О кошмарах вслух не говорят. Глава 24

Я не думала, что при лихорадке телу настолько плохо. Я не помнила дни и не различала людей. Днём боль снимала Софа, потом её подменяла Катрин. Последняя всё время что-то готовила, и запах её выпечки всегда возвращал в реальность. Я металась по постели, мокрые простыни неприятно липли к телу, и я никак не могла спастись от разрушающего жара. Только ночью мне становилось легче. Девушки заблаговременно оставляли меня одну, а потом приходил Кай. Он ложился рядом, и холод его тела побеждал жар моего. Я смутно помнила происходящее: знаю только, что я вытягивалась вдоль мужчины, а он, поглаживая меня по голове, часами читал стихи:

Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую лапу не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду.
Дай, Джим, на счастье лапу мне.
Пожалуйста, голубчик, не лижись.
Пойми со мной хоть самое простое.
Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,
Не знаешь ты, что жить на свете стоит.
Хозяин твой и мил и знаменит,
И у него гостей бывает в доме много,
И каждый, улыбаясь, норовит
Тебя по шерсти бархатной потрогать.
Ты по-собачьи дьявольски красив,
С такою милою доверчивой приятцей.
И, никого ни капли не спросив,
Как пьяный друг, ты лезешь целоваться.
Мой милый Джим, среди твоих гостей
Так много всяких и невсяких было.
Но та, что всех безмолвней и грустней,
Сюда случайно вдруг не заходила?
Она придет, даю тебе поруку.
И без меня, в ее уставясь взгляд,
Ты за меня лизни ей нежно руку
За все, в чем был и не был виноват.;

В моменты, когда я проваливалась в бредовые сны, я мучилась кошмарами, где снова и снова видела смерть Джея. Только теперь она не была такой быстрой: парня раздирали на куски медленно и беспощадно, а он сам кричал до беспамятства. В других снах я видела маму, которая приходила ко мне с букетом белых роз. Как только женщина пыталась коснуться моих рук, её ладони гнили и разлагались, обнажая кости, а розы превращались в пепел. Тогда она отшатывалась от меня, словно не признав дочь, и начинала себя душить. Но самыми ужасными кошмарами стали те, в которых я звала и не находила Кая. Нет, это не он позабыл обо мне или чего более — бросил мою душу. Мужчины просто не существовало, и от этого осознания меня пожирала пустота. Тогда я не сдерживала криков и вскакивала с постели. Кай ничего не говорил: он поднимался следом; крепко держа за плечи, вновь укладывал; и, видя мои слёзы, монотонно стирал их с щёк. Иногда мужчина хмурился, но по-прежнему молчал: просто на мгновение его хватка становилась крепче и больнее, но я только сильнее прижималась в ответ. А Кай так же тихо, как бьётся его несуществующее сердце, шептал:

Прощай,
позабудь
и не обессудь.
А письма сожги,
как мост.
Да будет мужественным
твой путь,
да будет он прям
и прост.
Да будет во мгле
для тебя гореть
звёздная мишура,
да будет надежда
ладони греть
у твоего костра.
Да будут метели,
снега, дожди
и бешеный рёв огня,
да будет удач у тебя впереди
больше, чем у меня.
Да будет могуч и прекрасен
бой,
гремящий в твоей груди.
Я счастлив за тех,
которым с тобой,
может быть,
по пути. ;;

***

— Прекрасно, ты пришла в себя! Как раз попробуешь мой новый рецепт!

От громкого голоса Катрин разболелась голова. Закутавшись в кокон одеяла, я недовольно смотрела на неё с постели.

— Сколько прошло времени? — выдавила я из себя.

— Бред сумасшедшего ты несла трое суток.

— Произошло что-нибудь важное?

— Дай подумать.

Квартира была полустудией, так что со своей постели я прекрасно видела Катрин. Запрыгнув на столешницу, она собрала волосы в пучок и надула губы. Чёрные оборванные шорты на ней хорошо сочетались с агрессивно разрисованной футболкой и чокером.

— Военные дела я особо не знаю, но слышала что-то о локальных стычках двух войск. Юг сейчас здорово напряжён: в их новостях только и крутят кадры произошедшего в Аросе. Людей активно эвакуируют в специально отведённые районы, но, например, Горд мало кто покинул. В Севере всё более-менее слаженно: как-никак здесь власти готовились к такому очень давно.

— Что ты делаешь обычно?

Катрин состроила непонимающую гримасу.

— Ну, какая она — твоя жизнь? — продолжала я. — Что ты делаешь в Содоме?

— Умираю от смрада, — не задумываясь, ответила девушка. — Это не мой город, я его никогда не любила и была бы только рада и дальше не знать о его существовании. А вот в Люмьене мне очень нравится: там у нас красивая квартира, учёба, работа в пекарне.

— О-о.

Катрин спрыгнула со столешницы и достала из духовки противень. За пару мгновений тарелка наполнилась душистыми сладостями, которые девушка гордо поставила передо мной и забралась следом на постель.

— Я чувствую, как тебе неловко, ведь вся наша семья вернулась в область Содома, потому что появилась ты. На самом деле, разговор был о прибытии Софы и Кора, но так как мы очень близки и ужаснейший период наших жизней прошли вместе, то я и Миша отправились следом.

— Это так странно, — нахмурилась я и потянулась за печеньем. — А вы до сих пор в Содоме тоже из-за меня?

— Уже нет, — как-то злобно сказала Катрин. — Просто на данный момент Каю удобно всех нас держать поблизости и в одном месте. Да и в случае опасности о существовании Содома трудно что-либо узнать. Здесь мы типа невидимы и целы в условиях «обострившейся военной обстановки».

На последней фразе девушка демонстративно закатила глаза.
 
— Хотя знаешь, надо признать, что приказы Кая на удивление вежливые, — хмыкнула Катрин. — Это бесит ещё больше.

— А почему ты сейчас со мной? Тоже приказ Кая? — поинтересовалась я, особо не обращая внимания на раздражение девушки.

— Нет, это беспокойство Софы, — Катрин пожала плечами. — Ты ей очень понравилась.

— А тебе?

— Мне очень нравится твоя ментальная оболочка, а потом уже ты. Но твоя любовь к ублюдку всё портит.

Я скинула одеяло и выпрямилась, расправив плечи. Катрин как ни в чём не бывало уплетала печенья и, кажется, почти подавилась, когда я сказала:

— Мне не нравится то, как ты говоришь о Кае. Ты можешь думать о нём что угодно, но не в моём присутствии. Либо придержи язык, либо уходи.

— Когда ты уже перестанешь быть маленькой наивной девочкой? — резко спросила Катрин. — Вздумала защищать его? Перестань, Этель, ничего из этого не выйдет. Ты потрясающий человек, но рядом с ним попросту угробишь и себя, и всех тех, кто тебе пока ещё дорог.

— Ты меня не понимаешь? — спокойно переспрашиваю я. — Силы читать чувства других не дают тебе право корректировать последующие эмоции. Ты понимаешь мои чувства, с которыми разбираться надо мне, а не тебе. Мне неинтересно слушать твои ненавистные тирады: все разговоры ты только и сводишь к тому, какой Кай ублюдок и как плохо, что я его люблю.

Катрин спрыгнула с кровати и выгнула спину, совсем как кошка на охоте.

— О, для тебя всё так легко, правда? Думай, что хочешь: в первую очередь, я защищаю тебя. Знаешь, почему я говорю только о чувствах? Да потому что наши силы и эмоции тесно взаимосвязаны. Любовь — это смертоносная война. Ни одна из реальных битв не сравнима с любовью. Из-за любви развязывается многовековая вражда, и любовью она и заканчивается. Твои чувства — это колоссальный генератор энергии, и если у тебя нет сил, которые этот генератор может подпитывать, то у Кая их в достатке. Он охвачен страстью и одержимостью, и он пока контролирует себя. Но ты только представь: он запросто может убить тебя своей любовью. Тебя, а потом и весь мир из-за чёртовой боли.

Услышанное я поняла не сразу. Катрин без остановки мотала головой и хваталась за виски:

— Я не устану повторять о том, какой Кай ублюдок. И мне безумно страшно от той смеси, которую вы вместе создаёте. Он никогда не будет достоин того фейерверка, который ты способна подарить. А тебе пора уже вырасти из сказок, где героиня отдаёт своё сердце главному злодею. Злодеи не понимают таких подарков.

Я выбралась из постели и, покачиваясь, двинулась в ванну. Я надеялась, что, когда я выйду, Катрин исчезнет из квартиры. Но нет: девушка прибиралась на кухне, и её движения были какими-то заторможенными и неестественными. Только я хотела пройти к постели и спрятаться под одеялом, как Катрин выпрямилась и шагнула ко мне.

— Послушай, — твёрдо начала Шу и положила ладонь на свою грудь. — Я прекрасно понимаю, что я захожу за твои границы. Я прекрасно понимаю твоё негодование и нежелание меня видеть и слушать. Но я говорю тебе искреннюю правду: всё, что происходит между тобой и Каем — опасно. Это неправильно, такого не должно быть. Даже сейчас, пока вы полностью друг другу не раскрылись, я не решаюсь распутывать нити ваших эмоций. Они настолько сногсшибательны, что я сама могу не выдержать. Пятнадцать лет назад я училась абстрагироваться от чувств окружающих и находить свои. Это было невыносимо: я буквально сходила с ума, так много всего я ощущала. Мне приходилось горстями глотать обезболивающее и антидепрессанты, снотворное и успокоительное, иначе поток чужих эмоций просто убил бы мою душу. И теперь, спустя столько лет, я снова с трудом держу эти границы. Поверь мне, вы двое — хаос. Его нельзя контролировать, но можно предотвратить возникновение, что я и пытаюсь сделать.

— Хорошо, я поняла, — кивнула я. — Но подумай о том, что твои попытки могут быть напрасны. Я распоряжаюсь своими чувствами, они распоряжаются мной, но всё же я не безвольная кукла. Сегодня я не отказываюсь от Кая, ровно как и он не отказывается от меня.

— Тогда каждое утро я с нетерпением буду ждать завтрашний день.

***

От раздражения после разговора с Катрин мне стало хуже. Я провалилась в сон, мечтая скорее проснуться ночью. Когда мои глаза распахнулись, за окном действительно царил мрак, только вместо Кая возле постели сидела Софа. Она что-то внимательно рассматривала, то и дело вытворяя махинации пальцами. Прищурившись спросонья, я заметила в её руках нити, шёлковые ленты и кружева. На моей постели перед девушкой были разложены комплекты… нижнего белья? Неплохо. Софа что-то увлечённо рассматривала, перекладывая одну ленту к другой.

— Как ты себя чувствуешь? — не отрываясь от занятия, спрашивает Ольховски.

— Сносно, — не сразу и тихо отвечаю я.

— Я же просила тебя быть аккуратнее, — укоризненно напоминает Софа, бросив на меня обеспокоенный взгляд. — Всё могло обойтись гораздо хуже, чем было на самом деле.

Я пожала плечами и потёрла лоб, потупив взгляд. Софа отложила кружево и поправила свитер, скинув его с одного плеча.

— В каком-то роде это даже феноменально: ты трижды была на грани смерти, и каждый раз твой организм справлялся. Знаешь, словно его забавляли эти смертельные петли.

— Справился бы он без твоей помощи?

— Вмешивалась не только я, — мягко сказала Софа и осторожно поглядывала за моей реакцией.

Я закусила губу и покачала головой, отвернувшись. Ольховски подалась вперёд, облокотившись на постели и поставив подбородок на ладони. Её малахитовые глаза дружелюбно и тепло сверкали, а нежная улыбка касалась пухлых губ.

— Никогда бы не подумала, что Кай может кем-то дорожить, — осторожно начала девушка.

Нет, второго разговора я не вынесу. Я выставила руки вперёд и открыла рот, но Софа быстро-быстро закачала головой так, что её кудряшки весело запрыгали.

— Нет-нет-нет, только не злись, — примирительно затараторила девушка. — Я не собираюсь тебя переубеждать и отговаривать. Я просто… просто… не знаю. Просто хотела рассказать о том, что вижу.

— Если честно, я искренне не понимаю, почему со мной говорят только о Кае или о Кае и мне, — медленно начала я.

— Да ладно, Этель, — Софа хитро улыбнулась, и на её щеках появились скромные ямочки. — Это же нормальная реакция: Кай никогда и никого не оберегал, как тебя. Это заметно, да и он, в принципе, не собирается скрывать свои намерения.

Я только снова жму плечами.

— Тебя он никогда не тронет, — задумчиво сказала Софа. — Честно, поначалу я думала, что ты всего лишь игрушка, но видимо и я, и остальные здорово ошиблись. Но я точно знаю, что оберегать он будет только тебя — на других ему по-прежнему плевать.

— Я знаю, — тихо согласилась я и кивнула. — Катрин, видимо, совсем не устраивает такое положение дел.

Софа погрустнела. На её лицо легла тень, и девушка немного поджала губы.

— С ней тяжело спорить, верно? — уклончиво ответила Ольховски. — Но она действительно не желает ничего плохого. Просто Катрин такая — импульсивная и упрямая. И… заботливая и добрая. Чуть-чуть агрессивная, но добрая.

— Так, значит, нижнее бельё? — кивнула я на комплекты, чтобы перевести тему.

— Женское тело уникально и неповторимо, а я люблю подчёркивать его красоту и изысканность.

Глаза Софы загорелись, и она начала водить ладонями по комплектам. Я присмотрелась: чёрное с красным, зелёное в сочетании с нежно-бежевым, чисто белое. Сразу моё внимание привлёк тёмно-синий комплект. В нём почти не было ткани, только лишь тонкие шёлковые ленты, которые, по задумке, обвивали шею. Рисунок кружева был похож на зимние узоры, а чёрные нити, пронзающие бельё, подчёркивали определённые места.

— Тебе нравится? — Софа проследила за моим взглядом. — Возьми. Из-за моей занятости как врача у меня совсем нет времени на мечту. Комплектов уже больше сотни, и я бы хотела открыть маленький бутик, но… Сейчас совсем неподходящий период.

— Каждый из вашей семьи нашёл дело по душе?

— Ну, только Кор хватается за всё сразу, и это «всё» у него, на удивление, прекрасно получается, — хихикнула девушка. — Да, наверное, каждый.

— А что же делает Миша?

— Разве по нему не видно?

Верно, Новак же весь в татуировках. Тату-мастер?

— Это просто удивительный мир, — тихо говорю я. — Лишь ужасная война портит его.

— Для нашей семьи — это, возможно, и удивительный мир. Таким он может стать и для тебя. Но не для них, — Софа покачала головой. — Ты не задумывалась, почему Кай, Итан, Шамиль и Рома всегда участвуют в делах? Не отдают приказы из штаба, а идут в числе солдат? С их властью они прекрасно могли бы распоряжаться парадом из любой точки страны.

— Так разве их присутствие не даёт перевес сил и абсолютное преимущество? — непонимающе спрашиваю я.

— Силы Кая обширны, так что ему необязательно лично быть на поле боя, — напоминает Софа. — То, что ты назвала, лишь официальная причина. На самом деле, каждый из них надеется не вернуться обратно.

Я только непонимающе подняла брови.

— А что? — пожала плечами Софа и вздохнула. — Мне иногда бывает их жаль.

— Разве ты так хорошо их знаешь?

Казалось, что мои слова задели девушку. Она как-то нахмурилась и задумалась.

— А может быть, ты и права, — вдруг сказала Софа. — Эти ребята всегда держались особняком и были сами за себя. Ни одна живая душа не выносила в их окружении и двух минут, за исключением Кора и тебя.

— Кто-то из них был бы рад видеть и тебя.

Интересно, Софа поймёт? Я прищурилась и наблюдала за девушкой. Её щёки на секунду вспыхнули, но она быстро спрятала их за ладонями. Кудряшки упали на лицо Ольховски, и я не успела заглянуть в её глаза.

— Не надо об этом, — пропищала Софа.

— Запретная тема? — переспросила я. — Правда неприятно, когда нарушают твои границы и говорят о том, что ты не хочешь обсуждать?

Софа покачала головой и понимающе посмотрела на меня. Я только хмыкнула и отвернулась к окну. На самом деле, я сказала наугад: всё-таки Шамиль очень осмотрителен в проявлении чувств. Только со временем я научилась замечать дрожь его губ, когда кто-то произносил имя Ольховски, и цвет его глаз, когда Софа по работе появлялась в театре.

— Почему вы не выглядите на свой возраст?

Мой вопрос был неожиданный, и Софа обрадовалась новому повороту разговора. Она подвинула кружева и забралась на постель, потянув одеяло за один конец.

— Никто из участников эксперимента Линге не выглядит на свой возраст. Исключением разве что могут быть мужчины, да и смотря на них в режиме онлайн, пара-тройка лет улетучиваются. Это побочка препарата: некоторые процессы в теле человека замедляют свой ход, и вот в 27 ты можешь тянуть только на 16.

Я потянулась и попутно захватила понравившийся комплект белья. Софа лукаво улыбнулась и предложила ещё один, но я только покачала головой.

— Расскажи мне, как ты попала в клинику, — немного погодя спросила я. — Но я не хочу ненароком задеть какие-то раны, так что ты можешь не отвечать.

— Раны? Вроде как статус сироты? — Софа беззаботно тряхнула головой и улыбнулась.— Я не знаю, что стало с моими родителями, но уже в 12 лет я обрела самую настоящую и любящую семью. Звание сироты привело меня к Кору и остальным, так что это точно не моя рана.

Софа шмыгнула носом и плотнее закуталась в краешек одеяла.

— Детский дом, в котором я росла, был один из лучших в нашем городе. Он, кстати, цел и по сей день и находится на западной границе страны. Линге лично ездил по детдомам, и мой оказался в числе первых. Я не знаю, по какому принципу он отбирал детей: помню только, что профессор пробыл с нами около пяти дней, а потом меня и ещё одного мальчика стали собирать в дорогу. Так мы вскоре оказались в Горде, в один день прошли медицинский осмотр — конечно, всего лишь для галочки, и были определены в клинику «Будущее».

— С тобой был ещё один мальчик? — уточнила я.

Тогда в глазах Софы мелькнули сожаление и крупицы вины.

— Да, его, кажется, звали Тима. Знаешь, он был такой красивый: даже не могу описать словами. Тогда я не догадывалась, что с ним могло произойти. Только после трагедии, когда я осваивала свои способности, я вдруг вспомнила о нём. Парадоксально, но ему инъекцию делали как раз передо мной. Видимо, что-то пошло не так, и тело Тима не справилось с препаратом. На следующий же день никто в клинике и не вспомнил о мальчике — конечно, он же был сиротой, кто же о нём подумает? Друзья, которых не так легко найти трудным детям? Родители, которые бросили его с рождения? Могла вспомнить только я, но… как видишь, это произошло слишком поздно.

— Как такое можно было допустить? — с отвращением начала я. — Пособники Линге покрывали и смерть ребёнка? А Джин не остановился после такого?

— О, Этель, ведь у него под рукой уже столько готовых «экземпляров» было, — горько усмехнулась Софа. — О каком окончании эксперимента могла идти речь? Что такое смерть ребёнка в сравнении с мировой славой и мощью? Пыль.

Я стиснула зубы и остервенело покачала головой:

— Идиотизм.

— Разве ты не знаешь? — вдруг спросила Софа. — Ведь бомбёжках многих городов — тоже дело рук Делона, который, в свою очередь, прикрывал спину Линге. Власти Севера категорически были и есть против уничтожения мирных жителей. Запугать — возможно, да и на это они решились далеко не сразу.

Я вспомнила представление сил Кая в Горде, теракт в Академии.

— Они бомбили свой народ, чтобы свалить всё это на Север?

— Да. И те отряды, которые отправлялись к границам этих земель умирали гораздо раньше и далеко не от рук повстанцев.

— Стоп-стоп-стоп, — ну это уже слишком. — Линге и Делон убивали своих же людей, чтобы остальные оставались в страхе и подчинении? И служили великой цели — изничтожить Север и здешних монстров?

— Именно.

Боже мой, на кого бы я работала, не столкнувшись с Каем? Хотя остановилась бы я? Ведь тогда я всё делала ради матери? Кому бы я что доказала, узнай о всей правде в Академии? Я бы только быстрее старалась спасти маму, вот и всё. А кого я спасаю сейчас?

— В Содоме я забыла обо всём, — тихо сказала я, улыбнувшись и покачав головой. — И я ничуть не жалею.

— Ты так близка Каю, — задумчиво выдала Софа. — Вы словно две стороны одной души. Этель, я просто хотела сказать, что осуждение за твой выбор всегда будет тебя преследовать. Но это не значит, что следует отказаться от того, чего желает и твой разум, и твоё сердце. Ты не глупая и давно не маленькая девочка, и не нам корить тебя за то, кем ты хочешь стать и рядом с кем ты хочешь этим стать. Но и не забывай о том, что последует за твоим решением. Любой человек может разрушить другого или же дать ему новую жизнь. Вопрос лишь в том, позволит ли второй, допустит ли до чего-нибудь из двух вариантов. Мы сами и есть наше разрушение и спасение в одном лице.

***

Я иду по коридору, полному тьмы. Здесь прохладно и приятно пахнет морем. Я развожу руки в стороны, не ощущая преград. Этот мир такой спокойный и тихий, что можно уснуть снова. Я разворачиваюсь и иду уже спиной. Делаю резкий взмах рукой, и мир начинает вращаться, как стрелки на циферблате. Я переступаю с пола на стену, затем на потолок. Круто. Щёлкаю пальцами, а передо мной растёт бездна — пару секунд, и я уже ступаю прямо ей в пасть. Я падаю, а надо головой тьма стягивает свою рану и щекочет мои щёки. Мягко приземлившись, я оглядываюсь. Моих губ что-то касается, словно откуда-то сверху на них упало пёрышко. Потом ещё и ещё. Я поднимаю голову, а на щёки мягко ложатся чёрные, как вороново крыло, снежинки. Тая на моей коже, они превращаются в ручейки и змейками сбегают к ногам. Тьма вокруг начинает обильно клубится, словно здесь собирается смертельный торнадо. Я вдыхаю губительный туман только глубже и жду.

На расстоянии вытянутой руки появляется нечёткая фигура Кая. Я смотрю на его обнажённое тело и по законам человеческой логики опускаю взгляд на пах. Однако там всё окутано туманом, и я хихикаю. Я думаю, что фигура мужчины подчинена мне, но как только он делает шаг вперёд, вжимая моё тело в шёлк тьмы, я избавляюсь от этой иллюзии. Очертания Кая, как и я сама, размытые, тем не менее, я различаю его тёмно-синие глаза и блуждающую острую улыбку. Мужчина держит меня за бёдра и, раздвинув ноги, сажает себе на торс. Он чуть наклоняет голову, и вот стены и пол снова меняются местами. Тьма под моей спиной движется и так щекочет кожу. Я начинаю ёрзать, невольно сближая наши с мужчиной тела. Кай ухмыляется и большим пальцем оттягивает мою нижнюю губу. Я подаюсь вперёд, но мужчина отклоняется, играясь и дразня. Нет, хотя бы во сне я могу преломить эту систему недоступности Кая.

Я двигаю ладонями по плечам мужчины, и на его коже появляются узоры из тьмы. Он прищуривается и наблюдает за моей игрой, ничего не предпринимая. Я задерживаю дыхание и толкаю Кая в грудь, заставляя лечь на спину и попутно забираясь на него. Мужчина немного откидывает голову и издевательски улыбается. Я обхватываю его лицо ладонями и сближаю наши губы. Смутно чувствую очертания рта Кая, но он совершенно бездейственен. Я продолжаю робко касаться его губ своими, но мужчина ни разу мне не отвечает.

Тупой сон. Я отстраняюсь от бесчувственной иллюзии, но Кай не выпускает меня. Я хмуро смотрю в глаза образу и вижу в них частички настоящей личности: холод сталкивается с безумием и рождает нечто, похожее на страсть. Я не успеваю ничего сделать, как Кай, облизав губы, опускает руку чуть ниже моей поясницы и соединяет наши рты. Секунду мужчина целует меня, а потом растворяется в окружающей тьме, как будто его никогда и не было.

***

— О, и ты здесь.

Рома всегда слишком громкий, а сегодня особенно. Он влетает в мастерскую Шамиля, как ветер, и тут же бросается к определённому экрану. Обернувшись на секунду, Ланг салютует мне и показывает язык.

— Яков, какого хера ты так медленно тащишься, — присвистывает Рома и начинает бить по клавишам.

Я скептически кошусь на вход, но там действительно появляется взрывотехник из Люмьена. Тёмно-синяя форма Севера бесподобно на нём смотрится, словно это не форма вовсе, а дорогой костюм. Не торопясь, Яков подходит к Роме, бросая мне взгляды через плечо.

— Я тоже часть тусовки, — игривым голосом говорит Андре, в очередной раз встречаясь с моими глазами.

В это время из колонок слышен взрыв, и Рома радостно тыкает пальцем в экран. Развернувшись и брутально поправив воротник рубашки, он объявляет:

— Я, мать вашу, гений.

Яков снисходительно кивает и приглядывается к изображению:

— Слушай, а это разве не твоя тачка?

Рома открывает рот и снова поворачивается к экрану. Я вижу, как волосы на его голове тускнеют, а ладони начинают нервно сжиматься в кулаки.

— Фак, — бурчит Ланг. — Фак, фак, фак.

— Ты всё равно плохо водишь, да ещё тебя постоянно укачивает, — выдаю я.

— И что? — Рома взмахивает руками и строит гримасу. — У остальных по три тачки, а я себе одну с трудом выбил. Фак. Когда Шамиль узнает, он взорвёт мою задницу.

Я вернулась к разбору приборов, которые вывалил на меня Ли. Работа была монотонной и, как ни странно, быстро увлекала, так что я не сразу заметила Якова, опустившегося на стул рядом со мной.

— Из наёмницы в девушку, которая выполняет нудную и никому не нужную работу? — игриво, не скрывая иронии, спросил парень.

— Звание наёмницы я ещё не потеряла.

— Правда? И что же ты делаешь такого, что обычно делают наёмники?

— Тренируюсь.

— О, кто-то решился быть твоим тренером? — я чувствую, как Яков придвигается ближе.

— Рома изъявил явное радушие.

— И что же вы делаете?

— Бегаем наперегонки.

Я оторвалась от работы и положила руки на стол. Яков склонился ко мне так, что наши плечи почти соприкасались. Его небесные глаза были полны искр как всегда, когда дети заняты баловством.

— Ну и, — я облокотилась на стол. — Чего ты от меня хочешь?

— А твои услуги распространяются только на постель Кая? — прищурив один глаз, всё также игриво спросил Яков.

О, это уже интересно. Видимо, моё удивление нельзя было не заметить, поэтому парень продолжил:

— Только не прикидывайся, будто не понимаешь, какие слухи ходят вокруг тебя. Люди злые, а богатые люди — ещё злее. Ты не была незамеченной на том приёме, так что окружающие постарались найти разумное объяснение вашей близости.

— Банальщина, — я пожала плечами и вернулась к работе.

— Тебя это никак не задевает?

— Больше задевает тот факт, что ты мог в это поверить. На приёме ты показался мне умнее.

Андре по-мальчишески дерзко ухмыльнулся и задумался на мгновение:

— Тогда расскажи, в чём твой секрет.

— А в чём секрет твоей техники, которая полыхает жарче самой преисподней?

— Окей, вопрос закрыт, — Яков поднял руки в знак поражения.

В это время в мастерскую вошёл Шамиль. Подол длинного пальто развевался за ним, подобно плащу Бэтмена, а фиолетовые узкие очки искрились в искусственном свете.

— Твой стиль бесподобен, — цокнул Яков и поднял большой палец вверх.

— А твой однотипен и безвкусен, — автоматически ответил Ли и приспустил очки, обращаясь ко мне. — Что у тебя было на Ингениуме?

— Марта метала в меня ледяные копья, а Иге доставляло удовольствие бить меня по лицу.

— Слабовато, — Шамиль плавно махнул рукой, на котором блеснул перстень. — Пошли, поиграешь с настоящими силами.

— Ты серьёзно? — я резко развернулась на стуле. — Я поиграю? Может быть, со мной поиграют? Тебе не кажется, что соотношение сил будет неравным?

— Ой, да что ты загоняешься раньше времени, — в мастерскую снова влетел Рома, волосы которого почернели от гари. — Зрелище будет незабываемое, отвечаю.

Оу, ну ладно, необычно. Это был огромный футбольный стадион, поле которого устлано толстым слоем утрамбованного снега. Сектора с местами превратились в один сплошной сугроб, а коридоры, ведущие на площадки, пестрели ледяными глыбами: осколки некоторых из них даже украшали землю. 

— Не думал, что ты решишься, — мягкий переливистый голос звучит прямо над ухом.

Итан стоял позади меня. Когда я обернулась, руки мужчины, облачённые в тонкие и, несомненно, дорогие перчатки, сомкнулись за спиной. Пальто нараспашку позволяло редким снежинкам оседать на свитере Дина, и он каждый раз лениво их скидывал.

— Рома бы издевался надо мной до конца моих дней, и даже смерть не смогла бы лишить его этой возможности, — я скептически оглядывала стадион, продумывая пути отхода.

— На самом деле, это бесполезная затея, — Итан прищурил один глаз и сбросил снег с волос. — Ты ничего не сможешь сделать и будешь абсолютно беспомощна. Жалкое зрелище.

— Спасибо, твоё напутствие укрепляет веру в мои силы, — я подняла сжатый кулак вверх.

— Хочешь совет? — Итан поиграл пальцами, и к моим щекам прилила кровь.

— Нет.

— Не пытайся убежать и сопротивляться, — проигнорировав отказ, мелодично протянул мужчина. — Так будет меньше боли.

Стандартно: все вокруг только и твердят о боли и ненависти. Дёрнув плечом, я отхожу к Роме, который вдруг стал серьёзным и хмурым.

— Что это с тобой?

— Я взорвал собственную тачку, — сокрушённо покачав головой, выдал мужчина. — Сука, я просто в бешенстве. Может быть, я действительно тупой?

Разговор бессмысленный, но именно за такими беседами люди очень часто прячут свои настоящие страхи и сомнения. В глазах Ромы промелькнуло непонятное чувство неуверенности и тоски, как бывает всегда, когда наши попытки сделать что-то лучше оборачиваются новыми неприятностями.

— Ты просто невнимательный и строишь из себя дурака, хотя на самом деле ничем не уступаешь остальным.

— Почему же я тогда взорвал собственную тачку?

— Это твоя изюминка. Ты самый безбашенный.

— Это я безбашенный? — ухмыльнулся Рома. — Разве ты не видела, что творит Кай?

— Он психопат, а ты задира. Вечные приставания, пошлые шуточки, непослушный язык, которым ты не брезгуешь делиться — это твой стиль.

— Знаешь, на что похож наш разговор? — поморщился Рома. — На дружеский. А я не умею дружить, детка.

— Я тоже.

На моих словах по стадиону прокатился мерзкий режущий звук. Шамиль в центре настраивал какой-то прибор, похожий на палку, и морщился. Итан и вовсе элегантным жестом демонстративно закрыл уши.

— Что это?

— Сенсор сил.

Ответ был не от Ромы, как я ожидала. Обернувшись, я увидела Кая и вздрогнула. Мужчина выглядел пугающе бледно и мрачно. Его скулы покрылись щетиной, а глаза приобрели оттенок тёмного грозового неба. Вся фигура Кая была напряжена, словно он только и ожидал нападения.

— Ты организовал это веселье, и ты же на него опаздываешь? Ничуть не изменяешь себе, — Рома надел привычную маску подлеца и глумливо усмехнулся. — Но раз ты всё-таки явился, введи даму в курс дела.

Наигранно сочувственно подмигнув мне, Рома уже исчез с прежнего места.

— Так это всё твоя идея? — я перевела взгляд с Кая на остальных мужчин.

— Мне необходимо кое-что проверить, — равнодушно пожал плечами Катара.

Я не смогла долго смотреть в непроницаемые глаза Кая. По сравнению с ночами, проведёнными со мной в бреду, сейчас он был по-настоящему равнодушен ко всем и ко всему. Я снова дёрнула плечом и хотела отойти, но Кай неожиданно сделал шаг навстречу:

— Не позволяй ни им, ни мне тем более делать тебе больно.

— Ты уже позволил это сделать, — раздражённо ответила я.

— Я солгал, — вдруг нагло улыбнулся Кай.

— Что?

— Ты многого стоишь и без моих сил.

На чувственные губы Кая легла острая улыбка, и в следующую секунду он мягко направил меня к центру стадиона. Здравая сторона вопила от возмущения и ужаса того, что вскоре здесь произойдёт. Но та часть души, которая канула в ад сразу же после встречи с Каем, была переполнена каким-то странным томительным ожиданием и бурлящим азартом. Каждый из мужчин — солдат и одновременно король, бог, дьявол — как угодно, но всегда тот, кто выше посредственности. Да, они мыслят стратегически шаблонно, по протоколу, как меня учили в Академии, но действуют они совершенно сумбурно и хаотично. Это всегда даёт преимущество. Чтобы минимизировать возможный вред для моей безопасности, мне просто надо хотя бы немного понять мужчин и начать думать, как они.

— Смотри за моими руками, — мелодичный голос Итана возвращает ощущение реальности

Один взмах — и вот мои щёки горят ярким пламенем. Голова наливается свинцом, язык пересыхает, а пальцы начинает неприятно покалывать.

— Успокойся, — голос Итана похож на голос гипнотизёра. — Знаешь, почему мы всегда в выигрыше? Потому что нам зачастую всё равно, выйдем мы победителями или не выйдем вообще. Спокойствие, а ещё лучше — равнодушие — твой самый лучший друг. Сейчас твоё тело обманывает само себя: оно самостоятельно продолжает качать и отправлять кровь к тем местам, которых я едва коснулся. Расслабься. Это реакция искусственная, не естественная. Тело можно обмануть, но разум — нет. Так держи себя в руках и просто не теряйся в мнимых ощущениях.

Мне очень жарко, чтобы анализировать слова Дина. Тем не менее, какие-то части его монолога складываются в моей голове в определённую картинку. Ладно, а что же делать дальше? Голова, налитая свинцом, так тянет, словно она весит тонну. Я не придумываю ничего лучше, кроме как вытянуться на снегу и подарить горячим щекам приятную прохладу.

— Хорошо, — мелодично протянул Итан и встал надо мной. — Но ты можешь бороться с моими силами лишь тогда, когда я особо и не стараюсь. Дальше нет никакой формулы: тут уже доверься инстинктам и береги жизнь.

Теперь мне трудно дышать, будто всё тело снова охвачено лихорадкой. Нос что-то щекочет, и сквозь пелену на глазах я вижу, как на снег падают капельки крови. Бедро начинает неприятно покалывать, а головокружение усиливает тошноту. В общем-то, какой-то смертельной боли я не чувствую: тело накрывает только слабость и небольшая ломота, а более — ничего.

— Обобщённо в теле взрослой женщины около 4-5 литров крови, — голова гудит, но давление на грудь спадает, и я чётко различаю очертания Итана, склонившегося надо мной. — В тебе, конечно же, чуть меньше. Мне понадобится около двух часов такого темпа, чтобы обескровить тебя полностью. В Академии делают акцент на том, что я либо делаю кровь более жидкой, либо, напротив, заставляю её свёртываться. Нет, мои способности обширнее и при определённой мощности применимы даже в медицине. В первую очередь, я не видоизменяю кровь — я ею просто управляю. А это — куда опаснее.

Жар исчез, и холод заледеневшего снега пронзил тело. Я глубоко вздохнула и раскинула руки.

— Выходит, что при данной мощности твоих сил смерть была бы самой лёгкой и безболезненной? — я немного приподняла голову, отчего мир закружился.

— Скажем так, не при данной мощности, — вступил Шамиль, списывая данные с сенсора, — а при данном направлении. Что происходит, когда человек истекает кровью? Слабость, головокружение, тошнота, обморок. Допустим, если бы Дин тебя пытал, он бы свёртывал кровь. Ощущения, поверь, не самые приятные.

— Увлекательные у вас, конечно, уроки, — выдавила я и, шатаясь, поднялась на ноги.

Поправив перчатки, Итан проходит мимо, обдавая меня запахом сладкого парфюма, и удаляется к краю стадиона. Слизнув кровь с губы и прищурившись, перевожу взгляд с Шамиля на Рому. Конечно, Кай будет последним — ядовитая вишенка на торте.

— Готова? — Шамиль снимает очки, и меня поглощает тёмный бархат его глаз.

— А ты разве должен спрашивать?

Мягко улыбнувшись, Ли потянул за рукава плаща и остался только в идеально подогнанном чёрном костюме.

— Хорошо, — мужчина поправил запонки на рубашке и начал расхаживать передо мной. — Первое и единственное правило, которое ты должна уяснить: с нашими силами ты никогда не сможешь бороться. Бьют — беги: эта фраза — твой проводник, если вдруг попадёшься под горячую руку кому-нибудь из нас.

Зрение начало мутнеть, и я обхватила себя руками.

— Зря ты это делаешь, — послышался голос Шамиля из-за спины. — Забыла о том, что доминировать над тобой должно равнодушие, а не испуг или страх. В таком скованном положении ты не почувствуешь сигналы, подсказывающие, чего я лишу тебя следующим ударом.

Я перестала ощущать холодную ткань куртки и не понимала, стою ли я или уже опустилась на колени.

— Ты знаешь, что я отключаю всё то, что делает тебя человеком. Но я иду не от частного к общему, а действую наоборот: изначально я нахожу сердце твоей нервной системы, а оттуда просто тяну за нужные ниточки. Я могу сразу же тебя выключить, — над моим ухом Шамиль щёлкнул пальцами, — или, напротив, мучить тебя так долго, как только пожелаю.

Я потеряла контроль над мимикой лица, да и над мимикой в общем. Перестала ощущать холод и остаточное тепло от сил Итана. И, наконец, я услышала прощальный хруст снега перед тем, как оглохнуть. Боли по-прежнему не было, зато мерзкое чувство беспомощности снедало изнутри. Я вдруг разгадала загадку каждого из мужчин: их силы, конечно, убьют вас, но, в первую очередь, они лишат вас личности, собственного «я» и заставят почувствовать себя самой ничтожной пылинкой этого мира. Они все — в какой-то степени дьявольские отродья, потому что их цель — душа, а не тело.

— Вытекающие слюни — побочный эффект, — прозвучало где-то совсем рядом.

Я открываю глаза и щурюсь от безупречности снега. Забавно: я прямо утыкаюсь в него лицом. Я приподнимаю голову и вижу, как Шамиль вертит сенсор, словно партнёршу в танце. Снова рухнув лбом в снег, я не спешу вставать, однако любезность Ромы не заставляет себя долго ждать. Взяв за шиворот, как новорождённого котёнка, Ланг бесцеремонно ставит меня на ноги:

— Ну что, поиграем? Беги.

Логично. Не тратя время на ответ, я побежала к противоположному концу поля. Быстро, но не сломя голову: надо беречь силы. Когда между мной и заграждением остался один шаг, я обернулась. Не успела я сфокусировать взгляд на фигуре Ромы, он уже оказался около меня. Вжав моё тело в промёрзшее заграждение, он ухмыльнулся:

— Круто, да?

Ладони Ромы, крепко держащие меня за шиворот, задрожали, а мужчина сделал короткий вдох. Я прижала руки к телу и подпрыгнула прежде, чем Ланг выбросил меня за пределы поля. Это было похоже на прыжок в воду: когда ты залазаешь на плечи приятеля, пока он ныряет, чтобы швырнуть тебя подальше. Я рухнула в сугроб и ударилась затылком о заснеженное сиденье, но внутри всё трепетало от полёта. Не в силах перестать улыбаться, я пригнулась и, не вставая, поползла по сугробам, прокладывая себе дорогу заледеневшими руками. Громкий хруст снега выдал Рому, и, когда между нами остались сантиметры, я резко вскочила на ноги. В этот раз мужчина крепко обхватил талию и без труда замахнулся мною, как теннисным шариком. Я успела оттолкнуться от его груди пятками и не зажимала тело: в полёте я пару раз перевернулась и сносно приземлилась в снег.

— Я тебе что, аттракцион? — возмущённо крикнул Рома.

Я выпрыгнула из сугроба и засмеялась. Не будь здесь снега, я бы непременно что-нибудь сломала, но зима превратила стадион в холодное грозовое облако.

— Это действительно круто, — крикнула я в ответ.

— Да она больная, — заорал Рома, обращаясь то ли к Шамилю, то ли к Каю. — Кто угодно бы причитал и слёзно просил остановиться, а эта девчонка только и бросается под руку. Что ты хотел проверить? Её нужно отправить в психушку, а не на стадион.

Может, это со мной и происходит? Сумасшествие? Как остаться в уме, когда все вокруг безумны? Да и зачем? Почему бы не отдаться этой сногсшибательной силе и власти? Почему бы не выбрать сторону этих мужчин? Почему бы не поддаться их способностям и мощи? Кто меня остановит? Да и зачем?

— Ну давай, твоё вступление, о великий и ужасный, — Рома сделал издевательский па и щёлкнул меня по носу.

Я стояла перед Каем и с интересом смотрела в его глаза. А теперь, теперь мне будет больно? Непременно должно быть, ведь это Кай.

— Ты, — Шамиль неопределённо махнул рукой в мою сторону, — не смей использовать прибор как средство защиты, иначе я тебя точно убью.

С этими словами мужчина элегантно удалился к остальным. Итан и Рома уже перебрались за заграждение и, удобно расположившись, приготовились к зрелищу. Между мной и Каем были метры, и в то же время казалось, будто бы не было ничего.

— Будь со мной честна, — мужчина начал кружить вокруг, словно коршун над добычей.

— Когда-то было по-другому?

— О чём ты подумала, когда моё имя тебе преподнесли в списке тех, кого необходимо убить?

Кай остановился передо мной. Его осанка как всегда была безупречной, а глаза холодны и непроницаемы. Мужчина представлял живое изваяние беспощадности и силы.

— Почему ты не улыбаешься.

— Что? — раздражённо переспросил Кай.

— Это ответ, — не отведя взгляд, спокойно продолжила я. — Я подумала, почему ты не улыбаешься.

— Ты нашла ответ на свой вопрос?

Немного подумав, я нерешительно кивнула. Кай выгнул одну бровь и прищурился:

— И каков же он?

— Думаю, это был редкий случай, когда ты проявил снисхождение. Твоя улыбка страшнее равнодушных губ.

Глаза Кая так и остались непроницаемыми. Он расправил плечи и сказал только:

— Удиви меня, как всегда.

Снег под ногами пульсировал. Он наполнялся тьмой, и она проступала на его поверхности запутанными узорами. Меня одолевали сомнения и волнение, и я невольно начала отступать. Но от тумана нельзя убежать. Тьма закружилась вокруг ног и нежно их обняла. Я вспомнила все разговоры с Катрин, и мерзкая уверенность того, что меня накроет безумной болью, завладела разумом. Но чем выше поднималась тьма, тем желаннее она становилась. Я дрожала от холода, но эта дрожь была волнительной и… возбуждающей? Я закусила губу, когда туман паутинкой лёг на неё, и закрыла глаза. Я чувствовала боль, но она была такой далёкой и фантомной. Я вспомнила, как Кай рассказывал о том, что люди обманываются ощущениями, и до меня дошло: это не мои страдания. Я открыла глаза, но кругом была тьма, словно уже глубокая ночь. Вдыхая туман, я бросилась вперёд и сразу же нашла каменную грудь Кая.

— Мне совсем не больно.

— Я знаю.

Я с трудом различала очертания мужчины, но отчётливо почувствовала, как рука Кая коснулась моей щеки.

— Это тебе больно, — я потянулась вверх и кончиками пальцев нашла губы мужчины.

Кай ничего не ответил. Я отдалилась от него и провела рукой по бархатной тьме. Я до боли зажмурилась и пустила туман в свою душу. Я глубоко дышала им, пробовала его на вкус, почти давилась, позволяя завладеть мною. Я тянулась к тьме так же отчаянно, как она тянулась ко мне. И в конце концов, мрак открылся во всей наготе, и я поспешила ответить взаимностью. Боль Кая обожгла, но я только крепче стиснула зубы. Это было тянущее жгучее чувство, которое жило не один год. Я понимала, что оно стало неотъемлемой частью мужчины, а потому боль воспринималась не как боль, от которой поскорее хочется сбежать, а как данность, которую принимаешь и совершенствуешь в оружие.

— Перестань! — рявкнул Кай и, схватив меня за локоть, здорово тряхнул.

— Нет!

Я вырвалась и спряталась во тьме, которая бережливо окутала мои плечи. Но тьма — это Кай, а значит, ему не пришлось долго меня искать.

— Прекрати, — угрожающе процедил мужчина, до боли сжав моё запястье. — Я был о тебе лучшего мнения, а твоя глупая жертва всё портит.

— Я ничем не жертвую, — я упёрлась ладонями Каю в грудь и пыталась вырваться. — Ты сам устроил очередную проверку, а теперь бесишься, ведь я беру то, что мне дают.

— Это жертва, — Кай резко потянул на себя, и я ударилась лбом о его грудь. — То, что ты забираешься часть моих эмоций — жертва, о которой я не просил и не попрошу. Перестань это делать. Всё окончено.

Мужчина небрежно отпустил меня и быстро отвернулся, чтобы уйти. Не позволив ему раствориться во мраке, я вцепилась в плечи Кая и вновь возникла перед ним. Я обхватила ладонями лицо мужчины и подалась вперёд, дыша только тьмой. Туман теперь клубился и танцевал на моей коже, спеша к Каю. Я слышала лишь его тихий глубокий вздох и видела широко распахнутые от поражения глаза. Я не знаю, что именно тогда произошло: в тумане вспыхнуло нечто, похожее на молнию, что-то недалеко от нас натужно зашипело, а Шамиль вдруг начал орать на весь стадион:

— Стоп!!!

Мы оторвались друг от друга так быстро, словно произошедшего пару секунд назад никогда и не было. Туман неспешно, но верно редел, уходя в снег. Его узоры становились бледнее и стремительно таяли под выглянувшим на мгновение зимним солнцем.

— Ещё немного и повторилась бы трагедия пятнадцатилетней давности! — Шамиль никогда не выходил из себя, но сейчас он сделал исключение. — Что с тобой, Катара? Я думал, ты можешь держать своё безумство под контролем. Разве ты не собирался её проверить, а не…

Ли стремительно развернулся, разъярённо указывая на меня, но вдруг весь его запал исчез. Шамиль посветлел на несколько оттенков и дрожащими пальцами расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Его бархатные глаза выражали неподдельное удивление, и он с трудом договорил:

— … убить.

Кай никак не изменил ни своей позы, ни выражения лица. Он по-прежнему походил на бездушную статую, только глаза потемнели ещё больше.

— Теперь я понимаю, для чего ты это устроил, — вернув самообладание и надев очки, удовлетворительно сказал Шамиль.

Я обернулась на Итана и Рому. Они стояли в паре метров от нас, а на их лицах было такое же неподдельное удивление и неверие, как и у Шамиля.

— Только я не понимаю, — я повернулась к Ли, который сокрушительно качал головой, смотря на дымящийся прибор. — Что всё это значит?

— Боже, детка, ты серьёзно не въезжаешь? — Рома запустил руки в свои шикарные волосы и начал раскачиваться на пятках.

— Нет, всё, — Дин сказал прежде, чем я открыла рот. — Это не наш разговор. Уходим, время близится к закату.

Кай и Итан обменялись взглядами, понятными только им, а Шамиль под мышкой со своим изобретением и Рома уже шагали к выходу. Я надеялась хотя бы на скупое пояснение, но Катара даже не удостоил меня взглядом. Когда мужчины скрылись в проходах, он лениво отвернулся от меня и двинулся прочь.

— Кай.

Но он не обернулся. Тогда я повторила ещё нерешительнее:

— Кай.

Но он был всё дальше и дальше от меня. На ватных ногах я догнала мужчину, но не решилась коснуться его.

— Уйдёшь, не попрощавшись? Где же твои манеры злого гения?

Кай резко остановился, и я споткнулась о его ногу. Мужчина взял меня за локоть и сблизил наши лица. Его губы почти касались моих, но Кай только подарил им ледяное дыхание. По-кошачьи улыбнувшись, мужчина укусил меня за кончик носа.

— Береги себя. До скорой встречи.

Это были его последние слова перед тем, как он оставил меня совершенно одну посреди громадного заледеневшего стадиона. 

; — С. А. Есенин «Собаке Качалова»

;; — И. А. Бродский «Прощай…»