Чёрный

Щенки копошились возле живота Юджи. Кто-то уже дремал, кто-то играл ухом сосущей рядом головы, а Чёрный (этим  он и выделялся из похожих друг на друга братьев и сестёр) нашёл у материнского живота свободное место,  уютно уткнулся в пушистый живот. Но он даже глотка сделать  не успел: мать напряглась, грозно зарычала, вскочила. Щенячья идиллия рассыпалась. Чёрный, от резкого движения матери, перекувыркнулся…  Всё произошло так быстро, что слово «Рядом!», которое резко и коротко выбросил изо рта мужчина, прозвучало вместе с вырвавшимся взвизгом Юджи и прыжком ротвейлера. Чёрный зажмурился  от ярко вспыхнувших на солнце подпалин ротвейлера. Громко визжавшая от боли мать отползала к платформе подъёмного крана, за ней по пыли в крови тянулись  кишки…  А по двору гаража продолжал идти мужчина. Рядом с ним, чуть опережая его шаг, шёл важный красавец Аристократ, так назвал пса-убийцу важный дядька. Шли спокойно, словно ничего не случилось, не погибла мимоходом разорванная мать, не осиротел  выводок, теперь ничьих щенят…

  Заботу о щенках взяли на себя водители АТП. Сторож Афанасьич принёс объёмную, но невысокую миску. Следил, чтобы в ней каждый день была еда. Ему нравилось следить, как вели себя осиротевшие щенки, а они, разные не только по окрасу, но и по характеру, быстро поняли, что миска кормит. Рыжий всегда подбегал первым, когда миску наполняли едой. Выхватывал самый большой кусок, отбегал подальше в сторону и жадно ел.  Белый с чёрными пятнами тоже пытался первым подбежать, но видя самый большой кусок во рту рыжего, хотел отобрать, затем по очереди хватал то один, то другой кусок в миске, наконец, зажав в зубах понравившийся, недалеко усаживался и ел его, поглядывая на Чёрного. А Чёрный подходил  к еде последним, но с таким видом: выбрали – вот и ешьте там, где сидите, а это теперь – моё. Ел оставшееся не жадно, спокойно. Если же пятнистая сестрёнка (белый с чёрными пятнами щенок) снова подходила, чтобы выхватить кусочек, Чёрный порыкивал, но поднимал голову,  словно для того, чтобы  передохнуть и осмотреться, и принимался за еду вновь, когда хитрюга уже недалеко ела «добавку». Время шло, щенков разобрали водители из соседних деревень.
 
Сторожу Афанасьичу нравился Чёрный, он сразу решил, что это будет его помощник, поэтому к зиме сколотил четвероногому другу утеплённую будку, тем более, зима 2003 года сразу не пожалела снега. Чёрный считал Афанасьича. своим хозяином, постоянно был рядом или бежал впереди, когда тот отправлялся на обход территории. Из чёрного щенка вырос отличный  помощник, весёлый и преданный. Он всегда чувствовал настроение Афанасьича. Любимой игрушкой была пластиковая бутылка. Вот она лежит рядышком, Афанасьич  делает вид, что хочет её взять, Чёрный вскакивает, хватает бутылку и отбегает, бросает и снова хватает. Если же бутылка оказывалась в руке, Чёрный весело лаял и прыгал перед другом, затем убегал далеко вперёд. Если Афанасьич сворачивал  и уходил в другую сторону, Чёрный находил его быстро, по звуку шагов. Всегда неровное шуршание гальки или шёпот песка подсказывали, где он, а сегодня подсказывал снег, поскрипывая твёрдо – робко, громко – тише, сильно – мягче. Скрип точно сообщал  направление прихрамывающего шага. Чёрный и Афанасьич обошли огромный серый куб – корпус  реактора,  машинное отделение, осмотрели зарешёченные окна, железные двери.
 
      
В морозной тишине подошли к «тюбетейке», так рабочие называли купол для атомного реактора. Вот он, не дождавшись своего звёздного часа, огромной тюбетейкой лежит в снегу.  В таинственном орнаменте  не успевшего слежаться снега  угадывались мощные металлические своды. Афанасьичу  вспоминались стихи, которые он услышал однажды здесь во время экскурсии.

---Герой реакторной легенды---

Царит на поле круглый истукан.
Из всех известных он мощней и выше.
Не памятник, не дом и не курган,
он купол, сам себе – сплошная крыша.

Высокой цели прибыл он служить
защитой в поднебесье стать надёжной,
чтоб новый город мог достойно жить,
а счастье, радость, труд были б возможны.

С ним не сравнится никакая рать:
он, шлем и щит над грозным чародеем,
такой удар способен удержать –
любая сила перед ним немеет.

И даже реактивный самолёт
сплошные своды повредить не сможет!
Но вот судьба, как прерванный полёт:
он прибыл. Должен. Может. Здесь.
                И что же?!
Стоит один…

Сторожа стремились  не дать растащить по прутику такую мощь. Металлодобытчики побаивались Чёрного, но всё равно умудрялись залезть в реактор или машинный зал. Стройка Атомной станции прекращена, работы не было, и стройбаза, атомный реактор, машинный зал превратились в «место добычи металла». Кого-то  нужда сюда гнала, а кого-то –  алчность. Афанасьевич ловил  «несунов»,  стыдил, предупреждал, что вызовет милицию. Как-то из темноты  он  услышал угрозу, дескать, пусть сам поостережётся, если не хочет получить прутом по голове.

Однажды это не осталось пустой угрозой. Ночью сторож  решил обойти территорию. Выйдя из вагончика, позвал Чёрного и тут же упал. Из раны над глазом хлестала кровь. Афанасьич не слышал, как яростно лаял Чёрный, как заскулил, когда кто-то попал в него кирпичом, затем завыл. Вой услышал Нуруш. Нуруш – тоже сторож. Он арендовал землю, рядом с недостроенными  складскими корпусами атомной станции, поставил там  деревянный вагончик, развёл  коз, гусей – так решил проблему питания семьи. Он и ночевал в вагончике. Нуруш поспешил на вой собаки, увидел, что случилось, вызвал скорую помощь, но приезда её не ждал, сообщил по телефону, что сам везёт раненого, а они пусть там скорее готовятся помочь ему. Увидев, что собака бежит за машиной, он остановился и позволил  Чёрному вскочить в кабину. Медсестра и дежурный врач скорой помощи приняли  пришедшего в сознание Афанасьича, не позволили везти домой, тем более в здании были  палаты дневного пребывания и лечения. Там и оставили, чтобы  понаблюдать.
Нуруш, уезжая, не вспомнил о Чёрном, лишь утром обнаружил, что того нет на территории  АЭС.
 
Утром медсестра, зайдя в палату, где лежал Афанасьич, сообщила, что чёрная собака всю ночь сидела у окна палаты, не уходит и сейчас. Не ушёл Чёрный и на следующий день, и еду не брал. Афанасьич попросил придвинуть  кровать к окну, чтобы  поговорить с преданным другом, уговорил его поесть.

Когда Афанасьича выписали, домой он приехал вместе с Чёрным. Больше они не расставались.