Тёмные очки. Мюриэл Спарк

Придя на берег озера, мы остановились, чтобы посмотреть на свои отражения в воде. Именно тогда я вспомнила эту женщину,  с которой мы в последний раз виделись так давно: когда она посмотрела на меня снизу вверх. Она не прекращала говорить.
Я надела тёмные очки, чтобы скрыть от солнца глаза, а от неё – то, что я её узнала.
«Вам скучно со мной?» - спросила она.
«Вовсе нет, доктор Грей».
«Уверены?»
Когда надеваешь тёмные очки во время рассказываемой тебе задушевной истории, это всегда обескураживает рассказчика. Но они были необходимы сейчас, когда я узнала её и была возбуждена; я должна была услышать всё, что она не скрывала теперь.
«Врач предписал вам эти очки?»
«Ну, да. От яркого света».
«Носить тёмные очки, - сказала она, - это современный психологический феномен. Это один из трендов имперсонализации. Тёмные очки - это оружие современного Инквизитора. Это…»
«Вы совершенно правы». Но я не сняла очки, так как, во-первых, не просила её о компании, а во-вторых, есть предел тому, что можно выслушать с невооружёнными глазами.
Мы пошли вокруг нового бетонного забора у старого озера, и она продолжила рассказ о том, как жизнь заставила её бросить терапевтическую практику и взяться за психологию; я смотрела на неё через тёмные очки и из-за смягчающего эффекта стёкол видела её так же, как недавно с озера, и вновь – как в детстве.

В конце 30-х годов Лисден-Энд был городом в форме буквы L. Наш дом стоял на одном конце, а на другом конце был рынок. Мистер Симмондс, окулист, располагался на горизонтальной ноге и жил над своим магазином с матерью и сестрой.  Все остальные магазины в ряд были присоединены один к другому, но дом мистера Симмондса стоял отдельно, как настоящий дом, окружённый газоном со всех сторон.
Меня отправили к нему проверить зрение. Он ввёл меня в тёмную переднюю и сказал: «Садитесь, дорогая». Затем обнял меня за плечи. Его указательный палец двигался взад-вперёд по моей шее.  Мне было 13, и я не хотела быть грубой с ним. Дороти Симмондс, его сестра, спустилась к нам через несколько секунд после его прихода; она сошла тихо, одетая в белый комбинезон. Прежде чем она пересекла комнату, чтобы включить тусклый свет, мистер Симмондс убрал руку с моего плеча с таким рывком, что я знала: он положил её туда не с невинными намерениями.
До этого я видела мисс Симмондс лишь однажды на празднике, когда она стояла на подмостках в большой шляпе и голубом платье и пела: «Что-то среди длинных теней на траве», пока я подбирала сбитые ветром яблоки, казавшиеся гнилыми. Теперь она повернулась ко мне в своём белом комбинезоне и бросила на меня враждебный взгляд, словно я соблазняла её брата. Я почувствовала, что оказываюсь в неправом сексуальном положении и начала осматривать тёмную комнату, широко открыв глаза.
«Вы умеете читать?» - спросил мистер Симмондс.
Я перестала озираться. «Читать что?», спросила я, так как дома сказали, что меня попросят читать строчку за строчкой, составленные из разрозненных букв. Карточка, висевшая передо мной в тусклом свете, изображала поезда и животных.
«Если вы не умеете читать, у нас есть картинки для неграмотных».
Это была шутка мистера Симмондса. Я вежливо хихикнула. Его сестра улыбнулась и вытерла правый глаз носовым платком. Она ездила в Лондон, чтобы ей прооперировали этот глаз.
Я помню, как читала буквы до последних строчек, где они были совсем крошечными. Помню, как мистер Симмондс сильно пожал мне руку, когда я вышла из его заведения, и повернул назад жёлтое веснушчатое лицо, чтобы посмотреть, не следит ли за ним сестра.
Дома бабушка спросила: «Ты видела…?»
«…сестру мистера Симмондса?» - перебила тётя.
«Да, она была там всё время», - сказала я, чтобы внести ясность.
Бабушка сказала: «Говорят, она вот-вот…»
«…ослепнет на один глаз», - сказала тётя.
«А её мама лежит наверху, прикованная к постели…», - сказала бабушка.
«….и она, должно быть, святая», - сказала тётя.
Наконец (прошло несколько дней или несколько недель), мои очки для чтения прибыли, и я носила их, когда не забывала надеть.

Очки сломались 2 года спустя, когда я села на них во время школьных каникул.
Бабушка сказала, вздохнув: «Тебе пора проверить зрение. Проверять зрение...»
«...надо в любом случае», - сказала тётя, вздохнув.
Я вымыла волосы и накрутила их на бигуди. На следующий день, в 11 часов утра я пошла к магазину мистера Симмондса с одной из бабушкиных шляпных булавок в кармане жакета. Фасад здания был отремонтирован, и на стеклянной двери красовались золотые буквы: «Бэзил Симмондс, окулист», а за ними – Ч.Б.О.А., Ч.Х.И.* и другие.
«Вы стали настоящей леди, Джоан», - сказал он, глядя на мою грудь.
Я улыбнулась и положила руку в карман.
Он был меньше ростом, чем 2 года назад. Я подумала, что ему могло быть от 50 до 30. Его лицо было ещё гуще покрыто веснушками, чем раньше, а бледно-голубые глаза напомнили мне акварель из коробки с красками. Мисс Симмондс молча вошла в мягких шлёпанцах. «Вы стали настоящей леди, Джоан», - сказала она, глядя на меня через зелёные очки, так как её правый глаз ослеп, а другой, как поговаривали, сильно её беспокоил.
Мы вошли в кабинет. Она проскользнула мимо меня и включила тусклый свет над карточкой. Я начала читать буквы, пока Бэзил Симмондс стоял со сложенными руками. Кто-то вошёл в переднюю. Мисс Симмондс выскользнула, чтобы посмотреть, а брат пощекотал мне шею. Я продолжила читать. Он притянул меня к себе. Я положила руку в карман жакета. Он вскрикнул и отпрянул, так как булавка проколола жакет и вонзилась ему в бедро.
Мисс Симмондс появилась в проёме в своём  мстительном белом комбинезоне. Брат, озадаченно  потирающий бедро, притворился, что стирает пятно с брюк.
«В чём дело? Почему ты кричал?» - спросила она.
«Я не кричал».
Она посмотрела на меня, затем повернулась и пошла к посетителю, оставив дверь открытой. Моё обследование вскоре завершилось. Мистер Симмондс проводил меня к выходу и посмотрел умоляющим несчастным взглядом. Я почувствовала себя предателем и подумала, что он ужасен.
Остаток каникул я думала о нём как о «Бэзиле», задавала вопросы, проявляла больше интереса к разговорам вокруг, и таким образом у меня сформировалось понятие о его личной жизни. «Дороти и Бэзил», - думала я. Я позволила своим мыслям задерживаться на них, пока не нарисовала себе картину комнат наверху. Я слонялась по дому во время чаепития и, не переводя разговор прямо на Дороти и Бэзила, сказала нашим гостям, что ходила проверять зрение.
«Мать прикована к постели уже много лет. Она очень богата, но какая радость от денег в её положении?»
«И что ждёт мисс Симмондс с таким-то глазом?»
«Она получит деньги. А ему по наследству достанутся жалкие крохи».
«Нет, говорят, он получит всё. В кредит».
«Думаю, миссис Симмондс всё оставила дочери».
Бабушка сказала: «Она должна поделить состояние…»
«… поровну между ними, - сказала тётя. – По справедливости».
Я нарисовала себе текущую сцену, в которой брат с сестрой выходят из комнаты матери и на лестничной площадке позволяют взглядам встретиться в молчаливом бою за наследство. В бледных глазах Бэзила нет никакого выражения, но он вытягивает вперёд красную шею и этим показывает своё отношение к делу; Дороти обозначает свою позицию, делая штопорообразное движение головой и сияя через зелёные очки единственным зрячим глазом.
Меня отправили испробовать новые очки для чтения. С собой у меня была булавка. Я дружески разговаривала с Бэзилом, пока пробовала новые очки. Он хотел положить руку мне на плечо, но помедлил и остановился. Дороти спустилась и появилась перед нами как раз тогда, когда его рука застыла в воздухе. Он перевёл этот жест в другой: словно поправлял дужку очков за моим ухом.
«Тётя велела как следует испытать их, - сказала я, - пока я здесь». Это дало мне возможность осмотреться.
«Они вам понадобятся только для учёбы», - сказал Бэзил.
«О, иногда мне нужны очки, когда я не читаю», - сказала я. Я смотрела через дверь в маленький внутренний кабинет, затенённый деревом с газона. Там стоял грузный зелёный сейф, старая пишущая машинка и стол у окна с тяжёлым гроссбухом. Другие гроссбухи лежали…
«Ерунда, - сказала Дороти, - такая здоровая девушка... вам вряд ли нужны очки. Для чтения, чтобы помогать глазам, возможно, да. Но когда вы не читаете…»
Я сказала: «Бабушка попросила осведомиться о вашей маме».
«Ей хуже», - сказала она.
Я привыкла посылать Бэзилу очаровательную улыбку, когда проходила мимо него по дороге в магазин. Это было очень часто. В таких случаях он стоял в дверях и ожидал моего возвращения; тогда я относилась к нему с пренебрежением. Мне было интересно, как часто он собирался становиться любимым и отвергнутым за 10 минут.
Перед ужином я гуляла по траве за домом и проходила вокруг дома Симмондсов, думая о том, что происходит внутри. Однажды в сумерках начался сильный дождь, и я решила укрыться под деревом, которое росло рядом с грязным окном внутреннего кабинета. Я могла заглянуть за край подоконника и различить человека, сидящего за столом. Я подумала, что вскоре ему придётся включить свет.
Через 5 минут долгого ожидания фигура поднялась и включила свет у двери. Это был Бэзил, и его волосы казались неожиданно розовыми. Вернувшись к столу, он наклонился и вынул из сейфа стопку листов, подшитых большой скрепкой. Я знала, что он собирается выбрать один лист из пачки, и что этот документ будет важным. Я чувствовала себя так, словно читала знакомую книгу: знаешь, что будет дальше, но не можешь пропустить ни слова. Он действительно вынул длинный лист бумаги и поднял вверх. На нём был напечатанный текст и ещё один абзац внизу, дописанный от руки. Он положил этот лист рядом с другим, лежащим на столе. Я прижалась к окну, намереваясь кивнуть и улыбнуться, если он увидит меня, и крикнуть, что я укрылась от дождя, который теперь глухо стучал в стекло. Но он не спускал глаз с двух листков бумаги. На столе лежали и другие листы. Я не видела их содержания, но была убеждена, что он пробует на них почерк и пытается подделать завещание матери.
Затем он взял ручку. Я до сих пор помню запах дождя, слышу удары капель и чувствую, как они стекают мне на голову с ветки. Он поднял глаза и посмотрел на дождь. Казалось, его глаза покоятся на мне, на то, как я стою между деревом и окном. Я не двигалась, прижавшись к дереву, как часть природы, и мне хотелось быть цвета коры, листьев и дождя. Затем я осознала, насколько яснее я могла видеть его, чем он – меня, ведь уже смеркалось.
Он пододвинул к себе лист промокательной бумаги, погрузил перо в чернила и начал писать на нижней части листа, лежавшего перед ним, время от времени сравнивая его с листом, взятым из сейфа. Когда дверь в глубине комнаты медленно отворилась, я не была удивлена – я была напугана. Это было похоже на то, как смотрят фильм, снятый по книге. Дороти приближалась на цыпочках, но он не слышал её и продолжал писать. Дождь всё лил. Она косо посмотрела на стол через его плечо своим единственным глазом.
«Что ты делаешь?» - спросила она.
Он подпрыгнул и закрыл лист промокашкой. Я знала, что её глаз блестит через стекло очков, хотя не могла этого видеть, а видела только тёмное зелёное стекло, сфокусированное на его лице.
"Свожу счета», - сказал он, повернувшись спиной к столу, скрывая бумаги, и я видела, как он протянул руку и порылся в листах.
Я дрожала, моё платье промокло насквозь. Дороти посмотрела в окно. Я отпрянула, чтобы она не увидела меня, и побежала домой.
На следующее утро я сказала бабушке: «Я попробовала почитать в этих очках. У меня всё расплывается. Наверное, мне придётся отнести их назад».
«Разве ты не заметила этого, когда проверяла их…?»
«…в магазине?»
«Нет. Там темно. Так я их верну?»
Я отнесла их к мистеру Симмондсу в тот же день.
«Я попыталась читать в них сегодня утром, но всё расплывается». На самом деле, я сначала смазала их кольд-кремом.
Дороти сразу же подошла к нам. Он посмотрела одним глазом на очки, потом на меня.
«Что-то не в порядке?» - спросила она.
Я хранила молчание, но чувствовала, что она всё видит через зелёные очки.
«Наденьте их», - сказала Дороти.
«Проверьте их», - сказал Бэзил.
Это была семейная банда. Всё шло неправильно, потому что я просто хотела посмотреть, как у них идут дела после того инцидента с завещанием. Бэзил дал мне что-то почитать. «Теперь всё хорошо, - сказала я, - но когда я попробовала читать в них утром, всё расплывалось».
«Лучше пойдите и вздремните», - сказала Дороти.
Я хотела уйти из магазина как можно скорее, но брат сказал: «Я лучше ещё раз проверю ваше зрение, пока вы здесь - на всякий случай».
В его поведении не было никакой нервозности. Я последовала за ним в тёмный кабинет. Дороти включила свет. Они оба выглядели нормально. Сцена в маленькой комнате прошлым вечером начала терять свою убедительность. Когда я читала буквы на карточке перед собой, я думала о Бэзиле как о «мистере Симмондсе», а о Дороти – как о «мисс Симмондс», и боялась их авторитета, и чувствовала себя неправой.
«Кажется, всё в порядке, - сказал мистер Симмондс, - но подождите ещё минутку». Он показал мне несколько цветных слайдов с буквами. Мисс Симмондс бросила на меня что-то вроде победного косого взгляда и начала подниматься по лестнице, как человек, который умывает руки. Очевидно, она знала, что я потеряла свою привлекательность для её брата.
Но, прежде чем повернуть на второй этаж, она остановилась, вновь спустилась, подошла к ряду полок и передвинула несколько бутылок. Я продолжала читать. Она перебила: «Где мои глазные капли, Бэзил? Я приготовила их утром. Где они?»
Мистер Симмондс внезапно посмотрел на неё так, словно происходило что-то непостижимое.
«Подожди, Дороти. Подожди, пока я проверю зрение нашей гостьи».
Она поставила назад коричневый пузырёк. «Мне нужны глазные капли. Надеюсь, ты их не переставил…  Они ли это?»
Я отметила её грамматически правильную последнюю фразу, которая превосходила все границы правильности. Возможно, брат и сестра были всё-таки странными, порочными, плохими людьми.
Она подняла пузырёк и начала читать этикетку единственным зрячим глазом. «Да, это мои. Написана моя фамилия», - сказала она.
Мутный Бэзил, мутная Дороти. В этом было всё-таки что-то не то. Она поднялась наверх с пузырьком. Брат положил руку на мой локоть и поднял меня на ноги, забыв о своих цветных слайдах.
«С вашим зрением всё в порядке. Уходите». Он вытолкнул меня через дверь. Его бесцветные глаза были широко открыты, когда он подавал мне очки. Он указал на дверь. «Я очень спешу», - сказал он.
В эту минуту со второго этажа донёсся крик. Бэзил рывком открыл дверь для меня, но я не шевельнулась. Дороти продолжала кричать наверху. Бэзил поднёс руки к лицу, закрывая глаза. Дороти появилась на лестнице, скрюченная, обеими руками закрывая зрячий глаз.
Я начала кричать, когда пришла домой, и мне дали успокоительное. К вечеру все знали, что мисс Симмондс ошиблась с глазными каплями.
«Она ослепнет и на этот глаз тоже?» - спрашивали люди.
«Врач говорит, есть надежда».
«Будет расследование».
«Она всё равно слепла на этот глаз», - говорили люди.
«Да, но боль…»
«Кто же перепутал пузырьки, он или она?»
«Джоан как раз была там. Она слышала крики. Нам пришлось дать ей успокоительное,  чтобы она…
«…успокоилась».
«Но кто допустил ошибку?»
«Она обычно смешивает капли сама. У неё есть диплом…
«…диплом помощника аптекаря».
«Её фамилия была написана на пузырьке, говорит Джоан».
«Но кто её написал? Вот главный вопрос. Это узнают по почерку. Если написал мистер Симмондс, его лишат практики».
«Она всегда сама подписывала пузырьки. Теперь её лишат диплома, бедняжку».
«Они потеряют лицензию».
«Я купила у них капли всего 3 недели назад. Если бы я знала раньше, я бы никогда…»
«Врач говорит, что пузырёк до сих пор не нашли, он пропал».
«Нет, сержант определённо заявляет, что пузырёк найден. Почерк – её. Должно быть, она приготовила капли сама, бедняжка».
«Сонная одурь».
«Вещество называется атропин. Белладонна. Сонная одурь».
«Это должен быть эзерин. Она обычно пользуется им, говорит врач».
«Это говорит доктор Грей?»
«Да, доктор Грей».
«Доктор Грей говорит, что от эзерина до атропина…»
Происшествие сочли несчастным случаем. Была твёрдая надежда на то, что глаз мисс Симмондс сохранится. Она сама составила рецепт. Она отказалась это обсуждать.
Я сказала: «Пузырёк могли подменить. Вам это не приходило в голову?»
«Джоан читает книги».
В последнюю неделю каникул старая миссис Симмондс умерла на верхнем этаже и оставила всё состояние дочери. В то же время я заболела тонзиллитом и не смогла вернуться в школу.
Ко мне приходила врач, вдова бывшего городского доктора, который недавно умер. Тогда я впервые увидела доктора Грей, хотя знала другого доктора Грей, её мужа, которого мне до сих пор не хватало. Новый доктор Грей была женщиной с острыми чертами лица и прекрасным телосложением. Говорили, что она молода. Она приходила ко мне каждый день. Вскоре я решила, что она нормальная, и вообще, тётка что надо, хотя и нудная.
В бреду болезни мне чудился Бэзил, сидевший за столом, и слышался крик Дороти. Выздоравливая, я ходила на прогулки и всегда возвращалась по лужайке возле дома Симмондсов. Не было никаких споров насчёт завещания матери. Все говорили, что происшествие с каплями – ужасный несчастный случай. Мисс Симмондс отошла от дел и, по слуха, стала довольно чудаковатой.
Я видела, как доктор Грей уходит от Симмондсов в 18.00. Должно быть, её звали к бедной мисс Симмондс. Она немедленно заметила меня, когда я появилась на лужайке.
«Не гуляйте здесь, Джоан. Становится прохладно».
На следующий вечер я увидела свет в кабинете. Я встала под деревом и посмотрела. Доктор Грей сидела на столе спиной ко мне, очень близко. Мистер Симмондс сидел, развалившись на стуле, и говорил с ней. На столе стояла бутылка шерри. У каждого был наполовину полный стакан. Доктор Грей качала ногой. У неё был порочный и сексуальный вид, как у нашей  служанки, которая тоже вот так сидела на кухонном столе по утрам и качала ногой.
Затем доктор Грей заговорила: «Это займёт время, - сказала она. – Трудный случай».
Бэзил кивнул. Доктор Грей качала ногой и выглядела как настоящий профессионал. Теперь она выглядела что надо и была похожа на нашу учительницу физкультуры, которая иногда сидела на столе.
Прежде чем вернуться в школу, я увидела Бэзила однажды утром в дверях его магазина. «С очками всё в порядке?» - спросил он.
«Да, спасибо».
«У вас хорошее зрение. Не выдумывайте ничего».
Я продолжила идти, уверенная в том, что он знает о моих подозрениях на его счёт.


«Во время войны я начала заниматься психологией. До этого я занималась общей практикой».
Мы только что вышли с летних курсов, где я прослушала лекцию по истории, а она – по психологии. Психиатры очень любят говорить с незнакомцами о сокровенном. Возможно, это из-за того, что они проводят столько времени, выслушивая своих пациентов. Я не узнала доктора Грей, когда посетила её первую лекцию по «психическим проявлениям пола». Она говорила о слуховых галлюцинациях у детей, мне было скучно, и я развлекалась тем, что прислушивалась к её профессиональной лексике.  Я заметила слово «возбуждение». «Подростки в состоянии сексуального возбуждения могут быть одержимы невероятной проницательностью», - говорила она.
После ланча, когда слушатели курса английской литературы ушли играть в теннис, она присоединилась ко мне, и мы пошли к озеру через лужайки, где росли рододендроны. Это озеро однажды было сценой смерти влюблённой герцогини.
«…во время войны. До этого я занималась общей практикой. Странно вспомнить, как я пришла в психологию, - сказала она. – У моего второго мужа произошёл нервный срыв, и он обратился к психиатру. Конечно, он был неизлечим, но я решила… Странно, что именно так я пришла в психологиию. У меня просто была причина. Мой муж всё ещё дома. Его сестре, конечно, уже невозможно помочь. Но у него бывают светлые моменты. Когда я выходила за него замуж, я этого не понимала, но у него уже тогда было то, что я сейчас называю «эдиповым комплексом», и…»
Как скучно было слушать эти фразы! Мы подошли к озеру. Я наклонилась и посмотрела в тёмную воду: я посмотрела на отражение доктора Грей и узнала её. Затем надела тёмные очки.
«Вам скучно со мной?» - спросила она.
«Нет-нет, продолжайте».
«Вы должны носить эти очки? …Это модный психологический феномен… тренд в имперсонализации… современного Инквизитора».
Некоторое время она смотрела на свои следы, оставшиеся на земле, когда мы обходили озеро. Затем продолжила рассказ: «…офтальмолог. Его сестра была слепой… слепла, когда я пришла к ней впервые. Только один глаз ещё мог видеть. Затем произошёл несчастный случай, один из психологических несчастных случаев. У неё было образование помощника аптекаря, но она допустила ошибку, смешивая себе капли. Теперь очень трудно допустить подобную ошибку. Она подсознательно хотела этого. Она была ненормальной».
«Мне так не показалось», - сказала я.
«Что, простите?»
«Я уверена, что она была ненормальной, - сказала я, - раз вы так говорите».
«Это может быть объяснено психологически, как мы пытались доказать моему мужу. Мы говорили ему об этом и лечили: шоком, инсулином, всем. В конце концов, вещество не сразу подействовало на его сестру, и когда она ослепла, это было вызвано острой глаукомой. Она в любом случае потеряла бы зрение. Но у неё совсем поехала крыша, и она обвинила брата в том, что он намеренно налил в пузырёк не то лекарство. Это интересно с психологической точки зрения… она сказала, что видела что-то, чего не хотела видеть, что портило чью-то репутацию. Она сказала, что хотела, чтобы увидевший это глаз ослеп. Она сказала…»
Мы прошли мимо озера во второй раз. Затем дошли до места, где я видела её отражение в воде «Вам скучно со мной».
«Нет, нет».
«Я хотела бы, чтобы вы сняли эти очки».
Я сняла их на миг. Она нравилась мне теперь, потому что не узнавала меня, хотя и смотрела внимательно. Она сказала: «У вас нет подсознательных причин их носить».
«Тёмные очки срывают тёмные мысли», - сказала я.
«Это пословица?»
«Я ещё не слышала такой пословицы. Но теперь она есть».
Она вновь взглянула на меня и не узнала. Эти любители копаться в чужих мозгах не умеют видеть внешнее. Вместо этого она «узнавала» мой мозг: смею сказать, я подпадала под одну из её категорий.
Я вновь надела очки и продолжила идти. «Как ваш муж отреагировал на обвинения сестры?», - спросила я.
«Он был очень добр».
«Добр?»
«Да, с учётом обстоятельств. Потому что эта история породила много слухов. Городок был маленький. Мне потребовалось много времени, чтобы убедить его отправить её в приют для слепых, где о ней могли позаботиться. Между ними была ужасная связь. Бессознательный инцест».
«Вы знали об этом, когда выходили за него замуж? По-моему, это должно было быть очевидно».
Она вновь взглянула на меня. «Я не изучала психологию в то время», - сказала она.
«Я тоже», - подумала я.
Мы молчали, обходя озеро в третий раз. Затем она сказала: «Итак, я рассказывала вам, как начала заниматься психологией и практиковать. У мужа произошёл нервный срыв, когда сестра уехала. У него были галлюцинации. Ему казалось, что на него постоянно смотрят. Он всё ещё иногда видит эти глаза. Только глаза. Это важно. Он подсознательно чувствовал, что ослепил сестру. Потому что подсознательно этого хотел. Он всё время сознаётся в этом».
«Он хотел подделать завещание?» - спросила я.
Она остановилась. «Что вы сказали?»
«Он признаётся, что хотел подделать завещание матери?»
«Я ничего не говорила о завещании».
«О, я думала, что говорили».
«Именно в этом обвинила его сестра. Почему вы это сказали? Как вы узнали?»
«Должно быть, бессознательно», - сказала я.
Она взяла меня за руку. Я стала самой дорогой её сердцу историей болезни.
«Из вас получился бы хороший психолог, - сказала она. – Расскажите мне о себе. Я рассказала вам, как пришла к своей нынешней профессии. Когда у мужа начались эти галлюцинации, и он начал в них признаваться, я почувствовала, что начинаю его понимать. И я стала изучать психологию. Это принесло плоды. У меня была веская причина».
«Вы когда-нибудь задумывались над тем, что сестра могла говорить правду? – спросила я. – Особенно, раз он это признаёт».
Она убрала руку и сказала: «Да, задумывалась. Часто».
Она увидела, как я смотрю на неё. У неё был такой вид, словно она умоляла о прощении.
«О, пожалуйста, снимите очки», - сказала она.
«Почему вы не верите в его признание?»
«Мы, психиатры, редко верим в признания». Она посмотрела на часы, словно хотела сказать, что это я начала разговор, и он ей наскучил.
Я сказала: «Он мог бы перестать видеть эти глаза, если бы вы поверили его словам».
Она воскликнула: «Вы не понимаете, о чём говорите! Что вы можете знать? Она хотела заявить в полицию, понимаете?...»
«Вы знаете, что он виновен», - сказала я.
«Как жена, я об этом знаю, - сказала она. – Но как психиатр, я должна считать его невиновным. Вот почему я заговорила об этом». Она внезапно рассердилась и закричала: «Вы - мерзкий инквизитор, я уже встречала таких!»
Я с трудом могла поверить в то, что это она кричит сейчас, ведь только что она была совершенно спокойной. «Конечно, это не моё дело», - сказала я и сняла очки.
Думаю, она узнала меня именно в этот момент.
------
*Член Британской оптической ассоциации, член-корреспондент химического института.

(Переведено в августе 2020)