Без кулис глава 8

 Глава 8


16 августа
Странное состояние. Земное. Не видно неба. Звезды до меня не дотягиваются. Полная голова чьих-то глупостей. И язык устал от чьих-то слов. И что-то глубоко свое остается не вызволенным из пещер моего мозга. И сердце на засове. И дух на цепи уже не греет своих рук над знойным палящим светилом. И душа спотыкается не о звезды, а об чьи-то взгляды, чьи-то лица, мнения, чью-то брошенную под ноги глупость.

Ночь. Безнадзорное одиночество. Ритмичный вокал будильника и легкая рябь безмолвия, по которому дрейфуют прекрасные фрегаты и бригантины моих мыслей… Вот она среда моего обитания! Безлюдный островок под звездами, где я могу проживать свою настоящую жизнь поэта и писателя мыслителя! И здесь все взаправду! Все на полном серьезе! Неразбутореная реальность без всяких добавок и примесей! Всепонятный натурализм, незамутненный буднями и суетой.

Достали эти каждодневные, наманикюренные и завитые несущественности и доведенный до блеска абсурд, которому я должен кивать головой и отвечать серьезностью на всю его вспыженную фуфлыжность. И это мои будни с толпою неприкаянных блудней живущих самотеком по аренам и авансценам постановочного бытия. И пусть играют, проматывая время на лица и перемалывая свою разумность в пыль, содержание в голь и индивидуальность в ноль.

Каждый раз я должен отчитываться перед собой, за что продал очередной день или, что приобрел на него.

Пишу ахинею и не морщусь. Время в пустую. За даром. Не слишком ли щедро? Потрачусь – кто же потом даст взаймы?

20августа
Что же? Занять свое место среди серости, обыденности, заурядности? Среди поголовного инкубаторского социума с лейблом «как все»? Как все, выдумать себе какую - нибудь маленькую мечту( дом, семья, бизнес…) Как все, гоняться за приобретением! За состоянием! За маленькими земными благами! Все это осуществить! Всего добиться! … И что же? И все? И это все? Удовольствоваться этим? Как же жалок и ничтожен удел человеческий! Как коротки и близоруки наши цели! Какие корпускульно маленькие наши желания! …. Но я хочу большего! Я хочу историю! Да! Мне нужна история на все грядущие поколения! Я должен оставить свой след в грунте времен и эпох! И не нужно мне временное и преходящее! Пусть все это смакуют маленькие люди, падкие до всего, что можно легко приобрести! Я не ищу легких путей! Легкие пути только на спуске. А восхождение, всегда сопряжено с усилием воли, духа и веры!

Уже не докричаться до вчерашнего дня, а я – так много забыл оставить в нем. Не поговорить уже с минувшим, где остались нерассказанными тайны сегодняшнего дня. Не оживить навсегда оторванный календарный лист и не сможешь уже вновь помечтать о том, кем мог бы ты быть сегодня, ибо сегодня – я тот, кем так боялся остаться.
Грустно.
Глава из слез по течению. Как люблю я такие дни, когда чувствую, что он прошел не зазря. Не впустую.
Как остро ощущается быстротечность времени. И такое впечатление, что я не где-то вне его, я в нем самом, во времени, в самом его эпицентре.


21 вгуста
Противоударом на удар по моим приоритетам! Молчанием наотмашь по гугнивым фэйсам со спесью и помесью видов с гнидами. Уклон – удар! Уклон – удар по болевым пределам и статусам трусов и статистов заднего плана кивающих и поддакивающих невпопад! Отскок – удар! Отскок – еще удар по мордам уродам с отхожей породой. И все интеллекты гнутые в узлы! И маски рваные и смятые, с неудачными страницами под стол! Все амбиции в гематомы с подтеками гормонов! И на каждую гадину, ссадину, величиною в их величие!

Маленькие капилляры букв, опадают в слова и бегут по артериям  строк, сливаясь в алхимическую консистенцию магматического смысла. И хочется думать! Думать со всего маху, заполняя зияющие пустоты восприятия и паралингвистические полости рассудка! Думать со всей прыти, забегая за пространственные рубежи и  опережая многоточия времени. И я – жажду боя! Жажду яростной баталии со всеми знаками пунктуации! Со всеми математическими алгоритмами и грамматическими междометиями, суффиксами и деепричастиями! Жажду борьбы за истину и здравый смысл! И что мне за дело до вашего рытвинного ритма и дерьмонтинового стиля с бурдой моды – для вас уроды.
Лицом в небо. Сердцем в высоту и мыслями по пустыням ночи. По профанирующей плоскости псевдобытия, с плюгавой идеологией красивого фантика и дамского бантика! По театральным авансценам и аренам, рикошетом о маркие лица маркированные модой и таксидермические сердца, горстью ржавых ломанных грошей и щипоткой нейролингвистической трухи. По подворотням и дворам с дворовой хрестоматией и соматическими поселенцами с синдромом плесени и запорами здравого смысла. По всем конфигурациям и расфигуристым формациям с форматом общепринятых статусов и постулатов. Но едва коснусь земли и сразу в конфедициальную высоту. В противоугарную надчеловеческую область с сожалением о всех! С сочувствием всему, нечувствующему свою кабалу! Свою беспрекословную пленность миру сему, ломающему наши педъесталы! Комкающего наши интеллекты и калечущего совесть.






                *** *** ***
Ночь Емельян провел в машине, уснув под убаюкивающие ритмы накрапывающего дождика, нашептывающего сладкоречивыми устами поэзию весенних снов.
Как давно он мечтал об этом! Вот так вот, один на один, под руку с заветным и сокровенным, без ненужных слов и заглядываний в лица шагать в след вечно светающего солнца или упиваться закатом, полосующим небо завораживающей акварелью. А быть может делить свои мечты со звездами, рассказывая им тайны своего сердца или просто слушать дождь и угадывать сны дремлющего города! Но вот, всегда только под небом! Всегда так рядом, что нельзя не ощущать пульсирующие удары бьющегося сердца земли; нельзя не услышать дыхание вселенной; голос далеких звезд; поступь времени, делящегося своими откровениями будущего. И совсем где-то рядом с чем-то таким несказанным, необъяснимым, с какою-то великой тайной мироздания – душа вселенной? И ничто не разделяет тебя, ничто не сдерживает и так трудно устоять, чтобы не соблазниться высотой, чтобы не поддаться искушению и не последовать за вдохновением души своей к последнему краю неизвестности! Потому что уже в тягость его легким вдыхать этот напитанный бессмысленными словами воздух с взболтанными осадками тоски и меланхолии: уже не  выносит его чистоплотность плюгавой глупости перегнивающей в мудрость: уже отвратительно ему это кривляние хорошего тона, щеголяющего своей выдрессированной сноровкой. И так чудесно, что теперь душа его неподвластна этой материальной гравитации земного бытия. Ведь у неба свое притяжение, которое удерживает тех, кто хоть однажды вступил на него. Это вторая земля для тех немногих, чья мысль всегда витает выше уровня человеческих голов и чьи желания не унижаются до низменных потребностей плоти. Это земля духовных пилигримов; странников вдохновения с мыслью вместо посоха; одиноких воителей разума, сражающихся с теми, кому поклоняются другие. Это обитель тех, кто всегда отряхает прах с ног своих, выходя за порог дверей земного мира. Это долина сильных и могущественных личностей презревших жалкие ценности человечества, ибо дом их – с обратной стороны Эвклидового  пространства;  за Менделеевскими и Пифагоровскими таблицами; вне Ньютоновских законов и Архимедовских формул…, далеко-далеко в стороне от человеческого, в краях, где в зеркалах чистого эфира они впервые узнают в своем лице Бога!
И дождь еще продолжал идти, выплакивая накопившуюся за зиму тоску неба, когда Емельян свежий и бодрый открыл глаза и потянулся, чувствуя себя совершенно счастливым, словно этот дождь за ночь замолил все его грехи.
Это был первый дождь в этом году. Дождь как знамение! Как вестник торжествующей природы, спешащей одеться в свои пышные уборы! Как проповедь людским сердцам о грядущем царстве цветов и света! Как книжное вступление к повествованию о новой любви!...
Это был первый дождь! И по каплям его так хотелось взобраться на облако и оттуда рассказать людям, что с высоты, они такие же звезды как те, что рисует ночь! И если б они знали, как переплетаются их судьбы в причудливые созвездия!
 Первый дождь всегда приносит с собой какие-то новые ощущения – или просто позабытые? И так хочется просто чему-то радоваться, веселиться, шутить и смеяться…,  и  совсем не нужны были для этого какие-то причины, потому что это была стихия сердца, вздымающая со дна штормовыми волнами потерянные сокровища! Эхо из души, вернувшейся с неба. И пусть разум давится основаниями, причинами, поисками ответов… - а чувствам не нужны предлоги, они никогда не спрашивают разрешения и входят без стука. И пусть они резвятся! И пусть они текут себе ручьями от этого неумолкающего дождика! Пусть они рвутся, догоняя сказочные сны и потаенные желания! Пусть! Разве не такой теперь будет его жизнь всегда?
Он не стал вчера возвращаться домой, потому что так не хотелось топтаться на воспоминаниях и отвечать на свое эхо тоскливыми вздохами. И просто потому, что ему действительно хотелось чего-то необычного, чтобы только не оставаться по колено в сточной канаве обывательской жизни, упивающейся четырьмя стенами и свободой по воскресеньям. Хотя он и не знал толком, чего же он хочет. Наверное, просто жить,  не думая о том, как жить. Жить по прихоти – ведь сердце не обманет. Или просто по случаю. По ветру души! Наугад! – Но только чтобы не останавливаться. Ведь  где стоячие воды – там всегда много тины и болотистый запах. Но куда же ему еще девать себя? Просто блуждать без цели, вынашивая свое безумие? Но почему бы и нет? В этом больше прелести, чем отдать себя на воспитание заботам о быте и хлебе насущном.
Впрочем, об этом не хотелось думать, а просто оставить все это на волю своих желаний, провидящих грядущее чисто интуитивно. Хотя он уже решил для себя, что ночи будет проводить в своем джипе. Вот как сейчас, в загородном лесопарке, где раньше располагалась лыжная база. Чудесное место! Умиротворяющая тишина! Кругом сосны, ели, дождь шумит, барабаня по крыше и стеклам… Идиллия! И никто его здесь не видит. Хотя летом, вероятно, здесь будет куча народу. Но это все равно. Главное – ему так хочется. А что дальше – дальше будет видно.
Подняв сидение, Емельян опустил окно и закурил, облокотившись на руль. Из окна пахнуло хвойным ароматом леса, разбавленного озоновой свежестью дождя и весенними предчувствиями, рябью взволновавших чувства Емельяна. И уже рисовал дождь своими прозрачными росчерками желанные черты Анжелики на лобовом стекле, поливая проросшие цветы чувств в его сердце. И зашептавшийся соснами ветерок уже навевал сладостные фантазии сегодняшней встречи, благословляя этот сказочный день. И так не терпелось покинуть уже этот лесной рай и помчаться навстречу своим желаниям, которые до сих пор ютились лишь в его снах. Ведь разве поскупится весна и не утолит жажду души его? Разве не пожертвует она частичку своих богатств, чтобы облагодетельствовать еще одно сердце нищего?
Докурив, Емельян выбросил сигарету в окошко и завел двигатель. Достав из бардачка телефон, который приобрел вчера, Емельян позвонил к себе в офис предупредить Марину, чтобы она подготовила все необходимые бумаги и что он уже будет через 15-20 минут. Включив магнитолу, Емельян развернул машину и по влажной укатанной просеке, на скорости миновав покосившееся деревянное строение бывшее некогда лыжной базой, выехал на асфальтированную дорогу, едва не зацепив проезжающий мимо жигуленок.
Первым делом, Емельян решил разделаться с фирмой. И уже после нее заехать домой, чтобы привести себя в порядок; принять ванну, побриться, переодеться…, и тогда только ехать к Анжелике, чтобы не пугать ее своим внешним видом. Жаль только что купить пальто так и не удалось. Не хватало денег. Зато дома у него есть еще кожаный плащ, который он покупал в прошлом году, но так толком и не носил его. Хотя он совсем не плохо в нем смотрится. Да и не нужно совсем ему это пальто. Ведь все равно скоро лето.
Приехав в офис, Емельян застал там какого-то мужчину в очках, который, по-видимому, был приглашенным мариной нотариусом. Поздоровавшись с ними, он сбросил с себя, так и не отданную Андрею куртку, расположился в кресле и приготовился к хоть и не долгой, но неприятной для него бумажной процедуре. Но все закончилось намного быстрее, чем он ожидал и все, что от него потребовалось – это поставить несколько подписей и ответить на пару глупых вопросов заданных официально серьезным мужчиной с одиозным крысиным лицом которое, обезображивала даже улыбка.
Емельян сразу почувствовал к нему антипатию, но по причине своего хорошего настроения, терпеливо оставался деликатным, сохраняя на своем фэйсе учтиво деловое выражение, насколько для него вообще было возможно выглядеть по-деловому при его неряшливой внешности и разукрашенным синяками лицом.
С нетерпением дождавшись, когда мужчина, наконец, оставит их, Емельян шумно выдохнул и пересев с кресла на диван, свободно на нем развалился, сцепив пальцы на затылке.
Марина тем временем приготовила кофе и внесла в комнату на подносе.
- Хватит вам валяться, - совсем по-домашнему произнесла она, - Кофе уже готов.
- Тихо, я созерцаю, - растягивая слова, ответил Емельян жреческим голосом.
- Емельян Сергеевич, Вам тридцать лет, а Вы как дитя малое.
- А ты бы стала менять мне подгузники?
- Очень смешно.
Она вышла и снова вернулась с подносом, на котором стояла тарелка салата и картофель «фри» с отбивной.
Увидев это яство, Емельян тут же подскочил с дивана и подбежал к столику, выпучив глаза.
- Ну чего уставились? Садитесь, давайте. Ведь голодный, - с улыбкой, по-хозяйски предложила Марина.
- Откуда все это? – удивился Емельян.
- Из дома принесла.
- Для меня?
- Ну а для кого еще. Вы ведь и чай заварить себе не умеете. Садитесь, ешьте.
 В порыве благодарности Емельян схватил Марину в охапку и приподнял от пола, так что она взвизгнула.
- Ты золото, Марин! Ты просто чудо! – радостно восклицал он.
- Отпустите! Что Вы делаете! Совсем с ума сошли что ли? – возмущенно выкрикнула Марина, пытаясь вырваться из его объятий.
- Сначала я тебя расцелую!
Емельян взял ее обеими руками за голову и с чувством поцеловал в обе щеки. После чего довольный опустился в кресло, пододвинул к себе тарелку и с аппетитом принялся уплетать салат из кальмаров, с озорством поглядывая на ставшее забавным лицо Марины смущенной от этого бурного проявления благодарности.
- Чуть кости не переломали. Сумасшедший.
Поправив сорочку и волосы, она взяла со стола поднос и снова вышла из комнаты. Вернувшись, она села в кресло напротив и стала размешивать сахар в кофе.
- Для разведенного и ставшим безработным, вы выглядите слишком счастливым, - отметила Марина, посмотрев на сияющее лицо Емельяна.
- Да. Сегодня я настолько люблю жизнь, что способен искусить даже самого Люцифера, - с энтузиазмом ответил он.
- Чем думаете теперь заниматься? – спросила она.
- Коммивояжерством.
- Не поняла.
- Буду продавать свои сказки за улыбки, - улыбаясь, пояснил он, - Буду странствовать, измеряя шагами расстояние до женского сердца, а оттуда до ближайшего солнца. Буду собирать себе многоточия на запасную жизнь, в которой я уж точно постараюсь не быть тем, кем стал…
- Я серьезно,  - прервала его Марина.
- А если серьезно, то не знаю. Правда, не знаю, Марин. Но разве это так важно? На хлеб насущный люди растрачивают свою жизнь, а я плачу за него не более, чем странник платит за ночлег. Для меня Марин, костерок под небом – благополучие, а рубль в кармане – уже богатство.
- Это на Вас развод так подействовал?
- Нет. Он только распахнул двери, за которыми долгое время мое вдохновение перегнивало в тоску. Я люблю свободу, Марин. Не ту механическую, записанную в наш мозг с детства как на автоответчик. А именно ту о которой еще упоминает иногда только неясная грусть сумерек; рвущаяся в неизведанное душа; ночные грезы, волнующие сердце туманным абрисом чего-то необычайного, таинственного… Именно ту свободу, о которой мы меньше всего говорим и которой больше всего пугаемся, потому что там нет богов и ты сам становишься своей собственной судьбой! Ты сам господин преисподней и владелец рая! Ты сам несешь на себе свои грехи, свое блаженство и усладу, свой страх и свою смерть. И кто бы мог теперь тебе сказать, что ты хуже тех маленьких богов, которые плетутся теперь за твоей спиной?
Я люблю свободу Марин. И поэтому никогда не взойду на это Прокрустово ложе общечеловеческих мерок, чтобы встать с него таким же как все; с сердцем наполовину, с укороченной свободой, с урезанным интеллектом и мыслями как обрубки, чтобы стать таким же кастрированным недоумком с ампутированной индивидуальностью… Нет. Я не хочу быть половинчатым как тот землекоп из детского мультика. Я хочу дышать полной грудью, ходить во весь свой рост не сгибая спины и не склоняя голову, перешагивать через горизонты и не отвечать на обвинения и упреки, если вдруг я наступлю на чье-то гавкающее самолюбие и превратившуюся в камень чопорную благонравность.
Марина рассмеялась, весело глядя на жующего Емельяна.
- Что? – спросил он, выгнув брови и наморщив лоб.
- Знаете, если бы я воспринимала всерьез все то, что мне довелось выслушать за эти годы – то, наверное, я бы уже давно лежала в психлечебнице. Но меня удивляет, как Вы еще сохраняете здравый смысл, имея в голове эти нелепости? Вы странный и я никогда не могла Вас понять.
- Это нормально. Когда курица видит парящих в небе птиц – она думает о том же.
- Ну и ладно, - обиженно фыркнула марина, - Пусть я курица.
- А разве я обозвал тебя курицей? – возразил Емельян, заулыбавшись, - Золотце, это же так, аллегория. Образность. Стилистический прием. Понимаешь? Аллегории – для мысли калории: развивают силу воображения. Дело в том, что буквальность – черства и бесформенна; а образность – это значит показать наглядно. А уж для меня как художнику слова, образность – это как палитра с красками. Ведь чтобы, скажем, описать какой-нибудь цветок, мало сказать, что он красивый и с красными или с синими лепестками. И вот здесь, без этих приемов иносказания, образности, сравнений… никак не обойтись.
- Ладно, - махнула она рукой, - Ешьте, давайте. Нравится?
- Еще как! – патетически похвалил он с набитым ртом, - Ты спасла меня от голодной смерти! Знаешь, когда-нибудь я воздвигну обелиск вечному миру и высеку на нем коротенький эпиграф с надписью: «Сытый желудок спасет мир!» А первое, что я сделаю, когда доберусь до солнца – это поставлю памятник женскому героизму и инкрустирую его твоим  именем из чистого сияния!
- И совсем не к чему было столько слов. Могли бы и просто сказать, что понравилось.
- Понравилось! Очень понравилось! Честное слово!
Доев отбивные, Емельян выпил кофе и закурил, с блаженством выпуская струйки в потолок. Марина унесла посуду. Взглянув на часы, он поднялся и прошелся по кабинету, без сожаления оглядывая привычные предметы, с которыми он расставался навсегда. Расставание с чем-то- это всегда шаг вперед, к новому хоть и неизведанному. Но не уйти далеко тому, кто не умеет уходить без сожаления. И сейчас, припоминая размолвку с Ринатой, он удивился, как он мог так долго цепляться за свои чувства к ней. Как мог он так долго тянуть за собой эти воспоминания, нагружая ими сердце? И ведь он еще мучился, поливая свою тоску коньяком. И он страдал, упиваясь жалостью к самому себе…, неужели же он мог позволить себе такие глупые огрехи в своей жизненной философии? Но… в прошлом. Вот и офис этот тоже уже в прошлом как грязь из-под колес. И если занимать этим хламом сердце, то совсем скоро оно превратится в помойную яму, в котором не останется места для свежих чувств и впечатлений.
- Прощаешься? – спросила Марина, входя в кабинет.
- Нет. Удивляюсь, что мне могла нравиться такая обстановка.
Марина прошла к рабочему столу Емельяна и хозяйски расположилась в кресле, по-ученически сложив перед собой руки.
- Я считала это твоим вкусом.
- Нет. Это мое безразличие.
- Тоже вкус. Впрочем, мне нравится такая обстановка и я все здесь оставлю так как есть, - убежденно сказала Марина.
Емельян равнодушно пожал плечами.
- Знаете, - продолжала Марина, - Вы заходите иногда повидаться. Вдруг какие-нибудь трудности возникнут или… ну… еще что-нибудь…
- Да Мариночка. Спасибо. Не прогонишь, так может, и заеду, - ответил Емельян, с теплом посмотрев на нее. Сев на диван он откинулся, закинув ногу на ногу.
- И все-таки меня беспокоит Ваше теперешнее положение, - снова заговорила Марина, -  Куда Вы теперь? Что будете делать?
- А я не соврал. Отправлюсь странствовать. Буду подбирать случайности. Но только чтобы подальше от этого вспотевшего от тесноты мира. Я философ Марина, и люблю смотреть на все издалека. Потому что когда слишком близко – трудно понять что перед тобой.
- А слишком далеко – рискуешь не разглядеть или обознаться.
- О, во всяком случае, я предпочитаю жить издалека и быть поэтом, воображая себе чудеса неведомые, нежели находиться слишком близко с тем, что всегда будет перед твоими глазами, куда бы ты ни отвернулся. Ненавижу, когда что-то загромождает обзор.
- Ну что ж, - Емельян поднялся и посмотрел на часы, - Спасибо тебе, родная, за заботу о моем желудке. И за все спасибо. Мне пора.
- И все-таки не забывай иногда заходить сюда. Всегда буду тебе рада.
- Обязательно, Мариночка. Как только проголодаюсь.
Емельян надел куртку, взял со стола деньги и, рассовав их по карманам, вышел из офиса, махнув Марине рукой на прощание.
Дождь тем временем уже прекратился, и мутная пелена туч нехотя высвобождала молочно голубое пространство весеннего неба, на котором словно бумажные кораблики дрейфовали пепельные облака подгоняемые ветром. И где-то там на этих бороздящих небесный океан ладьях плыли его фантазии, вглядываясь в черноту горизонта, за которым зацветала его сказка! Где-то там не боясь высоты, восходило по воздушным сферам его вдохновение, раскрашивая ослепляющими фотонами солнечного света его желания! Там начиналась новая история его сердца, написанная пером чувств! И сколько воодушевления было от этого созерцания весенних композиций разукрашенных кистью Анжелики! – так вот как она рисует! Ведь это все она! Это капризы его гения! Ее творческий замысел живописавший экстаз природы!
Было свежо. И почти по-летнему припекало солнце, радуя своими отраженными в стеклах и витринах играющими бликами. Но не потому только Емельян с таким восторгом внимал этим поэтическим экспозициям окружающего, что мысль об Анжелике кружила ему голову, а потому что всегда он любил читать по слогам этих природных явлений лирические новеллы бытия, которое было подчинено той же стихии, что и человеческое сердце. И кто бы мог назвать хоть одну часть во вселенной, которая не принадлежала бы целому?
И все же сегодня был особенный день, затаивший в себе грядущее событие. И он разделял его радость, выведанную в его сердце. Он подыгрывал его ощущениям, подсмотренным во взоре! И торжествовали чувства Емельяна, в которые вплетались нити солнечных лучей! И само небо устилало ему пушистыми облаками дорогу к этой долгожданной встрече! И разве не простит его Анжелика, если за него поручится сама весна? Разве не извинит она его грубость, когда узнает, что он благословлен этим первым дождем, освятившим землю небесной влагой?
И вдруг ему в голову пришла потрясающая мысль! Еще не доехав до дома, он резко затормозил и, развернув джип, помчался в обратном направлении туда, где он только что видел цветочный магазин. Свернув к обочине, он заглушил двигатель и выскочил из машины. Войдя в павильон, он подошел к прилавку, с восторгом оглядывая чарующую прелесть разнообразных цветов пестрящих необычайной акварелью. И такой нежный аромат исходил от этого уголка живой флоры! Пьянящий! Завораживающий! Возбуждающий романтически сладостные чувства, о которых не ведала Семирамида.
Емельян взглянул на привлекательную продавщицу с белокурыми до плеч волосами, которая была занята заворачиванием цветов ожидающему мужчине.
- Скажите, - обратился он к ней, - Не Вас ли я видел на страницах греческих мифов восходящей из пены морской? Или может быть, я видел Вас с обратной стороны неба, озаренную лучами космических светил в своем последнем сне перед тем как обрел плоть земную? Честное слово, Вы слишком красивы для этого мира!
Женщина удивленно посмотрела на него, но тут же обворожительно улыбнулась, сверкнув молочной белизной зубов.
- Это комплимент? – кокетливо спросила она.
- Нет, шутка, - улыбнулся Емельян.
- И все равно приятно, - с сожалением вздохнула женщина.
- Комплимент, милая, это хворостинка в затухающий костерок. Настоящая же красота не нуждается в этих подачках обиходного внимания. Потому что она – звезда на небе, а не пламя на земле. И разве не завидовала бы сейчас Афродита вашей прелестной улыбке, о которой человечество впервые узнало только в день вашего рождения! Разве не мечтала бы она сейчас о таких чудесных волосах и бровях как Ваши, узнав, что земная красота способна ослепить взоры богов? Разве не грезила бы она о такой стройной фигуре, если б знала, где положен предел совершенству? Вы – жрица рая! Иначе где бы Вы еще могли собрать эти прекрасные букеты? Вы – царица весны! И только потому зима не выстудила еще сердца человеческие от знойных чувств любви и страсти! Вы – богиня земной красоты! И не потому ли даже боги склоняют перед Вами колени.
Женщина звонко рассмеялась, пораженная патетической речью Емельяна.
- Забавно. Никогда не слышала ничего подобного!
- А разве не таковы расценки женской благосклонности?
Мужчина тоже рассмеялся, с иронией посмотрев на Емельяна. Взяв поданные продавщицей цветы, он расплатился и, повернувшись к нему, произнес:
- Знаешь, если бы я сказал то же самое своей бывшей жене три года назад, то она сильно обеспокоилась бы моим душевным здоровьем и заставила бы закодироваться от спиртного.
- Так верно, если уж сдал на права – так и води по правилам. Да и вряд ли бы ты смог придумать когда-нибудь нечто подобное. Заурядность, как и глупость всегда отличалась особой неподкупностью.
Мужчина высокомерно скривил губы, хмыкнул и, повернувшись, вышел, хлопнув дверью. Емельян ухмыльнулся.
- Ничтожество. Такие как он никогда не высовывают голов из своих черепашьих панцирей, боясь увидеть собственную тень, которая вдруг окажется больше чем они есть.
Женщина поправила волосы и сложила на груди руки.
- А Вам не предлагали закодироваться? – игриво спросила она.
- Нет. До вчерашнего дня мне предлагали только выпить. Это каким-то образом дискредитирует меня в ваших глазах?
- Ну…, вообще-то нет, - пожала она плечами.
- Прекрасно! Значит, Вы оставляете за мной право познакомиться с Вами поближе.
Она засмеялась, покрывшись легким румянцем.
- Видите ли…, меня не интересуют мужчины.
- Вот так да! – воскликнул Емельян, - Я и не предполагал, что у нас может быть с Вами столько много общего. Видите ли, меня тоже не интересуют мужчины!
Женщина снова рассмеялась, с симпатией  посмотрев на него.
- Вы, правда, очень интересный.
Обернувшись к полкам с цветами, она добавила:
- Хотите купить что-то для своей девушки?
- Да! Кусочек вашего небесного рая и новое лицо, которое не испортило бы этого подношения.
Обернувшись к Емельяну, она посмотрела на его синяки под глазами.
- О, это пустяки! – вскинув бровями, весело ответила она, - Вы очень даже привлекательно выглядите.
- Теперь Вы мне делаете комплименты?
- Нет, я пошутила.
Они вместе засмеялись, поняв друг друга.
- Ну? Какие цветы предпочитает Ваша возлюбленная?
- Как громко! Я зову ее проще  - Анжелика.
- Анжелика? Красивое имя. Так какие цветы Вы хотите для нее взять?
- Все!!!
- Что? – переспросила женщина, с недоумением взглянув на совершенно серьезного Емельяна, - Вы сказали, все?
- Вы не ослышались. Все до последнего цветочка, кроме Вас. Надеюсь, в подсобке у вас есть еще что-нибудь?
Женщина молча кивнула головой, все еще с недоверием разглядывая его.
- Вы серьезно? Не шутите?
- Нет, милая. Не шучу. Я хочу купит все, что у вас есть с тем, чтобы через два часа вы доставили все это по указанному адресу.
- Но… ведь это так много…
- К сожалению, мало, - перебил ее Емельян, - Знаю, что никто не напишет обо мне песню как про того художника с миллионом роз. К тому же художник она,  а не я. Да и денег у меня столько нет. Но… - он сделал паузу, прикрыв глаза рукой, - Знаете, я не умею чеканить шаг, и когда мне хочется бежать -  я бегу! Я не умею стоять с выправкой по стойке смирно, и когда мне хочется прыгать, скакать и кататься по полу – я это делаю! Я не люблю глотать слюну и укрощать кнутом приличий свои странности и когда мне хочется кричать – я делаю вдох поглубже и кричу что есть силы! Я так же ненавижу скряжничать и крополить свои желания, кромсая их скальпелем утилитарных расчетов и соображениями рационального смысла. Для меня нет завтрашних дней  - только жизнь в целом. Нет регламентов и установок,  а только прихоти, возведенные в религию нового мира. Нет богов и авторитетов – а только человек, как гордое, могучее и непокоримое существо, взбирающееся по ступеням развития к своему олимпу.
Я знаю вам кажется странными или того хуже безумными мои слова. Но такой только я и люблю жизнь; и с теми только именами, которые придумываю ей я! Ведь это я акушер потаенного в человеке! Это я предлагаю увидеть ему глубины сердца своего с высоты последней звезды вселенной… - Емельян постучал себя ладонью в грудь и рассмеялся, глядя на широко открытые от изумления глаза женщины.
- Не обращай внимания. Честное слово, люблю красиво оформлять эмоции. Кстати, хотите, поделюсь с вами второй заповедью моего мира сказок?
- Вы считаете, что еще не достаточно удивили меня? Я уже завидую вашей девушке.
- Снова шутка? Впрочем, спасибо. Так вот. Слушайте и запоминайте:
Хочешь быть счастливым? – Будь!
Но сначала –
О том, как учат жить, забудь!
Вот! Это панацея! А принудительное учение – всегда было матерью мучения. Если человек не сам строит свою жизнь, то он никогда ее не полюбит настолько, чтобы чувствовать себя в ней как дома. Он всегда будет чужаком, зашедшим на кружечку чая.
- Ну ладно. Кстати, это у вас единственный магазин вашей фирмы?
- Нет, - потрясенно вымолвила продавщица.
- Значит, есть еще. Замечательно! И сколько?
- Ну…, я точно не знаю… У драмтеатра один и кажется у центрального рынка…
- А Вы можете с ними связаться?
- Да…, а Вы… тоже хотите купить их?
- Именно. Я собираюсь опустошить ваши магазины с женским именем на устах. Пусть дитя позабавится.
- Дитя?
- Ну да. Я не думаю, чтобы Амур сильно постарел с античных времен. Надеюсь в его колчане достаточно стрел, чтобы подарить мне сердце Анжелики. Значит так, красавица, -  Емельян с энтузиазмом вытащил на прилавок рассованные по карманам деньги, полученные за продажу фирмы, оставив себе на расходы несколько сотен, - Вот, здесь около 20 тысяч долларов за цветы и за доставку. И поторопитесь, пожалуйста, чтобы… - он взглянул на часы, - Чтобы к трем часам они были доставлены по адресам.
- Но нужно заполнить бланк…
- Милая, никаких бланков! Я еще доверяю людям- кстати, моя дурная привычка. Надеюсь, Вы все сделаете как надо.
- Так ведь нужно посчитать… этих денег слишком много.
- Купишь себе мороженое и диадему «Мисс весна» на ближайшее столетие. Кроме шуток… - красноречиво ответил он, подмигнув женщине. Написав на листке домашний и рабочий адрес Анжелики, он объяснил женщине, чтобы цветы доставили поровну на оба адреса. После чего, тепло попрощавшись с очаровательной продавщицей, он в радостном настроении, распаленном предчувствиями уже близкой встречи, помчался домой, купив во встретившемся по пути киоске затемненные очки и новую зажигалку, которые в последнее время, часто стал терять.
Ну, разве не сказочен этот день? Весна!!!