О кошмарах вслух не говорят. Глава 27

— Я сильно ухудшил положение?

Тарелка выскользнула из рук, но я успела её поймать и предотвратить отвратный грохот. Ад стоял позади меня и неловко топтался, сжимая в руках кухонное полотенце.

— Не критично.

Правда? Кая бросало в жар и тошнило, только к полудню мужчина забылся беспокойным сном. Вряд ли такие последствия вызвала только рана — видимо, Катара здорово вымотался за последние дни, ещё до дела Евы, которое окончательно выбило его из равновесия.

— Я хотел ещё раз извиниться за ночь, — Ад почесал голову и насупил нос. — И за то, что не дал вам побыть наедине. И за своё капризное поведение.

Я состроила удивлённую гримасу, и мальчик слабо улыбнулся.

— Я могу объяснить, почему так произошло.

— Это для тебя, очевидно, болезненная тема, — я пожала плечами и отобрала измученное полотенце. — Ты не обязан ничего объяснять.

— Нет, — твёрдо сказал Ад и нашёл ещё одно полотенце. — Я давно справился с этой проблемой, и чем больше я буду открыто о ней говорить, тем лучше. Для меня же.

Мальчик принялся усердно протирать посуду, собираясь с мыслями.

— Это был обычный несчастный случай, в который я попал по своей же вине, — откашлявшись, начал Ад. — Современный мир давно освоил подземное перемещение, да и здорово обжился там, куда обычно закапывают трупы. В Люмьене почти каждое здание под собой имеет что-то типа лайтовых бункеров. По своей глупости я попал в такое помещение в Жезле — том самом центральном небоскрёбе. Случилась какая-то авария, и мы с некоторыми такими же, не особо умными мальчиками из нашего корпуса на спор решили туда пробраться. Мы были уверены, что неполадку уже устранили, а даже если и нет, то она не такая и серьёзная, чтобы мы не успели быстро свалить. Естественно, на деле всё оказалось гораздо хуже. Я и мой друг оказались в огненной западне: полыхал главный генератор, а пламя распространялось быстрее скорости ударов наших сердец. Миди не выбрался, на него обвалился потолок. Меня удалось спасти просто потому, что я люто орал. Спасатели вытащили моё тело, большая часть которого получила сильнейшие ожоги.

Ад задрал рукав толстовки, обнажая шершавые шрамы. Гладкой кожи не было, всё её место занимали следы от ожогов.

— Сказочным образом уцелели только ладони, кисти рук и лицо, — мальчик опустил рукав и почесал затылок. — Может из-за того, что я был в маске и перчатках? Как-то так. Теперь я предпочитаю носить максимально закрывающую тело одежду и ненавижу лето и огонь.

— А с тем мальчиком, Миди, ты тесно общался? — осторожно спросила я.

— Наверное, верно будет сказать, что он стал моим единственным другом, — Ад старательно прятал глаза, а голос его дрогнул. — Он был младше и слабее всех в нашем корпусе. Несмотря на то, что его родители отказались от Миди, он всё время носил с собой фотографию мамы. Он был… не знаю, явно не тем, кто готов для роли солдата. Миди всё время о чём-то мечтал, мечтал и мечтал, доверял всем подряд, а после за это и получал.

Мальчик замолчал, жуя губу, и остервенело закачал головой:

— Ладно, ты права, это по-прежнему болезненная тема. Ты останешься?

— Спрашиваешь так, словно мне лучше уйти.

— Нет, — с сомнением сказал Ад и бросил на меня придирчивый взгляд. — Нет.

Он хотел сказать что-то большее, но так ничего и не добавил. До вечера я помогала Аду по кухне. Так странно: только недавно я бежала по особняку Лаватера, в самом центре военных действий, рискуя быть сгоревшей заживо. Теперь я в доме Кая, и здесь совсем не хочется вспоминать о том, что происходит снаружи. С Адом мы так больше ни о чем и не говорили, но я не чувствовала со стороны мальчика отчуждение и нежелание меня видеть. С ним было комфортно и спокойно. Напоследок он сказал лишь:

— Ты можешь брать мою одежду или одежду Кая. Но нижнее бельё требуй с него, я с тобой делиться не собираюсь.

Мальчик загадочно улыбнулся и поиграл бровями, а я невольно ухмыльнулась. Что же ждать от второй ночи в доме Кая? После изучения шикарной ванной этого не менее шикарного пентхауса, я тихо прикрываю дверь в комнату мужчины. Кай лежит на боку, а его лицо полностью расслабленно. Рана уже не выглядит так пугающе, как сутра: края побледнели, воспалённость спала, да и кожа как будто бы уже затягивалась. Я легла рядом с мужчиной, совсем не подозревая, что из сна в реальность меня вернёт ощущение острого лезвия, приставленного к горлу.

— Тихо, — промурлыкал Кай мне на ухо, прижимаясь всем телом сзади. — Только не дёргайся.

Я чувствовала напряжённый пресс и силу ног, сжимавших мои. Я также чувствовала несколько интимные детали, которые немного сбивали с толку. Страх и вовсе несвоевременное возбуждение смешивались друг с другом, отчего кружилась голова. Я выдохнула и вцепилась ногтями в руку Кая, которая держала лезвие у моего горла.

— Это не самое лучший способ будить девушку, — я откинула голову назад, а мужчина сильнее надавил лезвием на кожу.

— Ты начинаешь дрожать, — мурлыкал Кай.

Я крепче вцепилась в руку мужчины, но давление на горло пропало. Кай перевернул меня на спину и вжал в постель, забравшись сверху. Теперь мужчина не казался уставшим, нисколько не казался. Его глаза мерцали в красных отблесках комнаты, а щёки покрылись румянцем. Тело сотрясала дрожь предвкушения чего-то запретного и давно желанного.

— Ты быстро пошёл на поправку, — я рефлекторно выставила руки вперёд, визуализируя расстояние между мной и Каем.

— Оставь эти жалкие попытки, — мужчина перехватил мои запястья и вжал их в постель. — Я хочу кое-что тебе показать.

Наверное, эти слова должны были меня успокоить, но, когда Кай потянул края толстовки вверх, я забрыкалась. Мужчина отпустил мои запястья, и я начала царапать его плечи, но Катара быстро сорвал с меня толстовку, связав рукавами кисти. Держа за предплечья, Кай не сводил глаз с моих, а потом опустил взгляд на обнажённую грудь. Я тяжело дышала под ним, а кожа быстро покрылась мурашками от холода мужчины. Я прикусила губы, а щёки покраснели от стыда. Хотя не я сама прошлым вечером хотела быть обнажённой в постели Кая?

— Перестань, — мужчина до боли сжал моё лицо и зафиксировал его в одном положении.

Ткань толстовки хотя и небольно, но всё же ощутимо сдавливала руки. Я попыталась расслабиться, но тело всё равно то и дело вздрагивало. Кай удовлетворительно улыбнулся. Его руки скользили от моих запястий к плечам, от них к ключицам и к груди. Я невольно выгнулась навстречу, когда ладони Кая накрыли её и сжали.

— Просто слушай мой голос, — мужчина немного нагнулся и заглянул в мои глаза. — Помнишь, я говорил, что страх может быть разным? Я хочу тебе это показать… на тебе же.

Кай выжидающе посмотрел на меня, словно я должна была дать какой-то знак. Я несмело кивнула, а мужчина, облизнув губы, улыбнулся как истинный безумец. В его руках вновь сверкнуло лезвие, и я узнала в нём медицинский скальпель. Кай приставил его к моему кадыку и несильно надавил. Я замерла под мужчиной, борясь с желанием дёрнуться и высвободить руки.

— Базовый страх на вкус как изжёванная жвачка, — поморщился Кай. — Неприятный и тошнотворный. Но он сбивается вкусом других чувств, которые смешиваются со страхом. Ты доверяешь мне, и твоё доверие такое же сладкое, как карамель. Ты надеешься, что я не сделаю тебе больно, и твоя надежда такая же рассыпчатая и мягкая, как песочное печенье. Но в то же время ты знаешь, какой я на самом деле и что могу сделать, и потому твоя настороженность освежает так же, как морозная мята.

Кай ведёт скальпелем ко впадинке между грудями.

— Чего ты боишься теперь? — спрашивает мужчина, приникая губами к шее.

Кай оттягивает кожу зубами, покусывает, а потом целует. Моё дыхание сбивается окончательно, и я растерянно качаю головой.

— Мне кажется, я сейчас ничего не боюсь, — хрипло говорю я.

— Ты просто отвлекаешься, — я чувствую, как Кай улыбается. — Тебя не оглушает грохот собственного сердца? Я отчётливо его слышу. Твой страх глубоко в подсознании. Каждый раз, когда я касаюсь тебя, ты боишься будущего, в котором я вряд ли буду. Ты боишься, ведь какой-то мой поцелуй рано или поздно станет последним, и ты больше никогда не испытаешь того, что испытываешь со мной.

Я до боли зажмурила глаза. Теперь меня совсем не пугал холод лезвия — пугали только честные слова Кая.

— Теперь ты представляешь, Этель, насколько глубоко я могу влезть в голову человека? — губы Кая кружат над моими. — Для этого мне не требуется много сил, а с тобой я и вовсе не напрягаюсь. С самой первой секунды и навсегда ты открыта для меня. И это только твой выбор.

Кай вёл лезвие ниже, к животу, а в голове всё прокручивались его слова.

— Если это так, — тихо говорю я, привлекая внимание мужчины, — то почему ты думаешь, будто мои чувства к тебе незрелые? Или для ответа на этот вопрос я всё-таки недостаточно открыта?

— Это скорее ещё один мой страх, — сладко улыбаясь, мурлычет Кай. — Здесь дело не в твоей голове, а в моей.

— Так… — я замялась, — так расскажи. Все мои кошмары ты наверняка знаешь наизусть, поделись теперь своими.

Кай замер. Он склонился надо мной, сжав свободной рукой шею. Его клыки играли с моими губами, а холодное дыхание подчёркивало жар щёк.

— О кошмарах вслух не говорят. Уясни это, маленький хаос, и не пытайся узнать кошмары тех, кто их создаёт.

— Тебе надо было думать об этом прежде, чем ты дал мне полный доступ к своим способностям, — резко ответила я.

Кай прищурился, а его улыбка стала только шире. Мужчина швырнул скальпель на пол и обеими руками схватил меня за талию, переворачивая на живот. Его тело придавило моё, а губы терзали мочку уха. Внезапно рука Кая с громким шлепком опустилась на мою задницу, отчего я вскрикнула. Запястья по-прежнему крепко связывала толстовка, так что приходилось вспоминать технику разъярённого червяка.

— У тебя дурные манеры, — прохрипела я, пока Кай вдавливал моё лицо я матрас.

— О, я отбитый грубиян, — ласково протянул мужчина на ухо.

Послышался треск, и я с ужасом поняла, что Кай разорвал моё бельё. Стеснение накрыло с головой, и я неловко забарахталась под мужчиной. Неожиданно вес Кая пропал. Мужчина встал у края постели и потянул меня за лодыжки, одновременно переворачивая на спину. Я судорожно свела колени, но Каю не составило труда вновь раздвинуть ноги и расположиться между ними. Вжимая предплечья в матрас и не позволяя мне двигаться, Кай заглянул в мои глаза. Его лицо было болезненно белым, хотя щёки пылали ярко-красными оттенками. Море Кая беспокойно взрывалось о чёрные точки скал и тут же разливалось, норовя выйти за берега.

— Я, — голос мужчины был хриплым и дрожал, — хочу обладать тобой. Я хочу этого. Я сделаю всё, чтобы наши отношения были по-настоящему похожи на близость мужчины и женщины, но я прошу тебя не двигаться. Не отвечай мне, не пытайся продолжить контакт и сведи к минимуму физиологическую реакцию тела. У нас вряд ли когда-то будет настоящий секс, но это не значит, что я откажусь от идеи добиваться… тебя.

Сердце бросилось галопом, когда губы Кая приникли к моей груди. Я тяжело дышала и хваталась за уплывающий от меня рассудок, чтобы контролировать движения. Но это оказалось нереальным, когда Кай от груди спустился к животу, до боли покусывая и оттягивая кожу, а потом и ниже. Мужчина забросил мои лодыжки на свои плечи, а его язык пересёк всевозможные границы. Руки Кая сжимали мою грудь, а я просто теряла голову от новых ощущений. Я не могла не реагировать: я опустила связанные запястья, и мои пальцы нашли волосы мужчины. Зубами я прикусила края толстовки, но даже так не могла сдержать стонов. Прерывистые, робкие и полные наслаждения, они заполнили комнату. Я бормотала имя Кая, притягивала его ближе и просто сходила с ума от той любви, которую он мне дарил.

***

Пушистые хлопья снега липли к моим щекам и, превращаясь в ручейки от их жара, убегали под ворот куртки. За долгое время на улице не царствовала метель, а ветер не норовил унести тебя вслед за собой. Снег, видимо, сам уставший от подобной карусели, лениво опускался с небес на землю, создавая мягкое одеяло для домов и улиц. Засунув руки в карманы и пониже натянув шапку, я шагала вдоль заброшенных бутиков, изредка поворачивая голову и находя своё отражение в запылённых витринах. Растрёпанные волосы выбивались из-под шапки, глаза были широко распахнуты, а рот немного приоткрыт. Если присмотреться, то под правой скулой на шее можно увидеть искажённый след от клыков, рядом с которым примостился сине-фиолетовый кровоподтёк. Тело под свитером горело огнём, а следы от пальцев и зубов Кая пульсировали тупой болью. Воспоминания о ночи проходились по мне током, и я не сразу смогла унять дрожь.

Кай приложил много усилий, чтобы оторваться от меня. Он весь дрожал, а глаза мерцали так ярко, словно в море мужчины отражалось сразу всё звёздное небо. Пелена моей истомы быстро спала, когда я увидела, как Кай исступлённо заметался по комнате, словно загнанный зверь. Ничего не происходило, но мужчина будто бредил чем-то плохим, что вот-вот должно случиться. Он почти сразу же пришёл в чувство и, поцеловав меня в лоб, оставил одну. Кай вернулся только под утро, но я знала, что он так и не спал той ночью. Сейчас легче оценить прошедшие двое суток, и я вновь и вновь возвращаюсь к мужчине и его поведению. На Кае словно проклятие, которое испепелит всё человечество, если он будет касаться меня дольше определённого времени. Он не может спокойно поцеловать меня, иногда даже глаза боится закрывать, когда я рядом. Может быть, дело в способностях? Но об их работе Кай почти не рассказывает, поэтому я едва ли понимаю, как взаимосвязана с ними. Да, я вроде как не особо подвержена их воздействию, тогда почему мужчина так беспокоится? Я замерла посреди дороги, заносимой снегом, и запрокинула голову. Кай был стремителен в смене настроений, но я не могла его осуждать. Таков весь Кай и никак иначе. Я осталась с ним на две ночи, осталась бы и на две тысячи ночей, если бы не звонок Шамиля. 

— Ух ты, — присвистнул Рома, когда я пересекла порог мастерской. — А вот и главный лечащий врач господина Катара. Этель, скажите, в чём секрет вашего метода?

— Абстрагирование от идиотов.

— Доктор, не лгите, засосы на вашей шее яснее любых ответов.

Вместо меня Роме отвесила подзатыльник… Ева? Девушка крутанулась на стуле и врезала пяткой Лангу по заднице. Рома быстро перестал смеяться и наигранно грозно повернулся к девушке, демонстрируя отпечаток от её ботинка. Ева обхватывает лодыжками талию мужчины и тянет его на себя. Рома поддаётся и первый целует девушку. Я удивлённо открываю рот, не зная, что делать.

— Меня от этого уже тошнит, — любезно заявляет появившийся Шамиль. — Ланг, у тебя есть своя жилплощадь, в чём проблема? Я здесь работаю, а не трахаюсь, и ты будешь делать то же самое.

— Хорошо, папочка, — ехидно улыбнулся Рома, отрываясь от Евы.

Шамиль закатил глаза и обратил внимание на меня. Его губы дрогнули в улыбке, но он быстро спрятал её и поправил излюбленные очки. Я смотрела на Шамиля и вдруг поняла, что отвратительные шрамы мужчины больше не отпугивали меня. В моём сознании они стали давно знакомыми и понятными, настоящей частью Ли, без которой его образ был бы неполным.

— Итан разбирается с солдатами на границах, но он тоже скоро будет. Почему мы все так быстро подорвались? Линге собирается выступить на площади Горда с какой-то жизнеутверждающей и вдохновляющей речью. Для нас это прекрасный шанс красиво заявить о лице оппозиции, представить его, плюс продемонстрировать основную силу в роли Кая, здорового и невредимого. Ну почти. Дело будет двухаспектным, так как выход лидера Севера станет отвлекающим и провоцирующим моментом. Вторым шагом является проникновение в лабораторию под Академией, потому что нам необходимо достать все образцы того обнуляющего препарата.

Шамиль отвлёкся на уведомление планшета и снова вышел. Я поймала на себе взгляд туманных глаз и прищурилась:

— Не подумай, что я хочу обидеть, но я не ожидала увидеть тебя здесь так скоро.

— Это для тебя время пролетело, — Ева состроила многозначительную гримасу. — Для меня же прошедшие дни показались вечностью. Я прекрасно понимаю, что вы не будете спешить мне доверять. Тем не менее уже сейчас я безоговорочно и полностью доверяю вам, и со временем вы в этом убедитесь.

— Как отец отреагировал на… твоё желание побывать в Содоме? — после нескольких секунд гляделок спросила я.

— Ну-у, радости там было мало, — протянула Ева и нашла руку Ромы. — Но я же его любимая доченька, поэтому он сделает всё ради меня.

Странные слова. Ева как-то злобно улыбнулась, оскалив зубы. Рома немного нахмурился и бросил предупреждающий взгляд в сторону девушки.

— Вы снова от меня что-то скрываете, да? — заняв место у монитора, бросила я через плечо.

— Не то чтобы скрываем… — начал Рома, но девушка его перебила.

— Просто пока рано рассказывать, — Ева села на стол и приподняла мой подбородок. — Не думай, будто здесь тебя хочет видеть только Кай. Ты не какой-то нежеланный гость, от которого хотят поскорее избавиться. Просто как ни крути, ты не самый лучший солдат по сравнению с другими, что делает тебя лёгкой мишенью.

Я не успела спросить Еву, кто же я тогда здесь, если не солдат. В мастерскую сначала вошёл Итан, элегантно смахивая с пальто пушистые снежинки, а за ним и бормочущий что-то под нос Шамиль.

— Давайте сейчас просто вновь перескажем всё, что видели и чувствовали, — словно в продолжение разговора сказал Итан. — Соберём пазлы воедино и выжмем максимум пользы.

Шамиль молча кивнул и встал в центре комнаты. Мужчина вывел данные планшета на пустующую стену, и теперь мы все увидели запись из особняка Лаватера. Наёмники подходили слишком близко, а мужчины, наверное, в это время пытались применить свои силы, но ничего не выходило.

— Подожди, — я замахала руками. — Надо начинать раньше, ещё с Ароса. Помните, как Делон ступил в туман? Он тогда задрожал, но не рухнул, хотя остальных солдат туман Кая сразу же поразил. Итан, а ты чувствовал кровь Нила?

— Сложно сказать, — Дин подтолкнул кресло ко мне и сел рядом. — Слишком большая концентрация на остальных солдатах, Делона я не помню.

— Значит, препарат у них уже давно, — резюмировал Шамиль и записывал в планшет. — Но сначала его вводили только элите власти, а именно Делону, Косперски и их приближённым.

— А уже в особняке препаратом владели все, — закончил Рома.

— В любом случае, полностью обезвредить ваши силы у Линге не вышло, — я нахмурилась и повернулась к Лангу. — Когда мы встретились, ты сказал, что с твоими силами и силами Кора всё в порядке.

— А также с силами Миши. Так и было. Наши способности ни на йоту не убавили своей мощи.

— Эту формулу я уже вывел, — Шамиль энергично застучал по планшету. — Препарат Линге во многом несовершенен. В Академии наверняка давали разделение всех способностей на осязаемые и неосязаемые. Конечно, эта очень тупая классификация, но для наглядности применим. Препарат блокирует неосязаемые способности, которые воздействуют на психику и внутренние ощущения человека. Осязаемые контролировать посредством какой-либо инъекции нереально, для этого нужно дополнительное оборудование.

— Всё равно эта хрень какая-то странная, — Рома покачал головой. — Создаётся ощущение, будто Линге и сам не особо знает, как работает его препарат. Хреновый из него учёный, если честно. Посудите сами: окей, эта штука обезвреживает эмоции, тогда почему силы Кая она, напротив, спровоцировала?

— Это следующий вопрос, — Итан провёл рукой по блестящим серебристым волосам. — Мы немного разобрались с тем, как препарат защищает солдат. Это была косвенная опасность для наших сил. Теперь надо понять его прямое действие. Вспомним по порядку. Ига выстрелил Каю прямо в грудь, то есть препарат попал Катара в сердце, как укол адреналина.

— Очень интересно, между прочим, — Шамиль взволнованно заходил по мастерской. — Я так понимаю, что препарат «подстраивается» под те силы, против которых он направлен. Я думаю, вы понимаете, что в сердце просто так без последствий ничего не вколешь. Что если предположить… Нет, вы так не поймёте.

Ли потёр переносицу и выключил запись. Вместо неё мужчина создал движущуюся проекцию молекул.

— За наши способности отвечает несколько генов. Мы поняли наружное действие препарата, — Шамиль нарисовал линию, которую пересекли некоторые молекулы. — Составные препарата блокируют гены, когда они выходят за пределы нашего тела. Очень важен тот факт, что мы просто не можем, так скажем, отдать все свои силы. Наружу выходит лишь малая часть того, что сокрыто внутри нас.

Шамиль сделал пару движений, и те молекулы, что пересекли черту, оказали в клетках. Они причудливо пульсировали и со временем теряли свою яркость.

— Когда же препарат оказывается непосредственно в теле того, чьи способности он призван обнулять, происходит генный взрыв. Представьте: накинуть сеть не на отдельно взятые части силы, а на сам её источник, генератор. Я думаю так: в таком случае препарат бесполезен. Он не убивает, но он провоцирует.

Шамиль коснулся планшета, и теперь все молекулы были взаперти. Та бесчисленная часть, что не пересекла черту, не переставала сиять ярче. Напротив, их свечение только усиливалось, а пульсация увеличивала частоту.

— Сами силы начинают мощнее реагировать на источник опасности, а он, как мы помним, попал в тело носителя. Скажите, — Шамиль переводил взгляд с меня на Рому, — что-нибудь произошло между попаданием препарата в сердце Кая и его несостоявшейся смертью?

Я нахмурилась, с неохотой вспоминая те минуты, но ничего важного тогда не заметила. Рома тоже молчал, пожимая плечами:

— Да ничего.

— Нет.

Все были настолько увлечены загадкой препарата, что совсем забыли о Еве. Теперь на решительный отказ девушки повернулся каждый из нас. Ева с ногами забралась на кресло и внимательно смотрела то на Шамиля, то на меня.

— Произошло, — твёрдо сказала девушка. — Вы успели вытащить пулю, и Кай ещё был в сознании. А потом, почти в ту же секунду, он оттолкнул Этель от себя. Дальше его силы обернулись против него и запустился весь процесс.

— Значит, Кай почувствовал перепад мощности, — щёлкнул пальцами Шамиль. — Поэтому он и оттолкнул Этель, чтобы снизить ущерб для её здоровья.

— Зато я удачно пролетел половину чащи, — Рома похлопал в ладоши и показал большой палец вверх.

— Выходит, — начал Итан, — что силы сами борются с опасностью, но при этом уничтожают носителя. Перестают ему подчиняться и входят в режим «автопилота». Весьма правдоподобная теория, надо признать.

— Подождите, а как быть с Косперски и Серовой? — вставила я. — Ведь Косперски тоже был на площади в Аросе и особо не пострадал от сил Кая. С Мартой и Игой в особняке та же ситуация. Если они принимали препарат, то почему он не спровоцировал такую реакцию у них?

— О, это как раз-таки очень легко объяснить, — отмахнулся Шамиль. — Я давно проводил анализ клеток каждого из нас и выяснил много чего интересного. Если честно, это достаточно очевидно и без дополнительных наблюдений. Итак, ответьте мне на вопрос, у кого самые мощные и разрушительные способности?

— У Кая, — быстро ответил Итан.

— Нет, подожди, — я поймала неодобрительный взгляд Шамиля, брошенный в сторону Дина. — У него, у тебя, у Шамиля и у Ромы. У вас четверых, не только у Катара.

— Правильно, — Ли снова щёлкнул пальцами. — Раньше в наш круг входила и Энджела Роуз, итого 5 человек с самыми мощными и разрушительными силами. Я не включаю сюда Марту, потому что природа её способностей никак не отличается от способностей Косперски и других.  К чему я всё веду: в нашей крови есть один дополнительный мутирующий ген, который и приводит к такому ужасу и бла-бла.

Шамиль закатил глаза и взмахнул руками. Итан сложил ладони шпилем и прикрыл глаза, добавив:

— Всё сводится к тому, что новый препарат Линге призван обезвреживать только самые отвратные силы вроде наших. Узконаправленное средство, которое едва ли равняет счёты. Не самое лучшее изобретение Линге, а за ним профессор гонялся больше десяти лет. Какой же он идиот, если ставка была только на новую инъекцию.

— Во-первых, это, господа, — Шамиль приспустил очки, — ещё одно доказательство того, что наши способности — не ошибка, а заранее спланированный проект со своим основным, а также запасным курсом развития. Во-вторых, я бы не торопился с выводами, Итан. Хотя Линге и псих, он всё же весьма гениален в делах генетики. Мне кажется, что этот обнуляющий препарат не единственное, до чего Джин добрался. Кроме того, он может на основе составляющих этого средства разработать более поражающие. Теперь самое главное для нас — это время, которое мы не можем терять.

Я обернулась к Еве, которая очень внимательно слушала мужчин. Она поймала мой взгляд и подмигнула, остро улыбнувшись.

— Ты можешь увидеть будущее сейчас?

Когда я спросила это, Шамиль уже погрузился в отчёт о данных, а Итан повернулся ко мне, чтобы что-то сказать. По-кошачьи прищурившись, Дин слабо улыбнулся и певуче протянул:

— Точно, всё время забываю, что среди нас теперь есть провидец.

— Нет, — быстро ответила Ева и провела рукой по гладкой голове. — Я не понимаю, как работают мои силы, и отчасти я здесь для того, чтобы вы мне с этим помогли. Ну преимущественно, конечно, ты.

Ева указательным и средним пальцами навела на Шамиля и прищурилась, словно прицеливалась из оружия. Ли немного поджал губы и глубоко вздохнул:

— Я рассматривал такой вариант действий. Без обид, Ева, но твои способности самые бесполезные. Не думаю, что открыл что-то новое для тебя, зато уверен, что подтвердил твои догадки.

Ева кивнула и расслабила плечи. Её лицо посветлело, а в глазах мелькнуло облегчение.

— Все эти годы я мучилась видениями, — начала девушка. — Я сходила с ума, ведь я видела будущее не отдельно взятых людей, а всего человечества. Изредка мелькали отрывочные картинки, как в особняке, — Ева многозначительно посмотрела на меня. — Но в основном на меня валилась громада видений, целая история, которая раз за разом менялась. Естественно, мой мозг не мог запомнить каждое действие, и потому после основной информации оставался один… как будто снимок. Его атмосфера всегда передавала то, что принесёт будущее.

— Всего человечества? — переспросил Шамиль. Кажется, теперь он заинтересовался.

— Да, — Ева сжала рукой свою шею. — Такой поток дикой информации душил меня, насиловал сознание и подменял воспоминания о моей жизни. Я начала забывать, что на самом деле происходило со мной, а что — видения о будущем посторонних людей. Конечно, под замком Линге моё существование нельзя назвать насыщенным, но и такие воспоминания приходилось откапывать из-под груды иллюзий.

— А Линге? — Рома положил руку Еве на голову. — Почему же он всё время держал тебя при себе, если твои силы бесполезны?

— Джин — больной человек, — недолго думая, ответила девушка. — У него явные проблемы с головой, он фанатик и помешанный. Я убеждена, что он свято верил в то, что я — его билет в безупречное будущее. Я стала его критерием оценки действий. Понимаете, я вижу будущее только тогда, когда происходит действительно значимое событие. Именно происходит, фактически, наяву. О решении недостаточно просто подумать, просто принять — его необходимо реализовать, и тогда, возможно, я что-нибудь увижу. Как только Джин делал ход, по его мнению, серьёзный, он всегда приезжал ко мне и ставил эксперименты. Он отслеживал деятельность моего мозга и его активность, даже записывал сны, ища в них ответы. Но я редко что-либо видела, а финальная картина оставалась для Линге загадкой, зачастую удручающей и безрадостной.

— Неужели ты не видела будущего Севера? — скрывая ухмылку, спросил Итан. — И ничего не рассказывала Джину о его противниках?

— Я рассказывала ему о вас, — оскалилась Ева. — Потому что только вы и были главными героями финальных ведений, начиная с дней трагедии. И ни один мой рассказ не успокоил и не уверил Линге в скорой победе.

— Получается, каждый ввод препарата, определяющего способности, был единицей значимого действия? — предположила я. — Ты сказала: «начиная с дней трагедий», значит…

— Нет, не каждый, — перебила меня Ева. — По счёту я была седьмой, кому ввели препарат, но я уверена, что только один из нас мог по-настоящему повлиять на историю, и он это сделал.

— Неужели снова Кай? — изображая удивление, говорит Рома. — Как неожиданно.

Мужчины не скрывают улыбки, незлобной и слабой. Губы Евы, напротив, печально опускаются:

— На нём лежит огромный груз чудовищной ответственности, и так было ещё с его рождения. Это не повод для насмешек. Можете мне не верить, но во многом история Пандоры зависит исключительно от Кая, и будьте уверены, он не всегда рад такой действительности.

— А какое видение стало первым для тебя? — Шамиль смотрел, как проекции пропадали, и искоса бросил взгляд на Еву.

— Я видела миллиарды картинок, а на последней мальчик, скрываемый танцующими тенями, громко смеялся.

Забавно, какие всегда метафоричные и красивые определения дают Каю. Никого не удивили сказанные Евой слова, да ведь и правда это было очевидным и давно понятным. Пока Шамиль тезисно записывал наши обсуждения на интерактивную доску, ко мне повернулся Итан.

— Держи, — мужчина протягивает мне светящийся неоновый квадратик. — Здесь много материала о днях великой трагедии: записи бомбёжек, расстрелы отрядов, реальные списки погибших. На Юге эти материалы секретны, но здесь, на Севере, в день Святой Памяти экраны всех городов вновь и вновь прокручивают ужас того времени. Последний файл — списки Змеевиков, с ними можно ознакомиться в свободном доступе и в штабе Люмьена: есть специальная комната «бесславно забытых и потерянных жертв», и там все те имена, которые ты встретишь в этом документе.

Я верчу флешку и смотрю, как её цвета сменяют друг друга. Открываю рот и снова закрываю, а Итан не отворачивается, видя мои сомнения. Я заглядываю в его налившиеся свинцом глаза и спрашиваю:

— Тот последний файл с именами как-то изменит мою жизнь?

— Это зависит от того, чего ты ожидаешь, — Итан наклонился ко мне, и я почувствовала запах крепкого кофе. — Ты знаешь правду, Этель, но ты почему-то отчаянно не хочешь её озвучивать, хотя давно и приняла.

— Спасибо.

— За что? — Итан лениво и соблазнительно улыбнулся.

— За то, что выполнил мою просьбу.

— Я выполнил бы гораздо больше, но ты боишься просить.

От улыбки у Итана на щеках проступили призрачные ямочки. Глаза вновь посветлели и вернули привычную бесцветность. Мужчина наклонился ближе, но вдруг, словно опомнившись, почти отшатнулся, а его улыбка побледнела и потеряла естественность.

— Надежда не всегда спасает, Этель. Иногда она убивает гораздо быстрее пули.

Итан в последний раз скользнул по мне взглядом и переключился на Шамиля, который активно прессовал Рому. Тот же видел только Еву, которая с интересом изучала каждый угол мастерской. В эту же минуту порог переступил блондин, который поражал своей порочно-божьей красотой.

— Госпожа Тод, — с преувеличенным почтением начал Яков и поклонился, — наше время подошло к концу. Пора возвращаться, иначе мою задницу разорвут так же, как я разрываю здания.

Взрывотехник выпрямился и нагло улыбнулся, окидывая взглядом всех присутствующих. Я сняла куртку сразу же, как вошла, так что неудивительно, что глаза Андре остановились сначала на моём лице, а потом спустились на шею.

— Хм, значит, не все слухи ложны, да, госпожа Цид? — участливо спросил Яков.

— Похоже, — пожала я плечами, а парень скрыл улыбку.

— Ева, — уже серьёзно сказал Яков, — поторопись, если не хочешь привлекать к себе лишнего внимания.

Лишнее внимание, позднее объяснение, переговоры с Ромой и Шамилем — Ева, только выбравшись из одного дела, основательно ввязалась в другое, где активно помогает мужчинам. На фоне одной большой Гражданской войны развиваются десятки войн между её участниками. Кай сотрудничает с Иисаком, который заранее решил с первым расправиться, однако что-то не видно особой поддержки Тоду. Вит, главнокомандующий всеми войсками Севера, симпатизирует Катара, который в свою очередь не симпатизирует никому. Но чувствам командира не соответствуют чувства самих солдат, так что в этих цепочках одно противоречие строится на другом.

— Эй, — Ева возникла прямо передо мной. — Твоё доверие стоит здесь дороже всех, да?

— Просто всё это очень странно, — я перехватила серьёзный взгляд туманных глаз.

— Ты ещё не определилась, за что хочешь бороться. Ты думаешь, что у тебя ещё есть время, но у нас его давно отобрали. Не думай, будто ты никак не можешь повлиять на события. Мои способности вряд ли дают какое-то преимущество, но я точно знаю, чего хочу, вот и двигаюсь к цели. А ты?

Не дожидаясь ответа, Ева крепко обняла меня. Я чувствовала под пальцами её выпирающие кости и жар тела. В следующую секунду девушка выскользнула из объятий и исчезла. Смотря ей вслед, я поняла, что Ева такая же, как и будущее: стремительная и непредсказуемая.

***

Рома тренируется со мной от заката, но кажется, каждый из нас витает в своих мыслях далеко отсюда. С наших губ срываются тяжёлые облачка пара, но мы настолько разгорячены, что не чувствуем холода. В очередной раз уходя от удара мужчины и не собираясь нападать, я забегаю на ступени театра. Рома строго смотрит мне вслед, но создаётся такое ощущение, будто он недоволен собой, а не мной.

— Достаточно на сегодня, — заканчивает Ланг, вытирая пот со лба.

Лицо Ромы искажается, как и рот, словно он хочет сказать что-то ещё, но не может выдавить из себя слова. Я опускаюсь на ступени, наслаждаясь гулом крови в ушах, и затуманенным взглядом наблюдаю за мужчиной, который устраивается рядом.

— Тебя что-то беспокоит?

— Нет, — раздражённо говорит Рома и почти сразу же исправляется. — То есть да.

Золотистые волосы блестят от пота и растаявшего снега. В свете прожекторов лицо Ромы кажется светлее и ещё моложе, а пухлые губы приобретают бордовый оттенок. Карие глаза скользят по скверу вдалеке, где мрачные оголённые деревья переплетаются друг с другом.

— Как ты поняла, что чувствуешь к Каю?

Я смутилась и поджала губы. Рома закатил глаза и преувеличенно виновато выдохнул «ой».

— Да ладно, все и так предсказывали какую-то интрижку между вами. Кай никак не стал использовать твой статус наёмника, хотя, если честно, он мало что бы дал. Он берёг тебя и всё такое, а ты ответила взаимностью. И получилось, что это вовсе не интрижка, а нечто серьёзное. Просто… — Рома развёл руками, — это так странно: наблюдать за любовью того, кто привык только к ненависти.

— Не знаю, — начала я. — У меня изначально была к Каю нездоровая тяга, ещё с Академии. Но если там основой являлся простой человеческий интерес к действительно загадочной и главной личности истории, то потом…

Я покачала головой, подбирая слова, а Рома не торопил.

— Кай всегда был рядом: в мыслях, во снах, в действительности. Со стороны может выглядеть так, будто он меня… обижает? Однако мне нравится его бешеная сила, холодность и жёсткость. Возможно, я просто больная и повёрнутая, но такова моя картина мира.

— Его выдаёт взгляд, — сказал Рома, опуская подтягивая колени и опуская на них голову. — Кай только на тебя и смотрит.

Мужчина прикрыл глаза и смешно шмыгнул носом.

— Скажи мне правду, вы все его терпеть не можете или всё же считаете неотъемлемой частью… команды?

— Один день — первое, другой день — второе, — на улыбке говорит Рома. — Кай не знает сострадания, но все его действия так или иначе приводят к блестящему результату. Да, есть жертвы, но итог оправдывает все средства в случае Катара. Кай — прекрасный деспотичный лидер, и Ева права: никто не смог бы вынести ту ношу, которую он несёт с самого рождения.

Рома замолчал, и я растормошила его за плечо:

— И это всё, что ты хотел узнать?

— Как ты считаешь, — не поднимая головы, невнятно сказал Рома, — я для Евы — это то же самое, что и поход в бар после долгой завязки?

— А она для тебя кто?

Рома встрепенулся и хмуро на меня посмотрел, отрицательно покачав головой:

— Пока рано об этом говорить.

— Но при этом ты прямо сейчас хочешь узнать, играет ли Ева с тобой или её намерения серьёзны. Если сейчас рано, то каким и когда ты видишь подходящий момент? Сначала люди не хотят признавать влюблённость, потом в упор не замечают любви, а после сетуют на одиночество.

— Ты даже представить не можешь, — громко и горячо начал мужчина, — о чём говоришь. Легко судить, когда у тебя были все условия на ту самую влюблённость. Я же видел только грязь и разврат, к которому быстро приобщился. Что я могу дать Еве? Билетик на мои похороны после окончания войны? Такое же клеймо подстилки убийцы, которым окрестили тебя?

— Что ты тогда хочешь от меня услышать? «Да, Рома, ты прав, нахер это надо?» Или что? Если Ева заинтересовала тебя и этот интерес взаимный, в чём проблема взять на себя ответственность и положить начало чему-то большему? Зачем тебе этот разговор? Ты будешь приводить мне аргументы к тому, что лучше ничего не продолжать? Отлично! Получается, что ты уже всё решил.

— Ну ты сука, конечно, — процедил Рома, старательно пряча глаза.

Не так резко, Этель, не так резко. Я набрала полную грудь воздуха и неспешно выдохнула. Зажмурив глаза, я медленно подбирала слова:

— Я боюсь давать советы, понимаешь? Я боюсь… я узнала каждого из вас так, как никто другой не знает. Я забываю о том, что вы — негативные герои. Близость с кем-то для вас представляет большой риск, ведь любимый человек становится рычагом давления. Я понимаю твои страхи и сомнения, но если всё это отбросить, то…

Я покачала головой и открыла глаза. Рома скептически смотрел на меня, играя желваками.

— Если всё отбросить, то я увижу влюблённого Рому и влюблённую Еву, каждый из которых едва ли подозревал, что когда-нибудь испытает подобные чувства. Я не доверяю Еве, но я уверена, что она лучше нас знает: будущего не существует, а значит, надо брать от настоящего максимум. И она берёт. Она выбрала тебя и открыто об этом заявила. Если перестать искать подвохи, то можно в полной мере насладиться тем, что любящая женщина может дать любящему мужчине.

Рома нахмурился, а через секунду слабо и устало улыбнулся. Он ничего не говорил, хотя услышать что-либо от него — единственное, чего я сейчас хотела. Но в то же время я понимала мужчину и глубину его сомнений.

— Мне было жаль, когда я услышала от Итана определение ваших жизней, — откинувшись на локти, продолжила я. — Вы прожигаете их, и это так грустно. С другой стороны, это единственный способ жить для вас.

— Прожигаем, — повторил Рома, пробуя слово на вкус. — Дин как всегда прав. Но почему грустно? За нашу жизнь мы сменили столько ролей, сколько бы не каждый осилил и за сотни лет. Прожигаем, прожигаем… а может быть, наоборот, проживаем так, как стоит жить? Без масок псевдогероев, страдальцев и мучеников. Мы честно и с самого начала признали своё не самое лучшее «я», показали его и отстояли право на существование.

— Ты же не считаешь себя недостойным любви? — нерешительно и быстро спросила я.

Рома нахмурился ещё больше и закусил губу. Его карие глаза потемнели и стали грустными, как глаза брошенного и никому не нужного ребёнка.

— Не знаю, — мужчина пожал плечами. — Наверное, это закономерный комплекс, который вырабатывается у сирот и беспризорников. Разве ты будешь когда-то любим при условии, что от тебя с радостью отказались родители, а за ними и весь мир? С возрастом ты борешься с этой установкой, но она всё равно влияет на тебя и твою личную жизнь. Ты не перестаёшь верить в любовь, но как обезумевший жлоб ты начинаешь собирать каждую её крупицу, запоминать каждое проявление и даже симулировать это чувство вновь и вновь. Кроме того, ты особо и не разбираешься, что — любовь, что — привязанность, а что — простое физиологическое влечение. Ты не умеешь полноценно выражать свои чувства, и что ещё хуже — ты не умеешь дарить любовь. Ты научился только забирать, или лучше сказать, отбирать её, вот и всё.

— Жадные до любви, — подытожила я. — И каждому из вас нужна не противоположность, не альтруист, который безвозмездно будет дарить это чувство, нет. Вам нужен такой же безумец и скупец, чтобы буквально вырывать любовь друг из друга. Конечно, это модель далеко не здоровых отношений, но такова ваша реальность.

— А почему не противоположность? — недоумённо переспросил Рома.

— А тебе не наскучит? Постоянно брать и брать без всяких препятствий и трудностей? Мне кажется, за любовь стоит бороться, и эта борьба далеко не всегда страшная и кровавая. Она интригует и волнует, будоражит и возбуждает, успокаивает и расслабляет. Интереснее играть с достойным противником, который так же, как и ты, заинтересован в победе и на каждый твой удар отвечает вдвойне сильнее. Мне кажется, мы априори ищем не противоположности, а ровню.

Рома устало потёр переносицу.

— Больше всего я боюсь, что Ева станет моим бумерангом, — мужчина покачал головой. — Я не скажу, что плохо обращался с женщинами в последние года, но раньше… Не секрет, что каждый из нас использовал легкодоступных девушек, чтобы «расслабиться», — Рома закатил глаза. — Я уже говорил тебе об этом в Люмьене. Но все женщины знали, что ложатся в наши постели лишь на одну ночь.

— Объясни мне это. Я помню, что ты говорил, будто в такие моменты важен только секс, а эмоциональной связи не должно быть.

— Секс — это всегда про удовольствие, — поиграв бровями, сказал Рома. — Это тотальный релакс. Когда ты занимаешься сексом с той, на которую тебе насрать, ты заботишься только о своём удовольствии. Низменные потребности, помнишь? Но когда ты занимаешься сексом с той, на которую тебе далеко не насрать, ты хочешь сделать всё, чтобы хорошо было, в первую очередь, ей. Ты хочешь отдаться весь полностью, без малейшего остатка. Тогда секс становится не просто потребностью, он становится… не знаю, средством передачи тех эмоций и чувств, которые не так легко выразить словами.

Рома глубоко вдохнул, а его щёки порозовели.

— Во-первых, ту, с кем ты захочешь действительно заниматься любовью, а не сексом, не так легко найти. А во-вторых, такой контакт опасен для неё. Точнее не опасен, а непредсказуем. У нас отключается мозг, чувства берут верх над разумом, а значит, ни о каком контроле над силами нет и речи. Что если ты настолько увлечёшься ею, настолько глубоко уйдёшь в экстаз, что попросту убьёшь девушку той энергией, которая скрывается внутри? Ведь кто знает, вдруг именно в такой момент, когда обнажаются и тела, и души, она сможет беспрепятственно выйти наружу и погубить ту, кого ты так отчаянно искал?

И это применимо ко всем мужчинам. Я поймала озлобленный и в то же время опустошённый взгляд Ромы. С ума сойти, любовь каждого из мужчин поистине становится убийственной.

— И вы будете мучаться в любом случае, — тихо сказала я. — И оттого, что не решитесь бороться за любовь, и оттого, что рискнёте её подарить, ведь даже в моменты близости вам придётся всё время держать себя в руках.

— Да, именно так, — Рома откинулся на ступени и закрыл глаза. — Самое досадное в том, что наши силы особо не изучены. Шамиль может просто взять ДНК и издеваться над ним, но он не в состоянии дать что-то большее и конкретное, чем обычная сводка анализа. Наша медицинская история — сплошное слепое пятно. Мы можем делать то, что обычно происходит в фантастических фильмах, но я тебя уверяю, наши силы гораздо больше, чем мы думаем. Знаешь, я каждый раз чувствую это: словно я прыгаю достаточно высоко и что-то подсказывает, будто я могу ещё выше. Это ощущение, когда ты выкладываешься не на все сто процентов, раздражает.

— Ты хочешь сказать, что вы ещё сильнее?

— Да. Намного и намного сильнее, просто пока не поняли, как именно добиться этой мощи.

Что создал Линге? Куда ещё сильнее? Если это так, то что же? Рома в следующий раз, когда опустит кулак на землю, расколет её надвое? А Итан? Затопит ту же самую землю кровью? Рома не видел моего лица, а потому почти беззаботно продолжал:

— Как тебе сказать, у нас нет… инструкции к нашим силам. Мы долго учились и учимся до сих пор познавать их, но… наверное, наши способности так и останутся не до конца раскрытыми.

Может, это и лучше?

***

Небрежно разломанный спелый гранат с полностью распущенным бутоном кроваво-красной розы лежал на кухонной стойке. Рядом я нашла небольшой листочек с аккуратно выведенными на нём словами:
«В моей постели твои щёки пылали этими цветами. Я сделаю всё, чтобы чаще видеть такую картину».

Кай улетел в Люмьен сегодняшним утром, почти сразу же, когда я ушла от него. Я глупо улыбалась, вновь перечитывая записку. Конечно, факт того, что мужчина может в любой момент попасть в квартиру, напрягал, но сейчас я не хотела об этом думать. Положив цветок на постель и затянув на колени ноутбук, щедро подаренный Шамилем, я погрузилась в кошмар наяву. Один за другим я открывала файлы, а сердце уходило всё ниже и ниже. Я видела месиво людей, машин и зданий, которые в один миг превратились в груды костей и камней, как только снаряд с низко пролетевшего истребителя коснулся земли. Камеры городов запечатлели мощь ударной волны, сносящую в панике бегущих жителей. Я видела нескольких женщин, которые несли в руках младенцев и накрывали их своими телами во время взрывов. Здесь в основном были записи того, как сами военные уничтожали города. Только я подумала, что не увижу действие сил мужчин, как на одной короткой записи заметила пелену плотного тумана. Даже ночью во мраке он выделялся на фоне общей тьмы своей собственной. Он полз медленно, а его завитки казались настолько плотными, что походили на развивающуюся чёрную ткань. Люди поначалу даже и не замечали тьмы, а когда это происходило, было слишком поздно, чтобы бежать. С движением тумана изображение меркло и прерывалось, а потом и вовсе исчезло. Я поймала себя на мысли: мне приносило облегчение то, что записи оказались без звука, иначе я просто не смогла бы смотреть их дольше пяти секунд. Для меня это было страшным документальным фильмом, о реальной фабуле которого я не помнила. Но для тысячи других людей то, что я видела, стало самым ужасным кошмаром жизни. Такие воспоминания ничем нельзя выжечь, ничем не заменить, но и не вспоминать — нельзя, хотя я уверена, каждый второй об этом мечтает.

Что сейчас происходит? Что будет, если или когда Тод победит? Пандора с одной стороны разрушалась обезумевшим учёным, с другой — группой подростков с нечеловеческими силами, и люди никогда не забудут грехи обеих сторон. Матерям, которые потеряли во тьме Кая своих детей, плевать, что он едва ли думал о подобном. Они разорвут его так же быстро, как и Линге, и Шамиля, и Итана, и всех, кто так или иначе причастен к трагедии. В этом столкновении никому не будет прощения, никому, даже Тоду, который хочет выйти спасителем. В грядущей Гражданской войне участвуют уже не те неудержимые подростки, а взрослые умные и предельно жестокие люди, и кто даст гарантию, что будущее не будет таким же, как на этих записях? Никто, но я уверена: найдётся десяток тех, кто скажет: будущее будет куда хуже, чем мы можем себе представить.