На взлётной полосе. Глава 30

 Лопасти легкого лакшери-красавца "Искиткеча", рубином сверкающего на солнце, уже крутились, с шумом завихряя воздух, когда подбежала Аглая. Она кричала, что полет нужно отменить, но даже сама себя не слышала. В воздушной круговерти дверца вертолета открылась, и она увидела живого и здорового Яшу, удивленно улыбающегося и протягивающего ей руку. Аглая и сама не поняла, как оказалась внутри. Дверь снова закрылась, и наружный шум перестал проникать в салон повышенной комфортности.

 Она все еще держалась правой рукой за руку Якова, лихорадочно обшаривая глазами все вокруг.

 — Живой… — пробормотала она.

 — Глаша, что случилось? — глядя на растрепанную, бледную, заплаканную, с потекшей тушью и размазанной бледно-розовой помадой Аглаю, спросил Яков.

 — С тобой все в порядке? — осипшим голосом спросила она, затем провела ладонью по его плечам, заглянула ему за спину (не торчит ли нож прямо в спине, не расползается ли кровавое пятно от пулевого ранения).

 Яков настойчиво увлек Аглаю на кожаное сиденье и сам сел напротив. Он держал обе ее трясущиеся руки и внимательно смотрел ей в глаза. В салоне было пусто, лишь рядом с летчиком сидел какой-то пассажир с парашютом за спиной.

 — Глаша, успокойся, — внушительно, повелительно и одновременно мягко потребовал Яков, продолжая осматривать ее лицо. — Почему ты плакала? Что случилось? Тебя прислала твоя фирма, с этим гостем?

 — Тебя хотят убить! — жарко выпалила Аглая, подавшись к нему. — Кто тут с тобой в вертолете? Кто-то из них убийца, Яша!

 — Откуда ты знаешь? — сразу очень серьезно восприняв слова Аглаи, спросил Яков и исподтишка покосился на двоих сидящих впереди.

 — Лев Зверков сказал, что тебя убьют в течение часа! — от этих слов у Аглаи перехватило дыхание и пропал голос, она продолжала надрывным шепотом: — Уже прошло минут сорок, если не больше, Яша! Кто эти люди с тобой?

 — Это просто иностранный гость, который заказал полет над городом, над окрестностями... И он прыгнет с парашютом... — в задумчивости говорил Яков и словно прокручивал что-то внутри. — Хозамар прилетит только вечером...

 — Твой Хозамар уже прилетел! — с уверенностью зашептала Аглая, показывая глазами на пассажира, сидящего рядом с летчиком. — Посмотри, как он все время оглядывается на тебя!

 — Да, — с горечью согласился Яков. — Ты умница, а я идиот. Это ловушка... Как я сразу не догадался! — он хлопнул себя по лбу, затем быстро вскочил, отогнул кресло (сзади открылось пространство, в котором спокойно могла поместиться Аглая). — Прячься сюда! Сиди тихо и, что бы ни случилось, не высовывайся! Обещаешь?

 — Не обещаю! — испугалась Аглая.

 — Пожалуйста, Глаша! — воскликнул Яков. — Я не могу рисковать тобой! Прячься, я сказал!

 Он вихрем влетел в кабину и уселся в третье кресло, которое располагалось между пилотом и пассажиром. На вопросительный взгляд гостя ответил веселой и одновременно злой улыбкой и расширившимися зрачками, как у тигра перед прыжком. Яков молчал и сверлил глазами интуриста, словно считывал информацию с его флеш-карты в мозгу. Пассажир, с виду очень скромный сухопарый человечек лет пятидесяти, с орлиным цепким взглядом, источающим чувство собственного достоинства, заподозрил что-то неладное. Через полминуты игры в "гляделки" с парашютным инструктором он весь затрясся, будто пораженный невидимыми молниями. Яков вдруг резко вскочил и вытащил человечка из кабины в салон, а тут уже дал себе волю, раз семь ударив его носом в пол, предварительно забрав у него телефон.

 Аглая, хоть и не хотела, от страха сразу же прыгнула в нишу за сиденьем и с ужасом наблюдала за действиями Якова. Хозамар, едва отдышавшись от ударов и отерев кровь из носа, начал паясничать.

 — Ты сдохнешь, он сдохнет, он тоже сдохнет, — с нишосским акцентом запел человечек, тыча пальцем в Якова, летчика и Аглаю. — А я пошел! — Он неожиданным ловким движением открыл дверь вертолета и ринулся в бездну.

 В последнюю секунду Яков ухватил его за ногу и снова втащил в салон вертолета.

 — Ты прыгнешь, ага! — злобно прорычал он. — Где тайник?

 — Не доберешься! — меленько и дробно захихикал Хозамар, лягая ногами Якова и не сомневаясь, что ему удастся вырваться из его рук и прыгнуть.

 Однако Яков вдруг очень быстро вытряхнул его из ремней и пнул парашют в кабину под ноги к своему летчику, дико оглядывающемуся на то, что происходит в салоне. Оставшись без парашюта, Хозамар почувствовал себя беспомощным. Он побледнел и, беспрестанно поглядывая на часы, завыл:

 — Отдай парашют! Я хочу прыгнуть!

 Яков толкнул человечка к открытой двери, держа за одежду под самым кадыком, и ударил его по ногам, отчего Хозамар повис над бездной. Потом снова втащил его в вертолет и, притянув к своему лицу, с абсолютно жестким и ледяным выражением чеканно спросил:

 — Где бомба?
 
 — В багажном отсеке! Времени нет! Надо прыгать! Всем надо прыгать! — в панике заверещал  Хозамар, колотя кулачками по Якову, по сиденьям, по воздуху.

 Летчик уводил вертолет далеко от города, по-прежнему периодически оглядываясь на Якова и Хозамара.

 — Кто пронес и заложил бомбу? — продолжая полоскать в облаках террориста, допрашивал Яков.

 — Я пронес и заложил! Перед полетом! Назад никак! Все! Вот датчик! Нет времени!

 — Кто из охраны на вас работает?

 — Никита Докучный!

 Яков втащил террориста внутрь, кинул его в кресло, на котором несколько минут назад сидел сам, и очень быстро намертво примотал его ремнями безопасности к этому креслу, напоследок завязав их узлом у него прямо под горлом.

 — Федя, давай высоту! — крикнул он летчику и, подойдя к нему, показал на датчике с взрывного устройства, сколько осталось минут до взрыва. — И выходи. С его парашютом.

 — Мой любимый "Искиткеч"! — взвыл Федя, но молниеносно впрыгнул в парашютные ремни и застегнулся. — Набираем высоту!

 — Иди сейчас! — приказал Яков.

 — Но как же? А вы? — опешил летчик.

 — Мы следом, нам надо повыше, не беспокойся.

 В это время забился в ремнях Хозамар, но тут же получил сильнейший удар в челюсть от Якова и присмирел, потеряв сознание.

 "Все кончено!" — с ужасом думала Аглая, глядя, как летчик выпрыгивает в открытую дверь и вертолет остается без управления. Яков, ничего ей не говоря, взял ее за руку и вытащил на открытое пространство. Он молча пристегивал к ней подвесную систему для прыжка в тандеме, а она стояла перед ним в оцепенении.

 — Я не смогу… — пробормотала она, впившись глазами в непроницаемое лицо Якова.

На секунду он поднял на нее глаза, увидел тот самый ужас, который был у Аглаи и пятнадцать лет назад, потом кивнул и сказал:

 — Только не мешай мне. Не бойся. Мы просто полетаем.

 Через пару секунд он повернул ее спиной к себе и пристегнул к своей системе. Аглая стояла перед бездной. Сзади ее обнимал Яков.

 — Высота хорошая, и времени нет, — услышала она его голос. — Голову мне на плечо, Глаша!

 "Зачем? — пронеслось у нее в голове. — Ах, да!  Это же по инструкции! Чтобы не ударить его затылком". Оставалось только послушаться — наплевать на свой страх ради его безопасности. Аглая откинула голову на плечо Якову.

 — Повисай! — сказал он ей. — Ноги подожми!

 Она исполнила и эту команду и, глядя куда-то вверх, обдуваемая холодом и ветром, осознала, что уже больше не находится в вертолете.

 А дальше началась такая круговерть, что нельзя было понять ни где верх, ни где низ. Все вращалось, а ледяной напор воздуха не позволял широко открыть глаза и увидеть все, что творится вокруг. Аглае казалось, что сердце ее находится уже вовсе не в груди, а где-то в районе пяток, и оно грозило вообще оторваться. Оно колотилось со скоростью строчащего пулемета и настолько громко, что этот грохот, эту сердечную очередь, по ее ощущениям, должны были слышать все жители Земли. Шум ветра и грохот сердца Глаши были настолько громкими, что Яков никогда бы до нее не докричался, хотя он и был рядом. Он просто взял ее за руки, сжал их, ожидая от нее ответного движения: жива она или уже висит бесчувственным грузом? Аглая обрадовалась его рукам, она крепко сжала пальцами его пальцы и почему-то подумала: "Может, это в последний раз".

 Земля росла, а воздух, сквозь который они к ней приближались, был настолько плотным, что из него можно было "слепить снежок". Их уже не крутило, они лежали на воздухе. Яков вдруг поднес руки Аглаи к плечевым ремням, заставляя ее за них держаться. Он накрыл ладонями ее руки и сжал их, показывая, что держаться надо крепко.

 "Да, да, точно! — вспомнила Аглая. — Сейчас может тряхануть — он откроет крыло". Ее обрадовало то, что она начала вспоминать уроки своего любимого инструктора. Значит, она не никчемная дура — она может применить на практике всю эту героическую науку.

 Несильный рывок, и падение прекратилось. Аглае показалось, что все вокруг разом замерло. Не было больше сумасшедшего падения, не было шума. Они больше не лежали на воздухе, а висели на ремнях под красивым оранжево-желто-красным крылом парашюта.

 — Глаша, — услышала она в тишине голос Якова, — ну что? Живая?

 — Кажется, да… — остатками своего голоса отозвалась Аглая.

 — Я же знал, что ты смелая девчонка! — обрадовался Яков. — Сейчас нас немного покрутит. Нам надо уйти в сторону — подальше от вертолета. Да и внизу — место не для посадки — лес. Но ничего не бойся. С нами все будет в порядке.

 В это время в воздухе слева от них раздался взрыв. Аглая увидела огненный рваный комок, затем черный дым и падающие вниз части вертолета. К счастью, Яков уже увел их крыло далеко в сторону, поэтому они почувствовали лишь волну теплого воздуха, пришедшую от взрыва. Обломки рухнули в лес.

 — Вот и все, Хозамар… — устало проговорил Яков. — Кто ты против моего ангела-хранителя? Это я о тебе, Глаша…

  — Он погиб? — задала она бессмысленный вопрос.

  — В вертолете оставалось еще два десантных парашюта. Но он бы их не нашел... А этот, наш с тобой, я взял в последний момент — на всякий случай. Подумал: "Если гость труханет, прыгнем в тандеме". А вот теперь… Где бы нам приземлиться?..

 Земля, лес, сосны приближались теперь очень быстро. Орудуя стропами, Яков управлял парашютом и искал глазами какую-нибудь вырубку или поляну. Наконец он отыскал небольшую площадку между деревьями.

 — Вытяни ноги! — скомандовал Яков.

 Не успела Аглая сделать то, что он просил, как они плавно соприкоснулись с землей. Приземление для Аглаи оказалось более чем мягким, ведь она уселась прямо на колени Якову. Она думала, что он сейчас же отстегнет ее от себя, хотела встать, так как ей показалось неудобным, что она расселась таким образом. Но Яков, вместо этого, крепко-крепко обнял ее и прошептал прямо в ухо:

 — Прости меня…

 — За что? — Аглая повернула свое лицо к Якову.

 — За то, что чуть не угробил тебя сейчас… За то, что холодно встретил тебя спустя пятнадцать лет… За то, что отправил тебя тогда на такси, когда ты пришла ко мне с собакой… Я постараюсь искупить…

 Он поцеловал ее куда-то в голову, внимательно посмотрел на волосы с остатками прилипшего скотча, затем отстегнул от себя Аглаю и сам выбрался из парашютных ремней.

 — Слава Богу, мы живы… — отозвалась Аглая, вытирая слезы, которые снова полились из глаз, словно бы смывая все нервотрепку этого дня.

 Яков, теперь уже стоя перед ней, обнял ее, утешая, и осторожно спросил:

 — Глаша, кто заклеивал тебе рот скотчем? — взял ее за руки, тоже изучающе посмотрел на рукава ее легкого костюма, на саднящие, покрасневшие запястья, появляющиеся синяки. — Тебя связывали?.. Лев?

 Она кивнула и, всхлипывая, рассказала обо всем, что случилось в офисе фирмы во время обеденного перерыва.

 — Надо было эту тварь сразу брать… — пробормотал он сам себе, пытаясь справиться с закипающим бешенством. — Ладно, я ему всю морду заклею… А в Лысикове я не ошибся… Сначала мы и его подозревали… — Яков огляделся на поляне, куда они приземлились, и найдя, поваленную толстую сосну, кинул на ее ствол свою куртку. — Глашенька, ты пока вот тут посиди. А я парашют сложу. Не будем его здесь бросать. Еще непонятно, когда мы из леса выйдем и где ночевать будем, пригодится. Как прыжок перенесла? Испугалась?

 — Не знаю, Яша… Я уже ко всему была готова… Думала: тебя убьют, меня убьют… И какая разница, как: они нас уничтожат или мы сами разобьемся, прыгнув с вертолета… Уже и не верила, что выживем… А под крылом лететь было хорошо, но только до взрыва… Не при таких бы обстоятельствах… — меланхолично размышляла Аглая, наблюдая за тем, как Яков быстро и ловко собирает парашют.

 Место, где они оказались, было дикое и девственное. Никаких намеков на присутствие человеческой деятельности, никаких дорог и троп. Старый сосновый бор, засыпанный шишками и упавшими ветками. К счастью, не очень густой, похожий на солнечные палаты, о которых писал Бунин. Кое-где среди сосен мелькали высоченные темные ели, внося долю мрачности, и неестественно длинные березы, соперничающие в росте с соснами. И тишина здесь царила необыкновенная. Но это была тишина с точки зрения человека, а на самом деле в бору играл оркестр из птиц, насекомых, легкого ветра и густого шлейфа всевозможных запахов.

 Аглая постепенно освобождалась от цепких когтей страха и стресса, которые совершенно истерзали ее, и начинала видеть и слышать безмятежный и такой непривычный лесной мир. Она рассмотрела сверкающего изумрудного жучка, откуда-то прилетевшего к ней на руку, потом последила за нежной голубенькой бабочкой, вздумавшей кружить вокруг нее и цветов у ее ног. Понаблюдала за двумя птичками, усевшимися на нижних ветках ближайшей сосны и с большим интересом поглядывающими на Якова с его парашютом и Аглаю. Она отыскала в кармане носовой платок и вытерла лицо, обнаружив, что вся ее косметика находится совсем не там, где надо. Потом попыталась оторвать куски скотча от волос. Расчесалась пальцами (расчески у нее не было) и заплелась, перекинув косу вперед.

 Яков сложил парашют и подошел к Глаше. Он молча смотрел на нее со светлой улыбкой, явно одобряя нехитрые поправки, которые она успела внести в свой облик, пока он возился с парашютом. Хоть он и смотрел на нее с теплотой солнца, но сама она смотреть на это солнце спокойно не могла. Глаза Якова, как всегда, действовали на нее магически: с одной стороны, казалось, что вот-вот ослепнешь; с другой — трудно было оторвать взгляд. В воздухе разлился трепет, о котором совсем недавно Аглая рассказывала Борису.

 — Нам надо идти? — поднимаясь с сосны, спросила Аглая, разбавляя трепет своим осипшим голосом.

 Яков кинул ранец с парашютом около Аглаи и кивнул на ее ремни.

 — Подвеску снимем? — спросил он. — Сегодня вряд ли еще прыгать будем. Давай помогу…

 — Ой! — воскликнула Глаша. — Я и забыла совсем. — Она начала торопливо расстегивать туго затянутые ремешки.

 Яков остановил ее руки и принялся сам, не торопясь, с паузами, освобождать Аглаю от подвесной системы. Ему явно доставляло удовольствие, не говоря ни слова и вводя ее в смущение, прикасаться к ней под благовидным предлогом и осознавать, что та, по которой он очень соскучился за последнюю неделю, стоит рядом и окутывает его теплом своей любви. И хотя лес этот был ему незнаком, он впервые за много лет вдруг почувствовал себя как дома и ощутил всю полноту жизни.

 — Счастье — удивительная штука… — проговорил он, складывая подвеску Аглаи в рюкзак. — Оно помещается на миллиметре между огнем и полымем… И одновременно оно безгранично…

 — Ты умеешь предаваться такому счастью, — вздохнула Аглая. — А мне неспокойно. Я боюсь за тебя. Там Лев и еще кто-то с ним по-прежнему хотят тебя убить…

 — Расслабься, Глаша! Ничего не бойся! — поспешил успокоить ее Яков. — Всех смертников взяли сегодня ночью, Хозамар ликвидирован. А Нишос, Лев в смысле, трус и мелочь, он без руководства — ноль. Я раздавлю его одним пальцем. У меня уже план есть… Позвонить бы… Только вот сети здесь нет никакой… — Он снова проверил телефон. — Ладно, это потерпит. Господь дал нам жизнь и несколько часов наедине… Будем благодарны! В какую сторону пойдем, мое счастье? — он посмотрел на нее сияющими глазами с таким видом, словно готов тут же отправиться в любом направлении, которое она укажет.

 — В ту! — с уверенностью проговорила Аглая, указывая на юг, так как, сидя на сосне, уже прикидывала, где они находятся и где может быть река и дорога вдоль нее (все это она видела, летя под крылом).

 — Согласен! — обрадовался Яков, поняв, что их предположения относительно того, в каком направлении обитает человечество, совпадают.

 
 ***

 Они шли по светлому бору, который изо всех сил старался им понравиться и раскатывал то справа, то слева свои великолепные полотна в духе Ивана Шишкина, только без медведей. Яков сам заговорил о Микаэле, так как его тяготило молчание на эту тему и он знал о "мильоне терзаний" Аглаи. По его словам, выходило, что к ревности он относится резко отрицательно и не хотел бы, чтобы Глаша увлекалась этим чувством, тем более, что у нее нет никаких причин.

 — Я знаю, Яша… — остановила его Аглая. — Не переживай об этом. Забудем раз и навсегда. Ты только скажи мне: тебе жаль Микаэлу?

 — Было такое… Даже больше не жалость, а стыд. И перед ней, потому что использовал ее, и перед тобой — потому что причинил тебе боль… Но у меня не было выбора. Это была большая удача — взрослая дочь приезжает раз в десять лет к тому, к кому не знали, как подкопаться… А сейчас я думаю: она же не инвалид, не ребенок, воспитанный со свиньями… Устроится в жизни так, как ей захочется…

 — Если сможет забыть тебя…

 Яков засмеялся.

 — Пара вечеров в клубе с травкой и стриптизерами — обо мне и воспоминаний никаких не останется. Такие люди быстро выздоравливают.

 — С травкой и стриптизерами?! — удивилась Аглая.

 — Ага… И главное, воспитывать уже поздно… А не мешало бы ее отшлепать… Лет десять назад… Но папе некогда — папа занят подготовкой терактов…

 — Целый год с ним работала… Знать не знала, какой он монстр… — содрогнулась Аглая. — А этого, Хозамара, тебе не жаль?

 — Жалко ли мне террориста? Ну, насмешила! Мне жаль, что он плюхнулся, разорвавшись в воздухе с вертолетом — на землю. Его сгоревшие кишки впитает эта земля, которая растит столько прекрасных цветов, землянику, сосны… Вот чего мне искренне жаль… Впитают сгоревшую утробу убийцы какие-нибудь грибы… Их соберет какой-нибудь дедок и съест… Или продаст кому! Вот чего мне жаль!

 — Да, Яша, ты прав, — согласилась Аглая. — А мне жаль, что существуют террористы… А тебе приходится их ловить… Я думала, ты воевал… Был в боях…

 — Это моя легенда, — отозвался Яков. — Но у меня военное образование, и на войнах я тоже был. Только не в роли солдата. Что ты на меня так смотришь? Думаешь, я все время дочек террористов завлекал? — Он засмеялся.

 — Читаешь мои мысли… Нет? — недоверчиво переспросила Глаша. — А навык у тебя хороший…

 — Нет, я не Дон-Жуан… — убедительно повторил Яков с ироничной улыбкой. — Меня на такие задания старались не посылать — я же не был женат… Боялись, что соблазнит какая-нибудь иностранная дамочка и завербует меня работать на чужое правительство… Да я тебе все расскажу…

 — А разве тебе можно об этом рассказывать?

 — Ангелу-хранителю можно, — кивнул Яков и обнял ее.


 ***

 Когда уже совсем стемнело, они вышли к берегу Светини. В этом месте река была совсем узенькая, зеленая, очень тихая и с отражающимися в ней ивами. По берегам в воде росли крупные желтые кувшинки. Аглая свалилась коленками на берегу и выдохнула:

 — Все, сил больше нет...

 Ей уже давно было безразлично, что костюм испачкался, а туфли на небольших каблуках (которые чудом не потерялись в воздухе благодаря крепким застежкам) все в лесной земле, траве и натерли ей ноги... Она не чувствовала голода, хотя ела только утром. Нечеловеческая усталость навалилась на нее при виде реки, которая тихим течением и уже одним своим существованием будто бы гарантировала безопасность и покой. Яков сел рядом и вытащил из рюкзака парашют, расстелив его в сложенном виде на траве.

 — Вот сюда садись, — показал он ей на парашют и для верности пододвинул рюкзак. — Еще не лето, земля холодная. Устала ты сегодня, спасая идиота, который проворонил главного террориста…

 — Я ни о чем не жалею, — улыбнулась Аглая, переползая с травы на парашют. — Но страшно подумать, что бы было, если бы Зверков не пришел ко мне, чтобы излить свое бешенство, не связал бы меня и не разговаривал бы по телефону под дверью моего кабинета…  И если бы Лысиков не зашел случайно в мой кабинет и не отвез бы меня в аэропорт... Если бы я не успела к вертолету... И что бы я делала тогда? — она вопросительно всмотрелась в живые и счастливые глаза Якова.

 Он не ответил, а улегся на спину рядом с сидящей Аглаей и уставился в небо, с запада еще светлое, а на востоке уже с бледными звездами.

 — Ты что! Жизнь только начинается… — проговорил он через некоторое время. — Я не чувствовал с утра ничего такого, апокалипсического… Давай перенесем все такие предположения лет на пятьдесят в будущее… В четвертый раз сегодня заново родился... Сначала от мамы, потом от Бога (когда крестили), потом по твоим молитвам, и вот сегодня — опять благодаря тебе.

 — Почему у тебя такая страшная жизнь?

 — Да не страшная... — Яков задумался. — Жизнь как жизнь… Профессия такая… Сам выбрал. Но есть, есть в ней фантастические моменты. Тебе не кажется, что мы с тобой в этой жизни связаны на каком-то невидимом, духовном уровне?

 — Тебе только сейчас показалось? А мне еще пятнадцать лет назад.

 — Я тормоз, — Яков улыбнулся. — Может, не пойдем никуда? Останемся здесь, на берегу Светини?

 — Согласна, — решительно отозвалась Аглая. — Только ты любишь мясо, а тут одна трава...

 — О чем ты?! — удивился Яков. Он взял руку Аглаи и положил ее на свое сердце. — Послушай…  — Продолжая лежать на спине, глядя в небо, он прочел:
 
 — И Станиславский верит мне,
Что глух и нем, парализован,
С башкой, отбитой на войне,
Циничным временем изжеван.

Но перед сущностью твоей
Исключена возможность фальши.
Твой мир мечтательный морей,
Безбрежней неба, солнца дальше.

Нездешней верности магнит.
В игнор — финалы и закаты.
Твой взмах ресниц, твой тайный быт —
Вот все мои координаты!

 — Это полная версия того стихотворения? — воскликнула Аглая. — Это мне?!

 — Так что мясо я просто ем, а не люблю. А люблю я тебя, Глаша. Я люблю тебя!

 Аглая не сказала ничего такого в ответ, потому что ей казалось, что это и так понятно. Она просто засветилась от счастья, словно внутри нее зажглась лампочка. И поцелуй, который за этим последовал, начисто стер всю боль последних дней.


 ***

 Потом Яков вспомнил, что на реке, возможно, есть телефонная связь, которой не было на протяжении всего их путешествия по сосновому бору. И телефон тут действительно иногда ловил сеть "Телепорт". Яков сменил сим-карту и начал звонить. Ему удалось дозвониться до пилота Федора, который вышел из леса, как и они, но с другой стороны, и решил заночевать в деревне. Как оказалось, он уже сообщил о случившемся Мите, который сразу же понесся в дом к Аглае, чтобы увидеть Лизу и сообщить ей и ее маме, что Аглая жива и скоро вернется.

 — Яша, дай мне телефон, я позвоню домой, — со стыдом от того, что она совсем забыла о своих родных, попросила Аглая.

 — Не расстраивайся, Митек уже у тебя дома...

 — Это тот, который притворяется дедом? — осенило Аглаю.

 Яков широко раскрыл глаза и, оглянувшись на темнеющие кусты, приложил палец к губам.

 — Глашенька, ты из какого подразделения? — шепотом спросил он. — Откуда ты все знаешь, если я тебе ничего никогда не рассказывал?

 — Кто нас здесь услышит, почему ты шепчешь? — тоже шепотом спросила Аглая.

 — Кругом уши, — вздохнув, серьезно проговорил Яков. — Вот и ты в курсе всех моих профессиональных тайн...

 — Прямо всех! А вообще я на твоей волне, сама догадываюсь... Это нетрудно... А про деда — Лиза догадалась. Больно он энергичный для старика... А я его и не видела ни разу...

 — Понятно, это у вас семейное... Звони тогда, хотя с такими способностями они уже и сами обо всем догадались.

Дома все были уже предупреждены. Ни Римма Григорьевна, ни Лиза не успели даже испугаться, так как до них еще не дошло страшное известие о взорвавшемся вертолете.