Гарнизонный патруль

ГАРНИЗОННЫЙ ПАТРУЛЬ. 

Глава 1.
Ночь с субботы на воскресенье, с пятнадцатого на шестнадцатое июля. Тысяча девятьсот восемьдесят девятый год. СССР. Город Севастополь.
В темное время суток в районе улицы Адмирала Юмашева, неподалеку от детской поликлиники №2, остановился «УАЗик» зеленого цвета, принадлежавший военной комендатуре Черноморского флота. Помимо водителя, который управлял данным транспортным средством, в машине находились еще четыре человека. Все они, вместе с водителем, являлись военнослужащими Черноморского флота.
— Выходим, — скомандовал капитан третьего ранга Бегемот, сидевший на правом переднем месте.
Трое, сидевшие на заднем сиденье, открыв правую заднюю дверцу машины, вышли. Первым вышел лейтенант Анатолий Шиндер, за ним старший матрос Ерофеев и матрос Дымов. Одеты они были в повседневную форму одежды летнюю. А именно: фуражки-бескозырки (на лейтенанте Шиндере была фуражка, ибо он принадлежал к офицерскому составу), темно-синие форменные рубахи, черные брюки, черные ботинки. У всех троих были кортики. Гарнизонный патруль. Начальником гарнизонного патруля являлся лейтенант Шиндер. Ему, вообще-то, как начпатруля полагался боевой пистолет с двумя заряженными обоймами, но их непосредственный начальник кап-три Бегемот решил, что лейтенант Шиндер еще молод для того, чтобы нести ответственность за боевое оружие. Более того, начпатруля Шиндеру полагалась портативная радиостанция для оперативной связи либо с милицией, либо с военной комендатурой, но рации не было. На патруль Шиндера рации не хватило.
— А ты здесь сиди, — сказал кап-три Бегемот водителю-матросу и следом за своими подчиненными вышел из машины. — Ну где они?
И осмотрел пустые улицы. Затем посмотрел на свои наручные командирские часы. Время показывало без пяти минут полуночи.
— Значит, так, товарищи, вы знаете, что делать, — Бегемот обратился к своим подчиненным: начпатруля Шиндеру и двум патрульным Ерофееву и Дымову. — Карта маршрута у вас имеется. Херней не маямся, а работаем. Постоянно двигаемся по карте маршрута. На этой карте отмечены все места, где есть телефонные будки. Если что случилось, сразу бежите к ближайшему телефону и звоните в милицию. Телефон милиции бесплатный, «ноль два». Затем звоните в комендатуру, а после делаете запись в журнале. Это понятно?
— Так точно! — разом в три глотки гаркнули патрульные.
— Молодцы! — бодро гаркнул Бегемот. Любой начальник любит, когда его подчиненные любят. Или, во всяком случае, делают такой вид. (К слову сказать, Шиндер и его подчиненные Ерофеев и Дымов к Бегемоту относились нормально. Кап-три был нормальным мужиком. За дисциплиной следил, но палку сильно не перегибал и по пустякам не докучал.)
Вот они услышали, как неподалеку от них раздались человеческие голоса и женский смех. Лицо Бегемота, молекулярно изменившись вдруг, стало напоминать морду гончей, которая что-то интересное унюхала. Из-за угла ближайшего пятиэтажного многоквартирного дома, кои рядами шли друг за другом, район-то ведь спальный, появилась компания людей. Вот они вышли под свет ближайшего фонаря, и Бегемот зорким и бдительным командирским взглядом рассмотрел следующую картину. Патруль старшего лейтенанта Иванова, который уже отдежурил свои положенные вечерние часы и который ждал Бегемот, чтобы отвести на отдых в военную комендатуру, вышел из-за угла дома вместе с двумя девушками. Девушки были навеселе, возможно, что под градусом. Девушки очень громко смеялись, ибо старлей Иванов без умолку рассказывал анекдоты, на которые он, кстати, был большой мастер. Настолько большой, что не раз его отправляли на перевоспитание в кабинет к строгому замполиту. Анекдоты-то иной раз вылетали из Иванова про Горбачева и прочих партийных деятелей. Сейчас, конечно, вроде бы как гласность, но... всякое может быть. Про партийных боссов анекдоты лучше не травить, тем более если ты военнослужащий Черноморского флота в чине старшего лейтенанта.
— ...а вы знаете, как слово «Горбачев» расшифровывается? Гарантирую. Отмену. Решений. Брежнева. Андропова. Черненко. Если. Выживу.
  — Ха-ха-ха! — смеются пьяные девки.
— Хо-хо-хо! — заржали было двое патрульных матросов, но тут они увидели неподалеку от себя «УАЗик» военной комендатуры, а рядом с ним каких-то людей.
Один из матросов сразу же толкнул локтем громко, казалось, что громче всех, ржущего над своими же шутками старлея Иванова. Старлей замолк и посмотрел в сторону, где стоял комендантский «УАЗик». Девицы же продолжали ржать.
— Иванов! — грозно рявкнул Бегемот. — Сукин сын! А ну — быстро ко мне!
Старлей, как и два его подчиненных, мигом перешел на бег и уже как через считанные секунды был рядом с капитаном третьего ранга Бегемотом. Подскочили, вытянулись по швам, козырнули. Иванов доложил:
— Дежурство проходит без происшествий. Начальник гарнизонного патруля старший лейтенант Иванов...
— Эх, Иванов-Иванов, — тяжко вздохнул Бегемот. — Опять ты свои дурацкие шуточки мелешь про... Смотри, договоришься когда-нибудь. Вот кто это?
И Бегемот указал в сторону двух девушек, которые уже перестали смеяться и стояли на одном месте, наблюдая за своим новым знакомым Иваном Ивановым: молодым, жизнерадостным старлеем.
— Это... — Иванов посмотрел в сторону девушек. — Товарищ кап-три... так это... девушки какие-то... А что?
— А то! — зло ответил кап-три. — Ты их знаешь?
— Никак нет, товарищ кап-три.
— А почему ты их не знаешь? — взгляд у Бегемота был строгий, сверлящий насквозь. Такого взгляда подчиненные боялись как огня.
Иванов на несколько секунд растерялся. Вопрос оказался очень тяжелым. А действительно, почему он их не знает, девушек этих? Вот как ответить на данный вопрос? Но Иванов нашелся. Смекалистый он парень.
— Я их не знаю, потому что вижу первый раз. Только что познакомились.
— При каких обстоятельствах познакомились?
— Да как это при каких... — смутился было Иванов, да быстро нашелся. — Дело так было. Идем мы, значит, патрулем по улице Адмирала Юмашева. А идем мы сюда, ко второй детской поликлинике. Почему идем к детской поликлинике? Так идем мы туда, то есть уже сюда, потому, что в двенадцать часов ночи наше дежурство заканчивается и должна приехать машина за нами. И по пути повстречали двух девушек. Они возвращались с дискотеки. И мы решили им составить компанию. Так, на всякий случай. Мало ли что. А вдруг хулиганы к девушкам пристанут. А так хулиганы увидят, что девушки идут под защитой черноморцев и не полезут, ибо понимают, что от защитников Советской Родины всегда получат отпор. Я правильно, товарищи, говорю?
При последнем предложении Иванов взглянул на своих двух подчиненных.
— Так точно! — не мешкая и разом ответили матросы.
— А девушки эти, — продолжил Иванов, — они, видимо, здесь где-то живут, неподалеку.
— Это хорошо, товарищ старлей, — смягчился Бегемот. — Всё верно. Оказывать всяческое содействие гражданским лицам также входит в работу гарнизонного патруля. Взять под свою защиту двух девиц в темное время суток, так, на всякий случай, от хулиганья, дело благородное. Но вот скажите мне, товарищ Иванов, вы документы у этих девиц спрашивали? Паспорта они вам предъявляли свои? Вы знаете, кто они такие и где они живут?
— Никак нет, — смутился Иванов. — Паспорта не спрашивал... Да и не имеем мы права у гражданских паспорта спрашивать. Не милиция всё же.
— Да, не милиция, — согласился Бегемот и посмотрел в сторону скучающих девушек, которые, видимо, еще надеялись на продолжение полуночного гулянья с молодым офицером. — Эй, девицы! Будьте любезны, подойдите сюда!
Девушки разом захихикали и также разом, как по команде, пустились наутек. Спустя несколько секунд и след их простыл.
— Эх, — тяжко вздохнул Иванов. И было видно, что старлей забыл у них, что называется, попросить домашний телефончик.
— Вот тебе и эх, — сказал Бегемот. — Ты их не знаешь, а анекдоты им, небось, всякие вредные рассказываешь. Не боишься? А если у них отцы из горкома партии или из милиции? Вот донесут куда следует... Эх, Иванов-Иванов, не будет из тебя, чувствую, путного капитана. Не будет... Так, ладно.
Бегемот посмотрел на свои командирские часы. Время показывало пять минут первого часа ночи. Уже как целых пять минут шло дежурство патруля лейтенанта Шиндера, который со своими матросами стоял неподалеку от Бегемота и молча слушал разговор капитана третьего ранга со старлеем.
— Товарищ лейтенант, — обратился Бегемот к Шиндеру, — у вас какие вопросы есть по предстоящему дежурству?
— Никак нет, — быстро ответил Шиндер.
— Тогда приступайте к ночному дежурству. В шесть утра за вами приедет вот эта машина. — И Бегемот указал на «УАЗик». — А вы, товарищи, садитесь в машину.
Иванов со своими патрульными залез на заднее сиденье. Затем в машину сел Бегемот и приказал водителю:
— В комендатуру.
И «УАЗик» начал разворачиваться, чтобы по улице Адмирала Юмашева выехать на Проспект Октябрьской Революции. Спустя несколько секунд машина скрылась из виду. На одинокой темной улице остался лейтенант Шиндер со своими матросами.
— Ну что, товарищи, пойдемте девушек тех искать, — сказал старший матрос Ерофеев. — Найдем их и спросим у них домашний телефончик для Иванова.
— Оставить! — скомандовал Шиндер. — На ночном дежурстве, значит, никаких девушек и никаких домашних телефончиков. Дежурство, товарищи, есть дело ответственное.
Лейтенант Шиндер человеком был серьезным и к делу серьезно относился. Своего сослуживца старшего лейтенанта Иванова он совсем не понимал: травить политические анекдоты налево и направо — так действительно могут и не то чтобы разжаловать, а, глядишь, из флота выпрут. Времена хоть и перестроечные, но тем не менее. Не дело это анекдоты про Михаила Сергеевича Горбачева на каждом углу травить, да еще и лицам всяким незнакомым. Прав капитан третьего ранга Бегемот: кому попало такие анекдоты рассказывать нельзя. А лучше вообще не рассказывать.
Шиндер открыл сумку-планшет, висящую у него на боку, и достал оттуда карту своего маршрута и небольшой фонарик. Развернул карту и осветил фонариком. Сказал:
— Первая телефонная будка, как точка связи с милицией и комендатурой, находится здесь, возле детской поликлиники номер два.
Возле детской поликлиники №2 находился телефон-автомат. Патрульные подошли к телефонной будке.
— Дымов, — обратился Шиндер к матросу Дымову, — проверь телефон на наличие его исправности.
— Есть проверить телефон на наличие его исправности, — Дымов зашел в телефонную будку и снял тяжелую черную трубку с рычага. Трубка гудела. Вернув трубку на рычаг, Дымов вышел из телефонной будки и доложил:
— Телефон работает, товарищ лейтенант.                Дымов — матрос срочной службы — служил первый год. Старший матрос Ерофеев дослуживал уже второй год. Лейтенант Шиндер служил уже несколько лет. Они, как и патруль Иванова, были из одного подразделения, с одного корабля и хорошо друг друга знали.
— Так, — сказал Шиндер. — Следующий таксофон находится в конце улицы. Пойдемте посмотрим.
Сложив карту в планшет, Шиндер двинулся по улице Адмирала Юмашева вперед. Матросы пошли следом. Шли не спеша. Шли клином, как положено. Первым идет начальник патруля, за ним двое подчиненных в один ряд.
Улица пуста, людей нет, справа и слева многоквартирные дома. В большинстве окон света нет. Поздно. Тишина. Лишь со стороны Проспекта Октябрьской Революции долетит иной раз шум проезжающего автомобиля. И прохлада, легкая июльская ночная прохлада. Задушевная такая прохлада. Тянет поговорить.

Глава 2.
— Товарищ лейтенант, а вы кино «Терминатор» смотрели? — спросил Ерофеев у Шиндера.
— Как?
— «Терминатор».
— А что это такое — терминатор?
— Терминатор — это робот такой человекоподобный. Вернее, он металлический и напоминает собой стальной человеческий скелет, только мощный. А поверх стального скелета органический камуфляж в виде человеческой плоти.
— А! — воскликнул Дымов. — Слышал я про этот фильм. Очень классный фильм, говорят. Там терминатора этого играет один американский актер-качок... Как там его зовут?
— Арнольд Шварценеггер, — сказал Ерофеев. — Дымов.
— Ась?
— Усохни. Я рассказываю. Ну так вот... Не смотрели, товарищ лейтенант?
— Американский фильм, говоришь? — уточнил Шиндер.
— Так точно.
— Нет, не смотрел. А что, интересный?
— О! — разом воскликнули Ерофеев и Дымов.
Затем Ерофеев резко посмотрел на Дымова и спросил:
— Что «о»? Ты же не смотрел это кино? Чего орешь?
— Ну так интересное кино, говорят, — смутился Дымов.
— Мало ли что говорят, — рассмеялся Ерофеев. — Такие фильмы смотреть надо.
— Так кино про что, ёбти? — спросил Шиндер. — Какую, так сказать, функцию выполняет этот ваш терминшматор... ёбти, как его там... Комбайнером он на комбайне работает, что ль, иль металлургом? Пользу он хоть какую людям приносит?
— Вот как раз таки пользу он никакую и не приносит, — сказал Ерофеев. — Он, можно так сказать, вред людям приносит.
— Тунеядец он, что ли? — спросил Шиндер.
— Не совсем и тунеядец, товарищ лейтенант. Он враг человечества.
— Давай подробней, ёбти, рассказывай, — делать было нечего, и Шиндер решил послушать болтовню старшего матроса Ерофеева.
— Фильм начинается с событий две тысячи двадцать девятого года, — начал рассказывать Ерофеев, и Шиндер подумал, что из Ерофеева получился бы хороший писатель, детский сказочник наконец. — Показывают будущее...
— Так, — вставил коротко Шиндер.
— Идет война людей с машинами. С терминаторами. Терминаторы на земле и в небе. Терминаторские танки едут, гусеницами давя человеческие черепа. Лазерные пушки стреляют. Из-под обломков разрушенных зданий лезут бойцы человеческого сопротивления. Они сражаются с машинами, с этими бесчувственными охотниками-убийцами, и в конечном итоге побеждают.
— Добре, — сказал Шиндер. — А почему эти машины воюют с людьми?
— Всему свое время, товарищ лейтенант. Главный робот, который управляет всеми терминаторами, это Скайнет. И когда Скайнет понимает, что люди выигрывают эту великую битву, он создает машину времени и с помощью этой машины времени отправляет в прошлое одного терминатора — человекоподобного робота — с целью уничтожить, убить, некую Сару Коннор, которая в будущем родит сына. И этот сын — Джон Коннор — станет лидером человеческого сопротивления, который поднимет народ на священную войну с машинами Скайнета и в конечном итоге победит Скайнета.
— Да, да, — подтвердил Дымов. — Всё так и будет.
— Так, подожди, не части, — задумчиво проговорил Шиндер. — Объясни еще раз. Что-то я ни хрена не понял. Давай по порядку. Итак, люди сражаются с машинами. И это будущее. Всё верно?
— Так точно, товарищ лейтенант. Люди сражаются с машинами.
— Главный у этих машин некий Скайнет.
— Так точно.
— И Скайнет этот понимает, что человеческое сопротивление выигрывает битву между людьми и роботами.
— Так точно.
— И поняв это, Скайнет изобретает машину времени, с помощью которой отправляет человекоподобного терминатора...
— Его играет Арнольд Шварценеггер, — быстро вставил Дымов.
— ...чтобы тот убил некую Сару Коннор, которая в будущем родит сына. А тот победит Скайнета, возбудив народ на священную войну.
— Так точно.
— Ага, — призадумался Шиндер. — Довольно-таки интересно получается. Хорошо, а откуда Скайнет знал, что лидер народного сопротивления — это Джон, как ты говоришь, Коннор, а его мать, ёбти, Сара Коннор? Вот откуда он, Скайнет, это узнал?
— А пес его, этого Скайнета, знает, — задумался Ерофеев. — Похоже, этого в этом фильме не объясняют.
— Ну ладно, дальше-то что было?
— Джон Коннор вместе со своими бойцами захватывает логово Скайнета, подземный комплекс, и вслед за терминатором успевает отправить одного своего бойцы в прошлое с целью защитить свою мать Сару.
— А почему только одного? — спросил Шиндер.
— А хрен его знает, товарищ лейтенант.
— А почему Скайнет отправил за Сарой в прошлое одного терминатора?
— А пес его знает, товарищ лейтенант.
— Ладно, дальше-то что было?
— А дальше показывают наше время, а именно тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год. Лос-Анджелес. Ночь. Работает мусороуборочная машина. Негр в машине сидит. Всё вроде бы идет нормально. Но вдруг по стенам домов засверкали яркие молнии. Негр, который управлял мусоровозом, испугался и убежал.
— Чего, — рассмеялся Шиндер, — молний испугался?! Пугливый, однако, негр... Ладно. Дальше валяй. Интересно аж стало.
— Вот негр убежал, и далее показывают трех малолеток, которые бухают. Судя по одежде, эти то ли панки, то ли металлисты какие.
— Лентяи, одним словом, — сказал Шиндер. — К сожалению, и в нашей стране такие придурки появляться начали. Разоденутся как черт знает что, пол-головы выбреют и ходят цепями звенят. Тьфу ты — смотреть противно. Ладно, когда такое на загнивающем западе, а вот когда на своей земле такое видишь... Ладно, дальше-то что?
— И вот к этим бухающим малолеткам, которые, естественно, ни о чем не подозревают, вдруг, и это для них полная неожиданность, подходит, резко выплыв из темноты, здоровенный голый мужик. Полностью голый. Даже труселей нет.
— Это Арнольд Шварценеггер, — подсказал Дымов.
— Тить! Я рассказываю... Подходит здоровенный качок к этим малолеткам и говорит одному: «Мне нужна твоя одежда.»
— А что ему Скайнет одёжи, что ли, никакой не выдал? — спросил Шиндер. — Почему голого на такое важное задание отправил? Неполадки. Должна быть форма одёжи, всё как положено.
— А вот в том-то и дело, товарищ лейтенант, — сказал Ерофеев, — что преодолеть пространство и время может лишь только живая плоть. И больше ничто: ни железо, ни дерево, ни ткань какая, из которой одежду шьют. Только живая плоть.
— Так, подожди, — удивился Шиндер. — Ты же сам недавно сказал, что этот терминатор металлический. Как он мог преодолеть пространство, ёбти, и время?
— Да, он металлический. Но поверх стального скелета находится органический камуфляж: плоть и кровь, волосяной покров на голове, в общем, самый натуральный человек на вид.
— Ага, понятно. И дальше что?
— Ну и вот, — продолжил рассказ Ерофеев. — Подходит этот терминатор, под видом здоровенного качка, к этим бухающим малолеткам и говорит одному из них: «Мне нужна твоя одежда.» А те давай с него прикалываться. Они подумали, что этот качок явно не в себе. Придурок, в общем... Хотя, если говорить по факту, в реальности эти малолетки вряд ли бы так безбоязненно прикалывались над голым качком — уж больно здоров был этот голый качок.
— Ну и чё, — спросил Шиндер, — отдал один из них этому качку свою одежду?
— Отдал. Но после того, как терминатор убил его двоих корешей, которые напали на него.
— Ага, — сказал Шиндер. — То есть с убийствами фильм. Дальше что?
— Этот эпизод заканчивается тем, что третий малолетка быстро начинает раздеваться. Можно предположить, что терминатор и его убил. А дальше показывают прилет одного бойца из человеческого сопротивления. Зовут его Кайл Риз. То же самое. Посреди ночи заиграли яркие молнии, подул недобрый ветерок, полетели старые газеты с мусорных контейнеров, и вот на асфальте темного переулка появился полностью голый молодой человек. Это Кайл Риз. Вскочив на ноги, Риз начинает метаться по темному переулку. И вот он видит, что возле одного мусорного контейнера лежит местный бомж и что-то непонятное бормочет.
— Да-а-а, — протянул Шиндер, — там, в США, бездомных полно. А что вы хотели — капитализм. Хотя, если посмотреть повнимательней, в нашей стране, к сожалению, тоже намечается такое явление как бомжество. Вон недавно видели, как одно тело оборванное и заросшее, словно дед Мазай, по контейнерам лазил. Вонище от него стоит — будь здоров. К нему, значит, менты-то подходят и спрашивают у него, мол, документы какие есть, а воняющий им говорит, что какие, мол, документы, бомж я есть, нет у меня ничего. Менты постояли, посмотрели на этого бомжа вонючего, в помойке копающегося, и дальше пошли. И люди простые, мимо проходящие, спросили у энтих ментов, почему те, мол, эного бомжа не забрали с собой? А менты, значит, и говорят, что не имеют они права этого бомжа забирать. Что этот бомж сделал? Преступление какое совершил? Да нет. Плохо себя ведет? Да нет. Хулиганит, что ли? Нет. Не за что человека забирать. А по помойкам в нашей стране лазить не запрещается. Вот так-то! И поговаривают, что скоро в нашей стране этих бомжей будет всё больше и больше. А откуда они берутся в эпоху развитого социализма — пес знает откуда. Вот такие вот, товарищи, дела.
С минуту патрульные шли молча. Затем Шиндер весело сказал:
— А ну что приуныли, орлы? Старший матрос Ерофеев, продолжайте доклад по терминаторскому вопросу.
— Есть продолжить доклад! — бодро воскликнул Ерофеев. — Итак. Заметался, значит, Кайл Риз по темному переулку и видит местного бомжа, под помойкой валяющегося. Подбежал он, значит, к этому бомжу и давай с несчастного штаны стягивать. Бомж сопротивляется, что-то там мычит, не хочет, видимо, без штанов оставаться. Но как бы там ни было, а молодость победила, и молодой и сильный Кайл Риз снял всё же штаны с бездомного и надел их на себя.
— Подошли? — серьезно так спросил Шиндер.
— Что — подошли? — не понял Ерофеев.
— Штаны-то, говорю, по размеру подошли?
Ерофеев призадумался:
— Да вроде бы подошли.
— Вишь какое совпадение получается, раз штаны подошли, — сказал Шиндер. — А то ведь могли не подойти. Могли быть большим размером или меньшим... Ну ладно, дальше-то что?
— И то верно... Ну так вот. Вдруг приезжает полиция. Один ихний мент, коп, как модно их называть, побежал в этот темный переулок и наткнулся на Риза. У копа револьвер. А у Риза опыт выживания в условиях войны с машинами. Не успел коп и глазом моргнуть, как его «Кольт» оказался в руках неизвестного молодого человека в одних штанах. И вот ствол револьвера смотрим этому копу в лицо. И судя по физиономии копа, он понял, что ему смерть. А тут еще и неизвестный спрашивает, какое сегодня число? Коп ответил какое. А дальше неизвестный спросил, какой год? И коп совсем пал духом — такого психа на ночном дежурстве повстречать!
— Это точно, — согласился Шиндер. — Надеюсь, мы такого не встретим, который, угрожая нам боевым стволом, будет спрашивать, какой сегодня год.
И патрульные внимательно осмотрелись по сторонам. Но в округе, куда ни взгляни, никого не было. Редким был свет в окнах многоквартирных домов. Большинство жителей спали тихим мирным сном.
— Ну и дальше-то что было? — спросил Шиндер. — Убил он этого копа?
— Нет, не убил. Ибо Кайл Риз — он положительный персонаж. Итак. Расспросив тамошнего копа о времени года, Риз бросился убегать. Взломал какую-то дверь и очутился в тамошнем магазине. Большой такой магазин, двухэтажный, с эскалаторами. Тут, значит, другие копы прибежали, и начали они по этому темному магазину Риза искать, всюду фонариками светить. А Риз тем временем быстренько приоделся, выскочил на балкон второго этажа и умело так спустился вниз. А перед ним копова машина стоит. В машине нет никого. Он дверцу одну открыл, а там, внутри машины, лежит дробовик с патронами. Риз дробовик взял себе.
— Вот те на, — удивился Шиндер. — Что же-то тамошние копы машину-то свою не закрыли? Неполадки!
— Так точно — неполадки. И на этом эпизод этот заканчивается. И дальше показывают Сару Коннор. Утром она едет на мопеде на работу. Сара Коннор молодая и красивая.
— Эту актрису зовут Линда Хэмилтон, — вставил Дымов.
— Сара Коннор работает официанткой в одном ресторане. Бегает целый день с подносом. Многие посетители ее зовут, она торопится, часто путает заказы, а одна девочка положила ей мороженное в карман фартука.
— И она, конечно же, этой девочке выписала крепкого леща? — спросил Шиндер.
— Нет, не выписала, — ответил Ерофеев. — Она всего лишь улыбнулась.
— Улыбнулась? — удивился Шиндер. — Вот те на. Ну а что вы хотели — капитализм! Обслуживание на высшем уровне. Воля клиента — закон. А у нас попробуй-ка сунь мороженное в карман нашей официантке — так если не леща — скандал получишь, что будь здоров... Ладно, дальше-то что?
— Дальше показывают терминатора. И он начинает действовать. Ему, терминатору, известно лишь то, что объект уничтожения зовут Сара Коннор. Больше терминатору ничего об этой Саре неизвестно. Терминатор подходит к телефонной будке, в которой разговаривает по телефону какой-то мужик, берет этого мужика одной рукой за шкирку и выбрасывает из будки на улицу. Мужик улетает. А терминатор открывает телефонный справочник и ищет Сару Коннор. И видит, что в Лос-Анджелесе проживает три Сары Коннор. Какая из них нужная — неизвестно, и терминатор будет убивать их всех.
— В Лос-Анджелесе на данный момент проживает порядком больше трех миллионов человек, — сказал Дымов. — Пускай где-то половина из них женщины. Пуская какая-то часть из них дети. Но чтобы в таком большом мегаполисе проживало всего лишь три Сары Коннор — это как-то нереально.
— Всё верно, — согласился Шиндер. — Нереально. Ну ладно, Ерофеев, продолжай.
— И вот показывают, как терминатор, раздобыв где-то легковую машину, то есть украв, приезжает по первому адресу телефонного справочника. Подходит к частному домику и стучится в дверь. Дверь ему приоткрывает, держа ее, дверь, на цепочке, одна тетка и спрашивает, типа, чё надо? А терминатор у нее спрашивает, типа, Сара Коннор? Она говорит, что да. И Терминатор молча, он же машина, созданная для безжалостных убийств, легким толчком ладони бьет по двери. Защитная цепочка слетает с двери, да и сама дверь слетает с петель, толкая хозяйку вовнутрь дома. Женщина падает, а терминатор, входя в дом, на ходу доставая из-под куртки пистолет — он этим утром ограбил оружейный магазин — и нацеливая его на несчастную... Короче, он ее убил.
К этому моменту гарнизонный патруль дошел до конца улицы Адмирала Юмашева. На углу одного дома находился таксофон. Патрульные подошли к телефонной будке.
— Матрос Дымов, проверьте телефон на исправность, — приказал лейтенант Шиндер.
— Есть проверить телефон на исправность, — матрос Дымов вошел в телефонную будку и, не закрывая за собой двери, доложил. — Проверить телефон на исправность не представляется возможным по причине отсутствия телефонной трубки.
— Как это понять — отсутствия телефонной трубки? — Шиндер протиснулся в телефонную будку. — Ну и дела. Телефонную трубку оборвали.
— Может, это терминатор ее оборвал в сердцах, так как в телефонной будке не оказалось телефонного справочника, — пошутил Ерофеев, но эта шутка не вызвала отклика у лейтенанта Шиндера и, следовательно, у матроса Дымова.
— Эх, дожили, — тяжко вздохнул Шиндер, выходя из телефонной будки. — Что за народ нынче-то пошел — всё поганить начали. Уже стаканы начали бить в автоматах питьевой воды. Теперь трубки рвать. Зачем, к чему это всё делать? Родной город же поганите.
Дымов следом за командиром вышел из телефонной будки.
— Интересно, — задался вопросом Шиндер, — а патруль старлея Иванова видел, что в этом таксофоне оторвана трубка? Или они здесь не шатались? Или трубку оборвали во временном отрезке между дежурством Иванова и нашим подходом сюда?
Ни Дымов, ни Ерофеев на этот вопрос ответа дать не могли.
— Надо сделать запись в журнале, ибо на карте нашего маршрута этот телефон помечен как работающий, — Шиндер открыл сумку-планшет и достал из него сначала карту маршрута. Осветил ее маленьким фонариком и сказал. — Да, всё верно, этот телефон значится как рабочий. Значит, обрыв телефонной трубки произошел, возможно, недавно.
Вернув карту маршрута в планшет, Шиндер достал из планшета журнал в виде толстого блокнота с листочками в клетку и шариковую ручку. Посмотрел на свои наручные часы «Полет». Время показывало 00:45. Шиндер передал фонарик Дымову.
— Посвети на журнал.
Лейтенант сделал запись в журнале. «В 00:45, в дальнем конце улицы Адмирала Юмашева, на таксофоне номер (...) оборвана телефонная трубка. Данный таксофон, как средство связи с начальством и милицией, является нерабочим.»
Сделав запись, Шиндер вернул в планшет журнал, ручку и фонарик. Сказал:
— Значит, так, товарищи. На данный момент у нас, на нашем маршруте, остается единственный работающий телефон возле детской поликлиники номер два. Возвращаемся сейчас к тому месту и с работающего телефона делаем доклад начальству. Пошли.

Глава 3.
Патруль не спеша двинулся в обратном направлении. Ерофеев продолжил пересказ фильма «Терминатор».
— Вот бензовоз, в котором ехал терминатор, взрывается. Машина останавливается, она полностью охвачена огнем. И все, кто смотрел это, подумали, что всё — термычу пришел каюк. Типа, всё — кино закончено, наши победили. Так даже подумали Сара и Риз. Вот они уже прижимаются друг к другу, чтобы поцеловаться, должно быть, как... нате! Из огненного ада появляется терминатор. Его органический камуфляж сгорел начисто, и из огня выходит, прихрамывая на разбитый сустав, стальной скелет. Выходит и движется на людей. Сара хватает еле державшегося на ногах Риза и тащит его дальше. Нужно бежать. Хорошо, что сам терминатор хромает, иначе он быстро бы нагнал людей. Сара и Риз проникают на какой-то завод. Терминатор идет по пятам. Потеряв последние силы, Риз говорит Саре, чтоб она бежала дальше, а сам начинает махаться с роботом. Сначала хватает какой-то обрезок трубы и начинает лупить подошедшего терминатора по голове. Бум! Бум! А всё без толку. Железка бьет об голову робота, а тому хоть бы хны. Робот уже приблизился вплотную к Ризу. А у того осталась последняя самодельная бомба. Он поджигает фитиль и засовывает эту бомбу в тазобедренный сустав робота. Бомба взрывается. Риз погибает, а терминатор, падла, остается без ног. И даже безногим он продолжает ползти за Сарой. Сара тоже ползет, ибо она ранена. Во время взрыва осколок от терминатора попал ей в ногу. Ситуация очень, скажу я вам, товарищи, напряжная. Раненая девушка ползет, за ней ползет безногий робот. Сара проползает под мощным прессом и вываливается на пол с другой его стороны. Терминатор вползает под пресс и ползет к Саре. Та нащупала кнопку работы пресса, и тяжелая плита давит киборга. Сверкают молнии, летят искры, терминатор погибает.
— Ну и где этот фильм можно-то посмотреть? — спрашивает Шиндер. — В каком кинотеатре его показывают?
— Такие фильмы, товарищ лейтенант, в кинотеатрах не показывают, — улыбнулся Ерофеев. — Такие фильмы крутят в видеосалонах. Вход — рубль.
— Ага! — воскликнул Шиндер. — Видики! Я так и думал! Как говорит наш замполит Данилов, видики советский народ до добра не доведут. И я с ним полностью согласен. Показывают черт знает что. В каких-то подвалах, полуподвалах поставят телевизор, под телевизор видик этот, кассету сунут, а народ, как тараканы, в этот подвал набъется и смотрит всякую херню. Потом дураками становятся. А мы удивляемся, почему телефонные трубки обрывают. Да потому что всё это видики. Так-то!
01:20.
Патруль Шиндера подошел к детской поликлинике №2. Шиндер первым подошел к телефонной будке, стоящей возле поликлиники, зашел в нее. Телефонная трубка висела на рычаге. Он снял трубку с рычага и, услышав в трубке гудок, вернул ее обратно. Затем порылся в карманах форменных брюк, достал из одного кармана горсть мелочи, из этой горсти двухкопеечную монету и сунул ее в телефон-автомат, предварительно сняв трубку с рычага. Набрал номер дежурного помощника военного коменданта. Уже на втором гудке на другом конце провода трубка была снята.
— Дежурный помощник военной комендатуры слушает! — рявкнуло в трубке.
— Здравия желаю! — в свою очередь рявкнул Шиндер. — Говорит начальник патруля лейтенант Шиндер. Докладываю. В ноль-ноль часов сорок пять минут, на маршруте согласно карте маршрута, мной обнаружен неисправный телефон-автомат номер (...). На телефоне сорвана трубка. Доклад делается с телефона-автомата, расположенного возле детской поликлиники.
— Доклад принят, — ответили в трубке. — Меры будут приняты. Продолжайте дежурство, товарищ лейтенант. Если у вас всё, то конец связи. 
Повесив трубку, Шиндер вышел из телефонной будки. Напротив детской поликлиники, через дорогу, находился ларек «Союзпечати». Рядом с ларьком лавочка.
— Так, отдохнем немного, — сказал Шиндер, направляясь к лавочке.
Через несколько секунд патрульные сидели на лавочке. И опять у них зашел разговор про американские фильмы. Говорил Шиндер:
— Я, конечно, понимаю, как сегодняшней молодежи интересно посмотреть американские фильмы. Там, в этих фильмах, показывают уклад западной жизни. Ихние дома, квартиры, машины, одежду, дискотеки, которые посещает молодежь, западную музыку. Всё это нашей молодежи интересно. Да и к тому же многие фильмы, которые крутят по видикам, это так называемые боевики, где стреляют, убивают, взрывают и тому подобное. В нашем советском кинематографе, конечно же, с этим крайне худо. Я бы даже сказал бы, практически нет. Да, у нашего советского кинематографа иная цель — воспитание в советской молодежи рвения к труду и защите Родины. У нас, так сказать, рабочий класс стоит на первом месте, и оттого идеология у нас в кинематографе наточена на авторитет рабочего класса. Ибо страна у нас рабочая, социалистическая, все должны работать. А что показывают в этих американских фильмах по видику, как замполит Данилов рассказывал, что? Разве там показывают, как комбайнеры бьются за урожай, пытаясь как можно больше зерна собрать перед первыми морозами, которые грозят погубить пшеничные поля? Нет, не показывают. Разве в этих видиках показывают наших металлургов, которые дают сталь нашей тяжелой промышленности? Нет, не показывают. А что там показывают? А показывают там, товарищи, то, отчего многие наши молодые неокрепшие умы могут выйти не на тот путь, на который выйти надо. Ведь в американских фильмах в ранг героев нередко возводятся отрицательные и порой отвратительные личности. Вот, к примеру, лидеры преступных группировок, убийцы, грабители банков. Что же это за кино такое, если зрители сочувствуют грабителю банка, который уходит от полицейской погони, только что ограбивший банк? Зачем такого человека делать героем и положительным персонажем? К чему это? Грабитель банка должен быть отрицательным персонажем. Он же ограбил банк. А что он ограбил? Правильно, деньги, лежащие в банке. А кому эти деньги принадлежат? Правильно, трудовому народу. Трудовой народ, понимаешь ли, работал, не разгибая спины, ударно вкалывал на полях и на заводах, каждую трудовую копеечку считал, копил себе на старость, на домик в деревне, на автомобиль, нес свои сбережения в банк. А тут на тебе — какой-то враг народа, который работать не хочет, берет в руки оружие, приходит в банк и грабит его. Отбирает, так сказать, народные денежки. А простые люди ему еще и сочувствуют. Не добре это.
— Ну про рабочий класс понятно, — решил взять свое слово Ерофеев. — А если грабитель грабит банк, в котором лежат деньги местных буржуев, которые сами рабочий класс тамошний ограбили, заставляя людей рабочих вкалывать за копейки. Тогда как?
— Ну тогда совсем другое дело, — сказал Шиндер. — Буржуев можно и даже нужно иной раз грабить. Но всё это должно происходить в рамках борьбы за права и свободы рабочего человека. И деньги буржуйские, которые грабитель вынес из ограбленного банка, должны как-нибудь раздаться бедным. А вы когда-нибудь видели такой фильм американский, в котором грабитель, пускай буржуйского банка, вернул эти деньги ограбленному буржуями трудовому народу? Видели когда-нибудь? Что? Не видели? Вот то-то! Нету таких фильмов, как говорит замполит Данилов, ибо грабитель банка, банк ограбивший, никогда не вернет деньги обманутым рабочим. Он обязательно всё до копейки присвоит себе. И полетит отдыхать по поддельным документам куда-нибудь на Гавайские, а то, глядишь, и на Мальдивские острова. Так-то, товарищи.
01:45.
— Ладно, пойдемте попатрулируем немного, — сказал Шиндер и встал с лавочки.
Подчиненные поднялись следом.
02:00.                Патруль Шиндера не спеша вышел на Проспект Октябрьской Революции. Людей не было. Машин на дороге тоже. И патруль не спеша, ибо спешить-то было некуда, двинулся в сторону Площади комбата Неустроева. Болтали так, не о чем. То разговор вновь заходил за американские фильмы, то Шиндер рассказывал о международной ситуации в мире и о том, как террористы опять захватили самолет.
Шиндер говорил:
— Как говорит наш замполит Данилов, терроризм — это явление злое, нечеловеческое, как есть нечеловеческое явление капитализма, где один человек ради финансовой выгоды эксплуатирует другого человека, так терроризм может быть только в капиталистических государствах. Ибо в капиталистических государствах есть так называемое свободное телевидение, в отличие, как любят похвастаться капиталистические акулы пера, от социалистических стран. Да, у нас не может быть свободного телевидения, когда в нашей стране одна партия и одна, соответственно, идеология. Но может ли быть в капиталистических странах, как тамошние журналюги говорят, свободное телевидение? Как говорит наш замполит Данилов, никакого там свободного телевидения нет. Свободное телевидение в государствах западного мира — это фикция, блеф. Ибо так называемое свободное телевидение западного мира — это различные телеканалы, которые принадлежат крупным капиталистам, а значит, работники этих телеканалов, которые от этих капиталистов зарплату получают, будут обслуживать интересы капиталистов, которые являются не только владельцами телеканалов, но и, как в одном стихотворении говорится, заводов, газет (опять-таки), пароходов. То есть работники буржуйских телеканалов обрабатывают сознание простых граждан, постоянно рассказывая им о том, как плоха жизнь при социализме и как, соответственно, хороша жизнь при ихнем капитализме. То есть, говоря простыми словами, идет обыкновенная пропаганда капиталистического образа жизни, а это и есть информационная диктатура. И как говорит наш замполит Данилов, чтобы простым людям казалось, что они живут в демократической стране и у них есть так называемое право выбора, перед этими людьми периодически проходят обыкновенные представления в виде президентских и каких-либо еще выборов. Выбирать приходится, естественно, из капиталистов. То есть кого люди ни выберут, а всё один черт: буржуй будет у власти и, главное, против СССР... Но вернемся, пожалуй, к терроризму. Так называемое свободное телевидение, как говорит наш замполит Данилов, является сильным двигателем тамошнего терроризма. А почему так? А вот почему! Вот, смотрите, пример. Трагедия на мюнхенской олимпиаде в тысяча девятьсот семьдесят втором году, когда группа боевиков из группировки «Черный сентябрь» захватила израильских атлетов на территории олимпийского городка. Взяла израильских спортсменов в заложники и потребовала освобождения большого количества заключенных, своих единомышленников в борьбе с Израилем, томящихся в израильских тюрьмах. Но я сейчас не о теракте, а о том, что свободное телевидение Германии практически в прямом эфире освещало эту трагедию с захватом заложников. То есть, как говорит наш замполит Данилов, телевидение, которое показывает захват заложников, играет на руку террористам, ибо террористы запугивают местное население через это же телевидение. И если бы свободное телевидение не показывало бы эти теракты, то и у террористов не было бы никакого смысла проводить эти теракты, связанные с захватом заложников. Этот теракт просто-напросто не покажут по телевизору, а значит, без толку что-либо и кого-либо захватывать.
— То есть вы хотите сказать, — спросил Ерофеев, — что если в нашей стране произойдет захват заложников, то этого не покажут по телевизору?
— Совершенно верно, — ответил Шиндер. — Этого не покажут. Незачем людей пугать. И оттого всякие враги советской Родины это знают и не идут на захват заложников.
— Но почему не идут, — не согласился Ерофеев. — Вот, недавно, в прошлом году восьмого марта семья Овечкиных захватила пассажирский самолет, вылетевший из Иркутска, и потребовала лететь в Великобританию. Вот вам факт, товарищ лейтенант. А вы говорите, что в нашей стране террористов нет.
— Да какие это на хрен террористы! — махнул рукой Шиндер. — Это кучка идиотов, а не террористов... Вот скажи мне, Ерофеев, к какой террористической группировке принадлежат Овечкины, к какой? Правильно, что ни к какой! А значит, не террористы они, а обыкновенные дебилы, которым надоело жить в Союзе и захотелось пожить на халяву за бугром. А всё почему, как сказал про тот случай замполит Данилов, а всё потому, что этих ваших видиков насмотрелись и подумали, что там, за бугром, жизнь их хорошая ждет. Вот так вот, как эти ваши видики некоторым советским гражданам мозги пудрят.
— Вы считаете, что во всём видики виноваты, товарищ лейтенант? — спросил Дымов.
— Замполит Данилов обязательно скажет тебе, Дымов, что это всё американские фильмы виноваты, — ответил Шиндер. — Вот насмотрятся американской тягомотины со стрельбой и взрывами, где всё очень легко, и думают, что захватить самолет — плевое дело. А потом реветь начинают, когда их, захватчиков недоделанных, наш спецназ за яйца из самолета вытащит, да поздно уже реветь-то. Так-то.
02:35.
Патруль вышел к Площади комбата Неустроева.
— Вот, товарищи, — сказал Шиндер, указывая на дорожную кольцевую развязку, — Площадь комбата Неустроева. Знаете, кто это?
И Шиндер приготовился выслушать от своих подчиненных наперебой рассказ о том, кто такой комбат Неустроев, но, к своему великому удивлению, ничего не услышал. Вообще ничего не услышал. Дымов и Ерофеев стояли молча.
— Товарищи, — удивленно сказал им Шиндер, — вы что, не знаете, кто такой комбат Неустроев?
— Герой Великой Отечественной войны, должно быть... — неуверенно произнес Дымов.
— Должно быть... эх! — тяжко вздохнул Шиндер. — Темнота вы, товарищи, темнота. Бойцы батальона капитана Неустроева первого мая водрузили флаг над поверженным рейхстагом. Надеюсь, не надо говорить, над каким рейхстагом. Эх... Ладно, пойдемте обратно к поликлинике. Пойдемте дворами пройдем.
И они пошли дворами.
Во дворе одного пятиэтажного дома они увидели на асфальте помятую желтую и красную алычу. Помятую ногами и размазанную по асфальту. Патрульные остановились и посмотрели вверх. А вверху, в свете ближайшего фонарного столба, они рассмотрели ветви двух деревьев. На одном дереве росла алыча желтого цвета, на другом красного.
— Во, сколько добра пропадает, — вяло сказал Шиндер. — Еще несколько дней — и всё это добро окончательно наземь падет. Зажрался нынче народ. Алыча, считай, сама валится, а народу хоть бы хны.
Матрос Дымов дотянулся правой рукой до ближайшей ветви и сорвал большой и жирный желтый шарик плода. Вытер пальцами и отправил в рот. Съел, а косточку выплюнул на газон. Сказал:
— Сладкая. Созрела.
Ерофеев подошел к другому дереву, где росла красная алыча, и сорвал один плод. Съел и сказал:
— И эта сладкая.
Затем Дымов попробовал красную алычу, а Ерофеев желтую. Какая вкуснее определить было трудно. Не прошло и минуты, как матросы начали жадно жрать алычу: как желтую, так и красную.
Шиндер постоял, посмотрел на это дело и также начал жрать алычу. Алыча была ну очень вкусной.
Спустя десять минут патрульные нажрались до отвала.
— Пойдемте к поликлинике, — сказал Шиндер. — Там на лавочке посидим, отдохнем немного.
И они двинулись к детской поликлинике темными безлюдными дворами.

Глава 4.
03:15.
Когда они подходили к лавочке, Дымов вдруг сказал:
— Ой.
— Что — ой? — спросил Шиндер.
— Да что-то... как будто... в животе что-то забурлило... — Дымов приложил руки к животу.
— Жрать нужно было этой алычи меньше, — рассмеялся Шиндер и вдруг почувствовал, что у самого в нижней части живота как будто начались какие-то булькающие процессы.
Неподалеку от лавочки, на которой они отдыхали в прошлый раз, находилась местная помойка в виде четырех мусорных контейнеров. Дымов вдруг резко метнулся к контейнерам и спрятался за одним из них. Спустя несколько секунд из-за этого контейнера раздались неприятные звуки. От этих неприятных звуков у Шиндера опять в нижней части живота что-то забулькало. И он осмотрелся по сторонам. Общественного туалета не наблюдалось. Но он продолжал соблюдать офицерское спокойствие, как то и положено командиру советской армии.
И вдруг Ерофеев также метнулся к мусорным контейнером и, присев, спрятался за одним из них. Послышались неприятные звуки. От этих звуков у Шиндера опять что-то забулькало внутри, и он ощутил внутри себя, в районе прямой кишки, что-то такое жидкое.
Стараясь не думать об этом жидком, что скопилось внутри него и прямо на выходе, как говорится, Шиндер решил присесть на лавочку. Вот он подошел к лавочке и уже собрался было присесть на нее, как почувствовал, что это жидкое внутри него в любую секунду может вырваться наружу.
«Нет, нет... — подумал Шиндер. — Пройдет. Побулькает и пройдет. Потерплю... Машина за нами из комендатуры в шесть утра приедет...»
Он быстро взглянул на свои наручные часы. До приезда машины из комендатуры оставалось целых два часа сорок минут. В нижней части живота забулькало, и Шиндер антилопой метнулся к контейнерам. Забежал за один из них, расстегнул ремень, спустил брюки вместе с трусами и присел на корточки. На грубый асфальт полетела жидкая каловая масса. Каловая масса имела неприятный запах.
«Безобразие какое-то, — подумал Шиндер, в страхе осматриваясь, словно партизан на вражеской территории, из-за «своего» контейнера. — А если кто увидит? Трое военнослужащих Черноморского флота... да один из них офицер... да за мусорными контейнерами... да справляют нужду...»
— Товарищ лейтенант, — тихо сказал Дымов, — нам повезло.
— Чем это нам повезло? — Шиндер старался не смотреть на своих подчиненных, один из которых сидел справа от него, а другой слева. — Ни хрена себе — повезло! Видел я в гробу такие везения. Нажрались на свою голову всякого говна.
— Вот, смотрите, — Дымов указал на стопку никому не нужных газет, выброшенных, лежавшую рядом с контейнером, за которым он справлял свою нужду. — Газеты. Будет чем подтереться.
«И действительно — повезло, — подумал Шиндер. — А я как-то не подумал о том, что у нас-то и нету туалетной бумаги. Да... И то верно в народе говорят: не бывает худо без добра. Хоть жопу-то есть чем подтереть... хоть жопу-то есть чем... Эх...»
— Эй, — раздался голос Ерофеева слева от Шиндера, — давай сюда газету одну... Товарищ лейтенант, передайте, пожалуйста, газетку одну...
Дымов дал одну газету Шиндеру, а тот отдал ее Ерофееву.
— Спасибо, товарищ лейтенант. Так, что это у нас? Ага, «Слава Севастополя».
И Ерофеев начал рвать газету. Шиндер сказал Дымову:
— Дай и мне одну.
Дымов передал Шиндеру «Труд». Шиндер начал рвать газету, сказал:
— Так, хорош тут рассиживаться, а то еще кому-нибудь придет в голову среди ночи мусор вынести. Подтираемся и сваливаем отсюда.
Спустя несколько минут патрульные сидели на лавочке возле ларька «Союзпечати». Вид их был подавлен и печален. Но вот Ерофеев сказал:
— Хотите, анекдот расскажу?
— Валяй, — разрешил Шиндер.
— Значит, так, приходит старая бабка к врачу и говорит, что у нее что-то в жопе застряло. Врач бабке сказал, чтоб она жопу оголила и наклонилась. Бабка эта, значит, так и сделала. А врач посмотрел ей в жопу и говорит: «Бабуль, а у вас там, однако, газета застряла.» Бабка удивленно: «Правда?» «Нет, бабуль, «Известия».»
Шиндер не очень весело, но посмеялся. Посмеялись также Дымов и сам Ерофеев, который этот анекдот (между прочим, его любимый) рассказывал уже не одну сотню раз.
03:30.
— Что-то пить хочется, — сказал Ерофеев. — Вон, смотрите, автомат стоит. Пойдемте попьем немного.
— Я бы не советовал, — сказал Шиндер. — Пусть в животе немного успокоится. Вода-то газированная. Глядишь, опять процесс пойдет, и опять побежите под контейнеры.
А у самого перед глазами уже стоял, блестел, стакан холодной газированной воды. Шиндер облизнул пересохшие губы. После выброса каловых масс от алычи в организме ощущалось определенное обезвоживание. Соблазн испить холодной воды был велик.
— Товарищ лейтенант, — взмолился Ерофеев, — ну хотя бы один стакан на двоих. Губы хоть смочить.
— Идите, ваше право, — махнул рукой Шиндер. — А я здесь посижу.
Дымов и Ерофеев одновременно вспорхнули с лавочки и побежали к автомату газированной воды, который находился совсем неподалеку от них. Шиндер посмотрел им вслед, чертыхнулся и побежал следом.
Черноморцы подошли к автомату, который представлял из себя высокий, в человеческий рост, четырехугольный металлический шкаф. В верхней его части печатными буквами надпись «Газированная вода». Одна копейка — стакан газировки без сиропа, три копейки — стакан газировки с сиропом. Но граненого стакана не было. В заместо него находилась алюминиевая кружку, прикрученная к автомату проволокой.
Шиндер хотел было сказать, что граненые стаканы в автоматах бьют подонки, видиков насмотревшиеся, но не стал. После отсидки за мусорным контейнером пропало желание заниматься политзанятием среди личного состава.
Ерофеев достал одну копеечную монету и кинул в щель.
Дзинь! — провалилась монета.
Алюминиевую кружку наполнило водой. Ерофеев схватил кружку и залпом выпил ее всю. Вернул на прежнее место.
— Ты же сказал, что один стакан на двоих пить будете, — напомнил Шиндер. — Смотри, сейчас опять обосрешься.
— Виноват! — Ерофеев швырнул в щель еще одну одну копеечную монету. — Пить очень сильно хочется.
Алюминиевую кружку наполнило водой. Ерофеев схватил ее и также опрокинул залпом.
— Так, хватит! — Шиндер отобрал кружку у Ерофеева. — Говорю же, обосрешься.
— Товарищ лейтенант, — котенком промурлыкал Дымов, — можно мне одну кружечку водички выпить? Внутри всё пересохло.
— На, пей, — Шиндер вернул кружку на место.
Дымов закинул заранее уже приготовленную копейку в щель. Алюминиевую кружку еще толком не наполнило водой, а руки Дымова уже держали эту кружку, словно у него кто-то мог ее отобрать.
Вот последние капли воды улетели в кружку, и Дымов одним глотком влил в себя содержимое кружки. Поморщился от газов. Вернул кружку на место. Достал еще одну копеечную монету и швырнул в щель.
— Товарищ лейтенант, еще кружечку, ради Христа...
— Верующий, что ли?
— Нет, товарищ лейтенант. Но бабка верующей была.
Выпив вторую кружку, Дымов сказал:
— О, уже полегче. Спасибо большое, товарищ лейтенант. Аж жить захотелось...
— Возвращайтесь на лавочку, — приказал Шиндер.
Ерофеев и Дымов направились к ларьку «Союзпечати», где стояла «их» лавочка. Как только матросы повернулись к нему спиной, Шиндер достал из брюк трехкопеечную монету и выпил кружку газировки с сиропом. Газировка была холодна, газы сразу ударили в нос. Он не удержался и выпил еще две кружки газировки с сиропом. После третьей кружки газы ударили в районе кишечника.
Испугавшись обосраться, Шиндер метнулся к мусорным контейнерам. Его особо не удивило, что за контейнерами уже сидели Ерофеев и Дымов.
— Товарищ лейтенант, сколько время? — спросил Дымов.
— Три часа сорок минут утра.
— К пяти утра светать начнет, — задумчиво проговорил Дымов. — У нас в лучшем случае есть только час темноты. А срачка, похоже, за ближайший час не успокоится. Машина из комендатуры придет за нами в шесть утра. Что делать?
— Сильный вопрос, — согласился Шиндер. — Надо что-то думать. Это сейчас мы можем еще в темноте бегать срать, а когда начнет светать — будем здесь как на ладони. А это не есть хорошо. Надо срочно звонить в комендатуру и доложить, что так и так. Что больше не можем нести дежурство. Что... — Шиндер подумал с полминуты и продолжил, — будем уходить, пока темно, в Стрелецкую бухту, прямиком на наш корабль. Пока темно...
Ерофеев и Дымов с предложением своего командира полностью согласились.
— Вот сейчас потужимся еще немного, и я пойду звонить, — сказал Шиндер. — Благо телефон рядом, возле поликлиники.
И как только он это сказал, за углом ближайшего дома раздалась громкая музыка. Музыка нервно и нагло летела по пустым молчаливым дворам. Музыка эта, казалось, сейчас разорвет темноту. Музыка эта была, как сказал бы замполит Данилов, западная, вражья. Музыка летела из кассетного магнитофона, который нес на правом плече один подросток. За ним пьяно телепались еще трое. Все четверо принадлежали к субкультуре «металлистов». Из магнитофона грохотал «тяжелый металл».
Патрульные, высунувшись каждый из-за «своего» контейнера, начали наблюдать за происходящим. Вот из-за угла пятиэтажного дома появилась компания из четырех малолеток, одетых в черные футболки, черные джинсы да в тяжелых ботинках. На футболках и на джинсах болтались различные металлические побрякушки. Малолетки были заметно пьяны.
Вот пьяные малолетки подошли к детской поликлинике, остановились возле телефонной будки и все четверо разом осмотрелись по сторонам. Сидящих за мусорными контейнерами патрульных они не увидели и решили, что за ними никто не наблюдает. И прокричав что-то непонятное с использованием бранных фраз на английском языке, малолетки набросились на телефонную будку и начали пинать ее тяжелыми ботинками. Один из хулиганов заскочил в будку и снял с рычага телефонную трубку. Ухватился за эту трубку двумя руками, поднатужился и оторвал ее от автомата. Выскочил из телефонной будки на улицу и начал телефонной трубкой бить по стеклам телефонной будки. Раздался резкий звон разбиваемого стекла. И малолетки бросились наутек. Еще несколько секунд из глубины темных дворов доносилась вражья музыка. Затем всё стихло.
— Вот сукины дети, — тяжко вздохнул Шиндер, испытывая сильное желание выскочить из-за мусорного контейнера, догнать пьяных малолеток и надавать как следует по ушам. — Ты смотри, что творят.
Ерофеев и Дымов испытывали то же самое. Но не могли они сейчас себе позволить этого: надавать по ушам малолетним негодяям. У них скрутило животы, а из анальных отверстий периодически вылетали вонючие комья каловых масс.
— Дымов, — приказал Шиндер, — давай сюда газеты. Не хрен долго тут рассиживаться.
Натянув штаны, патрульные отошли в глубину палисадника, чтобы их не было видно с улицы. А вдруг кто-то из жильцов ближайших домов, услышав звон разбиваемого стекла, вызвал по телефону наряд милиции — сознательных граждан в стране было еще немало. Патрульным не хотелось показываться в таком вот виде сотрудникам милиции — в любую секунду им вновь придется спустить штаны.
— Что будем делать, товарищ лейтенант? — спросил Дымов.
03:50.
— Продолжаем действовать по изначально разработанному плану, — ответил Шиндер. — Нужно звонить в комендатуру дежурному и доложить о том, что мы будем своим ходом прорываться к Стрелецкой бухте, пока темно.
— Но откуда нам звонить? — задался вопросом Дымов. — Телефон-то вон, разбит... Да и нужно в журнал занести, что какие-то пьяные подонки разбили все стекла в телефонной будке и сорвали телефонную трубку, тем самым сделав телефон-автомат недееспособным.
Шиндер призадумался. Затем сказал:
— Нет, товарищи, запись в журнале пока делать не будем. А то что же получается? Мы, значит, видели, как какие-то сопляки телефон-автомат убивали, а сами ничего не предпринимали. Так не пойдет... Черт возьми, не писать же в журнале, что, пока негодяи ломали телефон, мы не могли пресечь данное правонарушение по причине того, что... на нас напала срачка, будь она неладна! Пока об этом говорить никому не будем. Если что потом спросят, то мы в это время патрулировали на другой улице. А к четырем утра подошли к поликлинике, смотрим, а телефон разбит и трубка сорвана.
Ерофеев и Дымов стояли молча. Да этого «потом» еще нужно было дожить и, желательно, с не изгаженными штанами.
— На троллейбусной остановке есть телефон, — напомнил Ерофеев. — На той самой, с которой мы шли по ПОРу и до Площади Неустроева.
— Точно! — воскликнул Шиндер и указал указательным пальцем на Ерофеева. — Молодец. А я и не обратил внимания... Ладно, делаем так. Вы... это... ждите меня здесь... ничего не предпринимайте... А я сбегаю сейчас быстренько к троллейбусной остановке и позвоню в комендатуру.
— Газету дать? — спросил Дымов, и только сейчас Шиндер заметил, что матрос держит в правой руке несколько газет, свернутых в трубочку. — Ну, мало ли что, приспичит по пути. А так, если что, газетка будет.
— Ишь ты — приспичит по пути, — недовольно сказал Шиндер, задумавшись. — Там, товарищ, нету, насколько я помню, никаких мусорных контейнеров, за которыми можно было бы присесть. Там улица широкая, напоказ. Негде там, товарищ, приседать-то особо.
— Ну, смотрите, смотрите, товарищ лейтенант, вам видней.
— Ладно, давай сюда газету.
И взяв одну газету у матроса, Шиндер антилопой метнулся к троллейбусной остановке «Адмирал Юмашев».

Глава 5.
04:00.
Еще темно.
Когда Шиндер подбегал к троллейбусной остановке, он не мог не заметить, что возле открытого телефона-автомата стоит какой-то человек и очень импульсивно о чем-то говорит в телефонную трубку. Судя по тому, как стоял этот человек, качаясь в разные стороны и свободной рукой держась за телефон-автомат, этот человек был пьян. Вот стали слышны его импульсивные крики:
— Катя! Катя! Алло! Ты слышишь меня? Ты пойми меня правильно... Катя... Ну выпили с товарищами... Ну день рождения... Говорю же, день рождения был у Михалыча... Нет! Михалыч — не алкаш! Ну здрасте, какой он алкаш! Михалыч — бригадир... Ой, да ладно там — каждый день день рождения... У Михалыча, говорю же...
Шиндер подбежал к телефону-автомату и встал рядом. Быстренько осмотрелся по сторонам. Никого нет. Улицы пусты. В животе что-то недобро забулькало. Ладонь левой руки, в которой он сжимал газету, свернутую в трубочку, вспотела.
Пьяный мужик перестал орать в трубку и внимательно, насколько позволял косой взгляд, осмотрел подбежавшего военнослужащего. Затем продолжил кричать в трубку:
— Катя, я сейчас приду! Что это значит — иди к Михалычу ночуй?! Но зачем ты так? Я же говорю, день рождения был у Михалыча... Ну посидели немного, выпили... время как-то незаметно пролетело...
— Извините, вы долго еще? — как можно мягче спросил Шиндер у пьяного мужика неопределенного возраста.
Пьяный мужик перестал орать в трубку и еще раз внимательно осмотрел подошедшего офицера Черноморского флота. Сказал, не отрывая пьяной физиономии от телефонной трубки:
— Э-э-э... служивый... не знаю... у меня личный разговор с Катей... Пойди найди другой телефон... Что за жизнь пошла — даже ночью по телефону поговорить не дают... Катя, слышишь меня? Да что же это такое? Да с какими бабами? Здрасте! С Михалычем... то есть день рождения был...
Шиндер посмотрел на восток. Было еще темно, но в любую секунду эту темноту могли начать резать утренние лучи солнца. С каждой минутой будет становиться всё светлее и светлее. И уже не присядешь за мусорными контейнерами, если приспичит. Шиндеру стало страшно... Страх придал ему силы и злость. Он решительно шагнул к пьяному мужику и, вырвав у того из руки телефонную трубку, сказал:
— Я — начальник гарнизонного наряда! Мои товарищи попали в беду. Я должен срочно связаться с военной комендатурой. За препятствие работе военного патруля — тебе грозит уголовная ответственность!
Злая и гневная речь Шиндера произвела на пьяного мужика сильное действие. Пробормотав что-то вроде «ну так бы сразу и сказали бы, товарищ», пьяный отошел в сторону и присел на лавочку остановки. Присел и тяжко вздохнул.
— Коля! Коля! — раздался женский крик из телефонной трубки. — Что там случилось? Тебя что, менты хлопнули? Товарищи милиционеры, эй, вы слышите меня? Отпустите его, пожалуйста. Он хороший. Он с Михалычем пил, это бригадир ихний... Коля, скажи им это...
— Ваш Коля вам перезвонит через несколько минут, — сказал Шиндер в трубку и нажал на рычаг, сбивая линию разговора. В трубке пошел гудок. Достав из кармана двухкопеечную монету, лейтенант закинул ее в щель телефона и набрал номер дежурного.
— Дежурный помощник военной комендатуры слушает! — рявкнуло в трубке.
— Здравия желаю, — рявкнул Шиндер. — На связи начальник патруля лейтенант Шиндер. Скажите, пожалуйста, кап-три Бегемот сейчас у вас, в комендатуре?
— Да, в комендатуре.
— Можете его позвать?
— Могу, в принципе, но я не знаю, где он сейчас именно находится, — задумчиво проговорил дежурный. — А отлучаться надолго от телефона я не могу... Вы, Шиндер, откуда звоните, из уличного таксофона?
— Так точно.
— Он срочно нужен?
— Да.
— Хорошо. Тогда ждите.
Несмотря на легкую ночную прохладу, у Шиндера вспотел лоб. Ждать... Сколько ждать? В нижней части живота опять что-то забурлило.
Буквально в двух-трех метрах от него, на лавочке остановки, сидел пьяный мужик и с интересом смотрел на Шиндера. Смотрел и слушал. Ему, видимо, было интересно — а что же случилось с гарнизонным патрулем? К чему такая срочная спешка со звонком начальству? Да и с Катей личные вопросы еще решены не были.
— Петров! — услышал Шиндер в трубке голос дежурного. — А ну, быстро сбегай и поищи Бегемота. Скажи, что на пост дежурного с уличного телефона звонит лейтенант Шиндер. Что-то там случилось у них... Скажи, что это срочно.
Шиндер продолжал держать телефонную трубку возле лица. В трубке была тишина. Вот где-то, еле-еле слышимо здесь, в комендатуре хлопнула дверь. Или это показалось...
— Чё пишут? — вдруг спросил пьяный мужик, сидящий на лавочке.
— Что вы говорите? — Шиндер не сразу расслышал его голоса.
— Спрашиваю, что пишут, — повторил вопрос пьяный.
— Где пишут? — не понял Шиндер.
— В газете.
— В какой?
— Вот вы — чудак-человек, — добродушно улыбнулся пьяный. — В той самой, которую вы держите в руке, в левой руке.
— Не знаю... — Шиндер уже и забыл про эту газету, свернутую в трубочку, во вспотевшей левой ладони.
— У вас что-то случилось? — вновь спросил пьяный.
— Да какая вам разница, что случилось, — зло ответил Шиндер. Болтать с пьяницей ему совершенно не хотелось.
— Алло, Шиндер, — услышал Шиндер голос дежурного в трубке.
— Да, я на связи.
— Бегемот у себя в кабинете. Позвоните ему туда. Телефон знаете?
— Двадцать три, семьдесят четыре, четырнадцать?
— Сейчас посмотрю... Так... Бегемот... Ага... Телефон правильный. До связи.
Шиндер ударил трубкой по рычагу, сбивая связь с дежурным, и набрал нужный номер. Трубку сняли быстро.
— Алло, Шиндер, — громыхнул в трубке голос Бегемота. — Что там у вас случилось?
Шиндер уже хотел было рассказать о переедании алычи и о последствиях этого переедания, как вдруг понял, что его услышит пьяный мужик, сидящий на лавочке.
— Алло, Шиндер! Или это, черт возьми, не Шиндер? Кто там балуется? Я сейчас трубку положу. Я жду звонка.
— Да, да, это Шиндер, — быстро затараторил Шиндер, испугавшись, что Бегемот повесит трубку.
— Что там у тебя случилось?
— У нас это... того... отравление... — Шиндер усиленно думал, какие нужные подобрать слова, чтобы пьяный мужик ничего не понял.
— Какое отравление? Говори яснее. Требуется медицинская помощь?
— Нет.
— Так в чем дело? Что за отравление? Ничего не понимаю.
— Сейчас, подождите минутку, — сказал Шиндер в трубку, а затем, убрав трубку от лица, сказал пьяному мужику. — Послушайте, товарищ, у меня важный разговор с начальством. Вам этого слушать не нужно. Военная тайна, так сказать. Не могли ли вы отойти в сторонку, пожалуйста.
И на удивление Шиндера пьяный мужик поднялся с лавочки, качнулся влево-вправо, улыбнулся и сказал:
— Я всё понимаю, парень. Сам когда-то служил. Военная тайна так военная. Я всё понимаю.
И пьяный мужик, шатаясь, побрел куда-то в сторону.
— Товарищ кап-три, — быстро заговорил Шиндер, боясь, что к этому телефону могут подойти еще какие-нибудь граждане, — разрешите мне и моему патрулю срочно вернуться в Стрелецкую бухту на корабль. Мы пойдем своим ходом. Здесь недалеко.
— Что случилось? — недовольно спросил Бегемот. — У вас дежурства еще два часа времени.
— Дело в том, что мы где-то час назад наелись алычи.
— Чего наелись?
— Алычи.
— Ну?
— Ну и расстройство, так сказать, кишечника у всех троих началось...
Шиндер почувствовал, что ему пора в туалет.
— Чего началось?
— Расстройство... кишечника...
Шиндеру показалось, что его сейчас скрутит в рогаль, ибо нижнюю часть живота словно жгутом перетянуло. Он начал, словно рыба, выброшенная на берег, жадно глотать ртом воздух. Он понял, что до спасительных мусорных контейнеров добежать не успеет... Да еще и с начальством разговор не закончен.
В трубке было молчание. Каждая секунда такого молчания катастрофически сжирало время, то самое время, которого еще, дай Бог, хватит добежать до спасительного укромного места. Дай Бог...
— Так на вас что, ёбти, понос-Иванович напал? — спросил Бегемот.
— Так точно, понос!
— Ну вы, ребята, и даете! — громыхнул Бегемот своим чугунным голосом и заржал как стадо лошадей. — Понос на них, ёбти, напал. Вот не хрен жрать во время дежурства черт знает что...
— Товарищ кап-три! — воскликнул Шиндер. — Мы... Я... погибаем!
— Ладно! Черт с вами! Бегите на корабль! Скажете, что у вас дизентерия... Эх, Толик, Толик...
Не дослушивая до конца Бегемота, Анатолий Шиндер повесил трубку на рычаг и пулей метнулся в сторону второй детской поликлиники, где ждали его подчиненные. Он понимал, что до мусорных контейнеров он уже не добежит... Что он не добежит даже вот до этого клена... Нет, добежит...
На бегу расстегивая штаны, Шиндер что есть сил добежал до клена и присел под ним. На землю брызнула вонючая каловая масса.
— Добежал... — прошептал Шиндер, осматриваясь по сторонам. — Господи... Спасибо, что этого никто не видит... Алыча... Будь она проклята...
Со стороны троллейбусной остановки раздался пьяный голос:
— Катя, Катя! Это я — Колик! Да, задержала доблестная милиция. И если ты меня сейчас не впустишь в дом, то они меня отведут в отделение... Да, так и говорят. Да, всё иду. Жди меня, сейчас приду...
04:20.
Еще темно.
Шиндер выскочил к детской поликлинике. Его подчиненных нигде не наблюдалось. Сидят за контейнерами?
— Эй, — негромко позвал Шиндер, — вы где?
Из темноты палисадника выскочили знакомые фигуры.
— Товарищ лейтенант, почему так долго? — воскликнул Дымов. — Мы уже хотели идти вас искать. Случилось что-то?
— Нет, всё нормально. Бегемот дал добро возвращаться на корабль. Я ему всё объяснил, и он всё понял.
— Где ваша газета? — спросил Дымов. — Пригодилась?
— Да, — улыбнулся Шиндер. — За газету отдельное спасибо. Итак, идем на прорыв к Стрелецкой бухте. Дымов? Газетами запаслись?
— Так точно!
— Ну тогда, товарищи, вперед! На прорыв!
И патрульные бегом бросились в сторону Стрелецкой бухты.
04:24.
Они обогнули пятиэтажное здание. Проскочили двор с деревьями. Затем еще пятиэтажное здание. На улицах пусто. За этим зданием дорога пошла вниз, в сторону бухты. Вот впереди замаячили, погруженные полностью в темноту, учебные корпуса школы №23.
— На прорыв! — кричал Шиндер. — На прорыв! Иначе нам погибель, ибо скоро, чую, светать начнет.
— Товарищи! — взмолился Дымов. — Меня прихватило...
— Не время, Дымов! На прорыв!
— Не могу терпеть...
Дымов метнулся в ближайшие кусты.
— Товарищ лейтенант, я тоже, — Ерофеев метнулся следом.
— Да что же это такое, товарищи, — недовольно сказал Шиндер. — Скоро уже рассвет начнется... Тьфу ты!
И также побежал в ближайшие кусты. Крикнул:
— Дымов! Газету дай!
04:36.
Всё. Близился восход солнца. Его еще не было видно на востоке, но первые проблески зари уже давали о себе знать. Темное время суток начало отступать. По пустырю, к самому началу Стрелецкой бухты, по склону вниз спускались чуть ли не бегом три человека. Они бежали почему-то с расстегнутыми штанами, держа обеими руками эти штаны, чтобы бежать можно было.
— Скорее, скорее! — торопил Шиндер. — Еще совсем немного осталось. Сейчас быстренько махнем через частный сектор и на сто двенадцатый причал, к кораблю.
Он, как и его подчиненные, не решался застегнуть брюки, ибо боялся не успеть их расстегнуть, когда начнется удручающий позыв кишечника. При последнем выбросе кала возле двадцать третьей школы кал был уж больно жидким. До причала №112, где стоял их сторожевой корабль проекта 61 «Сметливый», оставалось уже не больше одного километра.
Патрульные вышли к началу Стрелецкой бухты. Они тяжело дышали. Но не столько от бега, а сколько от самой этой ситуации. Ночь таяла прямо на глазах.
— Еще где-то с километр, — сказал Шиндер, — и мы подойдем к нашему причалу. Бежать придется по дороге мимо домиков частного сектора. Наверно, нужно застегнуть штаны. Что скажете на это, товарищи?
— Можно и застегнуть, — согласился Ерофеев, — но ремни застегивать не будем, уж больно долго с пряжками возиться. Возле школы, сами видели, какой понос был. Когда поносить начнет, то каждая секунда будет на счету.
— У меня вот есть какое предложение, товарищи, — сказал Дымов. — Первую половину пути предлагаю двигаться прямо вдоль кромки воды, пока эти причалы не начались. Вдоль берега всякий кустарник растет. Если что, то можно туда нырнуть. А вообще, предлагаю полностью искупаться в воде, и тогда уже, если обосремся, не так заметно будет. Один хрен, чувствую, на корабль обосранными придем. А если будем полностью мокрыми, то, может, дрысня в штанах не так заметна будет...
— Дело говоришь, — согласился Шиндер. — Но лучше, конечно, к нашему причалу придти и сухими, и не обосранными... Ну что, товарищи, деваться нам некуда. Уже светает. Уже всё, ночь закончилась. Остается последний рывок. Поэтому предлагаю первую часть пути, как то и посоветовал Дымов, двигаться по берегу. А когда начнутся причалы, то придется идти по дороге. Ну а там уже метров шестьсот-семьсот спринтером возьмем. Добежим до КПП, покажем свои документы — это не займет много времени — и вперед, на территорию причала. А там, товарищи, есть гальюн. Там можно будет сидеть, сколько душе угодно, пока всё говно из себя на выбросим. Его, говна, не может же быть до бесконечности.
— Всё верно, — согласился Ерофеев. — Из меня уже столько этого говна вылезло... Вот никогда бы не подумал, что в человеке может быть столько говна.
— Итак, товарищи, — подвел итог обсуждения плана на ближайшее будущее Шиндер, — впереди у нас не больше одного километра пути. Остается один вопрос: будем застегивать штаны и ремни или нет?
— А я предлагаю еще немного продуться перед последним рывком к причалу, — предложил Дымов. — Контроль, так сказать, сделаем — и вперед.
— Предложение принимаю, — сказал Шиндер, так как почувствовал острый позыв кишечника. — Дымов, раздать газеты!

Глава 6.
04:42.
Патрульные метнулись в плотную заросль кустарника, растущего прямо возле кромки воды. Залезли в этот кустарник, обыденно уже спустили штаны и трусы, присели на корточки, и у всех троих разом дунуло мерзкой дрысней.
— Да сколько этого говна может быть в человеке-то, — стонал Ерофеев. — Столько говна из меня вылетело, что если всё это говно собрать в одну кучу, то, может, даже целую литровую банку можно было бы набить. Во, сколько говна может быть в человеке!
Шиндер уже хотел было сказать что-то, как вдруг увидел, буквально в метрах пятнадцати от себя и своих коллег по несчастью, как зеркальная гладь воды вспенилась и над поверхностью воды показалась человеческая голова. На лицевой части человеческой головы были маска и респиратор. Аквалангист.
Голова аквалангиста быстро осмотрелась по сторонам, и вот сам аквалангист, выйдя на мелководье, начал вылазить из воды. На его спине был большой кислородный баллон желтого цвета, а сам он был в черно-синем гидрокостюме. На ногах, естественно, ласты.
Когда вода ему стала по колено, аквалангист присел на задницу и снял с ног ласты. Затем поднялся на ноги и вместе с ластами побрел к берегу, к той самое ее части, где находились плотные заросли кустарника и даже несколько деревьев. Патрульных, сидевших под кустиками буквально в пятнадцати метрах от себя, он не заметил.
— Видали, тело какое-то плавает, — сказал Ерофеев. — Чего это он тут, интересно, плавает?
— А хрен его знает, — задумался Шиндер. — Интересно, однако, что может делать неизвестный аквалангист в расположении базы боевых кораблей?
— А я вот слышал, — сказал Дымов, — что американские шпионы, бывает, устанавливают на наши корабли всяческую аппаратуру: радиомаяки, датчики там всякие, которые отслеживают передвижение наших сторожевых кораблей вдоль границы наших территориальных вод.
— Радиомаяки, говоришь, — призадумался Шиндер. — А ну хорош срать, товарищи. Быстро подтираем жопу и идем посмотрим, что там за аквалангист такой, ёбти, плавает, понимаешь ли, по нашей бухте.
Патрульные изорвали последние газеты, быстро вытерли задницы и вылезли из кустов. Вылезли и продолжили стоять за кустарником, чтобы неизвестный аквалангист их видеть не мог. Продолжали стоять с расстегнутыми штанами, держась руками эти штаны.
Прошло буквально несколько минут, и вот из-за деревьев, куда приплыл неизвестный аквалангист, вышел человек в гражданской одежде и быстрым шагом направился по дорожке, которая уводила в сторону школы №23.
— Это, должно быть, и есть этот аквалангист, — сказал Ерофеев. — Только смотрите, почему он оставил комплект акваланга и гидрокостюм в кустах? Да-а-а, очень подозрительный тип.
А подозрительный тип тем временем быстрым шагом двигался в сторону прятавшихся патрульных.
— Что делать будем, товарищ лейтенант? — спросил Дымов.
— Вот что я вам скажу, товарищи, — проговорил Шиндер. — Слушай мой боевой приказ. Брюки застегнуть. Ремни застегнуть. Форму привести в порядок. Данного гражданина остановим и проверим его документы. А заодно и спросим, почему он оставил в кустах свой акваланг. И если он ему не нужен, то возьмем сие добро себе.
— А если в этот момент дрысня нападет? — спросил Дымов. — Что делать-то будем?
— Будем действовать по обстановке, — ответил Шиндер. — Выполняйте приказ.
И все втроем застегнули штаны и ремни. При этом матрос Дымов тяжко вздохнул.
— Отставить тяжкие вздохи, — приказал Шиндер. — Выполняем работу согласно нашим патрульным обязанностям.
И сказав это, лейтенант первым вышел навстречу неизвестному человеку. И это для неизвестного было полной неожиданностью.
Неизвестный сбавил быстрый темп шага, осмотрел вышедшего ему навстречу военнослужащего и хотел уже было обойти лейтенанта стороной, как Шиндер грозно рявкнул:
— Ваши документы, товарищ!
Неизвестный остановился. Это был вполне спортивный мужчина лет тридцати пяти. Крепкий в плечах и в руках, глаза зоркие, как у орла, стрижка короткая, военная, и Шиндер сразу понял, что перед ним не гражданский, а профессиональный военный.
— В чем дело, товарищ? — расхлестано сказал неизвестный, и Шиндер почувствовал напряженную интонацию в этом голосе. Неизвестный сильно волновался, но при этом старался скрыть свою взволнованность под расхлестанным тоном голоса. — Кто вы вообще такой?
— Я начальник гарнизонного патруля — лейтенант Шиндер, — быстро и не сводя глаз с неизвестного козырнул Шиндер. — Ваши документы.
— Вы что, товарищ, — нагло улыбнулся неизвестный, — законов не знаете? Гарнизонные патрули не имеют права спрашивать документы у гражданских лиц. Вы не милиция. Так что рад был с вами познакомиться.
И неизвестный хотел уже было обойти Шиндера стороной, как лейтенант вновь стал у неизвестного на пути. Встал и сказал:
— Да, мы не милиция, но мы несем охрану военной базы, где частично дислоцируются боевые корабли Черноморского флота. Что вы здесь делаете?
— Я? — удивился неизвестный. — Как что? Гуляю. Занимаюсь утренней пробежкой. — На неизвестном человеке были спортивные штаны, футболка и кроссовки. — Бегу вон оттуда.
И неизвестный указал в сторону одной из улиц, уводящих в частный сектор.
— Вы — севастополец? — спросил Шиндер, решив, что если это шпион, то он вряд ли хорошо знает город, как сам Шиндер, живущий в Севастополе с самого своего рождения.
— Нет, я из Москвы, — ответил неизвестный.
— Где живете?
— В гостинице «Украина».
— Покажите документы.
— Нету у меня при себе никаких документов. Они в гостинице остались. Зачем мне таскать с собой паспорт на утренней пробежке?
— Бегаете, значит, по утрам?
— Всё верно, люблю побегать.
И только сейчас Шиндер понял, что он один стоит перед незнакомцем. Ерофеев и Дымов по-прежнему прячутся в кустах. Что, опять на них дрысня напала? Шиндер почувствовал, как забурлило в нижней части живота. Сейчас самому бы в кусты, да нельзя. Уж больно подозрительный тип этот военной выправки. Зачем он соврал, что занимается бегом, если десять минут назад выплыл из воды в гидрокостюме и с аквалангом? Или это не он? Но куда тогда подевался аквалангист?
— Чем вы занимаетесь? — продолжил задавать первые приходящие на ум вопросы Шиндер. — Работаете где?
Ночь ушла полностью. Наступало утро. Еще немного — и первые лучи солнца начнут щедро заливать Севастополь. Неизвестный человек нервно осматривался по сторонам, и Шиндер понял, что этого товарища нужно брать и тащить его в расположение ближайшей воинской части. Уж больно подозрительный тип, больно подозрительный...
Шиндер посмотрел в сторону густого кустарника, где прятались его подчиненные, и успел краем глаза заметить, как подозрительный тип пришел в резкое движение.
— Ки-и-ий-я-я! — неожиданно закричал подозрительный тип и... реально подпрыгнул, чтобы с разворота, с ноги, уложить черноморского лейтенанта.
Но у Шиндера реакция тоже была, хоть и не умел он бить ногой с прыжка да с разворота. Прикрыв голову руками, Шиндер хотел было отпрыгнуть в сторону, чтобы полностью уйти от удара, но вражеский удар ноги всё же достал его. Удар шел в голову, прикрытую руками. Тот, который бил, знал, как нужно бить, чтобы с одного удара такого вырубить противника. И вырубил он бы Шиндера, да тот успел слегка отклониться в сторону, потому и принял на себя не всю мощь удара. И несмотря на это, удар всё равно оказался довольно-таки сильным. Шиндер был сбит с ног и покатился к воде. Подкатился и шмякнулся на мелководье.
Неизвестный драчун бросился убегать, но тут из кустов и прямо на него выскочили двое матросов с обнаженными кортиками наперевес.
— Ура-а-а! — дико кричал Ерофеев.
— За Родину-у-у! — зловеще кричал Дымов.
Появление еще двоих вызвало у неизвестного определенное удивление, но не настолько, чтобы впасть в ступор. Неизвестный решил и их отработать. Его нисколько не смущало, что противников уже двое и они вооружены холодным оружием.
Первым подбежал к неизвестному Ерофеев. Подбежал и начал размахивать кортиком. Кричал:
— Не подходи! Убью!
Дымов начал обходить противника с тыла, что было вполне разумно.
— Живьем брать! — закричал Шиндер, полностью мокрым вылезая из воды. — Живьем!
А впрочем, Ерофеев и Дымов не собирались резать неизвестного им человека. Они махали перед ним кортиками, чтобы не подпустить к себе. Неизвестный начал уходить в сторону. Шиндер понял, что если неизвестный перейдет на бег, то им вряд ли получится его догнать — уж больно спортивного телосложения был неизвестный. Такой мог оказаться вполне хорошим бегуном на длинные дистанции. Такого не догонишь.
Выскочив из воды, Шиндер бросился на врага. Тот опять сработал сильным ударом ноги. На этот раз удар ушел Шиндеру в живот. И Шиндер опять полетел в воду.
Бултых! — разлетелась брызгами вода в разные стороны, когда лейтенант свалился в воду.
Бабах! — бабахнула в штанах вылетевшая дрысня.
Шиндера это разозлило не на шутку. Да и удар в живот оказался очень болевым. Шиндер вылазил из воды, судорожно глотая воздух ртом, словно рыба, выброшенная на берег. Закричал:
— Эту гниду можно немного зарезать! Но только не насмерть.
— Так точно! — закричал Ерофеев и бросился на противника.
Ерофеев так стремительно размахивал кортиком, что противник был вынужден перейти на бег. А перейдя на бег, начал подниматься по склону наверх, в сторону двадцать третьей школы. Но Ерофеев, с прыжка, догнал его, и острое лезвие кортика слегка царапнуло противника по правой руке выше локтя. Противник яростно зарычал, развернулся, и вот он вместе с Ерофеевым покатился по склону вниз к воде. При этом в штанах Ерофеева что-то хлюпнуло.
Вот они скатились к воде и катались вдоль берега, бешено рыча, как дикие звери. Неизвестный пытался отобрать кортик у Ерофеева, чтобы, и в этом Шиндер не сомневался ни на секунду, убить Ерофеева и остальных участников схватки, а именно Шиндера и Дымова.
Дымов подбежал к дерущимся и не знал, что делать. Он бегал вокруг сцепившихся и кричал:
— Сдавайся, пес! Иначе сейчас зарежу!
К этому моменту Шиндер вылез из воды и тоже подбежал к дерущимся. И тоже не знал, что делать. К этой секунде неизвестный сумел всё же вырвать кортик из руки Ерофеева и...
А за несколько секунд до этого к месту драки бежал один мужик лет шестидесяти — бывший черноморский отставник, проживавший в частном секторе. Он, как обычно, вышел ранним утром во двор своего небольшого домика, чтобы потом сходить к берегу Стрелецкой бухты искупаться. Вышел, потянулся и громко зевнул. И тут до него долетели какие-то озлобленные крики. Бывшего старшего мичмана эти крики заинтересовали, и он вышел со двора на улицу. Вышел и увидел, как буквально в пятидесяти метрах от него идет ожесточенная схватка трех черноморцев с неизвестным верзилой, который сбивал с ног черноморцев, словно кегли, своими сокрушительными ударами. Старший мичман понял, что нелегко сейчас черноморцам, которые бьются с явно нехорошим человеком. Старший мичман метнулся в дом, схватил охотничье двуствольное ружье, переломил стволы, сунул два патрона и бросился к месту схватки.
И в тот самый момент, когда неизвестный замахнулся отобранным у Ерофеева в схватке кортиком, чтобы нанести Ерофееву смертельный удар, старший мичман поднял ружье вверх и нажал на один крючок, выстреливая один заряд.
Бабах! — громыхнуло ружье, разорвав тишину над Стрелецкой бухтой.
Выстрел произошел буквально в нескольких метрах за спиной Дымова, который не видел бегущего мужика в тельняшке и семейных трусах да в сапогах на босу ногу. Для Дымова это было очень большой неожиданностью. Он схватился руками за штаны, согнулся напополам, и в его штанах тоже стрельнуло.
— Бросай кортик, сукин пес! — командно закричал старший мичман, и неизвестный понял, что мужика с ружьем ему уже никак не одолеть. — Живо, бросай кортик наземь!
Он выбросил кортик в сторону, а разъяренный Ерофеев тут же навалился на своего врага и начал озлобленно рвать на нем одежду. На помощь Ерофееву пришел Шиндер, и они вдвоем заломали неизвестного каратиста, уложив его мордой вниз и скрутив ему руки за спиной. Дымов по-прежнему стоял в сторонке, не решаясь подойти к месту закончившейся схватки. Да и чего подходить-то, коль схватка уже закончена.
— В чем дело, товарищи? — спросил старший мичман у Шиндера и Ерофеева. — Что это за каратист такой?
— Да пока неизвестно, что за каратист, — ответил Шиндер. — При проверке документов напал на меня и моих патрульных.
— Гарнизонный патруль, — улыбнулся старший мичман. — Всё правильно. Я тоже ведь служил на Черноморском флоте. Давно уже в отставке... А что это за вонь такая стоит?
Дымов тем временем побежал к воде, расстегивая штаны и расшнуровывая ботинки. Нужно было срочно искупаться, да и штанишки вместе с трусишками стирануть.
— У вас телефон в доме имеется? — спросил Шиндер у мужика в тельняшке.
— А как же! Имеется!
— Можете позвонить по кое-какому адресу?
— Могу. В милицию, что ли?
— Нет, в военную комендатуру. Кап-три Бегемот. Запоминайте номер...
_______________________

05:40. 
Со стороны школы №23 бежал капитан третьего ранга Бегемот и трое новых патрульных, которые должны были заступить на дежурство в 06:00 и тем самым сменить патруль лейтенанта Шиндера. Бегемоту открылась следующая картина. Возле воды лежал неизвестный человек в гражданской одежде со связанными руками за спиной. (Веревку из дома принес старший мичман после того как позвонил Бегемоту.) А что же касается патрульных, то они в одних трусах (трусишки они уже простирнули — ведь не ходить же голышом, право) на берегу бухты стирали штаны.
Бегемот первым делом подошел к связанному человеку, лежащему лицом вниз, и спросил:
— Кто вы такой?
— Это неслыханное дело — задержали человека ни за что ни про что! Я буду жаловаться! Я до цэка партии дойду! Вас всех выпрут к чертовой материи из флота! Это же надо же такое...
Затем Бегемот посмотрел на патрульных, стиравших штаны, и спросил весело:
— Что, ёбти, обосрались всё же?
Патрульные разом вытянулись по швам, отбросив в сторону штаны, и гаркнули хором:
— Так точно, кап-три Бегемот! Обосрались!
_______________________

Спустя какое-то время лейтенант Шиндер, старший матрос Ерофеев и матрос Дымов были представлены к государственным наградам. (Более того, лейтенанту Шиндеру было присвоено внеочередное звание старшего лейтенанта.) Но всё это происходило за закрытыми дверьми штаба Черноморского флота, ибо случившееся ранним утром шестнадцатого июля на берегу Стрелецкой бухты явно носило окрас совершенной секретности. Ни Шиндер, ни Ерофеев, ни Дымов сами не знали, кого они, как сказал Бегемот, выловили в то утро. Шпион то был или нет. Американский или еще какой-то... Всё было под грифом «Совершенно секретно». (Говорят, что на награждение патруля лейтенанта Шиндера прилетали большие чины из Кремля!) Но несмотря на это, по всему Черноморскому флоту, среди служащих этого флота, слухи всё же ходили. Ходили, ходили, да и заглохли наконец, превратившись в обыкновенную историю о ночном дежурстве патруля лейтенанта Шиндера. В историю, в которую хочешь верь, а хочешь не верь.                И только старший лейтенант Иванов, весельчак и любитель рассказывать анекдоты, долго еще рассказывал эту историю о ночном дежурстве патруля лейтенанта Шиндера. И всегда он эту историю заканчивал такими словами, вкладывая в них всю свою патриотическую душу веселого рассказчика:
— Хоть наши моряки и обосрались, но честь Черноморского флота не опозорили!