Корень жизни

Яковлеву Максиму Ефремовичу (дяде Мише)
посвящаю.


1. Мне доверили

- Эй, Сашка, погодь! Все носишься? Сядь, покурим.

-Здорово, дядь Миш. Как здоровье? Сено поставил уже?

-Да, поставил стожок, хватит нА зиму. Ну, чо, всех девчат повалял?

-Да ну, дядь Миш. Слабый я, не справляюсь.

- Быков валишь, а с имя не справился?

-Так, жалко их. Красивые.

-Ладно уж, кобель, не прибедняйся. Я чо тебя тормознул. Пойдешь на корневку со мной? Думаю, созрел уж.

-Я?! Если возьмете, конечно, пойду! Лишь бы взяли бы!

-Пойдем. А когда тебе в армию?

-Да, весной обещали забрать, в мае.

- Ну, лады. Ты договаривайся с начальством на пятнадцать дней. Если надо, я в промхозе возьму отношение.

- Да не надо, дядь Миш, я так договорюсь, отпустят меня, без содержания.

- Ну и лады. В общем, я тебя записываю в наряд-задание.

-Пиши, дядь Миш, пиши обязательно. Так, а что брать то, кто еще пойдет, иль вдвоем пойдем?

-Нее. Еще двое будут, с города. Ходили уж со мной, не удобно отказывать. Помогают мне иногда. А чо брать? Тебя чтоль учить, не знаешь, что в лесу надобно.

- Ну, ты, дядь Миш, полог с тентом не бери, я свои возьму и топор свой, а в остальном разберемся перед выходом. Все, заметано.

-Ну, давай. Да смотри там, осторожней с девками.

-Да что ты, дядь Миш. Не обижаю я их, они мне все нравятся.

-Ладно, бывай, хвастун. Числа двадцать восьмого, встренимся.

 Так, записать надо, что сделать, подготовиться.
1. В город, к друзьям съездить, попытаться достать:
Картошки сухой, ломтиками. Сырой не натаскаешься.
Сухарей корабельных взять, хорошие.
Маячки, у боцмана не забыть, для жилетов спасательных.
Вот пилу бы достать, для десантников.

2. Крупы, концентраты, соль, чай, сахар, конфет надо взять, дядя Миша любит карамелькой побаловаться. Масло постное. Сигареты, спички, махры, на всякий случай. Консервы не буду брать, таскать тяжело. А вот петель, надо взять пару штук, пригодятся если что. Котелок надо свой взять, у дяди Миши маловат, да и на ладан дышит уже. Надо сделать еще один, нержавейка есть, чтоб один в другой входил, без бряканья. Так, по харчам вроде все. Аа, приправ надо взять, лист лавровый, да перец, горошком и молотый. А укроп и лук перо, надо сейчас нарезать пусть сушится. Мыло, полотенце кухонное.

3. Портянки на смену, белье чистое, косынки на голову, щетку с пастой, мыло, полотенце. Сапоги проверить и жиром барсучьим пропарить. Ну и все, поди. Да, еще аптечку надо взять, мало что.


Пять деньков пролетело пулею. Все успел, даже пилу достал дефицитную. Хороша пила, верткая. Собрал в кольцо и положил в карман. А когда надобно, развернул, получился тросик с ручками, а по тросу зубья, во все стороны. Умеют у нас делать вещи, для армии. Ладно, надо к деду идти, нести сидор, для полной комплектации.

- Здорово, дядь Миш. Здорово, мужики, Сашка я.

- Здорово, коль не шутишь, проходи, присаживайся, наливай вот медоушечки.

-Здорово, я Василий.

-Здоров, Виктором, всегда кликался. Ну, давай по одной.

-Да нет, я не хочу, давайте вы со знакомством. Здоровы будете.

- Ну, шабашь, пацаны, дело сделаем, а потом продолжим застольную. Покажи ка, Сашко, чо ты натолкал в сидор. О добрО! Ты харчей набрал, на всех хватит ходить полмесяца. Молодец, все есть и ничего лишнего. Ты, смотри, смикитил силки взять, думал, не догадаешься. А это что? И вот?

- Это, пила, дядь Миш. А это, фонарики.

- Да ну уж, ладно в лесу проверим, не такая уж тяжесть, сам понесешь на экзамены. Вот топор твой хорош, думаю. Где купил такую штуковину?

-Да, сам делал. Чертежи нашел в журнале «ИР», инженер там, один высчитал, что такие должны быть топоры у охотника. Я уж полгода с ним хожу. Классная штуковина. Я тебе его подарю, а себе сделаю.

-Так, давайте прикинем, что для жилья брать будем. Васька вон, палатку привез польскую, двухместная, легкая, аль твой полог возьмем с тентою. В палатке что хорошо, пол есть, на земле не простудишься. Так одно, не на земле ж мы будем спать, найдем в тайге травы иль с собой брать? А ну кА растяни парашют.


- О! Дело. На весь табор хватит, с отражателем. А нук, полог. Все, Василь, твое сокровище дома оставим, в огороде ее поставим и будем в ней, по ночам, с девками баловаться. Где ты, Сашка, достаЁшь таки штуковины. Тока на парашют посмотри. Весу пятьсот грамм, а полтайги накрыть можно.

- Сами привозят, дядь Миш, парашют вот привезли, когда военным шестерни делал на коробку для газика. Они и привезли, из благодарности.

-Молодец, Сашка, молодец, руки у тебя из правильного места растут, не зазнавайся только. Опасная она штука, зазнайство. Ладно, захвалил ужо.

- Дядь Миш, так может возьмем палатку то, на молниях и пол, да и поместимся вчетвером.

-Все. Решено, Вася. Ты сам посмотри, у Сашки полог со всех сторон поднять можно, даже под дождем, под тентом можно просушить сквозняком, да от костра, а в палатке чо – спаришься. А если гнус, подоткнул под траву и вся недОлга. Соображай, тихоход. Сашка ить, в тайге с пеленок, не раз сопли на рукав мотал. Сделаем, как он предлагает. А под низ, возьмем Витькин тент. Он поменьше, только надо сделать по углам растяжки, чтобы в кучу не собирался под задницей. Так, еще вот чо, консервы раздели с Витькой поровну, одну часть оставим в конце дороги, как энзэ будет. А другую, если не лень нести, в лес возьмете. Ты, посмотри, Сашка тебя моложе на десять лет, а сообразил укропу, с луком насушить. Зачем скажешь. Мелочь. Ан нет, милый друг. Ходить надо много, и не один день, значит хорошо кушать надобно. А укропчик-мелочь, вкус придает, вкусно – хорошо поел, хорошо выспался и ходи на другой день, балуясь. Весу – сто грамм, а деталька нужная. Ну, до тебя, Витя, дошла очередь. Ты зачем из городу, ружбайку припер? Чо, собрался на промысел?

-Да, на всякий случай, дядь Миш.

- Эт, какой же он есть – всякий?

- Ну, медведь, там или что.

- Ну, медведь сам тебя боится, как черт ладана, а если «или чо» ружье не поможет, семянов отвар надо пить, от конского щавеля. Понос останавливает даже при дизентЕрии. Сколько раз со мной ходил? Два? А сколь раз мы ружье брали? О то-то же. Срамота. Оставь дома, не позорь меня. Где ты видел корневщика с оружием? Не покажется корень, под дулом-то. Медмедь.

- Ну, прости, дед. Не подумавши.

- Иди, вяжи растяжки, на свой тент, да думай с какой стороны камешек вязать, с лицевой или изнаночной.

- Не понял, какая разница! Привязал, да и все.

-Сашка, ты скажи ему, кака разница и кто дразница, ты ить уже все в этих делах понимаешь. По девкам бегаешь.

-Объясню, дядь Миш, все будет как надобно.

 И тихонько, Вите: «Ты молчи, дед не на день собрался, и за всех за нас отвечает, аль не понял этого за два года. Он же всех нас вписал в наряд-задание, а он старший, вот и гоняет, как старшина новобранцев. Ты не перечь, слушай его, поймешь, благодарить будешь. А упоры-камешки с изнанки вяжи. Завяжешь с лицевой, в один год углы выгниют. Не понял, вот смотри, если так завяжешь, вода сюда попадает, а ты что, каждый день табор перекладывать будешь, ну и все, влага да тепло – сопреют углы. А так завяжешь, вода скатится. Понял? Повезло тебе, дед на словах объяснял насчет ружья, меня бил сошками. Да и правильно, доходит быстрей. Не его б наука, пропал бы в тайге. Ладно, давай, завязываем и консервы отсортируем.

- А чего их сортировать, разделим и все.

-Да, нет. Ты что посытнее в энзэ оставляй. Кто знает, сколько голодняком по лесу ходить будешь, а вышел к своему энзэ, а тут только икра кабачковая. Ее хорошо на хлеб намазать, когда борща с мясом наелся. А с тушонкой и крапивы-лебеды наваришь, силы появятся. Давай сюда еще спички, махорки и соль положим. Все, иди, докладывай.

- Так, все собрали? Упаковались? Ладненько! Ну, таежники, слухай сюда. Женьшень можно копать с первого августа, мы…

-Да, знаем, что…

- Замолч, Василь, я буду говорить. Так вот с первого августа можно копать женшень. Пути - три дня. Завтра с утра, подбросит нас до Змеинки Сашка Зарицкий, а там, я уже договорился, Васька Горетый на тракторных санях довезет нас до последней пасеки. Мы ему загрузим мед на сани, он возвернется, а мы дальше пеша. День идти будем по тропе, можна б было и по лесу, мож што и нашли б, но этот участок отдали Мокею Сличенко. Вечером делаем стоянку и оставляем энзэ. Еще полдня пути и таборимся. Первые два дня можете ехать и идти с закрытыми глазами, на третий день замечайте, как солнце стоит, где водоразделы, куда повернутые. Если, не дай Бог, блуканет кто, то чтоб мог выйти к месту энзе. Мы не будем удаляться от него больше чем на два дня пути. Заблудиться можно, но не суметь выйти нельзя. Вот смотрите.

Дядя Миша взял палку, расчистил сапогом место на земле, для схемы.

-Вот смотрите, от Змеинки мы поедем на восход до пасеки, от пасеки опять на восход по тропе и вечером делаем стоянку и оставляем энзэ, дальше тропа упрется в марь и большой ключ. На закат от ключа участок Мокея, на восход наш. Мы перейдем ключ и будем корневать за марью на полдень и на полночь от тропы. Трудно заблудится если быть внимательным, блукать по лесу резона нет. Работать надо. Заблудился - не страшись, за сутки не помрешь. Посиди, подумай, вспомни, как шел, где солнце было, куда надо идти, чтобы на тропу или на ключ выйти и обязательно выйдешь. А дальше просто.
Ну, и все. Давай выпьем на дорожку и спать, завтра в путь. Сашка, к восьми чтоб тут был.

- Ну, пока, мужики. До завтра.


2. Царь лесов

Женьшень.

Царь лесов, царь всей растительности.

Не трава это и не дерево.

 Недаром есть у него имя корень- человек. Не только потому, что сам корень похож на тело человеческое, но и потому, что загадки задает почище фокусника.

Где вы видели траву или дерево, которое могло бы в спячку залечь годов на десять, настолько, сколько ему надобно. Обидел кто, или зверь наступил, пожар лесной иль еще какая напасть – он ложится спать. Знает, что слишком ценен он, что бы просто так пропасть. Как он знает, когда проснуться, как индийский йог - растеньице.

 А как он в земле двигается? Может уйти на глубину, а может распластаться почти на поверхности. А как исчезать может уже обнаруженный? Не крикнул слово- заклинание, отвел глаз, а его уж и нет. Ищи-свищи, с места не сходил, а его не найдешь. Окружает себя помощниками, одна пиония чего стоит, великая обманщица. Вот тебе и мистика.

 А как может творить чудеса!
Разрубил палец, загноилось. Взял одно перышко сухое от листа женьшеневого, намочил в чистой воде, приложил на гной, на другой день снял, листик как каменный, аж крошится, а на ране кожа розовеет молодая, здоровая. Стариков молодыми делает корень. Безнадежных к жизни ворачивает.

Весь Восток ему молится!

 Сколько легенд и рассказов я слышал про этот чудодейственный корень. Сколько жизней положили корневщики от рук хунхузов и других разбойников. Вот дядя Миша рассказывал, что ходил пацаном с китайцами корневать. Брали они русских с собой, тигров отпугивать и спасаясь от русских разбойников. Надеялись, что если есть русский в бригаде, то не тронет русский разбойник православного. А хунхузом* назвали даже железнодорожную станцию, в районе которой встречали хунхузы корневщиков – убивали и уходили за кордон с драгоценными корнями. Один грамм корня меняли на три грамма золота. Вот и я знаю урочище «Голдин поруб». Спрашивал дядю Мишу: « Гольды что-ли рубили просеку?»

-Нет – отвечал – не гольды, а от слова нерусского голд – золото. Прорубил переселенец ровную просеку, на подъеме тропа, вдоль скалы, удобная. Идут китайцы с корнем, по тропе удобной поднимаются. А он с берданкой за скалой. Бьет их, троих одной пулей, всех быстро расстреливает. Забрал корни, тела в реку столкнул со скалы, других дожидается. Золотой поруб. Через то золото и сам сгинул, ушел в Китай менять корни и сгинул без вести. Никому корень, во зле, добра не делал. Только добрых лечил, давал молодость. Это мне еще отец рассказывал.
 
- А как, дядь Миш, ты тигра пугал? Если брали тебя вместо пугала?

- Хе-хе-хе. Какой с меня был пугАльщик, мне и годов тогда было, лет четырнадцать. Эт, они так говорили: « Амба** руска люди не кушай. Китайца люди амбе чифа харошо, он травку много кушай, пахнет как зюбря, амба думает совсем малый зюбря, съем как сахара». Вот и ходил с ними, оберегал их своим запахом. Много я с ними тайги потоптал. Платили мне хорошо за участие, сарпинку приносили, другую материю, да и деньгами иногда попадало, но и слово им давал не показывать русским, места заветные. Сейчас уж чо, почти шестьдесят лет прошло.

* ст.Хунхуз в настоящее время ст. Буйневич ДВЖД.
 ** Амба – тигр.


3. На таборе


- Ну, мужики, будем табор ставить. Где поставим? Как, Витек, думаешь?

- Давай немного вверх поднимемся, тут вода близко, да дрова далеко.

- О! Голова. Тут мокрец съест. Пойдем вверх, правильно.
Поднимаемся. Вот сопочка от главного хребта чуть отбилась, заметная. Вода рядом и сухо. Лес чистый, продувается.

-Ну, вот и дом. Сашка, готовьте табор, а я пробегусь, погляжу, чо да как.

 Не трудная работа поставить табор. Гляди только, что бы не было рядом слабого дерева, что б не упало в бурю, не придавило спящих, а для страховки лучше выпилить два бревна, да положить углом. Нарезать кустарника, да травы ножом накосить, папоротника, вот и ложе готово. Под костром срезать дерн, расчистить, что бы не горели корни, не таили опасности. Прорубить тропку к воде. Запруду в ключе из камней сделать, будет нам баня. Обязательно надо мыться. Пот, жара в лесу. Накололся или поцарапался, грязный - начнет гнить. Рубашку, портянки постирать, не ждать когда рубаха на плечах сопреет от пота. Несколько жердей срезать, натянуть тент, да так, чтобы ветер тянул вдоль отражателя, поставь по-другому, от дыма наплачешься, а нет дыма, гнус заест. Поставили тент, полог, мешки с едой вверху повесили, не поточит мыша, росомаха не напроказничает. Стол и лавки сделали из жердей тонких. Со столом удобнее. Не сидеть на коленках, на ногах натруженных.
Развели костерок, варим кулеш. Два не два шли дня, но километров восемьдесят отмахали, с непривычки чувствуют ноги усталость. Вот и дед идет.

- Плохи дела, хлопцы.

-Чо, не так, дядь Миш?

-Заломки* встретил и копка* свежая. Кто-то промышляет уже на нашем участке, трое их. Дня три прошло, как были здесь.

-Может, Мокей, со своими пробежал, пораньше.

-Да ты что! Мокей корневщик! На такое не пойдет под ружьем. Нет, эт не он. Кто – то из пришлых. На копке даже затес**не оставили. Я поставил затес, одиночный, все же хоть какой-то знак. Придется ходить по хоженому. Лучше уж Мокей бы прошел, после него ходить бы не надо было, ушли бы в другие ключи.

-Ну, так давай сразу перейдем на другие ключи.

- Нельзя, Вася, надо пройти участок, если сами не найдем, посчитаем копки их, да затесы сделаем. Нужна же промхозу информация, как на будущее промысел планировать. Ничо, ну два-три дня потеряем, зато дело сделаем и посмотрим, куда пошли искатели. Ну, чо сварили, давай ужинать?

-Садись. Все готово уже.

- Дед, а как ты смотришь, если по стопочке.

-Васька, сукин сын, а когда же ты фляжку воткнул, что я не видел? Чо, спирт? Ну, давай по одной, за прибытие.

 Подбодрили спиртом аппетит, да и день к вечеру, проголодались, уплетают пахучий кулеш мужики, только ложки брякают. Чайку попили купеческого. Солнце село. Дед про случаи из жизни рассказывает.

- Был у меня друг, Филарет Николаенко, жил на пасеке. Деревня раньше там была, да все разъехались, школу закрыли, колхоз в совхоз перевели и укрупнились, работы не стало, и разбежался народ кто куда.
 ОсталОсь одно кладбище, да он со старОй.
 Корневал по-тихому, пасека, кору бархата драл, когда принимали. Работал.

 Вот приходит к нему мужик в августе. Молодой, представительный, сразу видно – из города. Ну, проходи, садись, покушай, что Бог послал. Поел он, чайком побаловался и спрашивает Филарета: «Вы скажите, дедушка, где женьшень растет? Из Хабаровска я. Пришел корня накопать для матери. Болеет сильно».

 У Филарета, бедного, чуть кондрат не приключился. Во дает! От всех хранят тайну великую, а ен пришел, возьми и выложи. И не заругаешься на него, во первых гость, хоть и незваный, а во вторых корень нужен для Матери. Но и показывать своих Богов нельзя, так не делается.
 Ну и баит он пришлому: « Ты, милок, иди, ищи корешок. Он, ипи его мать, везде растет. Иди, испытай судьбу, а не найдешь, я тебе дам корешок для матери. А ты видел-то корень хоть раз, знаешь какой он?». А тот говорит: « На картинке видал. Читал про него в книжках Арсеньева». Тут у Филарета и вообще дух вон. Вот те на – корневщик. И не пошлешь домой – обидится.

 А гость пристал, как банный лист до задницы, покажи да покажи, где корни растут. Филарет уже начал нервничать. «Та, ипи его мать, и там растет, и там растет, и вон там растет» - машет руками, чтоб отвязался, во все стороны. Пока махал и попал пальцем в сопочку, на болоте, рядом с пасекой.
 Даже не сопочка, а пупок в болоте, по большому если сходить, так можно спрятаться. А гость то, какой, из города. Пока махал Филарет в сторону тайги, тому грустно было, а как махнул в болото, на отдельную сопку – обрадовался. Там, даже он не заблудится.

 Спрашивает у Филарета: « И там растет?» - на сопочку эту показывает. Филарет уж кипит, мало того что корень надо отдать, так достал уже расспросами. «Растет - говорит - ипи его мать, иди с Богом, копай».

 Полез гость через болото. Три дня дымок над болотом стелется. На четвертый день приходит и Филарету в ноги упал: « Спасибо, - говорит – дедушка, век за тебя молиться буду, за то, что показал, где корень растет». Развязывает мешок и вытаскивает корни, завернутые в тряпочку.

 Как глянул Филарет и обомлел. Двенадцать штук, да такие красавцы. Грамм по сорок - шестьдесят ребятушки. «Эх, - говорит – паря, не кланяйся мне, я сам не знал что там корень есть, это тебя Бог навел за заботу о Матери. Я же думал, покопаешься, а выйдешь из болота, дам тебе корень и иди с Богом, А оно видишь, как Бог рассудил.
Ну да, ладно. Давай кА уберем их как положено. Ты посиди, пока. Я сбегаю наскубаю мха, да сдеру лубку, не дело корень носить в тряпочке».

 Пошел лубку содрал, мха надрал, упаковал корень как положено и благословил в дорогу обратную. «Ты иди, да не болтай языком, что у тебя корня столько. Будешь идти до станции, если будут спрашивать, скажи, мол, был у Филарета Николаенки, с пчелами помогал работать, таскал, да перетаскивал».

 Мне Мокей рассказал про случай этот, я не поверил. Ночевал, как-то у Филарета и спрашиваю его, мол, было такое? А он перекрестился и говорит: « Было, ипи его мать, Максим, было. Я ить, откуда знал, что там стока корня. Он меня совсем закружил своим «покажи, да покажи», ну я, ипи его мать, и показал». «А если б знал – его спрашиваю – что там корень, показал бы на сопочку?»

 « Нет, Максим, не буду Бога гневить, не показал бы. Корень дал бы для его матери, а на сопочку б не показал, прости меня, Господи. Да Бог рассудил без меня, нужен был корень этому парню, вот он и на болоте сподобился».

- Ну чо? Темно уж, спать будем ложиться?

- О! У меня ж маячки есть. Сейчас включим электричество.

 Достал маячок, в воду соли щепоть, разболтал и в кружку маячок. Загорелась лампочка, раздвинула темноту. Повесил повыше. Красота! Как дома на веранде. Только лес шумит, филин ухает.

- Хе-хе-хе. Ух ты, кака у тебя электростанция. А нук, дай кА мне целую. Посмотрю, как сделана.

-На, смотри.

 Смотрел, смотрел дед, крутил в руках, в воду соленую сунул. Загорелась лампочка.

-А выключать как?

-Она не выключается. Эта штука сделана так. Если попала в воду, то горит трое суток, пока не кончится энергия. Вдруг, человек, без сознания, маячок гореть будет, что бы заметили, спасли. Давай, повесим вверху. Вот, хоть в карты играй.

-О! А у меня карты есть, взял, играли бы, если дождь. А при такой электричестве можно играть и вечером. Давай кА срежемся в покера. Сичас, я вам носы, ухи нахлопаю.
Сели, играем. Все дед проигрывает, хочет получить амнистию, вытащить покер, бормочет заклинание, завет покера: «Фокер, фокер» - вытаскивает карту, или туз, или десятка.

Настукали деда по носу, и спать легли.

Утром работать.


* Заломки – заломленная верхушка кустарника. Заламывают для обозначения маршрута поиска, как разметка, пунктирная. Свежая заломка, ясное дело, недавно сделанная. А по старым заломкам определяют, когда тут искали корень. Когда на кустике сламывают ростовую верхушку, на его месте образуется несколько замещающих побегов. По величине эти побегов определяют возраст заломки. Еще называют старые заломки «метелками».
*Копка – место где был выкопан корень. В копку заделываются семена и сеянцы выкопанного корня.
** Затес – Очищенная от коры и луба древесина на ближайшем к копке дереве. Затесов делают по количеству листьев на найденном корне. Во время повторных посещений места находки, хозяин выжигает смолу на затесе и как бы говорит: «Я нашел. Я тут был. Копать рано. Приду еще». Затес, заломки, копка несут много информации. Например, смотрят, сколько было листьев. Если, допустим, пять, значит, корень взрослый, много семян рассеялось, искать надо вокруг. Может рябчик склевал семе


4. Поиски

 Как в воду дед смотрел. Беда, ходить по чужим следам, корень искать. Сегодня уже пятый день. Не оправдался дедов прогноз. Устали, не так от ходьбы, как от обиды.
 Двенадцать копок нашли чужих, два корня выкопали на их следах. Один пропустили, упие - пятилистовый, а один в копке был, не заметили спящий. Горе – копатели. Дед проверял после них дернину выбитую и обломок шейки нашел. «Корень – говорит - спящий задели. Давай покопаемся». Крутил, крутил дернинку, покопал руками по свежей земле и нашел спящего. Ушел он немного глубже, вот они его и не заметили. Старый, а углядел обломок шейки, среди кружева из корней. Матерился, говоря, что корень копают, как морковку дергают.

 Умотались мы. Азарта нет. Пятый день порожняком почти, как выдержишь. Уже в карты не играем, дед только носом шмыгает. Вижу тяжело ему, переживает и не может бросить, уйти на другие ключи. И не встретимся с ними. Без табора ходят, ходом. Но сейчас вроде пошли на юго-восток. Может, уйдут за хребет.

 Сидим на валежене. Устали, расстроенные. Вытираем косынками потные лица, от мелкоты-мушек отмахиваемся. Роем кружатся над потным лицом, в глаза попадают, пытаются посолоноваться на дармовом роднике лица потного. На взлобке ажина, малина дикая, краснеет, светится. Вот, двадцать метров. Встань, иди, полакомься. Лень вставать, даже малины не хочется.

 Зашевелились кусты малины, раздвинулись. Медвежья морда, как таз, не шевелясь, смотрит на нас внимательно.

- Привет, Машка! Чо,… задумалась? Бывает.

 Это дед медведя так приветствует. Рявкнула, как с пушки, скрылась, зашумели кусты за взлобок. Через минуту взвизгнули медвежата, это она их шлепками потчует, чтобы знали, где человек, там больно всегда. Учит жизни поджопниками. И все. Тишина. Оживились и мы происшествию.

- Дядь, Миш, а чо она тебе знакомая? Ты даже по имени ее знаешь. Встречались уже?

- Встречались. Встречались не раз. Ты вот, Васька, даже с валежины не встал, поприветствовать. Хорошо, она сама на нас вышла, увлеклась малиной и заметила поздно. Если бы малыши на нас вышли, а она за ними бы была, вот тут бы я не знаю, как с ней здороваться. Игрушки с мамкой плохие, за малышей порвет, не задумается. Слава Богу, обошлось. Пусть бегут. Ну чо, повернем к табору. Пойдем вдоль ключа вниз, обормоты эти вроде за хребет двинули. Завтра еще проверим отрожки ниже табора и снимаемся, пойдем дальше вниз. На правых ключах походим. Там они не были.

 Взяли посохи пошли, метров сорок, друг от друга идем, по деревьям иногда посохом постукиваем, одно дело сами с собой переговариваемся, а другое, вот так зверей предупреждаем, что мы идем, уходи с дороги, мы работаем. Напряженный глаз, высматривает красную шапочку, а тут еще пиония. Защищает своего господина, в глаза лезет, отвлекает своей красной шапочкой.

О! А это что? На кедрине затес заплывший, давно уж смаленый. Сколько – пять.

-Мужики! Затес! Упие! Смотри внимательно. Идите сюда пока.

-Хе-хе-хе. Молодца, Сашка, узрел, прожиг. Смотри старОй какой, уже заплыл почти весь. Давай покурим, и потом, прочешем внимательно. Дай кА спичку м… «Панцу-у-й!».

- Где?

 В пяти метрах от нас. Шапка красная с кулачек детский. Ну, удивительно просто, как в пяти метрах можно не заметить такой светофор. Подошли. Улыбаемся. Конечно довольны. Заработали. Снимаю мешок. Топор достаю. Бросил мешок. Вон деревце для кола хорошее. Пойду, срублю, инструмент надо сделать, корень копать. Три шага сделал. Вот они! Два красавца, пригнули головы. На одном стрелка с малой шапочкой, показывает, что еще в той стороне корень должен быть. Такое поветрие у корневщиков.

-Панцу-у-й! Панцу-у-й!

-Сколько? Хе-хе-хе-хе.

-Два упие!

- Ну, слава Богу! Размочили! Витек, Василий, постойте возле них пока Сашка колья и тычкИ сделает.

Срубил жердинку чуть толще руки. Два кола сделал метра по полтора. А из веток вырубил тычки-светофоры. Ошкурил их и воткнул рядом с женьшенем, чтобы своей белизной показывали, где сокровище. Две зарубки сделал ножом на своем посохе. Обе - пятилистые.

- Вы, ребята, пройдите вокруг, проверте, може еще, где притаился, а я этимя пока займусь.

 Сел на колени дед, замер. Неужели до сих пор на женьшень молится. Ладно, пошли работать, говорить потом будем.

 Прочесали все вокруг, все в пунктирах заломок. Нет больше корня. Все, пошли просто так, без системно, не делая заломок, надо деду помогать. Идем в разброд, вон и дед. Согнулся, корню кланяется.

- Панцу-у-й! - Василий кричит – Упие.

 Как же так, вот заломка рядом, прошли же тут, как мог укрыться от глаз красавец такой. Не зря стрелка показывала. Еще одна тычка белеет в лесу.

- Дед, ты чо до сих пор на женьшень Богу молишься. Нет же Бога, фарт просто.

- Нет, мОлодежь, я не Богу молюсь, из себя скверну выгоняю, каюсь в грехах, что бы чистыми руками до корня дотронуться. Вы не смейтесь, еще и до вас дойдет, что нельзя к такой красоте подходить с черным сердцем.

 Попритихли мы. Поразились силе его убеждения.

- Ты вот што, Сашка, придется тебе итить на табор. Ночевать придется нам здесь. Не успеем корень сегодня выкопать. А харчей уже нет. Не побоишься? Назад уж по темному пойдешь. Не заблудишся? Витька с Василем боюсь посылать, не найдут. Вы, ребята, не обижайтесь, это не Игру
на, да «посеял» где-то в отдалении. По уровню заплывания затеса определяют время, когда затес был сделан, когда последний раз посещалась копка. Таежный язык, понятный для посвященного.




4. Поиски
 Как в воду дед смотрел. Беда, ходить по чужим следам, корень искать. Сегодня уже пятый день. Не оправдался дедов прогноз. Устали, не так от ходьбы, как от обиды.
 Двенадцать копок нашли чужих, два корня выкопали на их следах. Один пропустили, упие - пятилистовый, а один в копке был, не заметили спящий. Горе – копатели. Дед проверял после них дернину выбитую и обломок шейки нашел. «Корень – говорит - спящий задели. Давай покопаемся». Крутил, крутил дернинку, покопал руками по свежей земле и нашел спящего. Ушел он немного глубже, вот они его и не заметили. Старый, а углядел обломок шейки, среди кружева из корней. Матерился, говоря, что корень копают, как морковку дергают.

 Умотались мы. Азарта нет. Пятый день порожняком почти, как выдержишь. Уже в карты не играем, дед только носом шмыгает. Вижу тяжело ему, переживает и не может бросить, уйти на другие ключи. И не встретимся с ними. Без табора ходят, ходом. Но сейчас вроде пошли на юго-восток. Может, уйдут за хребет.

 Сидим на валежене. Устали, расстроенные. Вытираем косынками потные лица, от мелкоты-мушек отмахиваемся. Роем кружатся над потным лицом, в глаза попадают, пытаются посолоноваться на дармовом роднике лица потного. На взлобке ажина, малина дикая, краснеет, светится. Вот, двадцать метров. Встань, иди, полакомься. Лень вставать, даже малины не хочется.

 Зашевелились кусты малины, раздвинулись. Медвежья морда, как таз, не шевелясь, смотрит на нас внимательно.

- Привет, Машка! Чо,… задумалась? Бывает.

 Это дед медведя так приветствует. Рявкнула, как с пушки, скрылась, зашумели кусты за взлобок. Через минуту взвизгнули медвежата, это она их шлепками потчует, чтобы знали, где человек, там больно всегда. Учит жизни поджопниками. И все. Тишина. Оживились и мы происшествию.

- Дядь, Миш, а чо она тебе знакомая? Ты даже по имени ее знаешь. Встречались уже?

- Встречались. Встречались не раз. Ты вот, Васька, даже с валежины не встал, поприветствовать. Хорошо, она сама на нас вышла, увлеклась малиной и заметила поздно. Если бы малыши на нас вышли, а она за ними бы была, вот тут бы я не знаю, как с ней здороваться. Игрушки с мамкой плохие, за малышей порвет, не задумается. Слава Богу, обошлось. Пусть бегут. Ну чо, повернем к табору. Пойдем вдоль ключа вниз, обормоты эти вроде за хребет двинули. Завтра еще проверим отрожки ниже табора и снимаемся, пойдем дальше вниз. На правых ключах походим. Там они не были.

 Взяли посохи пошли, метров сорок, друг от друга идем, по деревьям иногда посохом постукиваем, одно дело сами с собой переговариваемся, а другое, вот так зверей предупреждаем, что мы идем, уходи с дороги, мы работаем. Напряженный глаз, высматривает красную шапочку, а тут еще пиония. Защищает своего господина, в глаза лезет, отвлекает своей красной шапочкой.

О! А это что? На кедрине затес заплывший, давно уж смаленый. Сколько – пять.

-Мужики! Затес! Упие! Смотри внимательно. Идите сюда пока.

-Хе-хе-хе. Молодца, Сашка, узрел, прожиг. Смотри старОй какой, уже заплыл почти весь. Давай покурим, и потом, прочешем внимательно. Дай кА спичку м… «Панцу-у-й!».

- Где?

 В пяти метрах от нас. Шапка красная с кулачек детский. Ну, удивительно просто, как в пяти метрах можно не заметить такой светофор. Подошли. Улыбаемся. Конечно довольны. Заработали. Снимаю мешок. Топор достаю. Бросил мешок. Вон деревце для кола хорошее. Пойду, срублю, инструмент надо сделать, корень копать. Три шага сделал. Вот они! Два красавца, пригнули головы. На одном стрелка с малой шапочкой, показывает, что еще в той стороне корень должен быть. Такое поветрие у корневщиков.

-Панцу-у-й! Панцу-у-й!

-Сколько? Хе-хе-хе-хе.

-Два упие!

- Ну, слава Богу! Размочили! Витек, Василий, постойте возле них пока Сашка колья и тычкИ сделает.

Срубил жердинку чуть толще руки. Два кола сделал метра по полтора. А из веток вырубил тычки-светофоры. Ошкурил их и воткнул рядом с женьшенем, чтобы своей белизной показывали, где сокровище. Две зарубки сделал ножом на своем посохе. Обе - пятилистые.

- Вы, ребята, пройдите вокруг, проверте, може еще, где притаился, а я этимя пока займусь.

 Сел на колени дед, замер. Неужели до сих пор на женьшень молится. Ладно, пошли работать, говорить потом будем.

 Прочесали все вокруг, все в пунктирах заломок. Нет больше корня. Все, пошли просто так, без системно, не делая заломок, надо деду помогать. Идем в разброд, вон и дед. Согнулся, корню кланяется.

- Панцу-у-й! - Василий кричит – Упие.

 Как же так, вот заломка рядом, прошли же тут, как мог укрыться от глаз красавец такой. Не зря стрелка показывала. Еще одна тычка белеет в лесу.

- Дед, ты чо до сих пор на женьшень Богу молишься. Нет же Бога, фарт просто.

- Нет, мОлодежь, я не Богу молюсь, из себя скверну выгоняю, каюсь в грехах, что бы чистыми руками до корня дотронуться. Вы не смейтесь, еще и до вас дойдет, что нельзя к такой красоте подходить с черным сердцем.

 Попритихли мы. Поразились силе его убеждения.

- Ты вот што, Сашка, придется тебе итить на табор. Ночевать придется нам здесь. Не успеем корень сегодня выкопать. А харчей уже нет. Не побоишься? Назад уж по темному пойдешь. Не заблудишся? Витька с Василем боюсь посылать, не найдут. Вы, ребята, не обижайтесь, это не Игрушки. Днем люди блудят, а ночью… Пойдешь, Сашка?

-Пойду.

-Ты вниз спускайся к ключу, но не в самый ключ, там чаща, ночью не видно будет. Пойдешь, делай затесы длинные, чтобы видно их было, когда назад пойдешь. Не ленись, не надейся на удаль свою. Один раз махнуть ножом не великий труд, время дорого. Знаю, не потеряешься, но время жалко, если что. Ну, все. Иди.

 Остались мужики. Корень копать не по лесу ходить. Спина загудит, пока выкопают. Сначала соберут семена, завернут аккуратно в тряпочку, повесят на деревце рядом, чтобы не помять, не дай Бог, не наступить на семена драгоценные. Срежут стебель, аккуратно свернут, для просушки, лекарство ценное, все раны заживают от него как на собаке. Выбирают траву, срывают аккуратно былочки, вдруг сеянец малый рядом растет, чтобы не поранить его, не обидеть. Потом пробивают заостренным колом дернину, кружево из корней, вокруг корня круг делают с метр диаметром. Обойдут корень полностью, начинают поднимать дернину, трясут, землю вытряхивают. Смотрят внимательно, не рвут волоски корневые, крохотные. Долго землю вытряхивают. Остается только паутина из корней. И начинают из этой бороды корень выпутывать. А корешков всяких – тысячи, почище задача, чем килограмм ниток распутать узлами завязанных. Каждая ворсинка на корне цену имеет, в этих волосках-корешках великая сила находится. И копают мужики, палочкой острой корешки сортируют, спину не разгибая. А как закончат, семена и сеянцы маленькие в эту же копку заделают, прихлопают землю ладонью мозолистой, перекрестятся поднимаясь.
 
 А мне что, идти то, часа два с половиной - три, не больше. Иду, делаю затеси. Будут светить они мне на обратной дороге.


 Два часа уж как темно. Ночью идти по лесу не мед. Не разгонишься. Да и неуютно как-то, одному идти. Светлячки-затеси помогают. Во! Дымом запахло. Уже рядом. Надо воды набрать, вниз спуститься. Темень, глаз коли. Набрал. Пошли назад. Огонек! Хитрый дед. Костер есть, так он еще дымокур разложил, чтобы дым меня первым встретил по ключу, чтоб не пробежал мимо, не отклонился. Вот, опять наука, незаметная.

- Пришел? Чо-то долго ты! Я уж… И воду принес, молодца. А где воду брал, чо нес с табора?

- Нет, я тут набрал, когда дым учуял, спустился в ключ. Темно там, задержался чуть.

-Эк, тебя. В ключу ж сичас не видно не зги. Ладно, отдохни. А я сварю пока.

-Давай я буду варить, дядь Миш.

- Ну, вари, Витек, зажигай электричеству. А мы сичас устроим весы аптекарские.

 Срезал дед, тонкую палочку, достал из картуза иголку с ниткой. Проткнул иголкой коробок спичечный, привязал к палочке, получилась чашечка для весов. С другой, с петелькой привязал ниточку, на нее корень будет прилаживать. На серединке еще ниточка, двигает ее по палочке, весы настраивает, настроил, воткнул иголочку, вот и стрелка есть, баланс показывать. Готовы весы аптекарские. А где же гирьки аптекарские. Достал жменю мелочи медной, вот тебе и гирьки калиброванные. Просто, а весы как аптечные.

 Полез дед в мешок, достал лубку свою, заветную. Много лет он уже не ранит деревья, не дерет с них кожу-луб. Смастерил из бересты вареной в жиру, конверт такой, безразмерный.

 Береста вырезана как крест с большой середочкой, завернешь, крылья креста, получается коробочка, а в коробочке мох, с деревьев снятый, мягкий, ни сухой никогда и ни мокрый. Сохраняет необходимые условия не хуже термостата медицинского. А главное, мох гнили не дает, убивает, наверное, микробы вредоносные. Испокон веков корень в мох заворачивали.

 Водрузил дед очки на огромный свой нос. Очки, медной проволокой дужки связаны, но видеть помогают. Смешной дед. В полутьме, тени и свет от костра и лампочки, на лице пересекаются, дрожат, блестят глаза через стекла увеличительные, так и думаешь, что сейчас скажет: « Поггодите, ггебята, щас отпущу, отпущу без обмана, штоб я так жил». Молчу. Слишком ответственный момент. Дед серьезен как никогда. Смотрю на него и улыбаюсь счастливо. Как мало нужно человеку для счастья! Не возьмет же себе, не продаст втихаря, стоить будет в десять раз дороже, а счастлив, что дался в руки корень, и будет он помогать людям от беды избавляться.

 Взвесил дед корни, почиркал карандашиком на листочке, завернул корни в лубку, весы туда же припрятал, снял очки.

- Ну, чо, ребяты, мы молодцы, первый сорт корни, 55; 60; 60; 65 грамм важут. Одногодки наверное все.

- А сколько им лет? Дядь Миш?

- Это надо по кольцам на шейке считать, а так, примерно грамм в год. Как раз, наверное, посеялись, когда я с китайцами ходил.

- Все. Садитесь варево мое есть. Берите ложки и прямо с котелка. Дядь Миш, а Сашка фляжку принес.

- Хе-хе-хе. Чож, седня и Бог велел. Давай, за удачу пригубим.
Пригубили за удачу. Тарахтим ложками. Пригубили еще по глотку. Съели котелок каши. Лежим на ворохе травы. Хорошо. Чай скоро закипит. Дед опять из былого рассказывает.

- Расскажу я вам, хлопцы один случай, а вы уж думайте, что и как.
 Не знаю, почему вспомнилось. Четыре года назад охотились мы с Антоном Ха……ко в одной бригаде. Получили лицензии на двух пантачей*. Подготовились, пошли.
 Не любил я с ним охотиться. Вроде все нормально, но какой-то он был, сильно добытчик. Убьет зюбря когда уже лицензии кончились, а потом в промхозе выпрашивает дополнительную. Давали, конечно. Это чтобы заработать больше. Ну, куда деваться, пошли на пантовку вместе.
 Идем в барачек свой, болтаем о всяком. Пристало мне до ветру. Я иму говорю: «Ты иди, Антон, я тут по делам посижу». Он пошел.
 Ну, я пока мешок снял, винтовку к дереву прислонил, то да се, сижу.
 Слышу топотит копытами, как зубряк топотит когда пугает.
 Голову поворачиваю – в двадцати метрах матуха стоит. На меня смотрит и ногами передними по земле – тук-тук, тук-тук. Не убегает. Ну, сделал я свое дело. Подпоясался. А она отошла пять метров и опять стоит, на меня смотрит.
 
Глаза как блюдца – огромные, черные, блестят влажно. Думаю сам себе: « Чо-то тут не так». Взял мешок, винтовку на плечо, иду на нее. А она боком так отступает, то на меня смотрит, то в лес куда-то.
 Метров сто она меня так вела.
 Смотрю, телок лежит. Подхожу ближе и все понял. Лежит буреломина, вершина, когда ветер ее сломил образовались такие ленты древесные по слоям, расщепы. Как уж телок в этот расщеп угодил, не знаю, лежит бедный, из сил уже выбился, а нога в этом капкане.
 Ну, я палкой разжал расщепину, высвободил ногу. Поднял его на ноги, а он, аж шатается, или из сил выбился, или оголодал так. Подтолкнул я его к матухе легонько, а сам отошел метров на двадцать.
 Подошла она к нему, облизывает. На меня посмотрела и опять ногами тук-тук.

 Пошел я от них, разберется уж, думаю. Вот и думай. Как же она ко мне подошла? У меня ведь винтовка. Или она момент такой специально выжидала? А с Антоном, когда были, почему не подошла? А я так думаю, что подошла бы в любом случае, жизнью рисковала, а подошла.

 Что значит любовь материнская!

Лежим. Молчим, потрясенные. Чаю попили. То один, то другой вздыхают: « Дааа…».

Так и спать легли.


*пантачи – самцы изюбря с новыми еще не окостеневшими рогами (пантами).





6. Пуп на болоте


 Еще один день безуспешных поисков. Пиония, спутник Царя встречается в изобилии, а корень не дается. Прячут слуги повелителя. Вечером после ужина дед выносит свое решение.

- Пойдем, хлопцы, на правые ключи. Время уже осталось мало. Завтра снимаемся с табора и пойдем ходом. Не будем время терять на возвращение к табору. Где ночь, там и дом. Конечно неудобно сие, но нужно время беречь. А сейчас спать. Утром по росе пойдем.

 Легли. Не спится. Понимают все, хоть и мало уж харчей носить, но надо будет ходить со всем скарбом, табор на каждую ночь ставить. Не будет уж таких удобств как на основном таборе.

Ладно. Спим.

 Утром поели плотно, уложили все в мешки, отправились. Идем по ближним отрожкам, вдоль мари. Встретили два старых затеса, но нет корня. За обед солнце. Перестукнулись посохами, собрались вместе.

-Давайте, хлопцы спустимся к марюшке, чаю нагреем, попьем, да пойдем далее.

 Вниз, так вниз. Пошли. Вышли на взлобок. Удобно. Сели. Костерок. Воды в мари набрали, не ключевая водица, но ничего, прокипит. Разговариваем.
 Релка в мари высокая, с километр длинной. Кедры на релке видны. Разыгралась во мне фантазия. Перейдем, а там как у того мужика из Хабаровска, который корень искал для матери.

-Дядь Миш, давай на релку сходим на болоте. Может там корень есть, как у Филарета.

- Хе-хе-хе. Тебе сичас все болотА будут казаться в женьшене.

- Да, сухо там должно быть. КедрА в болоте не будет и листвика там не видно.

- Как, мужики, пойдем? Сашка проводником будет.

- А что, дядь Миш, Витька оставим, пусть ночлег готовит, варит, а мы давай пробежим втроем. Мы ее до вечера прочешем.

-Что, все «За»? Витек, останешься?

Все согласны. Попили чаю, пошли налегке. По кочкам прыгать метров шестьсот. Дед и смеется и ворчит.

-Куда, старый хрен прыгаешь? Ну, у молодого блажь, а мене то чо прыгать, остался бы лучше варить. Ой, Сашка, быть тебе битому, если корня нет.

 Прыгаем, отступать не положено. Решили - надо идти. Корневщики люди суеверные. Вернешься, а вдруг там корень был. Вперед. Скок, скок по кочкам, качнулась кочка. «Ох ё…..» По самые … это… почти по пояс в воде. Перешли болото. Ольшанник мокрый встречает, непроходимый. Однако. Продрались. На сухое выбрались. Запах корневой. Пиония везде.

-Хлопцы, тут не потеряешься. Пошли кто как. Без челночного поиска. Куда душа завет. Хоть на болоте отведем душу. Пошли.

Они - то пошли, а мне надо портянки да штаны от воды выжать, натрешь ноги – беда. Снял с себя мокрое, отжал, оделся. Куда же мне идти? Вон Василий, вон дед шуруют по траве посохами.
 Отдамся в руки случая. Закружусь волчком, глаза закрою, как остановлюсь, так и пойду.
Закрыл глаза, закружился до пьяна.
 Стоп! Открыл глаза.
 Опа! Хорошо хоть не в болото ведет меня случай. Стеной стоит кустарник, куда мне показал случай. А суеверие. Надо идти.
 Лезу по кустам, какой женьшень, руки не видать если вытянешь. Дебри. Метров двести лез. Вернуться что ли? Нет! Дойду до болота, тогда вернусь.

 Еще двадцать метров. . . . .И застыл! …..Поляна метров пятьдесят диаметром, редколес на ней.
 Посередине огромный берест, затесами заплывшими манит.

 А в низу по подлеску шапки красные. Как в кино, как в полисаднике георгины, там, и там, и там – ЖеньШень!
 Не схожу с места. Кричу!

- Панцу-у-й! перевел глаз не другой. Панцу-у-й! Панц-у-й! Панцуй! Панцу-у-й! Сбился со счета.
 Но перевожу взгляд и опять: «Панцу-у-й!» Не схожу с места. Вдруг сон!

Ломятся через кусты дед с Василием. Хохочут. Кричат. Не пойму что.

-Панцу-у-й! Панцу-у-й! Панцу-у-й! - Ох! Перевести дух. - Панцу-у-й!

 Клокочет кровь от азарта, от радости и, наверное от алчности. Подбежал первым дед. Вспотел! Картуз в руке. Растрепались седые волосы. Василь подбежал. Увидали поляну – ахнули!

-Восемнадцать раз кричал. Запомнил где заговоренные?

-Не, дядь Мишь не запомнил. Я с места не сходил.

-Так! Спокойно!

Нас и себя успокаивает дед.

- Садись, покурим! Которые корни уйдут, то не наши.

 Сидим, курим около волшебной поляны. Сердце стучит радостно. Да и дед, видно, как не в себе.

Молчим заворожено. Покурили.

- Так! Готовим тычков побольше. Берем по десятку и идем через поляну. Идите осторожно, как по минному полю, Смотрите внимательно. Мелочь не топчите, Тройки* не берем, их не отмечайте тычками, отмечайте только четвертки и выше.

Нашкурили тычков, пошли.

 Зашел на поляну- женьшень «Панцуй!» - поставил тычек. Дальше – Панцуй! – тычек. Прчесали поляну. Вышли на другую сторону. «Василий – кричит дед - принеси мне еще тычков, штук пять.

Вышли все с поляны, считаем тычки. Раз, два, три, четыре, сбиваешься, начинаешь снова.

-У тебя сколько?

-Тридцать четыре, а у тебя, дядь Миш?

-Тридцать четыре.

Тридцать четыре корня!

 Картузы вверх! Ура!

 Исполняется танец дикарей без всяких заявок. Дед такие коленца выдает, дух захватывает! Мы скачем, как угли горячие у нас в штанах.

 Сели. Курим.

-Пойдем за Витькой. Тут одним днем не управишься. Будем ставить табор здесь.

Махом перепрыгнули болото.

- Встречай, Витек, победителей! Огород нашли старинный! Сворачиваемся.

 Выплеснули горячую воду под чай. Собрались. Пошли назад, через болото. Выбрали место рядом с поляной, табор готовим, кушать варим.

- Дядь Миш, мне четырнадцатого на работе надо быть. Слово дал. За два дня тут не управишься?

- Эк! Два дня мало. Надоть будет еще по релке походить, мож еще где тайничок. Ты вот што. До темна еще часа четыре. Ты пробежи по сухим отрожкам, там норы должны быть барсучиные. Молодые уже большие. Поставь силки. Навялишь мяса, жиру-то сичас не больно много у него, да и пойдешь, а мы останемся. Дня четыре – пять еще надо будет.
Похватал сухорей в воде размоченных, воды попил с сахаром и готов. Мешок за плечи – вперед.

- Ну, я побег.

- Поняй! Ни хвоста тебе не чешуйки.

Вот тебе и норы. Не надо было, по норам прыгал, а нужно не найдешь. Уже третий склон пробегаю, нет нор. Что, померли все. Должны же быть. Вон взлобок подходящий. Во, давно бы так. Хорошие норы. Большая семья. Ладно, извиняйте ребята. Не большой вам урон будет, а нам пропитание. Настроил силки на подвес, чтоб не ушел с петлей, полузадушенный, не пропал зря. Ну, можно назад бежать. Время еще есть, до темна. Дров на таборе напилю.

- Ну, поставил силки? Сколько их там, не смотрел?

- Восемь - десять не меньше.

- А как узнал? Мож меньше или больше.

- Ааа, дядь Миш, проверяешь. В туалет их ходил, и кучки считал.

- Хе-хе-хе. От, стервец, запомнил. Не зря тебя сошками учил. Молодец. Завтра посмотрим, как науку постиг. Посох рядом. Чтобы не отлынивал от работы, по лесу бегаючи. Ну, чо, за стол садится будем? Чо, там у тебя во фляжке осталось, Василь?

- Ооо! Дядь Миш, тут еще больше половины.

- Давай, отпразднуем Сашкин фарт.

 Стол богатый у нас нынче. Пюре картофельное, из сухой картошки, с укропом, с луком сухим, напарилась, духовитая. Ильмаки-грибы жареные, чай с лимонником. Сухари само собой. Кто так хрустит, кто размачивает, у кого с зубами проблемы.

- Посмотрю я, стервец, как ты будешь есть сухари, когда зубы выпадут – смеется дед.

Поели хорошо, хорошо выпили. В покер играем, разговариваем.

 Гадаем, кто мог огород этот садить, женьшеневый.

-Больше полвека, огороду-то. Лет двадцать уже, как не было здесь человека. Видал, какие деревья рядом с корнем растут? Жив был бы хозяин, срезал бы. Как его копать рядом с таким деревом, намучаешься топором махать, корни подрубывать. Копок нет даже старых, все сравнялося, а на это время надо. Перебрал всех знакомых корневщиков, нет таких, что бы могли здесь огород садить. Филарет? Умер лет десять назад, так чо бы он шел сюда в чужое болото, свое рядом было. Нет, он не мог. Может, китаец какой, когда еще можно было через границу нырнуть. Кто его знает. Ладно.
 
Придет хозяин – поделимся.

-Дядь Миш, а ты себе огород не делал? Всю жизнь корнюешь, неужто нигде не припрятал уголок, не натаскал туда семян, сеянцев?

- Дааа, Витек. Это ж надо мне всю тайгу перетаскать. Может ты, мне подсобишь, не заморишься. Эх, Витек, Витек, дурья твоя башка. Вся тайга, все вокруг и есть мой огород. Куда ж я все буду перетаскивать?

- Фокер, фокер, опять туз. Не хлопцы, все. Давай на отбой.

Спать легли.

 Утром все по своим делам. Мужики ушли на поляну, я на на норы сходил. Снял двоих. Шкурки снял. Не полностью еще вышли, чернота на мездре попадается, но не выбрасывать же. Присолил, свернул, пусть лежат.
 Срезал мясо лоскутами тонкими, не меньше пяти килограмм получилось продукта диетического. Кости в котел, пусть шурпа кипит.
 А лоскуты мяса на палочки, на вешела, и над дымом повесить, пусть вялится. Надо так дымить, чтобы и не сварилось и прокоптилось, чтобы не пропало в тепле.
 Да не брать на дым хвойняков, они смолистые, горчить мясо будет, не вкусное.
 Не очень конечно красивое мясо получается, но есть можно за милую душу, даже сырым, не пронесет, не отравишься.

 Дым держу, дрова пилю для табора. Перенес к костру, порубил, сложил под пологом. За ильмаками сходил. Нажарил. Хорошо, рядом все.

 Пришли мужики, потные. Четыре корня всего выкопали, но довольные. Пообедали, ушли опять. А я хозяйничаю. Готовлюсь завтра отбыть восвояси. Отсыпал крупы стакан, да чаю щепоть, сухарей. Сигареты, спички. Под котелок возьму банку консервную на старом таборе. Хватит мне. Вот и вечер уже.

 Поужинали, легли спать. Устали стоять в загиб весь день.
 Я еще подымлю, чтобы завтра к обеду можно мясо было убрать без опаски. Посидел до полуночи, наложил дым, полез спать.

 Утром спрашиваю дядю Мишу: « Может я пойду копать, а ты на таборе». «Нет – отвечает – останешься ты. Не потому, что тебе не доверяю, а потому что, если что не так, будете ко мне бегать спрашивать. Время дорого. Василя или Витю не оставишь, не сумеют дым держать. Заканчивай и пойдешь. Мы уж справимся». Так, значит так.

 До обеда дым продержал, кушать сварил. Пришли мужики, пообедали. Готово мясо. Взял лоскут с собой.

- Ну, бывайте, мужики, я пошел.

- Иди, Сашка, легкой тебе дороженьки.



7. Лекарство для земли

Пятьдесят лет прошло с тех пор.

Давно нет уже дяди Миши. Так и не смог он больше сходить на найденный огород. Слег в болезни тяжелой, пролежал полтора года пластом, умер. Сашка в армию ушел. Завертела жизнь, завьюжила.

 До корня драгоценного появилось слишком много желающих. В любую пору стали ходить на его поиски. Копают, растаскивают по своим огородам семена, сеянцы. Что гибнет их семь из десяти, мало волнует любителей, лишь бы рос он на личной грядочке.

Приезжал Василий с друганом, лет через шесть после смерти дяди Мишы.

-Давай сходим, Сашка. Я сам не найду. Знаешь, сколько сейчас денег дают за корень?

- Как же менять ты будешь, Корень Жизни на деньги?

- Как был ты дурак, таким и остался. Ведь найдут огород все равно, они продадут!

- Пусть они найдут, пусть они выкапывают, но не Я. Не найду я Вася, того места заветного. Уже сколько время прошло. В голове все перепуталось. Да и не так уж и нужен теперь корешок, вон куда медицина рванула. А от алчности, бессилен женьшень. Помнишь, что дядя Миша сказал, почему он огород свой не делал?

Уехал Василий. Не сказал: «До свидания».

Один я остался, кто знает про огород на болоте. Не знаю, может, был там кто, может, не был. Если никто не нашел, я не скажу никому и сам не пойду. Пусть все будет, как есть.

 Пусть для Земли остаётся лекарством.
 Может поможет ей, моя забывчивость.