Без кулис глава 25

                ГЛАВА 25


21 апреля
Слезы в ночь -  как это знакомо. Слезы как результат смывающий мои акварельные самоизображения, мои восклицательные «я». Результат, который неизбежен после этих несложных примерчиков с вычислением из меня моего «я». Потому что я  - это то, что нужно именно оплакивать, как и все, что скоропостижно оканчивается. И вот – плачу, отрывая от себя очередную страницу, писанную корявым почерком  впопыхах, наспех и насмех… Но – не смешно. Совсем не смешно. Нисколечко не смешно и поэтому – плачу. Ведь так много меня неоплаканного.
Странное какое-то у меня странничество, по незнакомым странам и сторонам какой-то трансцендентной тригонометрии. Проза заживо, скорописью неожиданных обстоятельств. Замысел творца или умысел супостата?
Убраться бы из  происходящего – или хотя бы знать его происхождение.

26 апреля
Да нужен ли этот бег по пересеченной местности? Нужны ли эти марш-броски по безбродным топям вязкого быта? Это подконвойное вышагивание за дешевыми благами? – Нет! Конечно, нет. Все это какая-то наглая дезориентировка: девиация, не замеченная вовремя, отклонение в не туда…. – Но куда же теперь? Вброд по млечному пути через небо к вечности? Но она вот, в упор перед сердцем, глаза в глаза… - да только мои слепы.

29 апреля
Я так ни кем и не стал в этой жизни… Но разве это плохо? Ведь я остался собой! И так ли они были нужны эти суггестивированные в себя мнения, спроецированные в себя образы, вмонтированные лица и значки на сердце?

Мозговые катаклизмы с вихревыми потоками нейронов, задающих мне меня самого как нерешенный вопрос; задание на всю жизнь?
Веру нужно выстоять, отстоять, а не простаивать.

16 мая
Пути ли не знаю? Чего же блуждаю?
Ведь надо то всего лишь – не сворачивать.
И приобретенного – не растрачивать.
Не страшно споткнуться, упасть, растянуться,
Страшнее не встать, уснуть, отвернуться.

Не доглядел себя… или проглядел? И ведь казалось, что думаю, а оказалось, выдумываю. Казалось,  что ступаю – нет, выступаю, в дешевом амплуа чей-то тени. Хотелось что-то познать, тогда как нужно-то было только признать. Хотелось случайность доказать арифметически. Хотел себя найти географически. Хотел измениться пластически…. Вот только выглядит все это - юмористически.
А надо – просто молчать. Просто стать безучастной, ни к чему не причастной частностью.

3 мая
Никотиновая ночь с прожженным сигаретой небом. И бьется сердце печатным текстом… - не оно ли наследило этим драматическим сюжетом незаконнорожденных надежд? Не оно ли натоптало эти строки несостоявшейся любви? Не жизнь, а пресса с глянцевой обложкой.
Когда же допишу Емелю? И допишу ли? И еще, а надо ли? Впрочем, малодушествую. Конечно надо. Раз уж вступил на эту стезю, то и шагай до конца. Святые отцы говорили: «Блажен, кто не сомневается в том, что избирает».



                *** *** ***



Какая потрясающая композиция раннего утра, аранжированного виртуозным вокалом пернатых менестрелей, рифмующих звук в романтическую поэзию весны. Какой исчерпывающий пиктографический сюжет, который чтобы видеть, мало одних только глаз. Какой хвастливый стиль безупречности, которому нечего возразить - но даже улыбок всего человечества будет мало, чтобы ответить. Какой невинный апофеоз сенсуальной флоры, продекламировать которую - даже молчанию не по силам.
Но что за диво? Разве такое бывает? Тогда чьим гением писаны эти нерукотворные пейзажи солнечной акварелью? Чьим вдохновением живорисованна эта геокоронная поэзия сфер? Кто автор этих бесподобных виршей, самовыражающихся мыслями и чувствами в голове и сердце Емельяна, зачарованного представшими ему видами?
Вот бы подарить все это чувственное изящество Анжелике, добавив к нему свое сердце как неложного очевидца этой весенней мистерии природы! Вот было бы сказание!... Или сказка через дефис от реальности? Знать бы только, чей это сказ, чтобы выспросить о том, где найти продолжение этой дивной композиции.
Но может быть все дело в нем? Или же это просто не та действительность?
Емельян блаженно вздохнул, не отводя взгляда от несущегося стремниной заоконного антуража, неумолимо приближая напомаженную, фривольно принаряженную лифтинговую цивилизацию, выпирающую своими искусственными объемами и лукаво подмигивающую витринным неоном. «Публичный мир», в котором так трудно что-либо ухватить, а вот подхватить…
Что ж, снова манеж? Снова цирковые трюки без страховок и сценические драмы без запасных лиц? И что-то ждет его опять на этих бульварных загигулинах; в этих дремучих закулисьях неумолкающего «одеона». Как же устал он от этих попсовых гастролей со своим «философским сопрано». Вот бы научиться жить себя со стороны, под фонограмму…, не нарушая своего тихого одиночества за кадром, вне объективов людских глаз и этого скандирующего нашему самоумерщвлению страстями и похотями мира.
А между всем этим, он испытывал сокровенную радость от того, что он снова возвращается на заповеданную его сердцем территорию любви. Ведь где-то здесь в межлюдьи, осталась вписанная в его сердце, но вычеркнутая из жизни Анжелика! Местножительница его фантазий! И как знать, быть может, дрогнет рука автора и скользнет нечаянно строка в те окраинные трущобы, где, соперничая с природой, творят красоту очаровательные художницы. И может приведя его туда, она не посмеет остановиться на полуслове, получувстве, полужесте, полушаге и… и он сможет увидеть ее! Просто увидеть – и все! Но…, если б не было этих  «если бы», которые составляют примерно 1/1000 долю того, что это может произойти и то если…
Он вздохнул и посмотрел на дремлющего на заднем сиденье Александра, сопение которого, как-то так забавно аккомпанировало этой лирической атмосфере в которой, по всей вероятности, находился и Сергей, сосредоточенно опережающий взглядом скорость машины, а мыслями – скорость своего взгляда. Верно мудрит опять что-нибудь про жизнь, сравнивая ее с этими скоростными магистралями, разматывающими горизонты будущего в чистые холсты и сворачиваемыми в испачканные протекторами свитки в зеркалах заднего вида. А может и пытается найти средство от неизбежности, смешивая реактивы разнопородных случайностей с цианистыми нейронами своего мозга. Ведь как знать, чем кончится для него это импровизированное выступление в их исполнении. А возможно даже, что Сергей, как и сам он, просто любуется дивными ландшафтами, удивляясь, что он не замечал их раньше. Да и мало ли вообще поводов может иметь человек для такого лица? Целый мир можно с легкостью уместить в одну эмоцию; всю философскую мудрость – в один взгляд; целую историю в жест и все тайны человека в одно неосторожное движение тела..!
Почувствовав на себе взгляд, Мохнатый повернулся, посмотрев на Емельяна.
- Скоро уже будем на месте, - с улыбкой вымолвил Мохнатый, наугад отвечая на изучающий взгляд Емельяна.
Отозвавшись ему взаимной улыбкой, Емельян молча отвернулся к окошку, провожая взглядом жилые постройки убогой деревушки; распаханные огороды, небольшое озеро позеленевшее от тины, свои мысли, вчерашние дни, не остановимое настоящее, движущееся совсем по другим дорогам, чтобы можно было пуститься за ним  вдогонку…
И думалось Емельяну о многом… Слишком многом, чтобы в этом конторском ворохе репринтных мыслей, можно было найти что-то нужное, важное, путеводное…, какой-то даже брод через эту вербальную стихию к заветной твердыне которой, он уже так давно не ощущал под своими ногами, потому что жил чем-то эфемерным, призрачным, самонадуманным,  безопорным… Жил в отрыве от реальности и здравого смысла; в разрыве с обществом и надрыве от этого тяжеловесного мира вещей и продуктов; с сорванными масками и вырванными страницами; с прорвавшимися за кулисы мыслями и порвавшимся джинсами, которые стали итогом всего вышеперечисленного. И нет у него теперь ни дома, ни семьи, ни работы, ни джипа, ни цепей законопослушности, ни прописки в человеческом сообществе, ни Анжелики, ни полюбившегося ему пса, ни денег, ни даже завтрашних дней!... И единственное, что еще осталось у него – это вера в то, что всякая дорога, куда-то да выводит. И если уж он вступил на этот путь, то нужно шагать до конца не сворачивая.
-  Ну? Показывайте, куда дальше-то? – заговорил Мохнатый, всколыхнув звуковыми волнами настоянную на мыслях Емельяна тишину, выбросив его на берег реальности.
- Что, уже приехали? – глухо прохрипел из-за спины проснувшийся Александр, окончательно расстроив торжественную мелодию безмолвия, которая была для Емельяна, чем-то вроде гимна одиночеству   или парадным маршем неизвестности…
Настроив объектив своего зрения, Александр принялся объяснять Мохнатому дальнейший маршрут следования к месту их встречи с его знакомым полковником. А Емельян снова отвернулся к окошку с какой-то мутной тоской, глядя на знакомую улицу, где жила сейчас его бывшая жена Рината в купленной им квартире… «Да и ладно» - вздохнул Емельян. Ведь не судиться же из-за нее. Скользнув мысленным взглядом по скучной пятилетке их совместной жизни, он усмехнулся, удивляясь, что все это время он даже и не знал ее. Не знал так, как не знают друг друга никогда не знавшие друг друга. Уже ли любил? Уже ли был счастлив с ней?
- Направо сворачивай, - продолжал руководить Александр показывая дорогу не знающему города Мохнатому, - Там, на перекрестке свернешь налево и потом до конца. Понял? И старайся дыметь в окошко, а то дышать не чем, - ворчливо добавил он, сморщив нос.
- Не надо кричать мне в ухо, я все прекрасно слышу, - огрызнулся Мохнатый, раздраженно выбросив сигарету в окошко.
- Извини. Не обижайся. Емеля, а ты чего такой грустный?
- Так мелочевка, звенящая из карманов прошлого, - хмыкнув, пожал плечом Емельян, - Гонорар за чужие улыбки.
- Что-то ты не похож на веселого автора сочиняющего улыбки, - иронично заметил Мохнатый.
- Да уж, придумал бы ты чего попроще, дружище, - согласился Александр, - Такие лица не пользуются нынче спросом на рынке человеческих взаимоотношений.
- А я не торгую своими эмоциями, даже в розницу. Ведь если продашь улыбку, то где потом купишь, чтобы самому не остаться босолицым?
- Представляю, улыбка от «Адидас», - засмеялся Мохнатый.
- Вот там останови, - указывая на здание бытовой техники, попросил Александр, - А дальше уж мы сами.
- Как скажешь, - покорно ответствовал Мохнатый, - Только… сказать хочу вам ребята…, не знаю почему, но кажется мне, что вы далеко не рядовые граждане этого города, а какие-то из ряда вон выходящие.
- Ты не ошибся, - заулыбавшись, подтвердил его догадку Емельян, - Мы выменяли свои порядковые номера обывателей на свободу и независимость. И теперь мы не обыватели и даже не отбыватели: мы – небыватели!
- А это еще кто такие? – выразил удивление Мохнаты.
- Это те, кто не захотел жить в этом бинарном мире сцены и закулисья. И  в этом человеческом сообществе с неправильным антропогенезом и сбившейся эволюцией. Это те, кого вообще нет на карте человеческого социума, спутанного «сетью», связанного «связью», «забитых в телефоны» и «закачанных» в интернет…
Остановившись возле указанного здания, Мохнатый с удивлением посмотрел на Емельяна.
- Знаешь, Емеля, если бы тебе была дана возможность вдруг, одним мгновением переустроить наш мир, то сдается мне, что мы очутились бы сейчас в «каменном веке».
- Это было бы предпочтительней ожидающей нас преисподней, - ответил Емельян, - Ну? Прощаемся?
- Прощаемся. Удачи вам, - сказал Мохнатый, с дружеским теплом пожимая руку Емельяну и Александру, - Звоните если что.
Выбравшись из машины, они проводили взглядом отъехавшего Мохнатого и неторопливо направились к «старому парку» у фонтана, где Александр договорился о встрече со своим знакомым полковником, так как время вполне позволяло эту прогулочную увертюру по смазливой многолюдной улице, нарумяненную неоновым полихроматизмом. Блудная девица обслуживающая тех, кто платит. Лукавая торговка искусственными величинами… Чучело, фаршированное пустотой. И такой неживой казалась эта оторванная от Бога цивилизация; какой-то чопорно ненастоящей, игрушечной с мультяшными лицами. Мир как проделка, как проступок, выделка, сделка… Творение твари – а не Творца. И так разнилось это анимационное изображение с тем живым миром по дороге из раннего утра, по сравнению с которым этот, так похож на то место, куда всем нам так бывает нужно по «нужде». Но какая же однако, убористая эта уборная! И как нуждаемся мы в этом «нужнике» и по большой и по малой «нужде».
- Далеко еще? – полюбопытствовал Емельян, лениво оглядывая встречных прохожих. влекомых городскими буднями на заработки своего благополучия.
- Ты что, никогда не бывал в «старом парке»? Вот же он. Рядом с «горсудом», - указал он рукой на массивное двухэтажное здание непонятной архитектуры, за которым начинался реденький сосновый лесок с фонтаном и многочисленными скамеечками.
- Просто я не знал, что он так называется, - пожал плечами Емельян, - Слушай, может не стоит мне показываться ему? Поговорил бы с ним один, а я бы подождал где-нибудь…? А то как то… не по себе мне отчего то…- задумчиво потирая пальцами подбородок вымолвил Емельян, прислушиваясь к голосу своих чувств и окружающего мира, который как-то вдруг стал казаться ему подозрительным и даже каким-то недоброжелательным… И чем ближе они подходили к парку, тем больше ему замечалось какая-то неправильность во всем видимом им пространстве. Какая-то предвзятость, неестественность, какой-то кроющийся подвох, обман всего зримого… или обман зрения?
Несомненно, внешне все выглядело вполне будничным и неспециальным; обычный ритм городской суеты с традиционным лейтмотивом забот и треволнений; внешне аккуратный урбанизм с идефиксом сознания, определяющего бытие… Но что-то смущало его в этом безупречном наборе городской обыденности… - Может сознание, неправильно определяющее бытие? Чего-то не хватало в этой рутиной композиции пасторального жанра… - Может авторской законченности? И что-то не давало ему никак покоя в этой эдиповой недосказанности… - многоточия?
Емельян рефлекторно нащупал через карман плаща, спрятанный за поясом пистолет. Но это было слабым аргументом против все более возрастающего беспокойства и   выразительного дискомфорта, словно бы он вступил в какое-то иное пространство чуждых ему величин, которые были ему впритык, впритирку, намозоливая органы его восприятия. К тому же в пистолете у него было всего два патрона…
Нет, тут явно было что-то не то. И это «что-то не то» вконец расшатывало его самообладание.
- Не паникуй, Емеля. Не вижу ни одного повода для беспокойства, - попытался успокоить его Александр.
- Ну-ка остановись, - попросил Емельян.
- Зачем это?
- Остановись, остановись. И посмотри, какие поводы для этого вижу я: вон, видишь тот микроавтобус тонированный?
- Ну, вижу? И что?
- Тех двоих на скамейке?
- Ну и?
- Думаешь, влюбленная парочка нетрадиционной ориентации? – ехидно усмехнулся Емельян, - Один еще у фонтана…, что он там рыбу, что ли ловит? Да еще и с утра пораньше. И вон парень с фотоаппаратом… и это тоже с утра пораньше? И кто интересно ему там позирует? – Бред, какой-то. Теперь смотри туда дальше, видишь два джипа? И в обоих сидят водители, отсюда даже видно. А на той стороне улицы, видишь парень в коричневом костюме? – Он никуда не спешит, он кого-то ждет. Что? Свидание и тоже с самого утра? У магазина парень с пакетами и бутылкой пива… Опохмеляется? А выглядит вроде свежо. Все это, Саша, какая-то неумелая фикция. Грубая пародия на правдоподобность.
Александр задумался, наморщив лоб.
- Хм…, все это странно, но сдается мне, что ты прав, - вынужденно согласился Александр.
Емельян сунул руку во внутренний карман и вытащил мобильник. Включив, он протянул его Александру.
- Давай-ка сделаем так, сейчас ты позвонишь ему и скажешь, чтобы он ждал нас около здания суда. А мы тем временем войдем внутрь и понаблюдаем, будет ли происходить какая-нибудь дислокация подозреваемых нами объектов.
- А если будет?
- Тогда придется дислоцироваться и нам, - развел руками Емельян.
- Весело, нечего сказать, - усмехнулся Александр. Подумав, он взял телефон и сделал, как сказал ему Емельян. После чего они, стараясь вести себя спокойно и непринужденно, прошли через улицу и, не оглядываясь, вошли в здание суда с видом местных работников. Встав так, чтобы их не было видно с улицы, стали наблюдать за происходящим. Но…, как странно, - ничего не происходило к великому недоумению обоих. Может они обманулись?
Через несколько минут показался высокий мужчина с аккуратной стильной бородкой в строгом сером костюме с полосатым галстуком и «регалиями» собственной значимости и достоинства на лице.
- Это он и есть? – спросил Емельян.
- Да это он, - кивнул Александр, - И, судя по всему, мы напрасно его подозреваем.
- Ты так думаешь? – скептически отозвался Емельян, внимательно оглядывая просторный холл с лестницей на второй этаж, от которого веяло какой-то меркантильной официозностью и канцелярщиной. Противоположный конец холла оканчивался длинным коридором  с многочисленными дверями в никуда, ибо неисповедимы пути закона человеческого. Возле одной из дверей стоял вооруженный конвоир, а наискосок от него на скамеечке сидела пожилая женщина с молчаливой тревогой на лице, а рядом мальчишка лет 15-16-ти ритмично жующий жвачку и изучающий взглядом «АКМ» охранника. Видимо они были чьими-то родственниками или же приехали сюда по повестке в качестве свидетелей проходящего в данный момент за дверями судебного процесса…, а может даже и потерпевшими…
В конце коридора была еще одна лестница, только ведущая в подвал где, по-видимому, находились привозимые с тюрем подсудимые в ожидании неведомых милостей от закона…
«Да уж, мрачноватенькое заведеньице» - мысленно усмехнулся Емельян. По крайней мере, теперь он знает, как выглядит изнутри это общежитие с осиротевшими потомками Фемиды.
Бросив взгляд на кожаный диванчик с креслами, расположенных по правую сторону холла, Емельян произнес:
- Что ж, зови его. Присядем вон там на диванчике. Только… чувство какое-то… будто подстава все это, - сморщившись, подытожил Емельян.
- А мне кажется, ты напрасно тревожишься. Витька порядочный мужик. Впрочем, сам сейчас убедишься.
Приоткрыв дверь, Александр окликнул его:
- Виктор Палыч! Заходите сюда! Здесь хоть ветра нет.
- О, Саша! – удивленно воскликнул он, - Это что еще за конспирация такая?
- Так… Осторожность не помешает, - ответил Александр, пропуская его внутрь, - Вы ведь знаете, в каком мы положении.
- Знаю. И потому удивляюсь, что вы выбрали место для встречи в здании суда.
- Это по вдохновению, - произнес Емельян, обращая на себя внимание, - Мы же творческие люди. К тому же ведь мы закон не подставляли, а вот нас под него подставили.
- Кстати, познакомьтесь, это Емельян Трубецкой, о котором я Вам говорил по телефону, - представил его Александр.
Емельян учтиво склонил голову и шагнул ему навстречу, чтобы пожать его протянутую руку, но вместо этого он молниеносно выхватил из-за пояса пистолет и ткнул его в живот мужчине. Мгновенно сообразив, Александр резко обернулся к входной стеклянной двери, куда смотрел Емельян на мчащихся к суду джипах и троих бегущих мужчин.
- Ну, ты и мразь, Витька! – процедил сквозь зубы Александр, угрожающе взглянув на него.
Виктор Палыч хищно осклабился.
- Ничего личного Саша. А ты Трубецкой убери свою игрушку. Твой бестселлер закончился.
- Если бы его сочинял ты, я бы еще на первых страницах повесился, - грубо ответил Емельян, - Саша! Веди его за мной, быстро!
Александр достал свой пистолет и упер его ему в бок.
Постарайся не искушать мою решительность. Нажму на курок не задумываясь. Понял? Шагай!
Емельян спрятал свой пистолет за плащ, чтобы стоящий в коридоре охранник ничего не заподозрил и быстрым шагом направился по коридору в его сторону. Когда до охранника осталось несколько шагов, он резко вытащил пистолет и наставив на охранника скомандовал:
- Оружие на пол, быстро!
Округлив глаза, он испуганно уставился на пистолет, нацеленный ему в лицо, а женщина вскрикнула, зажав рот рукой.
- Быстро, я сказал! – нетерпеливо повторил Емельян, приставив к нему пистолет чуть ли не в упор.
Охранник охотно повиновался, положив «АКМ» у своих ног.
- Руки за спину и лицом к стене, - снова приказал Емельян.
Охранник послушно выполнил и это. Отстегнув у него с ремня наручники, Емельян тут же застегнул один браслет на его запястье, а второй, просунув через дверную ручку зала суда (где, по-видимому, проходило сейчас заседание) застегнул на запястье Виктора Палыча.
- Зря вы так, - надменно произнес он, - Вам не удастся уйти отсюда.
Развернувшись, Александр коротким боковым ударил его в челюсть, и он тут же осел, повиснув на дверях.
- Ну вот, а когда-то ты говорил, что у меня плохой «хук», - усмехнулся Александр.
Подобрав «АКМ» охранника, он подмигнул оторопевшему парнишке и бегом пустился в конец коридора, где была лестница, ведущая в подвал, откуда наверняка должен был быть выход. А если его нету…
Спустившись, он увидел Емельяна держащего на прицеле еще двоих охранников, которые до его прихода мирно и беззаботно играли в домино. Оружия у них не было, кроме разве лишь газовых баллончиков, двух пар наручников и связки ключей от ряда камер и… входной двери! Ах, если б эта дверь была не только выходом из здания суда, но и из всего мироздания. Что ж, если их уже не ждут с той стороны, то значит, удача еще не совсем отвернулась от них. Емельян подал ключи Александру.
- Открой камеру.
Дождавшись, когда Александр отопрет дверь, Емельян кивнул головой охранникам.
- В камеру, быстро.
Они мигом заскочили туда, понимающе отреагировав на далеко не киношную ситуацию, в которой героизм легко может окончиться трагизмом. Едва захлопнув за ними дверь, они услышали несколько громких голосов в коридоре и топот бегущих ног, заставившие Александра пулей метнуться с ключом к выходной двери.
- Саша, давай быстрей – напряженным голосом промолвил Емельян, стоя лицом к лестнице с поднятым в руке пистолетом, откуда уже вот-вот должны будут появиться их преследователи.
- Бежим! – окликнул его Александр.
Выскочив во двор здания, они спешно заперли за собой дверь, куда слышно было, уже спускались несколько человек.
Напротив от входа в подвал стоял зэковский «воронок», на подножке которого, сидел уже не молодой водитель в камуфляже и с сигаретой в зубах, с изумлением глядя на автомат в руках Александра. Подумав об одном и том же, они переглянулись, и оба шагнув к водителю, чуть ли не в голос произнесли:
- Ключи зажигания! Быстро!
- А…А…так это… в машине они, - заикаясь ответил мужчина опасливо отступая от них.
- Я за рулем, - бросил Емельян, заскакивая в кабину. Александр последовал его примеру.
- Так это…там…там же люди! Там… там же арестанты, - попытался остановить их мужчина.
- Тогда скажи им, чтобы пристегнулись, - ответил Емельян, заводя двигатель. Благо ворота были открыты и Емельян включив скорость, нажал газ, постепенно вдавливая педаль до упора, разгоняя тяжелую махину… Но разве с мыслью сравняешься, которые мельтешили в его голове не по правилам дорожного движения и совсем даже не по закону земного времени и пространства… Ах, если бы не эти условности физического мира, то уже давно бы он мчался по эфирным магистралям догоняя вчерашние дни, уходящие куда-то не туда, куда можно было бы вернуться. Хотя возможно, он просто не знает туда дорогу. По этой же шоссейной реальности, он только и делает, что убегает, не двигаясь с места. Ибо будущее все так же в будущем; прошлое – в прошлом, а немигающее, цинично ухмыляющееся настоящее, все так же перед ним, которое даже шутить не умеет; и от которого не куда уклониться, некуда отвернуться и ни куда не спрятаться, ибо в настоящем , все настоящее - хоть и не стоющее…
Александр сунул свой пистолет за пояс и громко передернул затвор «АКМ».
- Кто бы мог подумать, что этот засранец так поступит, - гневно высказался Александр, - А сейчас за нами целую охоту устроят… Это ведь федералы, а не менты.
И едва он это сказал, как в воротах, до которых оставались считанные метры, показался передок джипа, который собирался повернуть на огражденную территорию здания суда, но увидев мчащийся на них автозэк он остановился и хотел отъехать, не подозревая, что за рулем сидят не служители закона, а убегающие от него… Но было уже поздно. Успевший набрать приличную скорость, Емельян намеренно крутанул руль, с оглушительным грохотом врезавшись в почти новенький тонированный джип, который развернуло и отбросило от удара так, что с него посыпались все «лишние» запчасти вместе с лобовым стеклом.
- Привет из автосервиса! – крикнул он в открытое окошко, в которое нестройным потоком вливалась какая-то звуковая мешанина сбившегося с ритма города. Странные это звуки, с неподдающейся мозговой обработке информацией. Или может быть он, следуя по траектории неумолимого сюжета, просто попал не на ту частоту? Куда же подевалось привычное ему FM звучание, с попсовым хитом цивилизации? Куда подевался этот фривольный шлягер гламурной современности? Бред какой-то, по которому нет брода. Что же это за мир, в котором так трудно поверить даже в то, что ты живешь, и где все движутся лишь по инерции бьющегося невпопад сердца. Мир, в котором смысл жизни – ни в чем, потому что «в чем» - лишь вымысел. Мир с искривленной дедукцией и разбитыми в металлом цепями логики… Что это за реальность неизменного пространства? Что за действительность, потерявшая свое название? И разве здесь кто-то живет? Тогда где же они, эти поселенцы инфернального мира не дотянувшиеся до сцены? Где эти молчальники, которым не хватило текста? Где эти герои недописанных абзацев? Эти пожизненные узники многоточий?
Какая глупость! Какой немыслимый сюжет, в который его залистнуло каким-то неведомым ему образом. Какая абсурдная спонтанность его появление на этой сцене не имеющей кулис, где бы можно было спрятаться и отдышаться. Какой слепой экспромт вся его нечаянная жизнь!
Но ведь это же он! Емеля! Как же возможно, чтобы все это происходило с ним? Как же возможно, чтобы пустяк отверженных Анжеликой чувств, мог вызвать эти буйствующие катаклизмы в его жизни? Как он попал в этот кинематограф несродных ему событий?
Нет, тут что-то не то во всем этом. Не то не только в этом - но и во всем. Ибо все не то! Не те слова, не те мысли, не те взгляды, поступки, желания… Ведь не так все! Не так! А по-другому все! Все должно быть по-другому! Нужно все передумать. Все переосмыслить. Переоценить. Перепостулировать… Слишком уж далеко он зашел в эту неизвестность, позабыв о том, что в неизвестности - все неизвестно: ни где ты, ни кто ты, ни для чего, ни почему… И что самое страшное, что выход из этой неизвестности - тоже неизвестен.
Но ведь он же не хотел, чтобы все было так! Ведь он всего лишь мыслитель, а не актер остросюжетных блокбастеров.
Так размышлял Емельян, на скорости обгоняя попутные машины. Он мчался, не зная куда, надеясь еще успеть остаться в живых. Надеясь еще успеть опередить эти события; эту скоропись наступающих на него обстоятельств; забежать за них, выступить, вышагнуть, не дать им смешать себя с этой денатурированной, саботажной реальностью; с .этим сумасбродным риторизмом, декламирующим ему неправильный мир с его незаконным происхождением… Но как долго еще он сможет мчаться впереди авторских строк? Как долго еще он сможет выдерживать это расстояние здравого смысла и логики? Ведь что-то же нужно делать… Но что? Что предпринять? Что придумать? Или может, следует просто одуматься? Одуматься и вдуматься, чтобы понять, что все это недодуманная выдумка… или чья-то задумка? Что все это авторский вымысел, неосмысленный замысел… или чей-то промысел? Спрятаться бы между страниц; укрыться бы в междустрочии, обманув эту турбомеханическую систему закономерностей его слетевшей с катушек судьбы; исчезнуть из смысла этого драматургического беспредела в котором, не  соблюдаются не только актерские понятия и правила сценической постановки, но даже и правила хорошего тона и «хороших лиц»…
Но нужно то ведь только всего лишь что-то понять… или что-то принять? Чему-то внять? А может просто смять и выкинуть эту кем-то подсунутую ахинею не из его жизни?
Бутафория какая-то.
- Что делать будем? – спросил Александр, озабоченно глядя в зеркало заднего вида, - Нас догоняют… Впрочем, глупо было бы, если бы не догнали.
За окном скользнула вывеска его бывшего предприятия, которую Емельян проводил тоскливым взглядом, за которым в этот момент мелькнула целая эпопея его жизни, оцарапав сердце. Емельян тяжело вздохнул, снова сосредоточившись на бросавшуюся под колеса встречными машинами, улицами и переулками дороге.
- Не знаю Саша, - ответил он Александру тоже глянув в зеркало заднего вида, увидев следующий за ними на расстоянии двух метров джип.
- Может дать по ним очередь? – предложил Александр.
- Нет. Не надо. Лучше включи музыку.
- Зачем? – удивился он.
- Сделаем вид, что мы никуда не торопимся, ни от кого не убегаем и, что нам совсем нет никакого дела до того, что за нами кто-то гонится, - усмехнулся Емельян.
- У тебя что, крыша поехала?
- Просто никакой другой юмор сюда не подходит. Хоть и не смешно, но зато о стольком сразу же хочется помолчать - и вот почему то именно под музыку. К тому же ведь такие гонки по городу не могут пройти незамеченными и скоро как  пить дать, не только ГАИшники, но и менты будут на ушах. Шутка ли, угнать автозэк с подсудимыми… Так что потом нам уж точно не будет никакого смысла куда-то торопиться.
- Мда, - согласился Александр, задумчиво потирая пальцами наморщенный лоб, - да и «федералы» эти, вряд ли ограничились одной этой машиной… А может даже и не «федералы» это… Впрочем… какая теперь разница…
Положив «АКМ» на колени, он протянул руку и негромко включил магнитолу.
- Кстати, нам по пути с теми, кого мы везем,  - снова произнес Александр, кивнув головой себе за спину.
- Ладно, если так, - хмыкнул Емельян, - А то, судя по недавним событиям, так и до гроба рукой подать.
- Да уж. Вот так приключеньице.
- Что? Не о таком ты мечтал? Ты же хотел экстрима, так вот…
- Да не в этом дело, Емеля, - раздраженно оборвал он.
- А в чем? Соскучился по своим домашним тапочкам?
-Слушай…, ты хотел музыку,  я тебе включил,  так-что начинай уже молчать.
Емельян засмеялся, продолжая виртуозно лавировать между машинами, которые возмущенно сигналили им  вслед. Обогнав очередную машину, Емельян глянул в зеркало на неотстающий джип и немного подумав, крикнул:
- Держись крепче, Саша!
В ту же секунду он резко нажал на тормоз, услышав раздражающий слуховые мембраны визг тормозов и трущейся об асфальт резины… И все! И сердце разбивающее грудь! И кровь горной стремниной по венам! И пульс дробью по вискам! И воздух выжатый из легких!… На какое-то мгновение, по инерции продолжая свое движение по прямой диагонали времени, выронив их из содержания происходящего, пульсирующая динамика жизни прекратила свое существование… Ах, если б она не прекращалась эта пауза непричастности, непринадлежности к этому интеллигибельному миру, к этой крючкотворной действительности… Но еще мгновение и раздался глухой звук смятого железа и разбитого стекла врезавшегося в них джипа преследователей. И еще мгновение – и тишина разбилась вдребезги осколками острых как бритва звуков… И снова мгновение – и педаль газа в пол! И взревевший от натуги двигатель! И гулкие удары сердца… или это арестанты стучат в стену, потрясенные невидимым для них происходящим? – А он и забыл, что они не одни.
Бросив взгляд в зеркало заднего вида, на удаляющийся в прошлое смятый автомобиль, возле которого собирались уже люди видевшие произошедшее, Емельян скрылся за поворотом, потом повернул еще раз и еще раз, пока наконец  остановился где-то на задних дворах какого-то учебного заведения … Не здесь ли преподают арифметику надземных чисел? Не здесь ли изучают орфографию закономерностей? И не здесь ли исследуют анатомию смысла? О, тогда у него слишком много для них вопросов. Каков удельный вес наших мыслей? Какова широта и долгота нашего сознания? Какова глубина нашего сердца? Как определяется прямота логики и ее дальность? Как выглядит в лицо наше «я»? Какова номинальная стоимость нашего смысла? И как можно жить в будущем, которое тут же становится настоящим, едва мы хотим вступить в него? Он именно, хочет задать им этот абсурд, которым с такой легкостью оперируют филигранщики постмодернистского социума, внушающих нам промтоварную идеологию красивым,  но бессмысленным слоганом.
- Ну чего ты там возишься? – нетерпеливо прикрикнул Емельян на мешкающего в кабине Александра.
- Сейчас, сейчас…
Крутанув ручку громкости на полную мощность, он бросил автомат на сиденье и тоже выскочил из кабины.
- Эй! Там что происходит? Куда нас привезли?
Раздался обеспокоенный голос из брошенного ими автозэка.
- Кто здесь? – крикнул Емельян.
- Мы здесь, - ответил тот же голос.
- А сколько вас?
- Двое, третьим будешь?
- Нет, ребята. Пейте свою бодягу сами, - улыбнулся Емельян, взглянув на Александра.
- С трудом верится, чтобы трезвым можно было так водить машину. Так, где мы?
- А вам не все равно? Мы ведь не требуем с вас плату за проезд.
- А мы не халявщики. Выпустите нас отсюда.
- Нет, друг, это не та маршрутка.
- Да по нужде выпусти, - закричал другой парень.
- Извини, браток, это и остановка не та.
- Емеля, уходить нужно отсюда, - начал торопить Александр.
- Ребята! Вы уж там держитесь. Сейчас за вами приедут компетентные по вашим нуждам люди и решат все ваши вопросы. Так что терпите, - бросил им Емельян и пустился вслед за Александром, потому что где-то поблизости и в самом деле заиграла милицейская сирена. Впрочем, было бы немыслимым, если бы вся эта интермедия прошла втихомолку, без вмешательства стражей закона и правопорядка. И, похоже было, что они направлялись именно сюда. Только вот откуда им было знать, что они находятся здесь? Авторская подсказка?
Научить бы его молчанию…
Молчу…