Отец и дитя. Глава 1
Все уехали. Я остался один. А ведь она обещала мне! Обещала! Опять придется сказать классному руководителю эти, ставшие уже мантрой, слова «мама не смогла прийти». Только теперь придется добавить еще страшное «и не сможет». «Мне крайне необходимо увидеться с твоей матерью, Шумов!» Что ж, Варвара Никитична, мне это теперь тоже крайне необходимо. Все вокруг как во сне. Я не верю, не верю, что её и вправду забрали…
Моя мать – воровка, святейший человек на земле. После того, как отец бросил нас, когда мне было два года, она ни разу не пожаловалась на жизнь. Я помню только один момент, когда она позволила себе заплакать.
- Даня, прости меня, сынок, я просто… украла этот хлеб, - срывающимся от рыданий голосом вымолвила мама, заходя вечером в нашу комнатенку в общежитии.
А я был еще тогда маленьким пятилетним ребенком, не евшим уже почти сутки. Я отчетливо помню, как подбежал к мамочке и с удивлением спросил у неё:
- Мам, почему ты плачешь? Ведь все же хорошо. У нас есть хлеб. Пойдем кушать скорее! Я выхватил свежую буханку черного хлеба из её слабых рук, разломил на две части и, не нарезая, ел.
Тогда я был беспомощным пятилетним ребенком, но ведь сейчас я старше, умнее. И я все наконец-таки понял: в мире правды нет. Конечно нет, ведь мою маму забрали. И кто? Те самые люди, что вроде бы поставлены следить за справедливостью, блюстители закона. Почему эти «власти» нам не помогали раньше, коли они такие сильные, способные карать и миловать?! Правды в мире нет – я теперь в этом окончательно убедился.
Но подростковый возраст – возраст противоречий. Поэтому, совершенно разочаровавшись в справедливости, я отправился эту самую справедливость искать. Я пошел в суд. Почему-то я не сомневаюсь, что мою маму повезли именно туда. Невзирая на начинающийся дождик, я вышел из дома и пешком отправился искать суд. Вроде бы он находится неподалеку от моей школы. Туда я и пойду.
Дождь усиливается. Спустя полчаса я подхожу к высокому, массивному зданию суда совершенно замерзший и промокший до нитки. Дверь заперта, но рядом с ней есть кнопка. Звоню. Пару минут оттуда нет никакого ответа. Я уже хотел уходить, как вдруг дверь приоткрылась, и на крыльцо выглянул толстый усатый охранник в черной форме.
- Мальчик, ты к кому? – строго спросил он.
- Дяденька, я к судье. Мне нужно с ним про свою маму поговорить.
- Что случилось с твоей мамой? Её обидели?
- Да, её очень обидели - её арестовали.
- За что?
- За кражу, - без всякого смущения ответил я. Так же честно, как она сама тогда мне в этом призналась. Охранник поспешил меня расстроить:
- Здесь такие дела не разбираются. У нас арбитражный суд, а тебе надо в районный.
- А где он нахо… - хотел было спросить я. Но охранник уже исчез за дверью. Похоже, он рад, что от меня избавился. Такое ощущение, что никого кроме меня в этом мире нет. И этот противный дождь весь, каждой своей каплей обрушивается на меня одного. Здесь, в суде, в месте, где вершатся судьбы людей, Всевышний в очередной раз определил мне самую незавидную судьбу – быть неудачником.
Я стою на промозглом сентябрьском ветру. Мокрый с головы до ног, чертовски злой на весь мир и невинно обиженный судьбой, если она конечно существует. Что мне остается делать? Я должен довести начатое до конца. Многие люди, оказавшиеся в этот ненастный час на главной улице города, расскажут вечером дома своим близким, что по городу бродит какой-то мальчуган-беспризорник и очень серьёзно спрашивает у каждого прохожего: «Дяденька, тётенька! Подскажите, как мне пройти в районный суд?» Погода всё больше портится. Началась настоящая гроза. Беспощадно захватывают вечерние сумерки город. Я отчаялся найти сегодня этот дурацкий районный суд и пошёл к общежитию. Не к тому, где наша с мамой комната. Это общежитие находится в здании по соседству с моей школой. Я точно знаю, что дверь в крайний подъезд всегда открыта. Там обычно курят на переменах старшеклассники тайком от учителей. Точнее, учителя, конечно, знают об этом, но за территорией школы не могут им запретить.
Я зашел в подъезд, присел на ступеньки. Домой идти не хочется. Теперь там стало очень пусто без мамы. Больше идти мне некуда. В таком отвратительном настроении я не то что видеть друзей, а даже и вспоминать о них не хочу. Да и не так много их у меня, как хотелось бы. Тем более, уже поздно и их родители меня не впустят. Я просто сидел и вдруг заплакал от безысходной тоски. Это тоска по маме, но в первую очередь, конечно, по правде. Ведь если б была она, все у всех было бы хорошо. Я просто очень хочу, чтобы все было у всех хорошо. Я долго просидел так, горюя, наслаждаясь даже, наверно, своим горем. Мои мысли то улетают в далекое будущее, от которого я не жду ничего хорошего, то почему-то обращаются к воспоминаниям о страшном, безрадостном прошлом.
Помню, как однажды вечером к нам домой пришли какие-то женщины, отвратительно хорошо одетые. Они спрашивали о том, как у меня дела, нравится ли мне жить с мамой, хорошо ли я питаюсь. Мама быстро ответила, что у нас все хорошо. Было видно, что ее раздражает их присутствие. Тетки попросили ее не вмешиваться. Я сказал, что доволен тем, как живу и тоже спросил, как у них дела. Тетки почему-то растерялись, назвали меня хорошим мальчиком и ушли. Когда я спросил у мамы, кто это был, она сказала, что они из органов опеки. Они хотели забрать меня в детский дом, потому что думали, что мама плохо кормит. Но тогда у нас действительно было все хорошо. Мама даже варила в те времена суп с мясом по праздникам.
А теперь что будет? Куда мне пойти? Я вспомнил читанную в далеком детстве повесть, про мальчика Тома Сойера и его друга Гекельберри Финна. Может мне как Геку сбежать по реке на плоту с каким-нибудь таким же неудачником как я? Или просто уехать в другой город? Я знаю, где у мамы лежит немного денег, на первое время мне их хватит, а там уж сориентируюсь как-нибудь. Только сначала надо заглянуть в школу, попрощаться кое с кем. Ночь все течет мимо и кажется бесконечной. Я сижу и не могу уснуть. Отчасти, конечно, этому мешает отсутствие кровати в подъезде общежития, но это не самое главное. Ведь способен человек даже на голых гвоздях спать, когда у него мир в душе.
Только под утро я, наконец, забылся беспокойным сном и проспал всего пару часов. Мне приснился судья с лицом охранника, который со всей силы бил меня по голове своим огромным молотком. Снилось, как в солнечный день я почему-то раскрыл зонтик и под ним пошел дождь. Все вокруг шли сухие, а я один под зонтиком был мокрый и люди так странно смотрели на меня.
Проснувшись, я увидел через открытую дверь подъезда младшеклассника, бегущего по дорожке в школу с огромным портфелем и невероятно счастливым лицом. Видно, он накануне выучил всё и знает, что сегодня принесет домой пятёрку. Я вышел из подъезда. Когда он подошел к крыльцу, из школы выбежали два парня-старшеклассника и с ними такая же взрослая девушка с легонькой пустой сумочкой через плечо и таким же пустым, изуродованным косметикой, лицом. Они бегут сюда курить. Я ещё раз посмотрел на входящего в школу младшеклассника. «Нет, - подумал я, - Он точно верит ещё в правду, а я уже нет». Моё место теперь тут, в этом, заплёванном окурками, подъезде, а не с теми, кто в аккуратной школьной форме часами сидит за партой.
Старшеклассники пришли, и я впервые в жизни попросил их поделиться со мной сигаретой. Высокий парень усмехнулся в ответ: «Мал ещё курить. Мамка заругает!»
Если бы он только знал, как я сейчас хочу, чтобы она заругала! Но это невозможно. Я даже не представляю, где она находится. Старшекласснику я, конечно, это не сказал. Только упрямо попросил сигарету ещё раз. Наконец, старшеклассник сдался со словами «Ну как знай. Хочешь курить – кури, твоё дело. Мне не жалко», протянул мне сигарету и зажигалку. С ней я промучился пару минут, прежде чем зажёг. Сигарета постоянно тухла. Старшеклассники, вдоволь насмеявшись надо мной, ушли. Тот самый парень заповедал мне найти, когда докурю, Володю Сыча из 10 Б, то есть его самого, и зажигалку отдать. «А мы вперед пойдём. Не хочу, чтобы Гитлер В Юбке на меня орала, что я малолеток к вредным привычкам приучаю», - сказал он.
Гитлером В Юбке у нас в школе называют училку по географии. Она же - классный руководитель 10 Б. Вся школа, включая учителей, её ненавидит, и только у меня почему-то складываются с ней весьма тёплые отношения. Она понимает меня лучше, чем все остальные учителя. Эта моя дружба с географичкой - одна из причин, почему меня в классе не любят.
Но на одноклассников мне наплевать. На всех, кроме одной девочки – Оли Филипповой. Оля – отличница, гордость класса, ужасная зануда и просто красавица. Без малого половина парней в нашем классе тайно в нее влюблена, и я тоже среди них. Каково же было моё возмущение, когда Валера, мой лучший и единственный друг, заявил, что он давно планирует с ней «замутить», и спросил, как я думаю, есть ли у него шансы.
Валера, к слову, задавал мне подобные вопросы о разных девушках иногда по несколько раз на дню. При этом все они с готовностью на него вешались просто потому, что мой друг – самый сильный, красивый и крутой парень в классе. Он ведёт предельно беспутный образ жизни: пьет, курит и даже говорит, что баловался наркотиками. Но последнее, скорее всего, он просто выдумал, чтобы казаться еще более крутым.
Во всех других случаях без запинки я бы ответил, что шансов у Валеры полно. Но не с Олей! Может быть потому, что я её сам люблю, а может просто потому, что он и она – два совершенно противоположных человека. Я сказал Валере все это, и тогда он, привыкший со стороны девушек к безотказности, рассердился и в пылу предложил мне заключить пари: с кем будет в итоге Оля Филиппова – с ним или со мной. Победит тот, с кем она с первым поцелуется, а проигравший должен будет забыть о ней навсегда и не мешать их с победителем отношениям. Это был для меня единственный шанс побороться за свою любовь, и я принял Валерин вызов.
Свидетельство о публикации №220082101034