О кошмарах вслух не говорят. Глава 23

Солнце пробивается через молодые зелёные листья и приветливо ласкает лицо. На дороге пекло, но когда входишь в лес, то попадаешь в мир весенней прохлады и лёгкого тёплого ветерка, озорно треплющего мои волосы и лениво пытающегося сорвать с головы капюшон толстовки. Я выбираюсь из чащи леса на небольшую опушку, чуть залитую солнцем. Здесь берёт начало река, которая, если спуститься на пару метров вниз, готова унести тебя, будь ты только по колено в воде. Она проходит по северной границе Горда, и мы с Джеем всегда хотели дойти до её истоков. Парень сидит на большом валуне у воды и бросает мелкие камушки. Наступая на ветки, я привлекаю его внимание, и Джей оборачивается. На кончиках растрепанных волос играют солнечные блики, а карие глаза выдают янтарный оттенок. На уже загоревшем лице над правой бровью отчетливо выделяется тонкая полоска шрама. Растягиваясь в улыбке, Джей похлопывает по месту рядом с ним.

— Похоже на рождение души человека, — говорит Джей, указывая на воду. Я вопросительно изгибаю бровь. — Берёт начало с чего-то высокого. Сначала маленькая, слабая. Чем дальше, тем она становится больше и шире. А затем, после смерти человека, впадает в море таких же душ. Переплетается с ними. А через несколько мгновений всё по-новому.

— Заговорил на серьёзные темы, — Джей чуть морщится от прикосновения моей холодной руки к его лбу. — Ты что, перегрелся?

— Почему бы и не поговорить о чём-то серьёзном.

— Мы всегда о нём и говорим. Только завуалированно, — я подбираю камушки и следую примеру друга.

— Через тупые шутки?

— Через тупые шутки, — соглашаюсь я.

Птицы перелетают с ветки на ветку, перекрикиваясь друг с другом. Их крики сливаются в мелодию, бешеную и непонятную, но такую живую и настоящую. Где-то хрустнула ветка, извещая, что мы не одни, но мы даже не шелохнулись. Наверняка, какой-нибудь лесной житель захотел утолить жажду. Если это кто-то неопасный, то, увидев нас, уйдёт обратно в лес. А если же нет… ну что ж. На деревья забираться не впервой.

— У реки есть притоки, — я решаю продолжить тему Джея. — А как насчет души?

— Притоки, как родственные души, дополняют и поддерживают нас.

— Получается, в итоге мы все — море? Но ведь не могут быть все души людей чем-то таким прекрасным, как море. Где бы река ни брала начало, будь то болото, горы или ледник, они все впадают в море.

— У таких людей, как убийцы, нет души. О чём тогда переживать?

— У всех есть душа, — я не даю возможности Джею перебить себя. — Вопрос лишь в том, какая она. Чистая и лёгкая или же замаранная до последней степени. Но полностью чистых душ не бывает, разве что младенцы — и те до определённого возраста.

— Ну тогда это души-загрязнители. Они отравляют наше море, делают его необитаемым и загнивающим.

— И как же тогда быть? — рассеянно спрашиваю я.

— Риторический вопрос, — пожимает плечами Джей. — Что до нашего моря, то оно давно сгнило. У нас ничего нет: ни будущего, ни настоящего. Ты идёшь в Академию ради выгоды, и «честь» родины тебя и в помине не колышет. Я иду туда, чтобы не оставлять тебя одну. Других возможностей в Пандоре не осталось: каждому одна дорога — на фронт, а потом под землю. Придёт время, и наши родители оставят нас, а, посмотрев на то, что творится вокруг, — понимаешь, что это время уже на пороге. Этель, ты лучше меня знаешь, что мы уже мертвы. В Пандоре нет жизни.
Я вслушиваюсь в дыхание леса. А ведь Джей прав: грядет война, и кто знает, кем окажется победитель и будет ли он вообще. Оба блока имеют нечеловеческие ресурсы, так кто же сможет ответить на вопрос: если начнётся бойня, есть ли гарантия, что две части одной страны не уничтожат друг друга до основания?

— Разве мы ничего не можем изменить? — изменяя своей привычке, сегодня я оптимист.

— Единственное, что мы можем изменить: это пополнить списки погибших, — Джей толкает меня в плечо. — Но, с другой стороны, это ты читаешь фантастику наподобие той, в которой мы оказались, так что тебе и предлагать.

— Какая честь, — хмыкаю я. — Если от одного человека может зависеть жизнь другого, то, может, от нас двоих будет зависеть пару сотен судеб? Мысль о том, что кто-то в одиночку может изменить целую историю, фантастична, но разве не об этом нам рассказывали в учреждениях?

— Историю творит толпа, а в книги вносят имя лишь того, кто её управляет, — замечает Джей.

— Разве это неправильно? С него же и начинается эта история, так почему он должен уступить место безликой массе?

— Иногда твой цинизм пугает, — фыркает парень.

— Я знаю, что ты прав, Джей, — через пару минут продолжаю я. — Но даже если так, даже если у нас нет будущего, у нас всегда будет прошлое. Прошлое, где мы творим совершенно безрассудные и ни капельки не великие дела. Но мы не боимся жить хотя бы тенью той жизни, которая была бы у нас в другой реальности. В городе вечного траура и бесполезных амбиций мы не боялись громко засмеяться или провести целую ночь под летним звёздным небом. Возможно, наше море не так уж и ужасно, как могло бы быть.

— Но ты несчастна, — Джей растягивается в усталой улыбке.

— Как и ты. Я знаю, мы ничем не обделены, но… это всё не то. Это лишь жалкая пародия той жизни, которая могла бы быть у нас. И я, и ты живём одновременно не для себя, но друг для друга. Это такой дикий абсурд, что…

— Этель, ты одна — полноценное море, — перебивает меня Джей. — В тебе сокрыты глубины, о которых ты даже не подозреваешь и которые близкие тебе люди видят. Ты можешь утопить одним взглядом и, напротив, одним словом дать прибежище, мирно укачивая на своих волнах. Меня раздирает чувство сожаления, что ты здесь, в этой чёртовом месте, в этой чёртовой дыре. У Пандоры есть технологии и военная мощь, но нет жизни для таких, как ты. Ты выше всего этого. Я знаю, что без меня тебе было бы в тысячу раз тяжелее, как и мне без тебя. Однако вопреки всему, каждый из нас бы справился. Ты сама понимаешь, на какой риск мы себя обрекаем, подписывая контракт с Академией. Дай мне слово не пускаться во все тяжкие, если меня вдруг не станет, хорошо? Так же, как и я обещаю не делать этого.

— Аргументируй, — хмыкнула я.

— Я серьёзно, — и Джей действительно на редкость был серьёзен. — Загибать свою жизнь ради хотя и лучшего, но умершего друга — плохая идея. Уж лучше оторвись за меня, а не спеши встретиться в стране пони и сладкой ваты.

Иногда, например, в такие моменты, Джей просто поражает своими умом и проницательностью. Я ничего не отвечаю, а лишь глубже вдыхаю запах леса.

***

От яркого солнца накатывают слёзы, но я всё продолжаю стоять, запрокинув голову и наблюдая за стремительно несущимися облаками. Поднимаю маленькую ладонь, отбрасывая тень на лицо, и ищу взглядом чёрного летучего змея. Поймав ветер своими могучими крыльями, он кривится в красно-жёлтой улыбке, которую мы с Джеем нарисовали несколько минут назад. Я вижу, как друг машет рукой и несётся вперед, увлекая меня за собой вглубь пшеничного поля, давно заросшего сорняками и травами. Крепче сжимая в руке нить от моего воздушного покровителя, я несусь за Джеем. Рюкзак мешает бежать быстро, но я упрямо переставляю ноги. Вновь запрокинув голову, я на ходу наблюдаю за змеем. Грозно нависая над головой, он стремительно спикирует вниз, прямо на меня. Споткнувшись о камень, я растягиваюсь на месте, укрытая размашистыми чёрными крыльями. Звонкий детский смех Джея заставляет меня высунуть голову. Я снизу-вверх смотрю на мальчика, а он от души заливается хохотом, широко открывая рот. Там видны просветы между зубами — следы недавней драки. Правая бровь с кровавой отметиной подрагивает, а нос забавно морщится.

— Твои ноги слишком коротки для быстрого бега, — сквозь слёзы выдавливает Джей и протягивает руку, чтобы помочь мне подняться.

Демонстративно игнорируя этот жест, я самостоятельно выбираюсь из-под змея и отряхиваю своё подобие школьной формы: белая рубашка из-за пыли и травы стала непонятного серо-жёлтого цвета, а брюки на коленях истёрлись. Надеюсь, мама посмеётся, когда увидит меня в таком виде.

— Кто бы говорил, — бормочу я, окидывая взглядом Джея.

Его косматая голова сейчас на одном уровне с моей, так что ростом он почти не отличается. Большие карие глаза, почти не мигая, изучают каждый клочок поля и неба. От бега ранка над бровью снова начала кровоточить, и тонкая красная струйка проложила себе дорожку до самого подбородка мальчишки.  Вывернув рукава наизнанку, чистой тканью я стираю её с лица Джея.

— Тебе надо почаще молчать. Эти старшие мальчики хотят поступить в Академию, и они не позволят, чтобы такие, как мы, смеялись над ними.

— Твоего молчания хватит на нас двоих. И прекрати говорить так, как ты на самом деле не думаешь, — Джей обиженно тряхнул головой.

— Ты знаешь, как я думаю, но на деле для нас это невыгодно.

— Да знаю я! — своим ещё ломающимся голосом Джей произносил каждое слово с разной интонацией. — Но не могу я молчать, когда они ведут себя, как…

Мальчик нахмурил брови и поджал губы, подбирая нужное слово.

— Подлецы! — с гордым видом я закончила за него, блеснув своим пополнением словарного запаса благодаря недавнему прочтению мировой классики.

Джей энергично закивал головой и перенес своё внимание на летучего змея. Его крылья измялись, и теперь улыбка казалась злобной и безумной.

— Так откуда он у тебя взялся?

— Я украл его у того придурка Макса, — Джей хитро улыбнулся и принялся расправлять крылья змея. — Раз они собираются поступать в Академию, то довольно играть в игрушки.

Я скинула рюкзак и принялась помогать другу. Аккуратно подготовив змея к запуску, мы с Джеем переглянулись, и в его глазах блеснул заговорщический огонёк.

— Этель, нам с тобой по двенадцать лет, пять из которых мы прожили бок о бок. Давай придумаем какую-нибудь фишку. Типа какой-то код или что-то в таком духе. Ты же много читаешь, подкинь идею.

Я села напротив Джея и уставилась на его лицо. Глаза мальчика были поддёрнуты пеленой предвкушения чего-то таинственного и особенного, а губы чуть приоткрыты. Потянувшись к своему рюкзаку, он начал рыться в нём и через несколько мгновений достал баночку с краской: ту же, которой мы рисовали улыбку змею.

— Давай напишем это здесь и запустим в небо, оборвав нить. Ветер сильный и ещё долго не утихнет, а значит, наш змей улетит далеко-далеко, может быть даже за границы Пандоры.

— Но что ты хочешь написать? — я задумчиво водила рукой по мягкой чёрной ткани.

— Что-то короткое маленькое, но очень красивое и скрывающее в себе тайны. Как мы с тобой, — Джей довольно улыбнулся.

— Может быть, «я твой ум, а ты мой язык»? — вспомнив недавние слова друга, я ляпнула первое, что пришло на ум.

— Нет, это грубо и совсем некрасиво, — поморщившись, Джей насупился. — Давай «брат и сестра — одно целое навсегда».

По моим полезшим на лоб глазам мальчик понял, что это удивительно неподходящий вариант, и примирительно поднял руки.

— Давай подумаем. Вот что мы с тобой обычно делаем? — я решила зайти издалека.

— Едим, — Джей вытаскивал из рюкзака какой-то батончик. — Или напарываемся на неприятности, а потом бежим. Нет, ну перед этим ты, конечно же, строишь из себя этого, ну как его…

Джей начал размахивать шоколадкой у меня перед носом.

— Дипломата, — подсказала я.

— Ага, да-да, его самого: вечно пытаешься обо всём поговорить и вернуть то, что я уже испортил. Но в конце концов нас всё равно гоняют.

— Вернуть то, что ты испортил… — задумчиво повторяю я, смотря на жующего Джея, — или, другими словами, разрушил.

Мальчик неопределённо пожимает плечами, мол «какая разница», и протягивает мне половину сладости. Беря в руки шоколадку, я уже знаю, что мы напишем. Я смотрю на чёрную точку, всё выше и выше взмывающую в небо. Джей так же, как и я, завороженно наблюдает за змеем, хранящим частичку нас обоих. Когда мы написали на нём слова «Я буду разрушать. Я буду строить», мы осознали, что этой клятвой связали наши жизни. Змей исчез в небесной вышине, но фраза навсегда врезалась в память.

Из нас троих змей был единственным, кто увидел мир за границами Пандоры.

Мы в это верили.

***

Надоедливая девочка, вечно плюющаяся слюной на каждом слове, целых десять минут мучила меня своими рассказами. Я напоминала собой грозовую тучу, наблюдающую за такими же, как и я, первоклассниками, заполняющими помещение. Боковым зрением вижу, как соседка пытается наклониться к моему уху, поэтому я подаюсь влево, поворачиваясь к ней. Курчавые светлые волосы ореолом обрамляют квадратное лицо девочки, а глаза лихорадочно бегают по классу. На столе под её подбородком уже образовалась небольшая лужица слюней от нескончаемого потока слов. Подавив в себе рвотный рефлекс, я цепляюсь взглядом за пустующее место рядом с пухляшом на предпоследней парте первого ряда. Нас разделяет несколько столов, но у меня уже нет сил выдерживать болтовню этой прилипалы.

Не придумав ничего лучше, я подрываюсь и бросаю свой рюкзачок прямо на то пустое место. Было бы всё шикарно, если бы в этот момент пухляш не наклонился к свободному стулу, чтобы поднять выпавший из рук карандаш. Его раскрасневшееся лицо полно гнева и злобы, когда он встречается взглядом со мной. Пару детей, сидевших параллельно ему, посмеивались над сложившейся ситуацией и ждали развязки. Я медленно подхожу к парте пухляша, который сжимает мой рюкзак в своих лапищах.

— Ты что, совсем тупая? — мальчик буравит меня взглядом своих светло-карих глаз.
От детской обиды накатывают слёзы, но я быстро моргаю и щипаю пухляша за руку.

— Я попала в тебя случайно. Но если будешь меня обзывать, буду делать это специально, да ещё и наполню рюкзак самыми тяжёлыми книгами, — отчеканила я и демонстративно опустилась на свободное место.

Пухляш ошарашенно провёл своей рукой по и так растрёпанным каштановым волосам и слегка толкнул меня в плечо.

— Ты сильная женщина, — с таким видом, будто он познал все тайны мира, мальчик наклонился ко мне. — С тобой должен быть такой же сильный мужчина. Я подхожу, поэтому я разрешаю тебе сидеть со мной.

Я удивлённо смотрела на гордо распрямившегося пухляша. Поправив галстук, он важно протянул мне руку, которую я так же важно пожала.

— Джей Адамс.

— Этель Цид.

***

Подушка мокрая от слёз, и от этого я быстро просыпаюсь. Здесь, вдали от злосчастного Ароса, в глухой тишине квартиры, щемящее чувство потери накатывает с невероятной силой, и я совсем не могу сопротивляться ему. Глубоко дышу и стараюсь не двигаться, чтобы ненароком не развеять приятные воспоминания из сна. Мысли разбегаются, и я не могу задержаться ни на одной из них. Я не нахожу ни слов утешения для самой себя, ни упрёков — ни-че-го. Вакуум, образовавшийся внутри, неприятно давит, и я скорее выбираюсь из постели.

С наружной стороны окна оседали снежинки, но сильный ветер быстро срывал их с выбранного места. В квартире было тепло и уютно, однако сейчас мне больше всего хотелось оказаться посреди зимнего ненастья. Город почти не видно: мрачные силуэты зданий мистично выделялись на фоне, на удивление, звёздного неба, а полотно моря неспеша двигалось за ними. Закусив губу и остервенело потерев щёки, я кое-как натянула тёплую одежду и вышла вон.

Когда я миновала пару десятков этажей, мне было тяжело дышать, но зимний ветер быстро остудил мой пыл. Я запоздало вспомнила слова Софы о том, что непременно заболею, и, успешно их проигнорировав, двинулась дальше. Тело от моих движений пронзала ноющая терпимая боль, как после физических нагрузок. Лишь левое бедро отдавало неприятной тяжестью, но я предпочитала её не замечать. Мороз ощутимо усилился, и я плотнее завернулась в куртку, в которой и без того утопала. Натянув шапку почти на глаза, а голову по те же самые глаза втянув в воротник, я брела к морю. Дома всё дальше от центра меняли свою помпезность и роскошь на простоту и удобство, а потом и вскоре исчезли. Я шла неспешно, не смотря вперёд — лишь под ноги. Пройдя небольшой лес, я вышла к обрыву. Свет был лишь от снега, лежавшего везде, куда ни падал взгляд, и мерцающих надо мной звёзд. Я запрокинула голову и искренне улыбнулась: я так долго ждала такого неба и вот, наконец, вижу его, только предшествующие этому события далеко не радостные. Я стояла в опасной близости от края земли, ещё шаг — и могла бы оказаться внизу. Море богатым полотном укрывало землю передо мной. Сейчас оно было спокойным и умиротворённым, с радостью принимало в свои объятия тысячи звёзд над ним. Небо и земля, две противоположности, но сегодня земля бережно несла в себе частичку неба.

— Ты по-прежнему предсказуема.

Я лениво оборачиваюсь, мельком встречаясь взглядом с Каем.

— Тогда ты должен понимать, что сейчас я хочу побыть в одиночестве.

Я медленно, чтобы не потревожить рану, опускаюсь на снег и вытягиваю ноги. Через пару секунд Кай располагается рядом. Он не изменяет своей кожаной куртке, под которой тонкий свитер в такую же тонкую вязку. Квадратиков так много, что я прекрасно вижу торс мужчины.

— Может быть, это всё правда? — вдруг спрашиваю я.

Кай выгибает бровь и на секунду переводит взгляд с моря на меня.

— Всё то, о чём меня предупреждают, — я пожимаю плечами. — Ты просто используешь меня в роли игрушки, делаешь представление ярче, вот и всё.

Мужчина молчит, а невыплаканные слёзы начинают жечь глаза. Я проглатываю комок и сжимаю руки в кулаки.

— Рома выкинул меня в окно, просто чтобы ты эффектно появился. Я очередная фигура на твоей шахматной доске, и ты лишь смотришь на меня со стороны той пользы, что я смогу тебе принести.

Я скосила глаза, чтобы увидеть реакцию Кая. Мужчина, откинувшись на руки, расслабленно сидел и наслаждался видом морской громады. Лицо его было спокойно и холодно, а на губах скользила полуулыбка.

— Продолжай, я слушаю, — лениво бросил Кай.

— Тебе плевать.

— Нет.

— Да.

— Нет.

Да что со мной? Но я упорно продолжала нести чушь и обвинять Кая:

— Ты убивал Джея.

— Относительно, — Кай запрокинул голову и прикрыл глаза. — Я знал, что там твой друг, но убивать его не собирался. Это была проверка на выносливость, которую он успешно прошёл.

— Ты не дал мне ему помочь, — я ударила кулаком по бедру мужчины. — Его можно было спасти, а ты…

— Что я? — спокойно переспросил Кай. — Не дал тебе сдохнуть? Не позволил нестись сквозь пули к трупу? Тянул за собой, потому что не хотел тебя потерять, хотя ты упорно этому сопротивлялась?

Я резко подтянулась в сторону мужчины, и наши губы почти соприкоснулись, но он с силой откинул меня от себя. Кай в миг напрягся и превратился в грозовую тучу. Я упала на бок, но тут же быстро вскочила, позабыв о ране и набрав пригоршню снега.

— Да что с тобой? — рявкнул Кай.

Действительно?

— Да пошёл ты! — я бросила снег мужчине в лицо и быстрым шагом двинулась в лес.

Схватив за шиворот, Кай повернул меня к себе и немного тряхнул. Снег рассыпался в его волосах и спадал на ресницы, делая взгляд ещё выразительнее, то есть более пугающим. Взяв меня за грудки, Катара приблизил своё лицо к моему и угрожающе тепло начал:

— Не глупи, Этель. Войска в Аросе оказались более подготовленными, чем мы рассчитывали. Это не шутки, и мы легко могли попасть в ловушку, не начни отступать. Видимо, Делон не такой скверный военный, как думал Вит, а потому смог достойно отразить неожиданную атаку. Всё с самого начала пошло не так, как было спланировано, ясно? Рома выбросил тебя в окно на свой страх и риск, и для тебя это стал единственно нормальный выход.

Я открыла рот, но Кай снова меня тряхнул:

— Нет, ты бы не смогла просто отстреливаться, вас двоих задавили бы количеством. Для Ромы, благодаря его способностям, сложившаяся ситуация не стала бы проблемной, но он был с тобой.

«Без моих сил ты ничтожна», — слова Кая всплывают в голове. Здесь все ничтожны, кроме тех, у кого есть способности.

— Да, представление должно было быть, но не таким, — мужчина начинал злиться, и голос его становился всё жёстче. — Называй это, как хочешь: проверка, показуха, игра. Но суть в том, что тебе самой нравится быть в центре того хаоса, который я создаю. Я бы не пошёл на открытый риск для твоей жизни, и в этом деле неоднократно пытался этого избежать. Ты не могла помочь своему другу, а даже если тебе выпал шанс один из тысячи это сделать, я бы не допустил. Потерять тебя из-за ложной надежды — глупый бред. Это в книгах и фильмах у героев всегда есть время попрощаться с погибшими, но не в реальном мире. Здесь война, Этель, и пока бы ты пыталась помочь Джею, умерло ещё десять человек, среди которых могло значиться и твоё имя.

Конечно, я всё это понимала. Если честно, после смерти друга мне уже было плевать на то, что меня выкинули из окна, и уж тем более было плевать на цель этого полёта. Кай прав, но внутри всё так неприятно тянуло и жгло, поэтому я молчала и хмуро пялилась ему в грудь, ни на секунду не поднимая глаз. По-прежнему держа за грудки, Кай отрывает моё тело от земли. Я думала, что мужчина скинет меня в сугроб, но, подхватив за бёдра, он сажает к себе на торс, крепко сжимая талию.

— Но даже так ты всё равно сбежала, бросив оружие. Это было тупо и убого. Я не мог броситься следом, но я не переставал чувствовать тебя. Туман защищал, и я был уверен, что ты сможешь добраться сама, но потом…

Наши головы оказались на одном уровне. Кай замолк, не отрывая взгляда от моих глаз, и мне стало не по себе. Мужчина, словно кот, лизнул меня в щёку и резко поставил на ноги, поддерживая за локоть.

— Ты плохо знаешь мир, в который попала.

— То был какой-то… сумасшедший?

При воспоминаниях о том, как псих хотел сделать из моей ноги обед, тошнота подкатывает к горлу, и я трясу головой.

— Ты никогда не замечала, что Содом совершенно не тронут? — после некоторого молчания спросил Кай. — Это единственный город, который я оставил без трупов. Относительно недалеко от Содома, в лесах, была самая крупная психбольница Пандоры — «Акула». В ней содержались люди с очень редкими и достаточно опасными психическими заболеваниями. Одни были животными до мозга костей, но в теле человека; другие питались пылью, а кровью своих жертв рисовали портреты котят. Когда я добрался до «Акулы», я не стал убивать её обывателей, я просто выпустил их всех на волю. Я знал, что новость об этом люди Содома воспримут как знак и добровольно покинут город.

— Но ведь прошло столько лет…

— Они же психи, — Кай равнодушно пожал плечами. — Помнишь, сколько крысиных трупов было в его подвале? Сумасшедшие не брезгуют. Психов за пятнадцать лет стало в разы больше тех, которых я освободил. Это и без вести пропавшие солдаты, у которых помутнел рассудок; и фанатичные идиоты, ищущие с нами встречи; и чокнутые «божьи» приспешники, олицетворяющие собой возмездие. Академия контролирует и эта вопросы, просто в них посвящают далеко не первокурсников.

— Ты знаешь, почему тот сумасшедший называл тебя хозяином?

Кай улыбнулся кончиками губ и натянул мою шапку ниже, почти закрыв обзор. Его злость утихомирилась, и теперь синее море было спокойно.

— От моих сил остаётся след, особенно когда поток бывает максимально мощный. После трагедии в новостях фигурировали статьи, где люди жаловались на головные боли, неприятные спазмы, а некоторых даже забирали в больницы. Мои кошмары в сочетании с потерянным рассудком сумасшедших даёт в итоге их… рабство?

Кай склонил голову к плечу и не сводил взгляда с моих губ. Ураган чувств терзал душу, пока я вглядывалась в глаза мужчины. Если бы он не вернулся за мной, сколько я продержалась до того, как умерла от пыток безумца? Это самая пугающая смерть — попасть в руки умалишённого, который хочет съесть тебя заживо.

— Почему ты это делаешь?

— И что же я делаю? — Кай снова натянул мне шапку почти на глаза.

— Спасаешь меня. Возвращаешься, ищешь и спасаешь. Никогда не бросаешь и не обижаешь, хотя и косвенно угрожаешь. Разве у такого великого злодея, как ты, есть время и терпение на меня и мои выходки?

— Я специально его освобождаю, чтобы быть с тобой, — просто ответил Кай.

— Ты никогда не хотел меня поцеловать?

К моему большому удивлению, щёки Кая порозовели: сейчас он явно не ожидал такого вопроса. Его брови дрогнули, и на секунду мне показалось, будто мужчина смутился.

— Хотел и до сих пор хочу, — отстранённо сказал Кай, отворачиваясь к морю.

— Тогда почему ты не даёшь мне это сделать?

Я хотела преградить дорогу мужчине, но поскользнулась. Рухнув на задницу, я растерянно посмотрела на Кая снизу вверх и успела увидеть его слабую, но искреннюю улыбку. Облизнув губы, он сел на корточки и приподнял мой подбородок.

— Не хочу тебя напугать.

— Что же, у тебя слюни текут, когда ты целуешься?

Кай широко улыбнулся и быстро опустил голову, не встречаясь со мной взглядом. Я вцепилась в его колено и потянула на себя. Мужчина пробормотал что-то невнятное, а в следующее мгновение уже лежал рядом.

— Я хочу тебя, — я приподнялась на локте и неуклюже завалилась на бок.

— У тебя, похоже, лихорадка, — заметил Кай, прищурившись.

— Это правда. Я хочу тебя.

— Я знаю.

Кай смотрел на звёзды, а его посиневшие губы дрожали. Он старательно не встречался со мной взглядом и казался таким далёким, словно те же самые звёзды, за которыми он наблюдал. Шапка сползла на глаза, когда я забиралась на Кая. Его грудь медленно вздымалась под моими ладонями, а бёдра напряглись, когда колено соскользнуло в пространство между ними.

— Я…

— … дурачишься, как ребёнок, — холодно отрезал Кай, так и не опустив взгляд.

Я прищурилась. Мужчина не двигался и неотрывно смотрел на звёзды. Я начала медленно целовать его: подбородок, линию скул, шею, дрожащий кадык. Я и сама дрожала от пьянящей отчаянной смелости вперемешку со страхом того, что Кай сейчас меня оттолкнёт. Но он, напротив, вдруг запустил руки под мою куртку и, найдя талию, притянул так, что наши лица оказались на одном уровне.

— Посмотри же на меня.

Кай закрыл глаза, и его веки дрожали. Губы были бело-синие, и я провела по ним кончиками пальцев, положив другую ладонь на впалую щёку мужчины. Когда он открыл глаза, то я увидела в них смертоносную морскую воронку, затягивающую в себя без шанса на спасение.

— Я хочу целовать тебя всю ночь, — упрямо повторяла я.

Щёки Кая порозовели ещё больше, и он приложил ладонь к моему лбу. Касание его ледяной кожи подчеркнуло огонь моей. На голову приятно давило, а дыхание участилось.

— У тебя действительно лихорадка, Этель.

Похоже.

— Ты не веришь мне? — сбито выговорила я, еле ворочая распухшим языком.

Кай перекатился на меня и обхватил щёки ладонями. Его прохлада немного прояснила рассудок, но я всё равно не собиралась останавливаться. Немного подумав, Кай коснулся губами моего лба, а в следующую секунду уже поставил на ноги. Я вдруг поняла, что плохо владею своим телом и что мне действительно очень жарко. На голову давило сильнее, и давление уже не было приятным. Я устало вздохнула, а Кай, взяв меня под локоть, куда-то вёл. Я пьяно шагала, особо не заботясь о траектории, и бормотала что-то невнятное себе под нос. На самом деле, я могла справиться со своим состоянием — всё-таки, нас и этому обучали в Академии. Но сейчас я хотела спрятаться за предлогом чёртовой лихорадки и говорить честный бред Каю.

— У тебя ужасная фамилия, — неожиданно громко сказала я.

— Я бы предпочёл твою, — согласился мужчина.

— В русском языке «цид» — это только часть слова. Она придаёт значение уничтожения. Ты называл меня так несколько раз. А как переводится твоя ужасная фамилия? Она же непременно как-то переводится?

— Проклятие.

— Ни капли оригинальности, — истерично хихикнула я и споткнулась.

Меня уже бил озноб, и чувствовала я себя откровенно паршиво. Я висела на руке Кая и смотрела только себе под ноги. Снег сменился мрамором, и раздался какой-то скрежет.

— Здесь есть лифт?

Кабина была маленькой, а её двери почти не выделялись на фоне тёмного камня.

— Иногда ты действительно кажешься ребёнком, — насмешливо сказал Кай и затянул меня в лифт.

Я прижалась щекой к холодной кожаной куртке мужчины. Голова кружилась, а в горле до боли першило. Однако я немного пришла в себя, когда Кай достал свои ключи от моей квартиры и открыл дверь. Втолкнув меня внутрь, мужчина дёрнул молнию на куртке.

— Я умру так же, как Джей.

Кай не остановился, но его брови нахмурились, а потемневшие глаза скользнули по моему лицу.

— У меня нет таких власти и сил, какими обладаешь ты. Возвращаясь за мной, рано или поздно ты подставишь себя. Твой мир никогда не примет меня, Кай, как бы я этого ни хотела.

Я проскользнула под руку мужчины, и, пока он не понял мою задумку, прижалась к его груди, крепко обхватив за талию. Нос щекотал запах морозной мяты и крепких сигарет.

— Перестань ныть, — холодно отрезал Кай, отстранившись и стянув с меня куртку. — Разденься, тебе нужно принять тёплую ванную.

Мужчина в один шаг скрылся за дверью уборной, и в следующую минуту я услышала звук льющейся воды. Меня покачивало, и я не спешила двигаться с места. Выждав пару минут, я проскользнула в уборную. Закатав рукава, Кай сидел на краю ванной и хмуро смотрел на воду. От неё шёл небольшой пар, так что волосы мужчины от влаги потемнели ещё сильнее.

— Я не могу снять одежду, у меня кружится голова.

— Я не куплюсь на это, — не оборачиваясь, бросил Кай.

— Помоги мне. Ты же снял куртку, это то же самое.

— Либо ты разденешься сама, либо будешь принимать ванну в одежде.

Я нахмурилась. Опустив голову, я расстегнула ширинку джинсов и принялась тянуть их за штанину. Меня качнуло, и, запутавшись в ткани, я полетела лбом в раковину. Кай перехватил моё тело и усадил на своё место. Его скулы напряглись, когда он рывком стянул джинсы, а потом расслабились, когда он увидел носки с пингвинами.

— Мне их Рома дал, — гордо сказала я.

— Я не сомневался.

Кай выпрямился и что-то взял с зеркальной подставки. В следующее мгновение я лбом упёрлась в его торс, а мужчина больно стягивал мои волосы на голове.

— Ай.

— Ты сама просила о помощи, — промурлыкал Кай и столкнул меня в воду.

Стало легче дышать. Футболка вздулась от воды, и я нарочно вытянула обнажённые ноги. Кай смотрел только в мои глаза, не мигая и не двигаясь. Я откинулась и прикрыла веки.

— Я умру.

— Не говори глупостей, — хриплым голосом сказал Кай и поспешил откашляться.

— Люди часто умирают от лихорадок.

— Пару сотен лет назад этот факт был бы правдивым.

— Тебе не жарко?

— Нет.

— Тогда ты замёрз.

— Почему ты так думаешь?

Голос Кай стал ближе, и я приоткрыла один глаз. Словно ленивый кот, он наблюдал за водой, но только за той, что касалась верхней части моего тела.

— У тебя синие губы.

— Стандартное состояние.

— Лжёшь.

Кай ухмыльнулся. В его глазах вспыхнуло тёмное пламя, и он, поставив одно колено на край ванны, склонился надо мной. Мужчина протянул руку к другому краю, но я успела её перехватить. Я резко приподнялась, отчего голова закружилась в танце, и, вцепившись в плечо Кая, потянула его в воду. На его лице на секунду отобразились искренние человеческие эмоции: растерянность и удивление. Вода мощной волной хлынула на пол, когда мужчина шумно рухнул в ванную.

— Я тебя утоплю.

— Я не буду сопротивляться.

Волосы Кая торчали клоками и придавали лицу более зловещий вид. Он оскалился, и, развернувшись и спровоцировав ещё одну волну, собирался выбраться. Дрожа, я обхватила руками его грудь и прижалась всем телом к спине.

— Останься со мной этой ночью, — тихо сказала я.

Кай напрягся, но ничего не ответил.

— Просто останься, без продолжения, — ещё тише сказала я.

Размяв плечи, Кай стянул с себя свитер и бросил его на пол. Мужчина вывернул руки, нашёл мои лодыжки и вытянул их на свои бёдра. Медленно расслабившись, он откинулся назад и положил голову мне на плечо. Я задрожала ещё сильнее и теперь нерешительно водила ладонями по торсу Кая. Мягкая безупречная кожа скрывала крепкие мышцы, и, чувствуя их, я закусила губу. Найдя мою руку, мужчина сам направлял её: к ключицам, к груди, к полоске волос внизу живота. Тогда моя температура становилась ещё выше, и даже тёплая ванна не помогала. Я аккуратно двигала лодыжками, поглаживая так внутреннюю часть бёдер мужчины. Кай окончательно расслабился: его рот приоткрылся, грудь неспешно вздымалась в такт глубокому дыханию, а кадык подрагивал. Размеры ванной позволяли мне вдоволь наслаждаться той свободой, которую сегодня дарил Кай, и я не собиралась терять ни секунды. Приникнув губами к его шее, я покусывала влажную кожу. Мужчина дёрнулся и сильнее сжал мои запястья. Тогда я переместилась на его ухо и зубами оттягивала мочку. Хрипло выдохнув, Кай резко опустил мои руки к низу своего живота, почти позволив зайти за границы джинсов.

— Мой мир давно принадлежит тебе, Этель, — едва слышно промурлыкал мужчина. — Мне жаль, что ты до сих пор не можешь это понять.

***
 
Кай отправляет меня в комнату, чтобы я переоделась. Сменив нижнее бельё и натянув спрятанную атласную рубашку мужчины, я неуклюже сажусь на постель. Мне одновременно жарко и холодно, щёки полыхают, а ладони остаются ледяными. Я часто моргаю, почти засыпая в приглушённом свете комнаты. Отдалённо я слышу плеск воды, и через некоторое время входит Кай. На его бёдрах только туго затянутое чёрное полотенце и более ничего. Волосы влажные и спутанные, а грудь блестит от капель воды. Мужчина останавливается около встроенного экрана и кидает мне через плечо порочный взгляд. Проведя ладонью, Кай набирает пару комбинаций, и комната наполняется музыкой. И тогда я понимаю, что эта ночь станет лучшей.

Губы мужчины повторяют слова песни. Кай медленно покачивается и плавно двигает бёдрами, приближаясь ко мне. На ударной секунде он рывком соединяет наши тела. Крепко держа меня за талию, Кай медленно кружит нас. Музыкальный перепад — и вот он уже прижимается сзади. Мужчина заводит мои руки себе за спину, позволяя наслаждаться нежной кожей поясницы. Его же ладони скользят по атласу рубашки от впадинки между грудями к низу живота. Всё это время Кай неотрывно повторяет мне на ухо слова песни. Когда я неосознанно тяну руки от его спины к животу, мужчина плавно толкает меня к постели, на ходу разворачивая. Я падаю на постель, откидываясь на локти. Кай не сводит с меня глаз и плавно двигается, словно змей. Наши колени уже соприкасаются, и он тянет за ворот рубашки. Я опаляю его торс горячим дыханием, а мужчина ведёт мои руки вниз по животу, не переставая двигать бёдрами. Распалённая, я смотрю на него снизу вверх. Кай сейчас невероятно чувственный и настоящий: он полностью отдан музыке и мне. Его глаза цвета такой глубокой синевы, которой не бывает самое чистое море планеты. У меня перехватывает дыхание, а Кай довольно растягивается в своей адски порочной улыбке. Я думаю, что схожу с ума, но я не знаю о настоящем безумстве, пока он не опускается передо мной на колени.

Комната кружится, а я сжимаю простыни. Кай закидывает мои лодыжки на плечи и едва касается руками разгорячённой кожи бёдер. Его губы не отрываются от меня и вкушают каждое мгновение. Мужчина медленно поднимается к коленям и продолжает двигаться выше. Его холодное дыхание в сочетании с моей огненной кожей заставляет меня извиваться и дрожать, но Кай крепко держит талию. Я почти теряю сознание, когда губы мужчины останавливаются у нежной кожи бедра и выпускают клыки. Спустя вечность Кай добирается до белья, но не позволяет себе задержаться. Мужчина не отрывается от низа живота, а его руки едва сжимают грудь. Его тело ужасно дрожит, но эта дрожь только дополняет плавные движения Кая под музыку. Мужчина поднимается выше, к шее, и его язык щекочет тонкую кожу. Он находит мои ладони и переплетает пальцы со своими, заводя руки мне за голову. Кай сближает наши губы, но не даёт им соединиться. Он чувственно шепчет слова песни в такт музыке, и я судорожно ловлю тот воздух, что касался его рта. Мужчина не перестаёт двигаться, позволяя ощущать каждый сантиметр его тела. Не просто ощущать — обладать им. Кай двигается, как двигаются в танце и как двигаются в любви, и я вторю его движениям. Между нами остаётся одежда, между нами нет пошлости — между нами нечто непередаваемое и безумно интимное. ;

; — песня Labrinth «Mount Everest». Включайте со второго абзаца («Губы мужчины…») и наслаждайтесь.