Лунное затмение. 31 глава

   Рахмон настолько искренне переживал, когда вдруг вспомнил, как всё произошло перед их выездом домой, что заплакал от отчаяния, стуча кулаками по краю кровати, на которой лежал Димка.
   - Ефим акя? Не успокаивайте меня! Если бы я вовремя среагировал на этот злосчастный снаряд... ээээ.... я бы смог увернуться, как тогда и снова спасти ребят, - громко говорил Рахмон.
   Виктор Сергеевич не стал ему мешать и просить говорить потише, он наблюдал за Димкой. И что странно, Димка лежал с открытыми глазами и слова Рахмона словно болью отзывались в его глазах.
   - Как когда, Рахмон? - вдруг спросил Виктор Сергеевич.
   - А? Что? Аааа... так в первые месяцы службы это было... мы шли колонной, впереди товарищ полковник на УАЗике, следом пять крытых грузовиков, я в пятом ехал, за рулем, ещё бронетранспортёры и танки были... Вдруг вижу, впереди меня грузовики... чёрт... они, взлетели, словно игрушечные, от снарядов... и все ребята, что были в кузове, погибли... все погибли... а я успел увернуться от снаряда, свернув в сторону, я ушёл за скалы, спас всех ребят, что были в кузове моей машины. Меня медалью За отвагу тогда наградили и полковник похвалил за смекалку. Почему же в этот раз я не сделал так же? Аааа... не было скал, только поле неровное... снаряд неожиданно попал под колесо, домой ехали, вот и расслабились, думали, кончилась для нас война. Ребята погибли... домой не доехали... - рассказывал Рахмон, нервно жестикулируя руками.
   Этот высокий, неуклюжий, простецкий до умиления парень, плакал, как ребёнок, положив голову на край кровати. Потом, вдруг сжал кулаки и подняв голову, посмотрел на Димку.
   - Вставай ты! Слышишь меня? Вставай уже! Сам скажи мне, что не винишь меня, иначе я с ума сойду! - выкрикнул Рахмон, схватив руку Димки и до боли сжав её.
   Его высокий рост позволял нагнуться над Димкой, несмотря на то, что он  стоял перед кроватью на коленях. Ефим Натанович хотел было вмешаться, видя, что Рахмон делает больно его сыну, но Виктор Сергеевич удержал его, схватив за руку и покачав головой. Ефим Натанович застыл в напряжении и вглядывался в лицо сына. А лицо Димки исказилось болью, словно он пытался что-то вспомнить и не мог. Он сжал кулаки, сжимая покрывало, которым был накрыт, тело его напряглось и несколько минут Димка пребывал в таком состоянии. Потом он вдруг расслабился и закрыл глаза.
   - Виктор Сергеевич? - с тревогой посмотрев на врача, спросил Ефим Натанович.
   - Пусть отдохнёт, на сегодня с него хватит. Рахмон? Посиди с другом, но больше ничего не говори, не травмируй его больше, это может вызвать обратную реакцию. Я скоро вернусь. Прошу Вас, выйдем со мной, - открывая дверь и выходя из палаты, сказал Виктор Сергеевич.
   Оставшись один в палате, Рахмон, конечно же, молчать не мог и принять то, что его друг, а Димку он считал своим другом, вот так беспомощно лежит. Парень никак не мог и понять, что значит амнезия и от чего, когда Димка открыл глаза, он почему-то молчал.
   - Делаешь вид, что спишь, да? Я же знаю, ты всё слышишь. Не притворяйся! Думаешь, я поверю, что такой храбрец, такой герой... как это... - Рахмон растерянно почесал затылок, сдвинув набок тюбетейку.
   - А! Герой нашего времени, вспомнил, - радостно воскликнул Рахмон, хлопнув себя по лбу, отчего раздался громкий хлопок и Димка снова открыл глаза.
   - Не кричи... голова от тебя болит, - почти шёпотом, произнёс Димка, морщась от боли.
   - Димка! Скажи еще что-нибудь! - громко, радостно воскликнул Рахмон, ударив Димку ладонью по плечу.
   - Ммм... - закрыв глаза, с искажённым болью лицом, застонал Димка.
   - Больно, да? Ну прости, помню, тебе же никогда не было больно. Только, когда Юрка погиб... помнишь? Ладно... не буду об этом говорить. Столько ребят погибло... - опустив голову, тихо произнёс Рахмон.
   Следующие слова Димки повергли Рахмона в полный шок.
   - Ты кто? - открыв глаза, спросил Димка.
   От неожиданности, Рахмон не нашёлся, что ответить. Он, округлив глаза, с удивлением смотрел на Димку.
   - Что же теперь будет, Виктор Сергеевич? Мой сын наконец пришёл в себя, но он молчит, - спросил Ефим Натанович, войдя в кабинет Виктора Сергеевича.
   - Нужно набраться терпения, уважаемый. При таких тяжелых травмах, счастье, что Ваш сын вообще выжил, а дальше... будем ждать, - ответил Виктор Сергеевич.
   - Мы с женой Вам очень благодарны, Виктор Сергеевич. И если понадобится, готовы ждать, сколько нужно. Только бы Димка выздоровел, - ответил Ефим Натанович, устало присев на стул напротив Виктора Сергеевича, хотя тот его и не приглашал сесть.
   - Рахмон? Сынок? Ты ещё здесь? А где Ефим, папа Димки? Я думала, ты уже ушёл. А я принесла поесть... может и Димка немного поест, глядя на тебя? - сказала Лидия Николаевна, войдя в палату и ставя на стол сумку.
   - Лида опа? Димка меня не узнал. Не узнал меня! "А ты кто такой", спрашивает Димка, - чуть не плача, произнёс Рахмон.
   Лидия Николаевна застыла и посмотрела на непроницаемое лицо сына.
   - Димочка? Сынок? А меня ты узнаешь? Я твоя мама... - с надеждой спросила женщина, наклонившись над Димкой.
   У Димки вновь лицо исказилось болью.
   - Нет... - тихо ответил Димка.
   - Что нет? - не поняла Лидия Николаевна.
   - Я не знаю Вас, - хриплым голосом, тихо ответил Димка.
   Лидия Николаевна выпрямилась и посмотрела на Рахмона, тот пожал плечами.
   - Если и маму не узнал... вай... это уже серьёзно, - подумал Рахмон, промолчав.
   Тут вернулись Виктор Сергеевич и Ефим Натанович. В руках у Виктора Сергеевича был шприц, он подошёл к Димке и сам сделал ему укол в ягодицу, попросив Лидию Николаевну помочь ему.
   - Виктор Сергеевич... он не узнаёт меня, - заплакав, тихо произнесла Лидия Николаевна, быстро вытирая слёзы, чтобы не показывать их Димке.
   - Я нечто такое и предполагал, Лидия Николаевна. Вашему мужу я тоже сказал, нужно время, чтобы к вашему сыну вернулась память. А значит, понадобятся ваши терпение, любовь, внимание и помощь, - ответил Виктор Сергеевич.
   - Да, мы на всё готовы с мужем. Вы только скажите, что нужно делать, - ответила Лидия Николаевна.
   - Жить... жить ради сына. Любить его, быть терпеливыми и внимательными и... говорить с ним, говорить, вспоминая даже детство, - ответил Виктор Сергеевич.
   Заплакав, Лидия Николаевна кивнула головой.
   - Лида опа? Ефим акя? Я пойду, меня дядя ждёт, волноваться будет. Утром приду, - сказал Рахмон.
   - Да, конечно иди. Спасибо тебе. Может поешь? - спросила Лидия Николаевна.
   - Нет, спасибо. Меня ждут... там плов приготовили. До свидания, - ответил Рахмон и быстро вышел из палаты.
   Выйдя из госпиталя, парень прошёл на дорогу и немного погодя, голосуя, наконец сел в такси и доехал до родственников, где они с дядей Батыром решили погостить. Как и сказал Рахмон, там уже накрыли стол, приготовили плов. Старший внук тетушки Зебо, самой старшей в этой семье, глава многочисленного семейства, работал по части торговли, а в те годы, впрочем, во все времена, торговля приносила хороший доход. Всей семьёй, они решили зарезать барана в честь возвращения Рахмона. Парень вернулся живым и здоровым, а ради этого стоит принести в жертву барана. Поэтому, Рахмону не удалось поехать на следующий день к Димке, пришлось остаться у родственников, тем более, хорошая новость разлетелась быстро и к дому тётушки Зебо прибывали родственники, проведать дорогих гостей из Коканда, в частности, Рахмона. Вернуться живым с войны, дорогого стоило и ради этого, приехали даже дальние родственники из Ханабада, Чорсу и Чиланзара. Рахмон старался быть со всеми любезным, терпеливо всем улыбался. Его расспрашивали о том, как он воевал эти два года, но подробно об этом парень рассказывать не стал.
   - Воевал, как и все, - отвечал Рахмон.
   - У него и награды есть! За мужество, за отвагу. Вот такой он у нас герой!  - с гордостью, сообщил дядя Батыр.
   В общем, весь день для гостей готовили шурпу, казан кабаб из баранины, с кусочками курдючного сала и наконец, традиционно приготовили плов, бесконечно заваривая зелёный чай гостям. Двор шумел от множества голосов и музыки, что звучала весь день. Рахмону хотелось встать и поехать в госпиталь, навестить друга Димку, но проявляя уважение к родным, он терпеливо сидел со всеми за столом, ел, пил, улыбался и коротко отвечал на вопросы. Он едва дождался ночи, чтобы лечь и поспать. Парень жутко устал от "ничегонеделанья", от этого устаёшь больше, чем от тяжёлой работы.
   Ранним утром, едва позавтракав, он сказал дяде Батыру, что должен ехать в госпиталь, дядя возражать не стал, понимая, насколько это важно для Рахмона. Только за день ничего не изменилось, Димка почти весь день спал. Правда, Лидии Николаевне удалось покормить сына, что кстати Димка делал с неохотой, так и не узнавая ни мать, ни отца, который вечером уехал домой, посчитав, что двоим им с женой у постели сына делать нечего, сказав, что очень устал и хочет искупаться и отдохнуть. Рахмон вошёл с шумом.
   - Ассалому аляйкум, Лида опа! - громко поздоровался он.
   - Ва аляйкум ассалом, сынок, - тихо ответила Лидия Николаевна, приложив палец к губам, думая, что Димка спит.
   Впрочем, до прихода Рахмона, Димка и спал, он проснулся от громкого голоса друга и с изумлением посмотрел на него.