Бесы

                Пьеса в двух действиях.
                Действующие лица:
Монархисты:

Лукич, 65 лет
Петровна, 40 лет
Васятка, 30 лет

Анархисты:

Сидор, 55 лет
Махно, 45 лет
Потап, 25 лет

Участковый
Бандит
Священник
Работница ЖКХ

                Действие 1.
       Вечер. Лукич сидит и слушает радио. Ждет, пока все соберутся в подвале. По обеим сторонам от входа стоят два ряда двухъярусных нар. Кругом канализационные трубы. На одной стене надпись «Анархия». Здесь валяются бутылки, консервы, голые матрасы, грязное белье. На другой стороне надпись «Монархия». Здесь, наоборот, заправленные постели, полотенца, радио. За столом сидит Лукич и разделяет деньги на пять ровных кучек.

Лукич: Первая  – милиции, вторая – бандитам, третья – ЖКХ, четвертая – на еду, пятая – каждому на личные расходы.
                Смотрит на часы.
Лукич: Когда же придут наши… Уже десять часов вечера.
 
      Слышен шум. Лукич убирает деньги под матрас. Заходит шумная ватага в
                отрепьях.

Сидор: Здорово, Лукич. Как дебит-кредит, сходится или нет?

          Все рассаживаются на нарах в пространстве с надписью «Анархия».                .         Полупьяные, смеются. Ставят на стол бутылки и закуски.

Махно: Денек прошел нормально, по карманам пошастали, у церкви посидели, благо праздник сегодня церковный. Кому праздник, а нам лафа. Наш лозунг: «Грабь награбленное». Живем в свое удовольствие. Ты как, Лукич? Все чахнешь, или нет?

                Все смеются.

Сидор: Эх, Лукич, может, с нами гульнешь? Вспомни молодость, как зависали в ресторане «Центральный». Денег не считали, дураков же много. Эх, времена перестройки! На себя не жалели ни копейки, вот и остались совсем одни…Пошутил я, Лукич, это, чтобы ты нам не завидовал. В душе-то завидуешь, признайся?

Потап: В душе завидует, но молчит. Вон, смотри, какие у Лукича носки шерстяные. На какой мусорке брал?

Лукич: Отстаньте, демоны. И без вас тошно. Лучше бы о сковородке думали, как на ней жариться придется.

Сидор: Ты не боись, вдвоем сидеть будем. Чем мы отличаемся? Живем на одной земле, под одной крышей, в одном подвале. Что у тебя, грехов меньше? Скольких ты завалил за свою жизнь? Откупиться от Господа желаешь? Не получится. Так что живи, как живется, делай, что хочешь, и наплюй на всех и всякого. Как и на тебя всем плевать. Или ты, Лукич, этого не видишь? Катарактой глаза застил, да очки надел, чтобы ее никто не видел?

        Входят Григорьич, Петровна, Васятка. Присаживаются к Лукичу, наклоняют 
голову, здороваются.
Лукич: Садитесь, верные наши слуги. Сейчас чай поставлю.
                Сидят за столом, пьют чай, едят.
Васятка: Сегодня набрали немного. Хоть и праздник церковный, но у церкви ведь человек сорок нашего брата сидит. Так что принимай, хазар, что заработали.
Петровна: Лукич, может, нальешь, в честь праздника?
Лукич: Иди вон к соседям, травись. А на сдачу тебе синяков навешают, как бы в больницу не попала. Да тебя туда и не возьмут. Ни документов, ни паспорта – будешь у приемного покоя лечиться советами санитарок.
       Лукич считает их деньги, раскладывает по кучкам. Поворачивается спиной к
                зрителям.

Васятка (со страхом): Что, не приходили? Ведь сегодня «судный день». Что-то зябко мне, как бы нам не надавали.
Петровна: За что? Все по закону. Все, что мы зарабатываем, мы отстегиваем, как полагается. А то, что мало, так нашего брата с каждым днем все больше и больше.
Лукич: Да, думали, что здесь, на дне, от гнобизма государства отдохнем, ан нет, здесь все даже круче.
             Шум за дверью. Входит здоровый мужик с золотой цепью на шее,
                наколками на руках.

Бандит: Ну что, народьишко? Собрались для разврата-то?

                Смотрит на бутылки и закуску на столе.

Лукич: Давай рассчитаемся.

                Протягивает деньги бандиту.

Лукич: Сколько смогли, барин. Не обессудь, что маловато.

                Бандит тщательно пересчитывает мятые деньги.

Бандит: Это все???

Лукич: Да, это за нас, за монархистов. Анархисты же пускай сами думают.

                Бандит смотрит на анархистов.

Бандит (грубо): Кто у вас тут самый главный?

Махно: У нас нет главных. У нас каждый сам за себя.

Бандит молча бьет бутылки водки, разбрасывает постельное белье и начинает обыскивать каждого. Вынимает у всех деньги из карманов, пересчитывает,   
                забирает себе.

Бандит: Если через неделю я от вас не возьму столько же, будете жить в помойной яме. Ваши тела я отдам на изучение студентам в морг или для расчленения мелким подросткам. Пусть позабавятся, привыкнут к работе с телами непокорных.
                Уходит.
Лукич: Уже поздно, давайте спать. Завтра рано вставать.
Сидор: А ты кто такой? Начальник, вертухай? Ты почему нам указываешь? Мы сами знаем, когда нам ложиться спать, когда есть, а когда песни петь. Мы – свободные люди, что хотим, то и делаем. Анархия – вот наша мать родная.
Васятка: Сидор, хватит тебе. Неужели мало дали?
Махно: А мы привычные. Закаленные к такому порядку. Жаль, не успели мы этого бандита на три буквы послать.
Васятка: В следующий раз пошлешь. А мы посмотрим.
Потап: Нам по все по фигу. Пошли все на хер. На голодный желудок заснуть сложно, но, видимо, придется. Лукич, дай кусок хлеба.
                Лукич достает хлеб, делит его на части.
Лукич: Вот, возьмите. Только не подавитесь и друг у друга не украдите.
                Выключается свет. Разговор в полумраке.
Махно: Петровна, Петровна… Иди к нам.
                Подходит Петровна.
Махно: Подзаработать хочешь?
Петровна: Что делать нужно?
Махно: Узнай, где Лукич кубышку прячет. Я тебе тридцать процентов отдам.
Петровна: Сорок!
Махно: Тридцать, и по рукам.
         Воцаряется тьма. На улице слышны вой сирены и шум пьяной драки.
          В каморке душно. Васятка во сне плачет. Сидор прерывисто храпит.

Потап (толкает Сидора): Хорош храпеть, боров.
                Все утихают.
         Наступает рассвет. Утро. Все встают и собираются на «работу».
Лукич: Васятка, сегодня холодно, ты уж поплачь, измажь темной помадой руки. Ты, Петровна, полахматься, натри волосы пылью, нарумянься, как херувим, веди себя пожалостливее.
Сидор: Ты, Потап, оденься почище, сейчас по трамваям пойдешь. У людей как раз рабочая смена. И не вздумай крысятничать.
Потап: А мне все по фигу.
Все расходятся. Тишина. Лукич включает радио. Голос по радио: «В стране повысилась производительность труда, уменьшилась безработица, строятся дома, квартиры продаются за 400000 за один квадратный метр. Показатели преступности снизились. За предыдущий год были посажены три криминальных авторитета, под следствием три взяточника».
Лукич: Вот как сладко врут себе. Сами же в это верят. Жить в таком постоянном вранье и лицемерии невозможно. Уж лучше здесь. Да и здесь… Разве мы знали в молодости, что смерть придется встретить на нарах? Как все хорошо начиналось. Воровали только у богатых, обедали в ресторанах, в театры зайдешь – кругом все блестит от золота, бриллиантов. Работы непочатый край. Только со временем в спину стали стучать молотками молодые люди. Как волки, кусаются, отбили молотками все пальцы. Вот и приходится жить на дне. Да и умирать не умирается. Да и не хочется, если честно. Подремлю-ка я еще. Задыхаться стал, ноги отекают, жидкость в животе образуется. Уже нет сил выйти на улицу, посмотреть на мир, на небо, какое оно голубое… Видно, отсмотрелся я, отлюбовался.
          Засыпает. Потихоньку, на цыпочках, входит Петровна. Обыскивает комнату, 
                заглядывает под матрас Лукича. Он просыпается.

Лукич (орет): Что, тварь, своих шмонаешь? Продалась анархистам? И как вас, женщин, только земля носит? Ненадежный вы народ.
Петровна (огрызается): А вы, мужики, в сто раз ненадежнее. Сколько бабских душ загубили. Любовь-морковь, а сам обрюхатил и бросил. Вот на вас и напасти кругом: молитесь, не молитесь – а все грехи не замолите. А тут живи, как хочешь. Хорошо тем, у кого есть родственники. А мне приходится с тобой тут прозябать.
                Петровна уходит. Смеркается. Все собираются в ночлежке.
    Монархисты отдают деньги Лукичу, анархисты прячут деньги под свои матрасы.

Лукич:  Как день прошел?

Махно:  Да пошел ты со своими вопросами.

                Стук в дверь. Входит участковый с фонариком.

Участковый: Здравия желаю, господа бомжики. Что-то в нашем районе увеличилось число карманных краж, люди жалуются, что слишком много попрошаек. Что ж получается, в нашем государстве бомжей больше, чем народа? Так не пойдет. Давайте ваши документы проверим. Не деретесь ли между собой? Есть ли конкуренты? Так я помогу. Лукич, у тебя все готово? Давай делиться.

       Лукич достает деньги и с поклоном отдает милиционеру. Милиционер
пересчитывает деньги.
Участковый: А вы, господа анархисты? Проверка паспортного режима. Показывайте документы.
Махно: У нас нет документов. Ты сам их в последний раз забрал за неуплату налогов.
Участковый: Вот и выкупайте ваши документы. Или я вас сейчас всех заберу в СИЗО для выяснения личности. Будем вешать на вас нераскрытые дела. Потом по этапу, в тюрьму. Там такой порядок: чуть что, сразу в карцер на неделю. Вы, наверно, и так это знаете. Так что, выбирайте.
Потап: Да пошли вы все, гопники. Чего я только не прошел. Мне ваша тюрьма по боку. Забирайте.
Участковый: Я бы тебя забрал, только у нас все переполнено. На нарах по два человека спят. Да и какая ты преступник, так, легкий воришка. Запах от тебя за три версты. Давайте договариваться, господа анархисты.
Сидор: Ну вас всех. Нет у нас денег. Лучше бы пошел от нас в другой квартал, или там другой, свой участковый?
          Участковый бьет палкой Сидора. Обыскивает всех анархистов.
        Затем обыскивает белье. Находит деньги и забирает их. Пересчитывает.
Участковый: Что-то мало… На следующей неделе приду за деньгами еще раз. Будете скрываться в другом районе – я вас и там найду. И тогда уж точно пущу по этапу.
Махно: Что за беспредел? За что сажать собираются? Нельзя посадить за безработицу. Я свободный человек. Думаю, что хочу.
Участковый: Да ты политический смутьян. Тебя в первую очередь засадить в тюрьму надо.
Махно: Я всем расскажу, чем вы тут занимаетесь.
Участковый: Вот-вот. В тюрьме всем расскажешь, тебя там послушают. Скажут, молодец, батька Махно. Только таких, сидящих за ни за что, там очень много. Все! Трещать не будем. Через неделю в это же время я буду тут.
                Действие 2.
                Та же сцена. Все спят. В углу горит свет.
Махно: Слышь, братва. Так нам жить нельзя. Давайте совершим что-нибудь. Какими бы мы пофигистами не были, а жить охота. Думаю, мы должны взять заложников и выдвинуть свои требования. Другого выхода у нас нет.
Сидор: Какие требования? Ведь нам все равно, ничего нам не нужно.
Потап: Ни такие уж мы и нигилисты. Что-то человеческое в нас есть. Заложников-то мы возьмем. Давайте Васятку с Петровной позовем, может, они что-то посоветуют.
                Подходят Васятка и Петровна.
Сидор: Так жить нельзя. Нужно, чтобы о нас узнала вся страна. Таких, как мы, в России много. Будто люди поделены на два лагеря: «мы» и «они». Что скажешь, Васятка?
Васятка: Идея хорошая. Я как-то работал курьером в местной газете, откуда меня выгнали за своеволие, и кое-кого я знаю, остались телефоны.
Потап: Да кого мы будем брать в заложники? Самих себя, что ли?
Махно: Нет. Раз решено – давайте ждать удобного случая. А ты, Васятка, пиши требования и восстанови связь со своими журналистами.
                Светает. По радио играет гимн, затем начинаются новости:
                «Осужден мэр города Нска на 15 лет условно за
                превышение служебных полномочий».

Лукич: Подъем! Всем пора на работу.
                Задыхается. Входит священник.

Священник: Доброго тебе здоровья, Лукич. И всем братьям и сестрам. Как ноги, одышка беспокоит?

Лукич: Благодаря твоим молитвам и Господу Богу пока живой. Но черт уже дергает меня за штанину и зовет на сковородку.

Священник: На все Воля Божья. Как Он захочет, так и будет. Все муки посланы нам в наказание и назидание другим. Всякая власть от Бога. А мы уж так, рабы Божьи, прислуживаем ей.
Махно: Неужели и с вас, простых священников, тоже есть поборы? И каждый раз вынуждены отдавать мзду своему начальству?
Священник: А как же? На то Воля Божья. Каждый месяц неси, сколько можешь. Так, и прихода могут лишить, и сан отобрать, и должность не дать. У нас все, как у людей.
Сидор: Да, братва, что-то надо делать… Но что? Кто скажет нам, кто подскажет? Чтоб без кровушки, жить по-честному, любить друг друга, работать с удовольствием? Нет такой земли на этом свете. Разве что на том.
                Стук в дверь. Заходит женщина, работник ЖКХ.
Лукич: Здравствуй, Марья Петровна. Как там в ЖКХ перемены, к лучшему?
Марья Петровна: Конечно, к лучшему. Зарплату прибавили, поменялся владелец. Теперь перечисляем деньги в другую область, там новое начальство сидит. Да что я все о работе, вы лучше скажите, как у вас тут, тепло?
Лукич: Нет, не тепло…
Марья Петровна: Как не тепло, если трубы горячие? Сколько вас здесь живет человек? Вот и посчитайте – за воду, за тепло, за вывоз мусора…
Лукич: Нет у нас денег.
Марья Петровна: Тогда я буду сдавать вас участковому. Прописки нет, за коммунальные услуги не платите, так и пойдете по этапу.
Махно: Так, братва, вот и наступил тот самый момент. Берем в заложники священника и работника. А ты, Васятка, беги в газету, зови журналистов, предъяви им наши требования и достань как-нибудь телефон для связи.
Марья Петровна: Да как вы смеете? Я сейчас милицию вызову.
Потап: Вызывай. Телефон-то у меня.
Священник: На все Воля Божья.
               
    Васятка убегает, затем голос по радио: «В нашем городе, на углу Советской и Революционной, в подвале, захвачены заложники. Террористы выдвинули требования: сменить власть в городе, удалить мэра и начальника полиции, дать свободу инакомыслящим. Денежных требований нет».

Сидор: Ну, Васятка, ну, молодец. Оперативно работает. И требования справедливые, и денег не стал вымогать, как бандиты.
Лукич: Ох, чувствовал я, что придется мне умереть не своей смертью. Да и раньше чувствовал, но молчал об этом. Оно, правосудие небесное, меня и здесь достало.
Священник: Что ж, Лукич, на то Воля Божья. Что заслужил, то и получил.
Лукич: Что же получается, я так и должен умереть здесь, в этой клоаке? Зачем же я был рожден своей матерью, разве для этого?
Сидор: Об этом ты, Лукич, должен был раньше думать. А то пил, гулял, воровал и без убийства, наверно, не обошлось. Да и женщин портил. Стало быть – заслужил, Лукич. А нам что, мы смерти не боимся. Идеология у нас анархическая. Пожили в раю сколько могли, попользовались благами, пора и честь знать.
Потап: Да как же так? Может, в живых нас всех оставят?
Сидор: Как же. По миллиону долларов каждому дадут. Да еще квартиру, машину, родственников. Давай уж лучше с нами, и не ной.
Потап: А может быть, все-таки оставят? Жить-то хочется.
                Врывается Васятка.
Васятка: Братцы, еле пробрался к вам через подвалы. Нас окружили, все стоят с автоматами. Никого не впускают и не выпускают.
Сидор: Так тому и быть. Мы тут без тебя решили, что ты будешь главным у нас, будешь переговоры вести.
                Звонит телефон. Васятка включает громкую связь.
Голос: Кто у вас главный?
Васятка: Я.
Голос: Кто «я»? Шайба от …? Я – мэр города, Иван Петрович, отпусти заложников и давай свои требования. А то вон воду перекрыли и канализацию во всем районе, сейчас рванет, сами же во всем этом дерьме и утопнете. Говори, сколько тебе денег надо?
Васятка: Нам деньги не нужны. Мы как жили без них, так и проживем. С деньгами мы и жить-то не умеем.
Голос: Даю вам два часа на размышление. Там пеняйте на себя.
               Включается свет в углу сцены. Стоят бандит и участковый, курят.
Милиционер: Привет, братан. Замутили бомжи кашу. Теперь нам с тобой ни дохода, ни почета. Может, и со службы попросят. Если вывернемся из ситуации по-хорошему, тогда, наверно, и повысят. Хотя мне и здесь хорошо.
Бандит: Ты начальник – ты и думай. Моя задача – все исполнить, чтобы все было шито-крыто. Народ баламутиться, а если, все так будут? Мы с тобой по миру, что ли, пойдем?
Милиционер: Ты вот, братан, в музее был когда-нибудь?
Бандит: Зачем он мне нужен? Я даже и не знаю, где он.
Милиционер: Зря. Машину ты там видел, АВТОГАЗ называется? Немцы грузили туда людей и включали газ. Похоронная команда со всем этим разбиралась.
Бандит: Вот и лады. Давай, включай свою «черемуху» и загоняй в машину клиентов. За похоронную команду я ручаюсь. Есть у меня тихое местечко, ни одна тварь не найдет.
                Звучит сирена. Гаснет свет. Крики, стоны.
                Затем тишина. Включается свет.
               
                Пустая сцена. Все разбросано. На земле мусор.
             Голос по радио: «Свежие новости. Сегодня в нашем городе
             произведена учебная тревога. Заложники, захваченные террористами,
             освобождены.Следующий выпуск новостей после прогноза погоды".