему «быть»! Не надо. «Не надо думать. С нами тот, кто всё за нас решит.» / В. Высоцкий /.

    …И это – «наше всё»?..

               
    Да… Нет плохих учеников – есть плохие учителя!.. Мы – хорошие? Я – плохой. Столько (с ума сойти!) преподавал-проповедовал всякое высокое-высшее – а говорить об ответственности запамятовал!.. Или всё-таки говорил?..
    Ребята и девчата! И тогда ведь, полвека назад, на прекрасных пространствах и просторах (Филейная Часть Белокаменной, Подмосковье, Питер, Станица Раевская, «Чёрное море, чудное море…»), днями-вечерами, у прекрасных костров и всяко говорилось (и пелось!) о многом, о разном, и о романтичном, и о высоком, а об ответственности жителя-гражданина-учёного – как-то всё-таки нет. Нет?..
    Двоечник-прогульщик ты (я, то есть), «препод». Исправляться надо! А – как?..

                    
    Те, кто знают всё, рассказывают, Первый-Золотой-Хозяин имел повадку вопрос задавать расстрельный: «Кыто отвэсствынный?»

               
    Ответственность – неуютна. Безответственность уютнее. До тех пор, пока индивид не подумает. Подумает: «Если так, то – что?.. Что будет, -- если?» -- Подумает о результате действий, своих ли, не своих. О результате отсутствия действий. Тогда индивид может почувствовать всем своим существом высшую биологическую (ладно, – просто жизненную!) целесообразность ответственности. Тогда ответственность – действительное и действенное участие в ответственном осмыслении ситуации и в ответственных действиях – может быть почувствована даже как уют высшего порядка.
    (Хорошо это описано у Эрнеста Хемингуэя в «По ком звонит колокол».)

    А Учитель… -- наместник Всевышнего на Земле: Всевышний – это Высший Разум, учитель – ведёт к разуму… Пытается вести… Должен вести…
   (Совсем-то уж запросто с ним, с учителишкой, может быть, не надо уж…)

                      
    Но!..
    Я-то тут-то, я-то – молодец! – Правильный, праведный. («Славно быть ни в чём не виноватым!») – Физкультура и спорт, сам весь из себя «спорт -- посол мира». (Мирный, как атом…)

    …В горной хижине в полночный как-то час… Высота около трёх тысяч, снега кругом, снега, бесконечный мир зимы в горах… Камин. Догорает, но греет. Но каминный зал большой в этой хижине, холод подходит, и приходится кутаться. Кутаемся. Разговариваем. Академик и я. Академик, блестящий важный академик-разакадемик и я, простой советский тренер…

    …А в этом же зале, не сейчас, но в тот же период времени, в эпоху в ту… -- Здесь, в этом советском горнолыжном центре, склоны изумительные, а снег – круглогодичный. И вот было время, когда здесь каждую весну проводили великолепные горнолыжные соревнования. Два вида – спец-слалом и гигант. Проводили их поздней уже весной, когда Кубок Мира и все соревнования зимнего сезона прошли, элитная толпа сильнейших лыжников Планеты свободна от стартов, приглашали ярчайших мировых звёзд, те приезжали с удовольствием, с восторгом. Выигрывали. Соревнования бывали – загляденье. И сделались тогда уже традиционными. Но… -- нет уже давным-давно этих стартов… -- А вот тогда как-то, был случай, после победы в слаломе-гиганте, победитель, а он был тогда чемпион Мира и Олимпийских, он в этом самом каминном зале налил шампанское в горнолыжный ботинок и пустил по кругу среди набившейся сюда лыжной публики…

    И вот академик и я, мы здесь вдвоём… Шампанского нет, камин догорает, но греет. Почти темно. Говорим. О снеге. О снежной целине на безграничных склонах. О технике лыжного совокупления с целинным снегом для взаиможительства со склонами гор. (Вспомнив и великую формулу великого Эмиля Алле о том, что «лыжи, может быть, и не являются счастьем, но вполне могут его заменить.») …О том, что Всевышний придумал горы для того, чтобы люди в жизни могли оказываться ближе к Нему… И тут академик говорит, что, если бы не горы и не лыжи, его научная продуктивность была бы в три раза ниже…
    О-па-па!.. Академик-то этот прекрасный – он как раз очень оружейный академик.
    Так. Расставим действующих лиц, оценим сцену. (Мир – театр – актёры – декорации-стены – ружья…) Горы. Учёные. Всех возрастов, покорные любви к познанию-знанью, а возраст спорту не помеха, а спорт помогает им быть в три раза продуктивнее в любви к познанию-знанью-наукам… Эта любовь – работа. Которая – наука. А наука – оружейная. А оружие от оружейной науки – для мокрушников-начальников, у которых свои дела, и вы, умники, которые в горах кантовались (чтобы поближе к Всевышнему), вы в дела начальства не лезьте!..
    «И… спускаются вниз, …оставляя в горах своё сердце…» -- А внизу – «разум», «…стальные руки», «…вместо сердца пламенный мотор» -- с новыми силами-здоровьем – любовь-работа, работа-наука, наука… – оружейная!..
    И я!.. («Ни в чём не виноватый…», «Пред людьми не виновен, перед Господом чист.») -- На чистых снегах да на зелёных стадионах чем всю жизнь занимался? – Делал здоровье, счстливость, работоспособность учёным «шестёркам» «мокрушников». (Тоже, значит, соучастник общего цивилизационного суицидального дела.) А теперь чего, физрук, вылез с вопросом? А -- обидно: умники обслуживают маразматиков-девиантов-начальников в деле уничтожения всех и всего. Примитивно обидно! (Эстет вот я такой!.. Эстет-то, эстет, а соучастник-то – соучастник. )
               
               
 
    Обожаю ошибаться в плохом! Не часто получается. А вот ошибся. Нет, не в отношении себя ошибся. (Хороший или плохой я учитель.) – «Мой» академик оказался суперменом не только в лыжах и в альпинизме. Оказываясь всю научную свою жизнь на стремнине, на стрежне научного потока «мокрушной» энтропии, он сумел своими упорядочивающими действиями предотвращать разрушительную катастрофичность этого потока. Противостоять. – Останавливать произвол начальской воли в оружейной науке. Вразумлять начальство. Много-много раз…
   
             
    И вот Печчеи настаивал: Человек! Человек – главное спасательное средство Цивилизации. И всё зависит – от людей!

               
    (…Ещё эпизодик… Извиняйте, граждане!..
    «Всё зависит от человека…»
    …Штука в том, что с раннего отрочества я был наивно убеждён, что всё зависит от людей. Вот, скажем,  компания людей, – какая подберётся, так всё у них и получится. – Люди – структура их компании – результат. И, тоже также, даже и единичная персона – то, как сложится судьба персоны, а также и судьбы окружающих эту персону персон, -- зависит  от персоны. -- Так и только так. Не по-другому. А тут ещё школа воспитывала такое убеждение, ещё и высшая школа, ещё и Ленин: «Кадры решают всё.»… И я – наивный отрок, и потом уже и не отрок, и уже и совсем-совсем не отрок, -- думаю себе, как думал. Только так. Сам по себе. Наивно, значит. думал…
    А время думает само по себе. И сложился вдруг период в советской истории, когда наука экономика, а за ней социология и ещё какие-нибудь гуманитарные причуды, должные сопутствовать экономике, устроились перед фасадом моды советской учёности, совсем на переднем крае этой учёности… Хотя какая экономика может быть у Советов? – Произвольное распределение предметов, ценностей и людей. Никакой экономики. Или социология? – Приказали – выполнили. Или не выполнили. – Наказали. Или забыли. – Всё! И вдруг – науки… Это очень-очень давно было, ещё до закладки Трёх Кубиков. (Это ещё «заря моей туманной юности».)
    И тогда, в те же времена, была всемолодёжная мода становиться физиками и физиками быть. Физик это – да. Остальное, остальные… -- не «да». Биологи – «тьфу», педагоги любых сортов – вообще незамечаемые. (А представить, каким изгоем оказался я со своей спортивной педагогикой среди серьёзных-то! – «Физрук». – Но я… -- я, и плевать хотел, и не замечал своего «изгойства». Хотя и замечал, как не заметить, когда к тебе среди «приличных-серьёзных», как к прокажённому, и только из культурной вежливости вытерпливают тебя некоторое время. Если вытерпливают. А я наивно всё-таки плевал-не-замечал ни плохого, ни хорошего отношения ко мне с педагогикой моей спортивной, наивно убеждённый в том, что специальность моя – деланье человека (воспитание его, обучение) – архиважная для Человека, Человечества, Мира. Да и нравилась мне это моё дело. И сейчас нравится, и сейчас убеждён! – в важности этой моей специальности.)
    …Так вот тогда, быстро-вдруг, завозникали академические экономические институты в советских Европах и Сибирях, факультеты экономические в ВУЗах укрупнялись и укреплялись, серьёзные молодые люди – не те, что «физики шутят», а знающие-набивающие себе цену, где карьера-престиж знающие, -- запоступали-заучились там, где эти самые престиж-карьера-цена… И вот уже, вот -- бравые специалисты этих, нужных вдруг, наук с давящей компетентностью выговаривают всем другим не бравым, что от человека ничего не зависит, а есть законы и закономерности социально-экономических систем, и, -- что и как закономерность скажет, то так и будет с системой и с людишками. Не рыпайтесь!.. А я? – Я выслушивал (случалось) эти наставления, молча «ф-фыкал» (ну вот, как кот, который сам по себе, а что-то ему, коту, не понравилось) и шёл на свои трамплины, тренироваться или соревноваться. Летать по воздуху. – Специализация в спорте у меня такая – прыжки на лыжах с трамплина (классические полёты на дальность)… А там всё от человека-спортсмена зависит. Ну, вот, конечно, ещё и от того, как ветер поддует в полёте трюкача, как снег, скольжение, всё такое: но и тут, -- как трюкач-спортсмен с этим разберётся… -- от него зависит! Не по-другому. 
    И вот как раз, как-то раз, тогда (в ту пору моей туманной юности и общего расцвета экономических наук в моей любимой стране), иду-бегу я по центру родного города и несу с собой прыжковую лыжу. Лыжа эта несказанной красоты. Нереальной. Таких красивых вещей в реальном пространстве не встретишь. Только в сказочном. – А что это я? Почему лыжа? И одна почему? И центр города, и лыжа? И – бегу?.. – А вот… Только что там на трамплине на нашей базе (как раз на тренировке отпрыгались) мне достались лыжи чемпиона страны. Лыжи эти чемпион мне отдал потому, что у одной лыжи сломан носок; он сам на этой паре прыгать не будет. Но носок можно починить, и тогда на них смогу прыгать я. На чемпионских лыжах. Которые специально для него сделала самая-самая мировая лыжная фирма. И я несу с собой сломанную лыжу, чтобы завтра её отнести ремонтировать… И вот, вечернее уже время, и я бегу по центральной улице, бегу потому, что не бежать туда, куда я бегу, мне невозможно, потому, что здесь в прекрасном-распрекрасном доме живёт та прекрасная-распрекрасная, которую обожествил (что ещё объяснять!), и она согласилась-пригласила (так как-то) меня в гости. И я наивно-вдохновенно бегу (не идти же!). И с лыжей. Лыжа длиннющая, два с половиной метра, и широкая, прыжковые лыжи очень необычные. И я, лучезарный. Летающий.
    «Лёша, входите. Проходите. Скоро чай.» -- Это мама Обожествлённой. И я неловко ставлю длинную лыжу у дверей обители. А здесь изысканно богемная обстановка. (Ну, вот так вот, богемная.) Свет и полусвет. И прохожу с трепетом… – «Знакомьтесь, это Вадим.» -- Это Обожествлённая меня встречает… И в кресле сидит и подтягивает носочки свои над ботиночками ниже поддёрнутых брючек своих «висломордый» малый. Ну, не спортивный он, не «сухой», а, наоборот, солидноватенький. И так-то, так одет… -- ну не существует такой одежды в советской действительности: великолепной такой одежды! Костюм, штиблеты, изыск партикулярности. И я – чучело в спортивном. И он – носки нейлоновые под поддёрнутыми брюками подтягивает. (Не достанете вы таких носочков нигде.) …В кресле расслабился, на меня снисходительно поглядывает. – «Вот, Вадим ещё (или уже) на третьем курсе (или на четвёртом?), а уже его проекты по экономическому… Уже… И уже автомобиль себе купил, уж и разбил!» -- Это мама Обожествлённой. К нему почтительно, ко мне наставительно-терпеливо. А Вадим – уже уверенный в абсолюте своей непререкаемости – вальяжно об экономических закономерностях: новые, мол, науки; законы и закономерности – всё. Люди – полуфабрикат для закономерностей. Как по законам закономерностей положено, так всё и происходит; от людей ничего не зависит… Вот, -- рассказывает. Разассказывался тут. Кто-то, может, его за язык потянул до моего ещё прихода; я, так, как пришёл-притулился, молчу-слова-не-произнёс, расстроенный-огорчённый: чего он тут, вообще, расселся!.. В жилище Обожествляемой… А, ему, может, как раз зудело выступить. Изнутри собственного великолепия…
    Закономерности!.. Мне бы и дальше помолчать просто, бровью б не повести, ну, так, как чемпионы себя ведут. Как будто я зазнался. А я завёлся. Заговорил… -- «Ну – закономерности. Закономерности-то – от людей. Какие люди, такие и закономерности установятся в системе людей.» -- Это ж – «ясный перец»!..
    …А уж там где наш полётный «полигон», там, в нашем спорте, -- там постоянный практикум понимания, от кого что зависит…
    …Ушёл без чая. С лыжей. Домой, домой (электричка) в любимое предместье. Утром (электричка) с лыжей своей в свой любимый спортивный ВУЗ. Там мастер-чудесник, в его мастерской в тефлоновом дыму мы склеили-проклепали лыжу. На этих чемпионских лыжах я прыгал потом много и счастливо, лыжи были летучие. И таких – не было ни у кого. И было у них уникальное свойство: на разгоне, на лыжне они издавали лёгкое звенящее пенье. Но я его слышать не мог, а ребята рассказывали...

    …Много-много-много времени с тех пор прошло, ушло… И густо заросли малиной и крапивой размышлений руины пожарищ моих неразделённых любовей…
    …И… – встречаю книгу Аурелио Печчеи, где всё про всё -- по писаному: «Человек и Человеческие качества! И в Мире всё зависит от Человека, от того, какими человеческими качествами он будет обладать и как сможет проявить свои качества в этом нашем Мире!..» – Такая встреча, такой праздник!..)

                             
               
    Не необходимо (всем) владеть «системным анализом» или иметь представление об «алгебре Галуа». – Но необходимо (всем, очень желательно!) уметь слушать голос разума. Уметь не слушать голос безумия.

                       

    Один недавний, теперешний уже, критик Печчеи («локальный», питерский, кстати, наш) яростно раделывал его, просто «рвал, как тузик грелку», ругаясь, что, вот, одна из главных «мечт» Печчеи – разоружение. А затея с разоружением несправедлива: разоружение не выгодно странам, которые сильно потратились на вооружение!..
 
    … -- Столько заплачено за похороны, за казнь, а тут выскакивает какой-то итальянский «перец» и утверждает, что казнить-хоронить Человечество – не надо!
    (Анекдот. – «Драку на свадьбе заказывали?» -- «О… нет, что вы, нет!..» -- «А по квитанции – уплОчено!..»
    Ещё анекдот. – Везёт по клинике сестра больного на каталке, а больной причитает, молит: «Сестра, ну, может быть, таблетки, уколы, может быть!» -- «Молчите, больной!» -- «Может быть, процедуры, клизму…» -- «Молчите! Доктор сказал, «в морг», значит, в морг…»)

    …Нет, ну нет – ну, да: это ж какая-раскакая национально-государственная несправедливость! Это ж какой суверенитет такое перенесёт: если наши гильотины... – что там, лучшие в Мире, – уникальные, аналогов нет ни у кого, и появление их не предвидится; и столько их наготовлено, столько по Миру расставлено  – голов у Человечества не хватит… И теперь что ж – не применять?.. Стены на сцене «Мира-театра» завешаны ружьями, актёры в боевой готовности, акт со стрельбой вот-вот, и что теперь, пьесу переписывать? Трагедию отменять?!.

                                ……………………………………………………………………   
               
    Упасть – не встать! – Цивилизация целесообразностей. Приоритетная целесообразность – военная целесообразность. Первейшая, главнейшая, высшая. Ружья на стенах. Висят – должны стрелять… А совесть вот не входит в структуру цивилизационных целесообразностей. Не вписывается. Хотя именно благодаря наличию феномена совести в практике бытия сложных  социальных систем (цивилизаций, то есть), они (системы-цивилизации), и могли существовать. – А, совесть пропала – цивилизации капут…
 
                 
    Уместно тут поопределять суть термина «совесть»… Можно, нужно, много нужно думать-определять, что это такое – совесть. 
    В любом случае, совесть – ответственность. Бог – совесть. Совесть – Бог, поместивший себя в бортовой компьютер («башка», называется, или душа) каждого по образу своему и подобию. И отправленного Им в командировку – жить… Совесть – не страх. Совесть – не любовь. Но совесть (в социуме) --  управляющая система отношений высшей упорядоченности. Страх – низшей.
    Совесть обеспечивает качество управления социальной системой, обеспечивающее высокий уровень поддержки элементов системы (людей, то есть). Или/и наоборот: высокий уровень взаимной поддержки элементов системы (людей, то есть) обеспечивает высокое качество управления системой. Её высшие автоматизмы. Выходит, совесть, завсегда выбрасывавшаяся в цивилизационных процессах из системы социальных целесообразностей, оказывается над-целесообразной. Или – в высшей степени биологически целесообразной.

               
    А вот, сходить на свалку Истории. (А История вся – свалка. Что-то там засыпано мусором забвения, что-то торчит. На свалке, как на свалке.)
    Вот, там бродя, обратиться если к какому-то историческому «экзерсису» (каких в продолжении бытия человека на Земле многое множество), когда совесть была заменена на страх… -- Вот, Цивилизация Майа. Уж какая цивилизованная цивилизация была, какие мудрёные памятники оставила после себя, их секреты в теперешние времена умнейшие умники разгадывают, а разгадать вполне не могут, изумляться устали… И цивилизация эта загадочно исчезла, считается, что внезапно и вдруг, и неизвестно, -- почему…
    Но вот штука: в «культуре» Майа был культ убийства. «Культура» культивирования убийства, наука-искусство убивания. (На «фене» -- «мокрухи»). «Мокруха» у Майа была массовой; массовая «мокруха» на той же «фене» -- «мочилово»… Оставшиеся и доставшиеся нашей Цивилизации памятники их цивилизации-«культуры» доподлинно рассказывают об этой их «мокрушной» науке-искусстве и о массовости её достижений. И -- прикиньте: натурально же, такое завсегда-всегда убийство-убийство-убийство должно было создавать страх-страх-страх. Не важно, кого убивали, врагов, друзей ли. Людей убивали!..И – страх. Страх должен был парализовать проявление человеческих качеств у членов такого сообщества (сложной социальной системы). – Паралич человеческих качеств членов социума (элементов сложной системы) – должен был убить автоматизмы управления этой системы. А автоматизмы управления обеспечивают качество управления в сложной системе. Сложная саморегулирующая система с потерянным качеством управления должна оказаться беспомощной перед воздействием даже ерундовых возмущающих факторов. И, видно, оказалась… Такова гипотеза автора о «пропаже» великой и замечательной цивилизации.
    Такая вальяжная, самодельная, гипотеза…
    А остались памятники замечательной той «культуры»…
 
    Но тут зануда-автор станет настаивать на том, что уместно поопределять суть термина «культура». Вопрос: «Что такое культура?» – Ответят! Легко и хором. Не вопрос (ответят): балеты, литературы, архитектуры, Нобелевские премии, художественные полотна, атомные подводные лодки и, конечно, милые множеству сердец автоматы Калашникова… -- Не-ет, ребята и девчата (это автор), то о чём вы рассказали, это --  сумма искусств, наук и техник, а культура цивилизации – это уровень качества отношения индивида ко всем и ко всему, обусловливающего уровень качества коллективных отношений… Культура – это отношение персоны к себе, к другим членам сообщества, к искусствам, наукам и техникам. К Природе, дарованной Судьбой. Ко всему сущему. Вот «культура» что такое!

    …У Генриха Бёлля один герой одного его повествования – артиллерийский офицер. -- Война. Страшная.  Разрушенные города. Руины. Запредельное отчаяние от абсурда инферно войны. – Этот офицер приказывает расстреливать из пушек соборы, торчащие в секторах обстрела. Гениальные творения зодчих. Он считает, что люди, занятые убийством других людей, не достойны обладать «великими памятниками культуры».

               
    «Мокруха», «мочилово» -- культура?!! …Великий спортивный комментатор Николай Озеров когда-то выдал эпохальный фундаментальный  комментарий: «Не-ет, такой хоккей нам не нужен!» -- Ну, и «…думайте сами, решайте сами», какая культура вам-нам нужна…

                    

    И вот, и вот… Целесообразности Цивилизации!.. Целесообразности выстраивают закономерности, закономерности куют стереотипы и – вот вам «дорожная карта»: куда жить. И -- «не надо думать, с нами тот, кто всё за нас решит» / В. Высоцкий /. А совесть… -- «Если хочешь иметь чистую совесть, -- не пользуйся ей!» /Автор /. Совесть забыта, на Совесть «забито». Совесть дисквалифицирована за нецелесообразность. А целесообразность…

    (Анекдот… Психиатрическая клиника. Профессор проводит обход со студентами, докладывает больных… «Маниакальные состояния… Преследования… Величия… Вот, Наполеон, …маршал Жуков, …Менделеев, вот, грустит…» -- Заходят ещё в палату, а там человек на потолке висит!..
Студенты: Ах!..
Профессор: А-а. – Этот пациент возомнил себя люстрой…
Студенты: Так надо ж его снять!
Профессор: Как же, темно будет…)

    Тоже – целесообразность!.. / Комментарий автора. /

               
    «Забавным» может  оказаться обращение к ещё одному историческому экзерсису. Современному. – Цивилизация Страны Советов!.. И здесь страх заместил совесть… Правда сперва, на старте строительства самой себя, эта «Цивилизация» заявила целью этого само-строительства высшие ценности личности. Человека. – Социальную справедливость, там, «Человек звучит гордо!» и всё такое. – Своей главной установкой заявила!.. Мир с восторженной надеждой обратил взоры к зародившейся новой социальной формации (Советской Цивилизации)… и протянул ей руки помощи… А Новая Цивилизация тут же со старта – отменила ценность личности. Вообще и напрочь. Революция и государство -- это  всё. («Цивилизация» эта Советская, то есть.) Человек-личность – ничто. И пошло-поехало… – Что? – Правильно: «мочилово». (Если личность-человек – ничто!) -- И страх… -- кого ж не напугает отмена ценности его личности: его сущности, существа, существования… -- страх заменил совесть!..

    Для социума отмена ценности личности это, как для живого организма отмена иммунитета. СПИД, самоуничтожение.

               
    …Так… Целесообразности. Закономерности. Стереотипы. Комплексы. Фетиши… Законы. Мышление в законе. Мышление военное, революционное (целсообразности, целесообразности: «революционная целесообразность», «военная целесообразность», «экономическая…»!), расстрельное мышление, геополитическое, научное, оружейное (человеческое отсутствует: совесть отставлена за нецелесообразностью) и – всеобщее-всеобщее стреляльное-стреляльное… мышление.
    (У Исака Бабеля один его любимый одесский герой, бандит, лютый налётчик, поясняет нежелательность стрельбы: «…Если стрелять, …можно попасть в человека!..»)

               
    (Наивный «физрук»: «Мокруха» в высшей степени безнравственна!)

                …………………………………………………………………………………

    И, ну, умники-умницы – в нарастающем селевом-грязевом потоке энтропии безумия. – Они в нём… (А маразм крепчает!) И (но!!!) вот они (допустим, несмотря ни на что) генерируют свой слабый сигнал разума («писк» негэнтропии!) в грохоте победной дури. И что, он, этот сигнал, будет услышан, воспринят, и «процесс пошёл»? А если нет, так стоит ли «пищать»? Лезть-то – стоит ли? Закономерности сами сделают всё, что закономерно в системе начинённой стереотипами.
    И, ладно, стоит – не стоит «пищать разумно»: а что делать-то? Что надо делать?!.

    …И тут вот какая «влезает» идея: «Нельзя НЕ Делать Того, Чего Нельзя Не Делать!..

    (…Эта мысль, о том, что нельзя не делать того, чего нельзя не делать, беспощадно ярко преподана Антуаном Сент-Экзюпери в его «Военном Лётчике». Там есть глава «Для чего мы воюем?». Там на многих страницах рассказывается об отчаянном героизме французских лётчиков, совершающих немыслимые подвиги. Они летают над поверженной немецко-фашистскими армиями Францией. Они погибают, теряют боевых товарищей, выбрасываются из горящих самолётов с парашютами или сгорают вместе с машинами. И – воюют, воюют, воюют. Вылетают и вылетают. Всё больше тех, кто не вернулся… И задаётся и задаётся вопрос, «для чего мы воюем?» -- война проиграна! Зачем смертельная нецелесообразность наших самоотверженных стараний?!. Вопрос задаётся и задаётся. У читателя может возникнуть стойкое, как утомляющая боль, состояние разозлённости на автора за отсутствие и отсутствие ответа. Это состояние, если бы не высочайший героизм описываемого, вынудило бы раздражённо назвать автора «занудой»…
    И вдруг он коротко объясняет: «Мы делаем это потому, что нельзя не противостоять фашизму!»)

    Формула сформулирована, работает не только в военное время. Всегда работает. «Нельзя не делать того, чего не делать нельзя!» -- Это не так благодушно, как «надо делать то, что надо делать потому, что это целесообразно, результативно, перспективно». Но жизнь-Судьба подбрасывает и подбрасывает на всех лично-командных уровнях бытия ловушки, когда «нельзя не делать»…

    …И это «нельзя не делать» -- именно «сфера компетенции» Совести!

               
    А, кстати, -- поопределять суть термина «фашизм»! А эту суть поопределять всегда – кстати. К сожалению. К величайшему…
    -- Так. Отличники полезли в энциклопедии, двоечники полезли на деревья. С рогатками. – Вылезайте, слезайте: «Фашизм – это нарушение ценности личности.» -- Нарушение может быть различным по степени разрушительности и по массовости применённости. Нарушение и разрушение может быть направлено (даже и) внутрь самой персоны, единственной и одинокой. Или/и на другую персону и дальше на любые человеческие множества от двух персон до… компании, семьи, шайки-лейки, …громадного социума. По разрушительности, – начиная от хамства, то есть отказа от необходимости считаться с личностью, далее, -- хулиганства с вторжением в структуру жизнеобеспечения личности, …«нанесения менее тяжких телесных повреждений», «нанесения тяжких…». Далее – «мокруха», «мочилово». Все нарушения-разрушения – преступления против личности.  Если нарушение ценности личности – государственная политика, это государство – фашистское государство…
    Это определение термина и феномена фашизма – моё, автора, самодельное определение. Но определения, более удовлетворяющего размышлениям об этом всеохватном отношенческом (куьтура – антикультура!) явлении, мне встретить не удалось.

               
    Не хотелось бы ещё не процитировать Экзюпери…
-- «Зачем мы с такой неколебимой убеждённостью бросаемся в механизированную мясорубку?»
    И…
-- «Я ответствен» должно быть девизом достоинства каждого человека. Это вера в действие. Это сама основа сознания того, что ты живёшь.»

               
    А умники-то, умники-умницы!.. И вот они решились. «Пищать». -- Так им же надо ещё сочинить свои спасательные «писки». («Слабые сигналы», которые должны – да невозможно это, но должны же! – изменить структуру бытия всеобщей социальной энтропии. Солома для утопающих («Утопающий хватается за соломинку.» /Народная пословица./ ) -- Смех…
    Невозможно…

    …Невозможно?!. -- На каменистом невозделанном пустыре энтропии посеять разумное, доброе. Чтоб оно ещё вечным сделалось… А вот. Лет, так, две тысячи назад по каменистому пустырю к людям пришёл красивый молодой дядька. С проповедью добра. «Уверуйте…» Ну, толпа на него замахала: «Не уверуем, не уверуем, ты нам чудеса устрой, тогда, может быть, кое-как…» -- Ладно, чудеса, устроим. Устроил… А, кстати, первое-то чудо – толпа выпивки потребовала. Воду им в вино преврати, давай! Дури хотелось…
    Ну, чудеса-чудеса, чудеса, исцеления. И – проповеди, проповеди!.. И ведь слушали его…
    …И – убили. Казнили. Администрация тамошняя тогда смущена сделалась возможностью Его популярности для толпы. И также она не потерпела вольнодумства Проповедника. А толпа… -- толпа поддержала администрацию… Такая вот тогда история вышла.
    Ну, убили и забыли. Казалось бы. Но преподанное Им добро проросло в толпах. А Он сделался Богом. И потом, две тысячи лет, то, что Он преподал людям о добре… -- (!!!) подвергается мега-извращениям, чтобы творить мега-зло. А несметные, прельстившиеся извращениями, толпы про Него (по-правде-то) знать не знают и хотят не знать, творя зло и мега-зло. Прикрываясь Его именем. Или не прикрываясь ничем… Но (!!!) -- слабые сигналы совести и искреннее стремление к добру, пробуждённые Им, прорастают и прорастают искрами в толпах… Сквозь лавины зла… И эти проросшие искры всё время и во все времена – оказываются спасательной соломой, за которую хватается Цивилизация, чтобы не утонуть в Инферно Зла…

    …И проповеди Его о добре востребованы. -- И тогда были, и всегда есть. – Жить-то по-человечески, ой как привлекательно. А без доброты-то – как?!.)

               
    Так. Махнули рукой, поехали!..
    («Первый пошёл!.. Второй пошёл!.. Третий … Парашютики не забываем!..» /Анекдот/.)
    Значит, прыгнули. Что теперь? Надо думать. Обозревать ситуацию. («…But reviewing the Situation…» поёт хитрый старый Фейгин в знаменитом мьюзикле Лайонела Барта «Оливер». Фейгин -- главарь, управляющий жизнью и деятельностью банды (системы) карманников. Очень яркий персонаж.) – «…Обозревая ситуацию!..»

    Обозревая!..
    …Исследовать всё про всё. Осмысливать. Как? А как у Печчеи. Как в «Римском Клубе».

                 

    …Замечательнейший американский учёный Карл Саган, космофизик и социо-философ (а, кстати, он, то есть его родители, они из наших, из славян, из западных; хотя, конечно, никакого значения это не имеет; но – пустяк, а приятно!) и он, среди всех-всех учёных, -- любимейший любимец был у американского студенчества 70-80-х прошлого века, потому что сам-весь состоит из научных «приколов». (Сунцята так бы, наверно, сказали: «приколы».) Один «прикол»: «Человечество не сможет спастись, не осмыслив своих проблем. Человечество сможет осмыслить свои проблемы только соединив свой человеческий разум с машинным.»
    Ну – Римский Клуб так и действовал.

               
    Но – человек приоритетен, настаивал Печчеи. Значит, приоритетен и человеческий разум. («Соображаловка», то есть!)

               
   
    …А машинный? В последние развесёлые времена всеобщего обмена лавинами информации, наивный и доброжелательный Запад генерирует, лелеет и распространил всемирно -- сладкую «западную» мысль о том, что если какой-нибудь социум (сложную социальную систему, или и простую) начинить инструментами машинного разума, то социум этот непременно гуманизируется. Независимо от того, что это был за социум в стартовом своём состоянии: дворовая ли шайка, студенческое научное общество, государство с развитой демократией или людоедская диктатура. -- Вот наполнили этот социум машинным разумом, и сразу-скоро сделался он благостно человекообразным.
    Я, так, -- как кот, который самодеятельно ходит себе, ходит, а увидит-услышит если что-нибудь, что не нравится ему, коту, -- «фыкает». Ну и я – «фыкал» на эту наивную доброжелательность. Но и присматривался: хочется же волшебных превращений. А уж в человекообразие-то!.. – Не углядел. Нет. Не получилось ошибиться в плохом: там, где жулики жульничали, они и с новейшими постиндустриальными информационными технологиями продолжают -- супер-гипер-мега… -- сами понимаете, делать что. А там, где праведники правду искали, там, ну да, техника им правду искать помогает. (Это если такая техника к праведникам попадёт, а не у жуликов осядет.) А уж про людоедов -- вовсе страшно. Даже если они себя оборонщиками назовут, которые «только «отмахиваются». («Тут выходит на бугор хулиган-бандит Егор, у него патронов много, он убьёт меня в упор.» /Михаил Анчаров/…) -- То есть, по моему самодельному соображению получалось, что мудро-машины, увы, только лишь усилители человеческих качеств. Не преобразователи. Ну, и с этим соображением я жил себе, жил в эти наши развесёлые постиндустриальные (это Запад так считает: «постиндустриальные») времена в столице нашей не-западной пре-индустриальной Азиопы и занимался своим делом: тренировал горнолыжников, прыгунов на лыжах, двоеборцев и сноубордистов. (Нормальный «ре-мажор».) С соображением своим про машинный разум ни к кому не приставал, и ко мне никто…
    …И вот ко мне, к нашей университетской лыжующей и бордующей на Воробьёвке «толпе», прибился молодой красавец-мужчина, доктор наук, университетский профессор. Тоже – лыжевать. Стал ходить регулярно на тренировки. Очень ему у нас нравилось. И сам он нам был симпатичен. И в горных лыжах быстро прогрессировал…
    А мы после тренировок завсегда чай пьём. Не сразу расходимся. Беседуем, понятно, за чаем-то. И как-то выясняется, что наш юный горнолыжник-профессор -- супер-гипер-дока в информационных прикладных математических делах и в природах сложных социальных систем. И как-то за чаями я ему робко сообщаю о своих соображениях про «машинно-думательные усилители – не преобразователи». А он улыбается (улыбчивый он был, и улыбка тёплая, жизнеутверждающая) и после чайной люфт-паузы говорит: «Так, так оно и есть. И этому обстоятельству как раз посвящены мои последние работы. Которые доказательно опровергают оппозитное (оптимистичное) мнение. И за это меня выгоняют с факультета.»
    Ну нет, подумал я, нет, не прогонят такого, ну, невозможно представить… Сам же для себя поимел внутренний неслышный праздник: подкрепилось моё соображение! Да на таком-то уровне... А профессор вскоре вдруг и пропал. Как не бывало. Выгнали – не выгнали, пропал… Но не пропал. Процвёл, оказалось. В Австрии. Через не очень скорое время явился. Из Австрии. Сразу на Воробьёвку. Экипированный и разодетый в красно-белое. (Австрийские всё цвета.) – «Вот, сразу к вам на тренировку!» -- Ко мне, значит. Я рад, конечно. А красавец-профессор наш ещё и спешит: так ему хочется показать своё «австрийство» и достижения свои теперешние австрийские на австрийском новейшем своём инвентаре. И видно по нему во всём, что вот он к нам пришёл, к нам он рвался, вырвался, дорвался, -- праздник это для него!..

    …Я провожу серьёзные тренировки. На серьёзной горе… -- («Ты в Валь д’Изере, ты в Венгене – ты на Воробьёвке прокатись!..») – «Первую» трассу с ровным профилем, «лучшую» на спортивном комплексе «Воробьёвы Горы», Университету здесь не дают. Удаётся урвать возможность тренироваться на нелюбимом администрацией нашего спортивного объекта бугристом сложном склоне, в стороне. А мне-то для учебных целей именно это и нужно. Ставлю трассы специальных спусков-упражнений через прихоти рельефа этой горы…
    …А профессор-«австриец» наш счастлив от нашей новой встречи и хочется-не-терпится ему себя нового австрийского показать. -- «Вот лыжи-инвентарь, вот шмотки (всё новейшее и красно-белое автрийское); а, знаете, знаете, Алексей Алексеевич, меня там в Австрии вот так учили! И вот так…»
    Я вижу, «австриец мой» излишне экзальтирован. А я даю серьёзные задания на склоне с переменным рельефом. Изысканно прихотливым рельефом. И все мои, они ходят на занятия постоянно и серьёзно относятся к заданиям. И профессор-то тоже – серьёзно. Но он много наших занятий пропустил. И чересчур счастлив. И я это вижу. И потому настоятельно-успокаивающе разъясняю всем (но на самом-то деле, ему, именно ему!): надо туда и туда, и сделать это и это. А туда и туда не надо ни в коем случае. Пока не надо. – Понятно?! – Всем понятно…

    …Куда ж тебя занесло-понесло! – Вылетает красавец с бугра ногами вперёд; лыжи новые красиво сверкнули… -- Там бугор большой и выразительный с активно плюсовым заездом на него (выбрасывает!) и с крутым спадом. И я строго не велел туда заезжать (пока!), и трасса спуска мной не через бугор размечена. А этот… -- «Не проходил» он бугров в Австрии… -- Лыжи вверх – тело вниз!.. Правда, падал уже грамотно, технично, это я отметил, отметил: это мои-наши давние постоянные  старания учебно-педагогические – учить падать технично… -- Технично – технично, а палка лыжная (новая-красивая) между телом, рукой и склоном попала… -- Открытый перелом обеих костей предплечья. Без смещения, однако… Ну, «скорая» и всё нормально, нормально…
    И всё он повторял всем и меня успокаивал, что это он виноват, а не я виноват…
    …Но жаль-то как! Досада-то какая!..

    Нормально!..
    Приходил он потом вскоре с гипсом и с коньяком. Красивый-весёлый. Опять немножко про «виноват-не-виноват»… Но на лыжах больше уже не приходил. И без лыж не приходил. И исчез совсем. А уж потом мы все исчезли с Воробьёвки. (Нас «исчезли».) Вместе со всем студенческим горнолыжным спортом. Нет там для нас горы…

               

    Осмыслить… Ха!.. Думающие машины для осмысления всего и вся!.. «Экскаваторы» познания… «Камнедробилки» для гранита науки… Во времена начала Римского Клуба случилась как раз эпоха взрывообразного рассвета (не расцвета ещё) думательных машин. Они, машины эти, бывали громадно впечатляющими, целые здания с собственным таинственным гулом и цыканьем. Толпы возрадовались: не надо думать, с нами эти штуки, они всё за нас решат… Они нарешают! Как же ужо. Мало не покажется. – По каким закономерностям-законам-стереотипам-целесообразностям они нам всё наше решат?..

         …………………………………………………………………………………………….

    На Руси есть формула: «Без пол-литра не разберёшь!» -- Это и наша современная мудрость, и наша «традиционная ценность». Знакомая технология с непредсказуемой природой… Может быть, это народное провидчество будущего наук об информации? Информацией-то все-все пользуются вовсю и заполошно, а что такое «Информация» не объяснено… А тут: жидкие носители информации. («Истины», между прочим: «истина в вине»!.. – «Принял» и понял…) Или/и они – катализаторы, ферментаторы, активаторы (что там ещё бывает?) её, информации-матушки?.. Природа которой пока неизвестна и таинственна…
    …Всё – шутка! Но! – «Собираться надо чаще!» /Реклама пива/. Где? Ну, если не «все дороги ведут в Рим», то, скажем, в Питере… Фонтанка («Чижик-пыжик, где ты был?..»), или Васильевский Остров (рюмочные, если они существуют). Да, где? -- Где угодно.
    (Специально докладываю. -- Автор – совершенный непитейщик. Его непитейность на протяжении всей его жизни-карьеры систематически приводила к дисквалификациям его в микро- и макросоциальных системах, где он пытался состояться. Остались «мега-»…
    Но аллегория, художественный образ модели поиска истины… -- он же прельщает…)

               
    А как прельщала бы перспектива «тяпнуть», «накатить» за «сбычу мечт» великого Аурелио Печчеи!!!

               
    …Собираться. И, если не говорить, то просто молчать. Об ответственности…

               
    Здесь автор перебивает самого себя. Здесь автор, двоечник, тянет руку и вопит: «Нет-нет-нет-нет! Кто дочитал досюда, пусть не думает, что сочинитель сего забыл о тех, кто, может быть, дочитал досюда, и что он пишет для себя только,  для любимого, не задумываясь о печалях дочитавших (хотя, есть и это.) Что, блуждая в странных пространствах разных тем, он совсем «ку-ку». (Хотя, и это тоже.) Что он заблудился в лирических отступлениях, эпических маневрах и партизанит там для собственного туристского удовольствия. (Хотя и это  так.) И что наступать он не собирается…
    …Это не так. Автор старается выстроить опоры линии своей генеральной директивы:
    -- придётся думать головой;
    -- думать от души;
    -- и – неподъёмно трудное – продумав то, что нужно сделать, сделать то, что придумано.
    Это и есть ответственное поведение. А ответственны за всё сущее в Мире – умники и умницы. Кто ж, как не они, если они… -- такие…

                …………………………………………………………………….
 
   (Генерал Александр Лебедь – единственный в современной истории военачальник, остановивший две войны. – Из его афоризмов: «Глупость это не отсутствие ума, это – ум такой…»)

                ……………………………………………………………………………   

    Я и пытаюсь учить задумчивости (учитель!). Чтобы стереотипы не могли быть навешаны на безголовые уши.

                       

    …Помогут думающие машины в осмыслении всего и вся, если нет критериев?
    А если нет критериев, которые… -- по совести? По совести -- бесхитростные и безмашинные -- по уму и по душе…

                       
    Например…
    …Критерий аварийности (катастрофичности) в оценке качества управления сложной системой. Для социальной системы самый крутой критерий – человеческая смертность…
    Примеры.
    -- Туризм-альпинизм. Командир повёл группу. На маршруте у него труп. И что станет с этим командиром? В самом благосклонном случае, его «разденут», то есть дисквалифицируют по всем статьям, и он тогда не командир никакой, и не возьмут его уже ни на какой маршрут ни в каком качестве. А «заслуги»?! -- то, что он там прошёл какой-то невообразимый траверс или вершину взял… -- разберут и отвечать будет «по полной» (как говорят)…
    -- А вот «Царь-Горох». Начальник царства. Командует, правит, управляет. (Менеджмент по-не-нашему.) И вот, в его царствование, в небытиё отправляется четверть населения его царства. Или треть. Или больше. Это он так управлял. И никто с него не спрашивает. Даже на суде Истории. А только «заслуги»: «Прославил, … отвоевал-завоевал, …реформы, …злодеяния…» И он – любимый царь народа… Напротив: если который правитель без злодеяний и занимается «сбережением населения» (а не сбережениями населения), это – презираемая и ненавидимая народом бездарь.

    Так оценивает «народ» и «история» качество управления сложными социальными системами. Правильно ли оценивают управление-правление своих правителей мудрые народы? Конечно, «правильно». -- Управление – менеджмент. Главная задача менеджмента – устранение проблем в управляемой системе. Главная проблема социальной системы – люди, человек. «Нет человека – нет проблемы!» / И. Сталин /. -- Вот вам формула «эффективного менеджмента»!

               
    Анекдот:
    «…К Хозяину приехала английская профсоюзная делегация. А он её запросто в Кремле в своём кабинете принимает. А они, приехавшие, – ну, тред-юнион европейский – лебезят (и боятся же, трясутся) перед диктатором сверхдержавы. А он с ними запросто. А на его столе в кабинете лежит огромный золотой самородок. А англичане для заискивания говорят: «Иосиф Виссарионовыч (тут положено изображать «английский акцент»), вы такой великий руководитэл («менеджер», может быть, по-ихнему) великой страны победившего (может быть, «социализма»), надежды всего Человечества, и вы такой простой, и у вас такие ценности находятся совсем открыто. У нас бы они содержались, как говорят у вас, -- «за семью замкамы». – «А у нас, -- отвечает Сталин («кавказский акцент»), -- главная ценность – это люды.»
    / Это анекдот только для тех, кто пытается представлять себе грандиозность масштаба трагедии содержания «главной ценности» за семью замками. /

               
    …Княжество Лихтенштейн, вот. Масюсенькое. Ни «геополитики», ни «наших интересов», ни «величия», ни «гордости». А живут же! Ни сырьевых ресурсов, ни халявы хоть какой-нибудь, а только «вроде не бездельники». И – горы, прекрасные горы! И – второе место в Мире по уровню жизни народа… И – рассказывали, легенду («типа») – был («как бы») случай в анамнезе исторической жизни Княжества… -- Сразу, как закончилась Вторая Мировая, Хозяин потребовал у союзников («попросил») вернуть ему всех подданных его империи. И тех, которые в период Второй Мировой у них на территориях оказались, и таких, кто когда-либо раньше туда к ним сбежал или попал. Англичане – поджали лапки – а уж какая империя-разимперия, всемирная, – а перед диктатором… -- Да-а…  А там у них давно уже, после ещё революционных в России событий оказались русские казаки. Много, очень много. Англичане их (по приказу-просьбе нашего Хозяина) похватали и депортировали – транспортировали до границы с Советами. Вместе с семьями. Большая военная была операция по вылавливанию и выдворению. Сразу после пересечения границы их расстреливали. На глазах у английского конвоя. Демонстративно. Знай наших! Английские солдаты сходили с ума. Буквально. Сталин улыбался, куражился, потирал усы. Моя взяла!..
    В Лихтенштейне проживали двести семей русских казаков. Князь Лихтнштейна их не выдал, «послал» диктатора (куда?!), не выполнил «приказа». Людей спас. Диктатор утёрся…

               
    Такой, вот, менеджмент…

                             

    …Вот я веду занятия со студентами и не студентами. (Вёл. Уже не веду. Закрылась для нас Воробьёвка, «накрылся» студенческий спорт, как говорится, «медным тазом». А было прекрасно!..) Горные лыжи. Сноуборд. Учебно-тренировочные занятия круглый год. Зимой на снегу, летом ОФП (общефизическая подготовка) и ещё и на лыжах на искусственном покрытии трамплинов. Ухитрялись даже устраивать себе зимние сборы в больших горах.
    Университетский контингент…
    Всех называю «двоечниками». В шутку. Иногда. Про себя, в основном. Доброжелательно и тепло. Хотя иногда в сердцах могу воскликнуть, вскричать: «ДвоеШШники!». -- Но… -- доброжелательно и тепло. А они, мои-то – как раз все-все отличники. Двоечники в нашей-моей толпе как-то не приживаются: у нас всё серьезно и мои все -- серьёзные…
    Склоны… – Холод, «крутяки», бугры, спады, «траверсы», древки, ворота, трассы, выкаты, подъёмники… -- зимняя жизнь… И после склонов… -- Притащились с лыжами-палкаим-досками-древками и буром (это такая огромная дрель: дырки в ледяном склоне просверливать, древки в дырки ввинчивать)… -- С добротной усталостью. Счастливые, но довольные. Каморка маленькая, тесно и тепло… Разговоры. Чай… По-«чайницки» это называется «апрэ-ски» -- «после лыж»: время после лыж. А мы, хотя у нас всё и серьёзно, как у профессионалов, мы – «чайники». – Для профессиональства надо жизнь тратить – всю. У наших всю не получается, науки у них, видишь ли. Граниты. (Я шучу: «Делают вид, что учатся в Университете…») Но к «чайникам», к «чайницкому» любительству (институт «чайництва» на Руси – большое дело!)  следует относиться с серьёзным уважением: «чайник» -- тот, кто не может, но очень старается сделать то, чего не может. И ведь сделает!..
    И наши «чайницкие» разговоры – конечно-конечно, про крутяки, бугры, спады, траверсы, скольжения и соскальзывания. Конечно-конечно. Но я соскальзываю на иные темы, на «не свои», в области философии, философии познания, где «мои» вдруг оказываются не «чайниками» даже, а вовсе двоечниками-прогульщиками тогда, когда беседа начинает обретаться между основополагающими ориентирами системы Бытия. Сложной системы. – А «мои» -- они же книжек не читали даже! Оказывается! Я им ору: «Двоечники! Погружение в изящную словесность – эффективнейшее средство обретения ориентиров и координат в социальных системах. Координат нравственных и прикладных.». Я задаю им задания (уже не задаю!) – подготовиться, сформулировать, доложить – ответы на вопросы: «Что такое спорт?»; «Что такое любовь?»; «В чём смысл жизни?» -- …и всё такое, всё такое…
    Я им рассказываю, рассказываю… О разном. О познании и философии познания, например…         

               …………………………………………………………………………………..

    …Отступление о «философии познания»…

    «…Давным-давным-давно, в былые небывалые сказочные времена, в сказочном королевском семействе родился наследный принц. Замечательный младенец, прямо рембрандтовский бутуз. Но! -- у всех младенцев пупочки, как пупочки, а у этого, там, где у всех пупочки, – там винтик золотой. А так, всё нормально. Нормально… Но – винтик золотой! Ну, обстоятельство это засекретили сверх-невообразимо. Кормилец и нянек казнили регулярно, чтоб никакие сведения – ни-ни-ни. А ребёнок рос и развивался просто великолепно. (Винтик ему нипочём.) Ближайшие придворные и от него самого скрывали тайну его пупочка-винтика, а ему самому было это, ну, совершенно и не интересно. Радовался счастью детской жизни. Но и рос. И уже и игры со сверстниками – необходимые совершенно будущему королю, -- уже и отрочество подкатило… Секретные службы короля работали на секретность сказочно жёстко, но… проведал всё же как-то юный принц, что у всех пупочки, как пупочки, а у него винтик золотой. Стал задавать вопросы челяди, а те в полной панике тайны, родственники тоже ни гу-гу… -- заговор молчания. И принц затаил яростную жажду познания. (Узнавания и знания про винтик золотой.)
    И потом-потом как-то на рыцарской охоте, отбившись, -- нечаянно, нарочно ли, -- от свиты, заблудился, заглубился в заповедный сказочный лес, и там, конечно, набрёл на жалкую избушку, и в ней древняя колдунья-ведьма, и он сразу к ней: «Уж, наверное, ты знаешь, скажи…» -- И она: «Знаю, знаю про твою гнетущую страсть – узнать, почему у всех пупочки, как пупочки, а у тебя винтик золотой… Только ты плюнь. Зачем знать? Тебе что – плохо жить? Тебе мешает винтик? Тебе мешает отсутствие знания про винтик?» -- «Да нет, но…» -- И был юный принц неистово настойчив, и пристал к всеведающей ведьме с ножом к горлу – буквально, с кинжалом, там, со шпагой, -- и она, вздохнув и плюнув, сказала ему: «Знаешь, ты всё-таки возьми себя в руки с этой своей жаждой знания, успокойся. Ты же можешь себя взять в руки, ты сможешь… Но, если уж не сможешь и непременно захочешь знать, знай: в Тридевятом царстве, за семью морями, в океане – остров; на острове скала, на скале дуб, в дубе дупло, в дупле сундук… Ну, в общем, там… -- разгадка твоей загадки… Но только ты… -- успокойся, забудь!» -- …Ка-ак же, забыл-успокоился… Едва дождался совершеннолетия, забрал свою часть королевской армии, погрузил на свои корабли, -- царства-моря-локальные-конфликты, -- растерял армию, потопил флот и уже сам-один вплавь добрался до острова. Атлетичен был весьма, доплыл, забрался. Скала, дуб, дупло. Сундук. Отодрал крышку. Там шкатулочка. Взломал. В шкатулочке на бархатной подушечке серебряная отвёрточка. Схватил, стал крутить, крутить – винтик золотой, -- крутил, крутил, крутил – жопа и отвалилась!..»

    Это анекдот. Который я рассказываю как притчу. О цене и стоимости познания… А вот действительная история, медицинская. Быль. И тоже о том же… И тоже, быль эта как притча о жажде познания. Экспериментального… И тоже, бывало, рассказывал её «двоечникам», хотя, редко…

    «…В одну московскую клинику, скажем, в Первую Градскую, привезли мужчину со специфическим ожогом. В специфическом месте ожог. И он не может понять, отчего. И не говорит, не объясняет. И никто не может понять. Лечат… В это же время, -- но события эти никто не связывает и просто не знает никто о двух событиях одновременно, -- в другую клинику, в Четвёртую, скажем, Градскую, привозят женщину – со специфическим ожогом. И вот она-то клянёт-клянёт какого-то мужика. Ей известного, а никому больше там не известного…
    А и мужик, и женщина, попавшие в эти разные клиники, немолодые уже люди. А к мужику в Первую Градскую ходит его жена. Такая простая баба-бабка, ну, деревня-деревней. И врачи её спрашивают, что, мол, могло случиться, вы, может быть, догадаетесь. А она: «Ой милые! Это ж я же ж во всём и виновата же. Наверняка. Я у него в комоде тут, было дело, «резиночки» эти нашла. Ну, -- «эти». Ну и к соседке, к товарке: «Что это, что это?» А она: «Что – что? Это ж он, значит, на стороне зазнобу себе завёл.» -- «Ой! А как же бы узнать? Узнать очень хочется!» -- «А как. А ты пересыпь ему «резиночки» эти…» -- «Ну, «эти»…» -- «Ты пересыпь ему их перцем…»
    …Эксперимент – удался!..»

                                ………………………………………………………………………...

    …Смысл жизни… Писатель Курт Воннегут. «Завтрак для чемпионов». Килгор Траут – любимый вымышленный персонаж писателя. Главный герой в «Завтраке для чемпионов». – Писатель, очень немолодой и совсем безвестный. И вдруг становится знаменитым. Его разыскивают, присылают ему приглашение на престижный симпозиум вместе с деньгами на поездку. Сразу же на старте которой его грабят. Но он продолжает путешествие совершенно без денег, безо всего, на попутках или безбилетником. Через Континент… По пути в общественном туалете он видит надпись сделанную кем-то на стене: «В чём смысл жизни?» -- И восклицает возмущённо: «Быть глазами, ушами и совестью Всевышнего, дура ты этакая!»

                ………………………………………………………………………………

    (Все цитаты исключительно по памяти.)

                ………………………………………………………………………………….   

    …Я ещё вот что рассказываю… И это действительно важно.
    Моя первая главная специализация в спорте (повторяюсь) – прыжки на лыжах с трамплина. А там бывает страшно. Систематичеки. Иногда не очень. Часто – очень-очень. А дело делать надо. А дело -- прыгать, лететь, летать. А как? Страх – страшный! В моменты страха, страх не парализует – он превращает тебя в мёрзлую стальную конструкцию, которая не может действовать, двигаться – вовсе. Даже думать о себе самой – эта «конструкция» не может… Только стопа, бывает, дрожит неодолимо, когда приподнимешь ногу, ботинок в крепление вставить… И – что? И – не то, чтобы совсем уж сам додумался, -- подсказка свыше, уж, наверное, была: «Не надо бороться со страхом. Чего с ним бороться? Если испугался, ты сам-весь состоишь из страха. – С собой самим бороться? Самому? «Нанайская борьба»?.. -- Сконцентрируйся на действиях. Продумай то, что нужно сделать, и сделай то, что придумал…» -- В прыжковой лыжной практике это: размяться, подмазаться, подняться наверх (там особенно страшно бывает), осмотреться, размяться уже специально, чтобы стартовать, разминаясь, настраиваться и настроиться на предстоящий свой трюк, продумать его и поимитировать, лыжи-крепления проверить, расслабляемость тела проверить, сконцентрироваться на предстоящем… И!.. -- …
    Вот такая случилась мне подсказка. Свыше. Или откровение. И, раз это явилось мне, сообщаю эту формулу действия ученикам – всё время своей педагогической карьеры – сообщаю. Вроде, ребятам помогает. И девчатам. А что такое: «Смелее! Будь смелым! Преодолей свой страх!» -- я не знаю. И этому не учу. А учу повадке делать действия независимо от собственного эмоционального состояния. –То есть, -- …лопаешься ли ты от счастья взаимной влюблённости, или совсем пропал в суицидальной тоске от ситуации противоположной, или от страха ты существовать перестал, или кураж тебя распирает, -- …продумай то, что нужно сделать, сделай то, что придумал. Технология – результат! Всё… Независимость от всего – вот что желательно!

    …К счастью, тогда на трамплинах мандраж у меня, когда бывал, к моменту старта уходил: «выплёвываешься» на лыжню на разгон и – дело делать!..

    «…Если ты смелый, ходи, да дело делай, про акулу позабудь! А если ты не смелый, ты тоже дело делай…» / Ю. Ким. /

    И вот об этом рассказываю: феномен страха, он – что там, спорт – он для жизни ультра-универсальный. Страх! А – надо жить. Не по страху. По совести…  (Независимо от страха, значит!)            

                               ……………………………………………………………………………..

    «Мой кинжальчик – первый номер, позолоченный носок:
      Кто парней наших затронет, -- припасай на гроб досок!»
      / Приблатнённая деревенская песня. /
    А «кинжальчик» изготовить для «парней» -- это как раз задача для умников и умниц. Культурная наука и технологическая культура. «Прорывная»!. Но не вполне умники и умницы поспевают за культурой политической (чтобы «на гроб досок»):  «…Если затронут где-то наши интересы, уничтожим ВСЁ!..» -- Служи, наука! «Анкор!» (Или «Апорт!»? или «Фас!»?..) – Вот где чёрная дыра-то для всех в самый раз…

                ………………………………………………………………………………….
                    

    Дело было «тыщу» лет назад, ещё в моём студенчестве спортивновузовском, да и не «дело» вовсе. Нас послали по осени всем курсом на сельхозработы. В прекрасное сверхдальнее Подмосковье… Прекрасные сельские тяжёлые работы. – А нам-то, здоровякам, для здоровья, для общефизической-то подготовки! – Собираем сено в стога. Кто побольше копну на вилы схватит, повыше закинет. Соревнуемся. А – дождь! Вдруг. Ливень. Работать с сеном нельзя. Поскладывали вилы-грабли. А рядом с полем покосным лес. Сосны прекрасные. И черника. Непролазная. И вот, собираем-едим чернику. Льёт ливень, мы мокрые давно насквозь, и целиком фиолетовые от черники, собираем-собираем, едим-едим, молча-молча. Ползаем… И вдруг над черникой в полном нашем молчании и в ровном рокоте ливня поднимается… -- У нас учился акробат… Ну, спортсмены разных спортивных специализаций вместе вперемешку учились… И вот, низовой акробат, ловитор. Это тот, который ловит внизу того, кто вертится наверху. Большой и сильный. Верхние (верховые) лёгкие, обычно резкие, экспансивные. Напарник нашего ловитора, как раз такой тоже, тоже с нами учился. Низовые чаще добродушные и флегматичные. И этот наш. Большой и сильный. Встал коренасто посреди молчания и ливня и черники, и ни с того, ни с сего раздумчиво: «Умейте иметь в виду…»

                       

    Опять анекдот… Извиняйте, умницы и умники! И анекдоты-то тут (извиняйте!) все добротно бородатые. (Самим бы умникам так выглядеть…)
    «Ползёт по пустыне скорпион. А – река. А ему на ту сторону. А – лягушка. – «Лягушка, лягушка, перевези меня на тот берег!» -- «Да ты же скорпион, ты же укусишь.» -- «Да что ты, что ты, что ты, что ты; как же, как же, как же, как же!» -- Плывут. Сколько-то ещё осталось. Скорпион жалит лягушку. – «Что же ты наделал! Мы же сейчас утонем!» -- «А вот такое я говно, вот такое я говно…»
    …Анекдотик-то этот, дрянноватенький, но он же тоже ж про алгоритмизацию поведения любимой нашей Цивилизации. Поведение которой обслуживают наши любимые умницы и умники.

    …Сейчас у отчаявшихся оптимистов в ходу суицидально-ироничный информационно-констатационный символ: симбиоз букв «П» и «Ц»… Символ результата умнического алгоритмирования.

               

    В прекрасных Альпах, довольно близко от полюбившегося уже нам княжества, на дорогой игрушке-коллаидере физики как раз и ищут чёрную дыру. (Ну не бозон же они никому не нужный ловят, не первоматерию найти хотят. Кто бы их на этакую ненужность поощрил. А тут коллаидер подарили.) Чёрная дыра, потому что, необходима всем. Нам! Никак нам без дыры. Физики и ищут. Это уже – стереотип, рождающий целесообразность. – «Психиатрическая люстра»! Антиабсурд. – И ведь найдут, «гады-физики, на пари». В эту дыру-находку всё и вся и уберётся…
    Есть у сноубордистов  смачный термин: «убраться». Это когда катастрофичное падение…
              «смерть не пришла она влетела
               на сноуборде вся в снегу
               и говорит пошли ребята
               я покажу отличный склон»
                / «Пирашки» /.

    …Самый эффективный менеджмент – менеджмент «чёрной дыры»: ни проблем, ни людей, ни самого менеджмента… Так что тот «Эффективный Менеджер», считай, ещё слабак был. Можно и по-эффективнее. И последователи и продолжатели темы есть. И наука на них – работает!
    Кто только оценит эту их эффективность – в дыре-то в чёрной?!.

                …………………………………………………………..

     Умники! И умницы!.. – «Умейте иметь в виду!..»

                ……………………………………………………………………

    …Мне мои говорят: «Ну, Алексей Алексеевич, умеете вы ободрить!»…

    Но, ребята! И девчата! – Когда самым и единственно целесообразным видится уничтожение всех и всего из-за «затронутых интересов», давайте пробовать обезоруживать и умиротворять Мир! Хотя бы улыбкой.


                Алексей Германов,
                Москва, Хайфа, 2013 – 2015.               

               
    Теперь автор – «физик» тела, «физрук» (физический руководитель), тренер по лыжам («Лыжи, может быть и не являются счастьем, но вполне могут его заменить!» / Эмиль Алле /.) – теперь автор просит у возможного читателя (почтенного, несомненно!) – извинения за использование сленговых словечек. Автор объясняет их нарочитое употребление язвительным своим намерением улучшить доходчивость предложенного «педагогического» материала.

               

«Рецензия»:   
Не понятно зачем эти всезнаемые анекдотики. К чему. Ничего не поясняющие. Ни к какому тексту, ни к мысли не привязанные.
Очень разбросанный текст по умозаключениям. Можно брать отдельные абзацы и развивать их в отдельные эссе. Иначе теряется смысл и цель того, о чём говорится.
Ощущение сумбурности всего излагаемого. Начинаешь говорить об одном, перескакиваешь к абсолютно не связанному с этим текстом. Конечно, если ты пишешь только для себя, для сохранения твоих умозаключений, знаний, воспоминаний – это одно, а если для читателей, которым, без сомнения, эти мысли были бы полезны и интересны, то нужно  всё перерабатывать, рассчитывая на читателей.
А что касается употребляемых жаргонных словечек – они только умаляют, делают «дурашливыми»  твои ума-заключения.

         / Это компетентная реактивная оценка предложенного автором текста. /
 
    …Ещё от интернатчиков…
                Про то, что создавался интернат в интересах оборонки, в физике-физике есть, а в "Спецреспублике" почему-то не упоминается. Ведь счастливые школяры об этом не подозревали, мечтали о большой науке, об университете или физтехе. Ну а после в науку, в аспирантуру то есть, шел отбор через комитет комсомола и партком, отсеивали даже тех, у кого было более семи пядей во лбу. А наши умники и умницы в большинстве своем пошли по распределению работать в "почтовые ящики", с жесткой пропускной системой и колючей проволокой по периметру..