Книга 9. Атаман Ивашко Кондырев

               

 
   Загладив вину под Смоленском, казаки собирались на Яик. Но на Яике произошли события, имевшее большое значение для жизни яицких казаков.
   
   Из-за границы Китая пришли калмыцкие орды, а управляли ими хан Лоузан и Мунчак. С той поры у казаков с ними начались стычки, они то вели войну промеж собой, то мирились.
   
   Вернувшиеся из Смоленска казаки усмотрели, что государь отвернулся от этих земель. И казаки отважились взяться за промысел, чем в старину промышляли их отцы и деды. “А что, до царя далеко, а до бога высоко” и пристали к Ивашке Кондыреву.
   
   Государю доносили о промыслах яицких казаков то воевода Астраханский, то толмачи, посещавшие по поручению царя калмыцкую орду. Задумался царь, что делать. Казаки уже два года препятствуют торговой связи России и Персии. Послать стрельцов на Яик, это может расстроить мирное отношение с калмыками. Там, в Заволжье они могут столкнуться с калмыками, и тогда им придётся прокладывать дорогу, теряя людей. Калмыки тогда были сильны, нападали на ближайшие селения русских, и полонили крепких молодых людей,  даже осадили город Самару, но прибывшая из Казани помощь  ударила калмыкам сзади, и им пришлось бежать. Многие были убиты, и только малая часть уцелела и ушла в степь.
   
   … Знойными днями, в июле 1649 года, атаман Ивашка Кондырев возвращался с казаками после промысла. На море они прошли тяжёлый и опасный путь. На редкость удачливый был поход, и вот приключения  позади. Казаки чуть живые приползли к устью Яика. Не они первые, не они последние поднимались или спускались по Яику на море, но увиденное их удивило. Появление в устье реке учужной забойки, т.е. учуга  и строительство городка рабочим людом под защитой стрельцов. …
   
   Этакими богатеями воротились они. Там, в море, за “добычу” остались казачьи жизни. Но зато струги казаков ломились от всякого добра, молодцы “наторговали” в море сабелькой и смелостью. Они распухли от морской воды, многие были хворые. Надо-бы теперь набраться сил, отдохнуть, наесться. Так нет, им снова пришлось взяться за оружие, налетели на незваных гостей. Разрушили всё - побрали рыбу соленую, икру, вязигу , хлеб, сколько было. Пожгли лодки гостей, невода, багры. Даже оружие не пригодилось когда громили учуг, работные люди с учуга все почти разбежались, а те, что строили городок, остались, они и не думали сопротивляться.
   
   После погрома казаки с атаманом двинулись к устью Чагана в свой яицкий городок. Солнце закатилось, в устье было тихо, только чайки нет-нет нарушали ночную тишину. Но вот заскрипели уключины, и от берега стали отходить казачьи струги. Развернувшись, они стали двигаться вверх по руслу навстречу течению. Торопились. Ночное светило освещало им путь на воде.
   
   Так они шли не одну ночь и день к своему родному городку.
   
   Уже на подходе к городку казаки услышали пушечный выстрел, то городок приветствовал своих братьев казаков.
   
   Через минуту атаман велел:
   
   - Пальни, из какой громче! Евлапий, и дай знак другим, пускай кучней сплывутся, и одеться всем!
   
   На стругах начались приготовления к встрече. Ухнула пушка. Струги шли к городку. Казаки одевались: на яицкой вечерней воде зацвели самые неожиданные яркие краски. Заблестело у поясов драгоценное оружие — сабли, пистоли. У атамана на боку очутился золотой пернач, гнутый красавец пистоль.
   
   - Веселей гляди, мы дома! - слышался голос атамана.
   
   Солнце коснулось линии горизонта и стало медленно погружаться в степи. А в небе, в той стороне, начался разгораться степной пожар.
   
   Струги продолжали скользить по воде. И вот солнце закатилось совсем и на воде остались широкие кровяные следы. Несколько рук протянулись с баграми - причалили струги к берегу. Казаки сошли на берег.

   2
   
   … На площади у собора Михаила Архангела шумел круг.
   
   Выкатили со двора телегу. Забравшись на нее, огрызался во все стороны  старый, одетый в зипун велеречивый казак.
   
   - Ты что, в гости собрался?! - кричали ему. - Не кажный кум любит дармовшинников-то, другой угостит, чем ворота запирают.
   
   - Мне государь не кум и не сваха, а вот ухват у меня! - гордо ответил казак с бочки, показывая на поясе свою саблю. - Сам кого хош угощу.
   
   Кругом засмеялись.
   
   - Гридя, а Гридя! ... - Вперед выступил старый сухой казак с большим крючковатым носом. - Ты чего это разоряешься, а може всё же государь тебе кум? Вот в толк не возьму, как это испытать?
   
   - Проверить захотел? - оживился Гридя. - А давай поглядим твой язык: если он будет как у змеи жало, — государь мне кум. Руби мне тада голову. Но я же не дурак, штоб голову свою за напраслину подставлять. …
   
   - Будет зубоскалить! - Гридю спихнул с телеги казак в есаульской одежде.
   
   - Браты! - начал он, вокруг притихли. - Горло драть - голова не болит. Давай думать, как быть. У нас две дороги, первая: или мы живем по старому, ловим рыбу и ходим на промыслы на Волгу и на море. А вот второй путь нарушает наши традиции. Сами ведаете, в городок от государя прибыл сотник со стрельцами и грамотой. Там прописано нам о прощении всех вин и просьбой, явиться на государеву службу. Такие гости хоть и редки от царя, но в большинстве случаев с делами неприятными войску, прекратить промыслы на море. Вот такие дела, давайте решать, какой дорогой идти.
 
   Атаман сидел на камне, несколько в стороне от телеги. Рядом с ним — кто стоял, кто сидел - десятники, сотники и просто казаки. Он слушал есаула безучастно, казалось, мысли его были далеко. Казалось, не слушает. Не слушая, он, однако, хорошо все слышал. Неожиданно резко и громко он спросил:
   
   - Сколь сам-то думаешь, Потап?
   
   - Традиции наших дедов для меня святы, батька. Обычаи наши не сладкие, а всё же свободные. На государевой службе мы все головы покладем без толку.
   
   - Тьфу! - взорвался опять старик Гридя. - Ты, Потап, вроде казак, но как погляжу, им сроду не был!
   
   - Там не быть живу, а здесь наше свято, традиции дедов, да мы все их знам и обожам. Вот скажи на милость, где нас шибко-то спросили? Где это нас так прямо со слезами просили: Идите, казачки, “пошарпайте на море!” Укажи мне такого государя, я туда без штанов побегу.
   
   - Не мешайся, Гридя, - сурово сказал есаул.
   
   - Ты меня не затыкай! - рассерчал и Гридя.
   
   - Чего хочешь-то?
   
   - Ничего. А сдается мне, кое-кто тут зря саблюку себе навесил.
   
   - Да это, кому как, Гридня, - грозно заметил есаул. Доведись до тебя, она те вовсе без надобности, ты своим языком не токмо нас, а и государя на карачки поставишь. Не обижайся — шибко уж он у тебя длинный. Покажи, а? - Есаул изобразил на лице нешуточное любопытство. - А то болтают, што он у тя не простой, а вроде змеиный: днем говорит, а ночью шипит. …
   
   - Язык - это што! - сказал Гридя и вынул саблю. - Я лучше тебе вот зуб покажу…
   
   - Будя! - зыкнул атаман. - Кобели. Дело говорите, а они тут…
   
   - Но у его все равно длинней, - вставил напоследок есаул и отошел на всякий случай от старика.
   
   - Говори, Потап, — велел атаман. — Говори, чего начал-то.
   
   - На море надо, братцы! Верное дело. Пропадем мы тут. А уж там. …
   
   - Не надо! — закричали многие. — Более года дома не были!
   
   - Я уж забыл, как дома пахнет.
   
   - Осетриной, как.
   
   Гридня вдруг отстегнул саблю и бросил ее на землю.
   
   - Что вы за казаки! — сказал зло и горестно.
   
   - На море пошли! — раздавались голоса.
   
   - На службу грехи замаливать, чтоб, государь простил!! – кричали другие. Зашумел круг.
   
   - Да как на службу?! Ка-ак? Верхом на палочке?!
   
   - Мы войско али - так себе?! Пробьемся! А не пробьемся - сгинем. Мы первые, што ль?
   
   - Да не пройти нам через степь, где разбойничают  калмыцкие отряды. Ослабли мы! - Но есаулу было не перекричать казаков.
   
   - Братцы! - На телегу  рядом с есаулом  взобрался здоровенный казак. - Пойдем к царю, зараз он сам призывает, надо думать, помилует! Ермака Тимофеевича царь миловал же. …
   
   -  Да царь помилует! Догонит да ишо раз помилует! – С подковыркой сказал есаул.
   
   - А я думаю, раз призывает на службу, значится, помилует.
   
   - Пробиваться через степь, будем!! — стояли упорные, вроде Гридня, казаки. — Какого тут дьявола думать! Дьяки думные нашлись.
   
   Атаман все молчал, сидя на камне. Он посмотрел, когда здоровущий казак вспомнил Ермака Тимофеевича. Ему так хотелось посмотреть, одолеет ли он тревожную степь. …
   
   - Батька, скажи, за-ради Христа, — повернулся к нему есаулец Потап. — А то до вечера галдеть будем.
   
   Атаман поднялся, глядя перед собой, пошел к телеге. Шел тяжелой походкой. Видно было: крепко идет казак на земле, не сразу сшибешь. Еще в облике атамана - не пустая надменность, а разящая сила, коей напитана вся его фигура.
   
   Круг затих.
   
   С телеги спрыгнули Потап и здоровенный казак.
   
   - Гридя! – окликнул казака атаман. - Иди сюда. Желаю слушать твои речи, казак. Иди, иди хочу послухать.
   
   Гридя поднял саблю и заговорил тотчас, еще не доходя до телеги:
   
   - Батька! Рассуди сам, мы с твоим отцом, царство ему небесное, также ходили шарпать на море. А как государь прощение дал и призвал послужить яму, стряхнулись — и пошли. И стали казаками! И казаков породили. А тут я не вижу казаков! Да то ли мы воевать разучились? То ли степняков калмыков испужались? Пошто оробели-то?  Казаки. …
   
   - Хорошо гутаришь, — похвалил атаман.
   
   - Мне тоже пошарпать охота! И домой воротиться надобно хозяевами. - Атаман говорил понятными всем словами - выходило напористо, неоспоримо. Много он знал, как надо говорить.
   
   - Сколь бы не крутились мы на Яике. Хоть горче нам служба государева, и охотников на нее нет и не было. Надо пройтить, как есть - с оружием. Пробиваться - сила не велика, браты, мало нас. А и пробьемся - не испужаемся степной орды. Сила наша тута, на Яике, и мы ее скопим. Пока будем здесь набирать силу – отдохнем. Но пройтить надо целыми.
   
   Казаки разошлись по избам. На другой день с раннею зарею казаки, сбившись в артели, забредали в воду перед ятовью, растягивали невод и вынали его на берег с осетриной. Сладостно жмурились, подставляя ласковому родному солнышку свои тела.
   
   Пришло время отправляться на службу к государю.
   
   Кош разместился внизу лощины. Шумел, копошился, бурлил лагерь.
   
   Разноцветье, пестрота одежды, шум, и суетня — все смахивало скорей на ярмарку, нежели на стоянку войска.
   
   По-разному использовали уставшие, наголодавшиеся, истомившиеся под нещадным морским солнцем казаки желанный отдых. Отдых на родной земле, по которой они стосковались.
   
   А здесь свое, кровное – воинское, подбрасывают вверх ветку тальника и рубят на лету шашками - кто сколько раз перерубит. Чуть в сторонке свой мастер. Дед. Силу и крепость руки утратил он в бесконечных походах, намахался за свою жизнь вдосталь. Но знает свое “ремесло” в совершенстве. Учит молодых:
   
   - Торописся. ...
   
   - А ну ишо разок достань.
   
   - Достанешь, если не будешь блох ловить. Отпуская не на всю руку. Не на всю - а штоб она у тебя вкруг руки сама ходила, не от собак отбиваисся. Во - глянь…
   
   Холодная сталь до удивления податлива в руке деда, вроде и не убивать он учит, а играть игрушкой. Сам на себя любуется, оскалил беззубый рот, приговаривая:
   
   - Вот – на, Вот так.
   
   - Как? – переспросил молодой казак.
   
   - Куда глядишь то? Вишь, у меня локоть-то не ходит.
   
   - А удар-то слабый.
   
   - А тут твердость не нужна, тебе када нужна твердость, тада на всю руку - и на себя. Здеся вкладывай, сколь хватит силенки, и на себя, на себя. …
   
   У воды сотня казаков, машут саблями. Загорелые, потные тела играют мускулами… Красиво.

   Тут от дозоров зашумели:
   
   - Станица!
   
   Это был гром среди ясного неба. Этого все ждали, и никто не ждал. Слишком уж покойно было вокруг, по-родному грело солнышко, и слишком уж мирно настроились казаки.
   
   Кош притих. Смотрели в сторону дозорных. Не верилось.
   
   - Откуда?!
   
   - Самары! - На коше начались приготовления к встрече с послами. Казаки одевались, лагерь зацвел самыми неожиданными яркими красками. Заблестели у поясов драгоценные оружия - сабли, пистоли.
   
   Станица с послами все скользила и скользила по степи, словно по воде. Торопилась. Солнце медленно катилось вниз. А станица все торопилась.
 
   И вот станица поравнялась с атаманом.

   
   -  “…Чтоб шли на Самару, — читал дьякон Кондыреву и его есаулам. - И чтоб вы, дорогой идучи, нигде никаких людей не касались. А которые люди на вас налетят, и вы б их не затрагивали и за то опалы на себя не наводили…”

   
   Атаман покосился на есаулов. Есаулы внимательно слушали.
 
   - “И чтоб вы за вины свои служили, и вины свои заслуживали”.

                * * *
   
   Наутро кош зашевелился, яицкие казаки пришли в движение.
   
   Казаки пошли и уже издали возгоркнули песню, а девки проводив невольников все восплакнули.

                * * *
   
   В Москве казаки были прощены и отряжены на войну с Польшей. Атаман Ивашко Кондырев с яицкими казаками ходили и под Псков и под Новгород . …




       Учуг – перегородка через реку, не позволяющая крупной рыбе проходить вверх, выше Уральска (Яика) летом. Осенью учуг снимается, а весной, по спаде воды снова ставится.

       Вязига – это спинная хорда, то есть сухожилия и связки, расположенные вдоль хребта у осетровых рыб. …


      Литература:
1.  Н.М.Карамзин. История государства Российского.
2.  М.С. Соловьев.  История Российского государства.               
3.  И.И.Железнов. Уральцы. Очерки быта Уральских казаков.
4.  А.Б.Карпов. Уральцы. Исторический очерк.
5.  Л.Добрынин. О. Белугин. Прикаспийские степи.
6.  А.Г.Трегубов. От Гугни до Толстова.
7.  А.З.Курлапов. Походы и служба Яицких-Уральских казаков.
8.  В.Ф.Курохтин. Уральское (Яицкое) казачье войско.
9.  Н.Г.Чесноков. Город малиновых зорь.


             http://proza.ru/2020/11/10/844