Не всякий клад - к богатству

   Клинская земля хранит множество свидетельств былого – в том числе, и клады. Обычный, среднестатистический клад Среднерусской равнины всегда «в горшке»: это либо корчага с позеленевшими пятаками, либо кубышка с крохотными копейками-«чешуйками». Обе эти находки, представленные в музейной экспозиции, хорошо известны. Однако настоящие, денежные клады попадаются крайне редко. Чаще встречаются вещевые клады-обманки.

                Город моего детства
   В конце 1980-х Клин во многом ещё сохранял прежний, дореволюционный облик. Островки царской застройки встречались в тех частях города, которые война обошла стороной: в районе улиц Карла Маркса, Литейной, Новой Ямской, а также в Талицах. Каждый старинный дом являл собой не только достаток и статус, но и характер своего первого хозяина: крестьянские избушки были скромны и приземисты, мещанские – напротив, кичились резными наличниками и пижонскими водостоками. Купеческие же хоромы, вросшие в землю по окна первых этажей, были важны и основательны.
   Прогуливаясь по старым улочкам, нетрудно было представить себя путешествующим во времени. Особенно легко это удавалось сделать зимой, когда снег укрывал асфальтовые тротуары, а сумерки прятали антенны на крышах. Тогда казалось, что вот-вот, с гиканьем и свистом мимо пронесётся тройка с удалым ямщиком, а из-за угла вынырнет партикулярная шинелька гоголевского чиновника, или же степенно прошествует купеческая шуба «на больших медведях». Но, вместо старорежимных купцов да чиновников, навстречу попадались лишь пыжиковые шапки, надетые на головы ответственных партработников (безответственных тогда не было), а ямщицкую птицу-тройку с успехом заменяла «Волга» лихача-таксиста.
   Конечно, если бы за старинными зданиями следили, они могли бы стоять и стоять. Тем более что строили в позапрошлом веке не на страх, а на совесть: из кондовых брёвен, ручной выделки кирпича и особого раствора, который с годами не теряет, а набирает прочность. Сейчас становится ясно, что теремки-избушки самобытной архитектуры, со временем растерявшие свой лоск, были обречены: грибок и плесень на треснувших стенах, прогнившие лаги и стропила, а также от веку не чинившаяся кровля даже не допускали и мысли об их восстановлении.    Мещанские и купеческие домики один за другим исчезали с городских улиц, уступая натиску безликих, типовых многоэтажек. Новая жизнь, умножая прошлое на ноль, стремительно меняла облик древнего города.

                Трофей находчивого сапожника
   Пожалуй, дольше всех задержался каменный особняк на ул. Гагарина, в котором при Советах располагалась Артель тепловалов – преемница царской сапоговаляльни Грязнова. Но всё-таки настал черёд и этого дома. В апреле 1987 г. его взяли в осаду, окружив дощатым забором, за которым спрятались «виновники торжества»: гусеничный драглайн с многотонным шаром-бабой, ковшовый экскаватор и бульдозер. Вскоре подвезли бытовку с шабашниками-матерщинниками, и работа закипела.
   Наблюдать за сносом было одновременно и страшно, и интересно: поднимая облако пыли, мерно ухала стенобитная машина. Ей помогал экскаватор, тщетно пытаясь обрушить ковшом стены полуметровой толщины. Но старинная кладка недолго сопротивлялась напору техники, и на другой день всё было кончено. На месте затейливого особняка возвышалась горка битого кирпича, ощетинившаяся обломками досок. Вечерами по руинам сновали дачники, выискивая в мусорном крошеве относительно целые кирпичи и деревяшки: на закате СССР со стройматериалами было туго, и «родовые гнёзда» на шести сотках возводились из разного хлама.
   Через неделю всё было растащено. Впрочем, на одну вещь так никто и не позарился: в силу своей никчёмности, невостребованной оставалась жестянка из-под резинового клея, в которой сусликом торчал грязный половник. Но в эпоху дефицита даже эта дрянь нашла своих ценителей. И банку, и ложку приспособили для ребячьей забавы: литья фигурок из свинца, который добывался из старых аккумуляторов – благо, добра этого за гаражами было навалом. На удивление, эта вредная во всех своих аспектах игра была очень популярна среди мальчишек: техника безопасности передавалась из уст в уста вместе со страшилками про мальчика, который обжёгся, да так и ходил потом «со скелечьей рукой».
   Как и кто догадался потереть наждачкой изгаженную ложку, уже не вспомнить, но проступивший через окислы блеск драгоценного металла хорошо врезался в память. Клейма на ручке – полумесяц, корона и цифра 800 – свидетельствовали как о высоком содержании серебра, так и о трофейном происхождении этого 200-граммового изделия ювелиров 3-го рейха. В том, что безвестный сапожник зачерпывал клей вражеской ложкой, нет ничего необычного: после Победы неприятельские трофеи часто находили весьма странное применение. К примеру, германские каски с успехом заменяли ночные горшки, а солдатские котелки встраивались даже в самогонные аппараты.

                «Подземная» машинка Зингера
   Для рассказа о следующем кладе переместимся из центра города на его «зареченскую» окраину. Здесь, в ненастные ноябрьские дни 41-го, царила полная неразбериха. Немец был уже на подступах к городу, и многие жители, покидая дома, спешно прятали свои вещи. Не всем суждено было вернуться: кто-то погиб от руки врага, а кто-то так и остался жить на чужбине, вдалеке от родных мест. И вот, спустя 35 лет после окончания войны, из Грузии в Клин пришла весточка с указанием примерного места захоронки, а также содержащихся в ней ценностей: столового серебра, гарднеровского сервиза и машинки Зингера. Помимо этого «нэпманского» набора, в описи было отмечено и более интересное: владельческие документы на одну из лавок в Торговых Рядах, а также медаль «За усердiе».
   Конечно, за столь долгий срок многое изменилось: в послевоенное время посёлок X Октября раздался в стороны, обрастая новыми домовладениями. Вот и попробуй, не зная точного адреса, среди старой застройки найти «крытый дранкой домик в три окошка, с берёзой в палисаднике». Но продолжительные поиски всё-таки увенчались успехом. Только вот ни домика, ни берёзы на участке давно уже не было, а сам он превратился в пустырь. Зато под одной из корявых яблонь бывшего сада всё ещё угадывались контуры оплывшей ямы.
   Долго возиться не пришлось – благо, в промерзшую землю закапывали впопыхах и неглубоко. Вскоре лопаты вывернули истлевшее дерево и обрывки прорезиненной материи - видимо, немудрящие пожитки были завернуты в плащ-палатку, а затем укрыты в ящике.   Следом показался облепленный ржавчиной остов швейной машинки, механизм от часов-ходиков и позеленевший латунный чайник.
   Как часто бывает в таких историях, многое было приукрашено: «фамильное серебро» обернулось дюжиной алюминиевых ложек, а гарднеровский фарфор – фаянсовыми тарелками с надписью «Общепит». Тем не менее, медаль всё-таки была: долгое пребывание в земле ей ничуть не повредило, и чеканный профиль Николая II сиял так же, как и много лет назад. Отыскались и бумаги, но все они превратились в липкое месиво, распадавшееся в руках.
   Безусловно, данные находки трудно назвать полноценными кладами: ни по возрасту, ни по составу они на это не претендуют. И всё-таки, клады эти имеют одну особую, непреходящую с годами ценность: в них как в зеркале отражается дух военного лихолетья, через которое суждено было пройти нашему городу. Более 30 лет минуло со времени их обнаружения, и трудно разобрать, где здесь правда, а где вымысел. Но, как писал Джером К. Джером, «что поймано – о том и рассказано».

   Примечание: сокращённая версия статьи опубликована в газете «Серп и Молот» от 27 декабря 2019 г., с. 12. На иллюстрации: Сапоговаляльня Грязнова. Фото 1934 года в обработке Ю. Ручкина.