Она не удивилась...

       Начну с того, что когда после долгой разлуки встречаются друзья,
 одноклассники или одногруппники, то после приветствия, расспросов друг о друге,
 начинают вспоминать прошлые события и общих знакомых.

     Так и мы, встретившись с Валентиной, моей очень хорошей знакомой, долго 
 не могли наговориться.  Вспоминали времена, родственников и одноклассников.
     Ведь с ней мы учились в одной школе и жили в одном доме целых двадцать лет.
 Потом, после нашего замужества, наши пути разошлись. Изредка, кое-где
 встречались, но не так близко, как в этот раз.
   Двадцатилетнее общение не возможно забыть.  Мы помнили друг о друге и нам
  было, что вспомнить...

    И в этот раз, поделившись новостями, мне захотелось  рассказать ей одну 
 историю про нашего общего знакомого  одноклассника - о Иване Чернове,
    Рассказать трагическую историю с Иваном, о которой можно судить не
  однозначно. 
         Тогда я высказала своё мнение и о нём, и о его поступке.

    Рассказала, что это было на даче Ивана.  Как он, защищая свою частную
 собственность от нашествия то ли бомжа, то ли целенаправленного вора убил его
 из ружья.

    Снисхождения не было, дали ему "приличный" срок по причине-убийства с
 "отягощением".

    Да Иван Чернов считался порядочным гражданином. Имел семью, был хлебосольным
  и хозяйственным.
    А в тот злосчастный день, защищая своё дачное имущество, то ли ранил, то ли
  сразу убил вора. Убивать, видимо не хотел, но когда понял, что убил, стал 
  скрывать следы преступления, пряча тело покойного, что характеризуется
  отягощением преступления...

       Всё обнаружилось, а  его "хитрые" старания только прибавили ему вину.   
  Был суд. Не помогли ни хорошие характеристики, ни ходатайства за него.
  Не помогло - осудили и определили срок наказания за содеянное.   
    Срок за убийство человека  для родных и близких Ивана показался не
  справедливо - большим...
   Ведь пришельца никто не звал, а хозяин защищал свою частную собственность -
  так рассуждали родные и сочувствующие Ивану.

    Я рассказывала, а на лице моей подруги было то ли не доверие, то ли ирония.
  Она высказала сочувствие о происшедшем, но очень неожиданно для меня она
  заявила:
    -"А я не удивляюсь этому его поступку."

     Тут в свою очередь удивилась я её словам.
     И тогда она рассказала два случая с ней, объясняющие её слова и вывод.

     Я опишу, как она рассказывала тогда, от первого лица:

      "Ты же помнишь деревянные дома, в которых мы жили. А поодаль от моего
  родительского дома, был ещё другой, деревянный дом на два подъезда.
    В то время в одном, таком доме, жил  мой дядя - брат моей матери с семьёй.
  Мне было тогда лет-двенадцать и я одна ходила к ним  в гости.

    Ты помнишь, как мы жили. Воду носили из колонки. А "удобства" были во дворе.
  Эти "удобства" стояли открыто, ничем не замаскированные, из досок, белёные
  известью. 
   И даже двери кабинок открывались во двор. Изнутри двери закрывались на 
  крючок, а снаружи-вертушкой на гвоздике...

    И вот, находясь в гостях у дяди, мне понадобилось "по нужде" и я пошла в этот
  туалет. Сделала свои дела, а выйти сразу не смогла. Кто- то со стороны улицы,
  дверь моей кабинки закрыл на вертушку.

    Самой открыться было не возможно. И я довольно долго стояла в этом туалете...
    А ты знаешь, какие были тогда туалеты? Даже, если чистые, то запахи были-
 специфические... Постоять запертой в специфической духоте мне пришлось довольно
  долго..
      Не помню - кто тогда меня открыл, но заметила, что недалеко стоял Иван
  и довольный своей выходкой ухмылялся в мою сторону...

    Но это озорство можно понять, как желание привлечь к себе моё внимание.
  Но то, что он сделал в классе, во время школьных занятий, на переменке...
  Это озорством я назвать не могу!

       А было это так...

       И она продолжала рассказ.

    "Мы жили с матерью вдвоём. Она считалась матерью-одиночкой. А таких семей
 тогда было немало. И им оказывалась материальная помощь. В школе эта помощь
 была в виде бесплатной зимней обуви.   Просто давали на зиму новые валенки.
 Ведь мы жили в Сибири. А ещё по очереди, то одному, то другому ученику-
 давали  бесплатные школьные завтраки.

     Они тогда были не такие, как сейчас. Это был стакан сладкого чая с булочкой
  или с бутербродом.
     Была моя очередь получать целый месяц такой бесплатный завтрак.
  Обедом его назвать было трудно, хотя и ели мы его на большой перемене.

     В тот день на большой перемене я где- то задержалась и зашла в класс, когда
  уже все поели и разбежались кто куда...
     В классе было несколько мальчишек и был Иван Чернов. Он все время улыбался.

     Я подошла к учительскому столу, на котором стоял разнос с пустыми стаканами.
  Но один полный с булочкой наверху стакана всё же стоял.
     Я взяла его и стала есть. Ничего особенного я в нём не заметила. Ни мути,
  ни ошмёток в стакане  не было видно...

      Но мальчишки в классе хихикали, а Иван издавал рвотные звуки...
  На их выходки я не обращала внимание и, кажется, выпила чай в стакане весь.

      Мальчишки гоготали и тут, кто- то не выдержав, сказал, что я выпила опитки, 
  которые Иван слил в один стакан и ещё в конце плюнул туда, а сверху  на стакан,
  как ни в чём не бывало, положил булочку.

     Нет меня не тошнило и жаловаться учительнице я не стала.
  Да было немного не удобно и унизительно. Тогда я была тихой и скромной
  ученицей и не думала о его поступке, но забыть - не забыла.
  Я думаю, такое бывает не с каждым и забыть о выпитом плевке- невозможно!...


       О чём думал Иван, когда закрывал меня в зловонном туалете?
       А когда плевал в мой чай?
            Он испытывал удовольствие от моего страха и унижения?

       А когда стрелял в безоружного живого человека?
     Я совсем не удивляюсь последнему его поступку...

     В тех случаях проявлялась чернота его души. И он точно оправдывал свою
     фамилию-Чернов..."

    Это был рассказ моей подруги. А я тоже  видела Ивана совсем недавно у
   магазина.

    Постаревший, вид у него был больного человека. Он стоял у поручня и тяжело
  дышал. Видимо ему было тяжко. Такой же чёрный, чёрная одежда, лицо и кожа...
  А вот про его мысли и душу на седьмом десятке  жизни ничего сказать не могу.

    Понял ли он, что стреляя в безоружного человека, поступал преступно?
        Помнил ли он свои  подростковые, совсем не безобидные проказы?
               Почему-то берёт сомнение в его искреннем раскаянии.
                Раскаявшиеся люди так тяжко себя не чувствуют.
              Что мне оставалось?  Тогда я ему только посочувствовала...

   Теперь я его не осуждаю, ведь он преподнёс мне урок в том, в чём я наверно
  нуждалась  Мне очень жаль , что ко мне приходили такие моменты, я прощаю их,
  благодарю за урок и люблю, ведь они были частью моей жизни.