Обнимательная география

АВСТРИЯ
Альпийские вершины похожи на середину жизни. Именно сейчас, стоя почти на жизненном пике, можно посмотреть в разные стороны -- в прошлое и будущее, в юность и старость -- и почувствовать все оттенки времени.

Времени, которое может быть похоже на встречный ветер, бросающийся иголками льдинок, когда каждая секунда впивается в лицо так, что хочется развернуться и смотреть только назад, в прошлое.

Оно может быть похоже на сладкий тягучий мед, неторопливо текущий из ложки в бокал с горячим чаем в горнолыжном кафе. В этот момент хочется остановить настоящее, залить мухой в янтаре, повесить кулоном на шею, чтобы сохранить навсегда -- поближе к душе.

Оно может быть похоже на альпийский снежный склон, по которому летишь только вперед, в будущее, обходя неумелых “лыжников времени”. В такие моменты главное -- не бояться -- и не упадешь.

Лучшая каталка – из тех мест, где я бывал – в Австрии. Майрхофен поразил прекрасной погодой, пальчикооблизательной кухней, близостью ледника и кучей зон катания. А лыжник ты или сноубордист -- не важно. Важно, хочется ли тебе вернуться на вельвет красной трассы. Мне – хочется до соплей.


КАЛИНГРАД (БАЛТИКА)
Нынешняя весна была похожа на осень. Видимо поэтому, именно сейчас, сбылась моя давняя мечта — побывать на холодном осеннем море. Есть в нем, как мне казалось, странное очарование, соответствие реальной жизни. Оно не похоже на глянцевые курорты с парным молоком воды и сдирающим кожу солнцем.

Калининградская Балтика была именно такой, напоминающей старшую сестру. Серьезная, иногда жесткая, правдивая и защищающая. Преданная и любящая до глубины души. И невозможно красивая. С песочными растрепанными волосами и продувающим ветреным взглядом серо-зеленых глаз.

Совершенно не хотелось уходить с берега, даже отморозив нос, уши и пальцы. Хотелось стоять, слушать сбивчивый разговор моря с песком и бетоном. Открыть настежь все форточки и двери, устроить сквозняк и проветрить самые дальние уголки своих внутренних комнат. Чтобы уже новая мечта дышала свежим балтийским воздухом.


ТАЙЛАНД
Свобода ощущается по-разному. Она может пахнуть деревом собственного дома, берёзовыми вениками и утренним кофе на веранде. Отражаться в бокале белого вина на площади Трав в зимне-солнечной Вероне. Скрипеть свежевыпавшим снегом архангельской зимы.

В Таиланде свобода таяла во рту спелым оранжевым манго, резала горло острым том-ямом и расширяла сознание обманчиво-сладким май-таем.

Обжигала пятки хрустящим песком Карона, охлаждала уютными волнами, влажно обнимала расслабляющей духотой вечера.

Причудливым образом переплетала запахи: легкий соленый воздух с древесными нотами разбавлялся дымной тяжестью приготовленных на огне креветок и кузнечиков.

Забиралась в уши и щекотала мозг цикадными перепевками джунглей, певучими разговорами тайцев, сюрреалистической симфонией Бангла Роуд.

Выпячивала напоказ цвета: буйный свисающий зеленый, семь оттенков распластавшейся до горизонта лазури, температурные переливы закатов.

Та самая, первая, поездка в Тай стала пробником свободной жизни, тест-драйвом пяти человеческих чувств, притупившихся в пыльных московских реалиях.

И теперь я вас со всей ответственностью предупреждаю: будьте осторожны, принимая первую дозу самого сильного наркотика -- свободы. Необратимые изменения мозга гарантированы.


АРХАНГЕЛЬСК
Зима!.. Крестьянин, торжествуя, в гараж поставил «Мерседес». Аэрофлот последовал его примеру, загнал несколько самолетов на ремонт и морозным декабрьским утром отменил рейс из Архангельска в Москву. Образовавшийся вакуум заполнился поездкой в Архангельский музей деревянного зодчества "Малые Корелы".

Вы помните как звучит настоящий скрип чистого снега под ногами? Он как будто разговаривает с нами, с каждым на своем языке. Медленно и задумчиво рассказывая предновогоднюю историю: скрииип-скрииип. Быстро тараторя последние новости: скрипскрипскрипскрип. Кряхтя и покашливая от тяжести наших шагов: хрип-кхрип-хрип.

Под медитативные звуки и непривычную белизну вокруг, северная природа загипнотизировала нас своей естественностью, открытостью и своенравностью. Мы занырнули в эту череду деревенских домов, амбаров, ветряных мельниц, церквей и церквушек. Окунулись в не столь отдаленное прошлое, прочно засевшее в генетической памяти, несмотря на то, что ноутбуки, смартфоны и флипчарты заменили нам плуги, бороны, топоры и жернова.

Все ощущения сложно передать текстом и даже фотографиями. Так что, если будете в Архангельске, не проезжайте мимо этого музея под открытым небом. Два часа спокойствия вам гарантированы, как проценты по банковскому вкладу.


САРТОВ
Летом 1925 года к пристани города Саратова, нещадно чадя, пришвартовался видавший виды теплоход «Герцен». Молодой корреспондент пролетарской газеты «Гудок» Илья Ильф медленно сошел на берег и отправился осматривать пыльный, уставший от палящего августовского солнца город.

Ему предстояло описать тираж IV крестьянского выигрышного займа: советская власть в «добровольно-принудительном порядке» занимала деньги у крестьян, а купонный доход разыгрывался как в лотерее.

Прогуливаясь по шумным улицам некогда славного купеческого города, наблюдательный журналист обратил внимание на старую вывеску «Торговый дом Андрея Бендера с сыновьями». А перечитывая в агитационной поездке гоголевского «Тараса Бульбу», пришло на ум и имя - Остап (так звали одного из сыновей главного героя).

По одной из версий, так и родилось имя великого комбинатора из «12 стульев» и «Золотого теленка», знавшего «четыреста способов сравнительно честного отъема денег у населения».

С тех времен прошло 90 лет. Изменилась страна, изменился мир, Гагарин полетел в космос, а Цукерберг придумал Facebook. Появились новые возможности и для честного вложения денег (купоны по облигациям больше не разыгрывают в лотерею, а раз в полгода выплачивают на счет), и для честного их отъема у нас.

Не изменилась только психология. Москвичей все так же портит квартирный вопрос. Мы все так же боимся потерь и жадничаем, увидев рекламу, обещающую 100% годовых.

Так что главным вопросом про деньги, на который мы должны себе ответить, по-прежнему остается тот, который Остап Бендер задал Шуре Балаганову: «Скажите, Шура, честно, сколько вам нужно денег для счастья?»


КАРЕЛИЯ
Первый раз я попал в Карелию в 2003 году. За десяток поездок с тех пор накопилось множество любопытных историй и куча фотографий.

Эти места завораживают раз и навсегда. Даже меня, уже давно городского жителя, они притягивают с такой же силой, как коворкинги – хипстеров, а розовый iPhone – гламурных барышень ;
.
Не пугают комары и дожди, жизнь в палатках и консервы на завтрак. Красота, дикость и первозданность карельской природы окупают все неудобства. Здесь можно запросто встретить медвежат или лосей, пить воду прямо из озера и закусывать коньяк клюквой, которая растет под ногами.

Пять часов, проведенных сидя в машине в московской пробке, выматывают до раздражения. Пять часов пешей спиннинговой рыбалки или грибной охоты валят с ног в состоянии близком к безумному счастью.

Вот за этим контрастом хочется возвращаться раз за разом.

Рано или поздно я соберу буквы в слова и напишу несколько смешных, трогательных и грустных рассказов про наши приключения.


ПИТЕР
Его зовут Питер. Он значительно старше меня, разносторонне образован, воспитан, интеллигентен, нетороплив. У него особенный выговор и немного мрачный характер с нотками превосходства.

Все встречи с ним переворачивают жизнь с ног на голову, хоть и не сразу, но непредсказуемо меняя суть происходящего. Сказочно-волшебные планы оборачиваются приземленно-реальной достоевщиной. Тяжелые свинцовые предчувствия вдруг рассыпаются сочными перспективами всех цветов Skittles.

Мы не виделись с ним три года. Я немного боюсь сегодняшней встречи, одновременно страшно радуясь тому, что проведем вместе три дня. А белые ночи, хоть и зашторенные облаками, дадут еще больше времени на неслышные разговоры.

Мы споем Цоя и Розенбаума, пробежимся по набережной Фонтанки, выстрелим из пушки в Петропавловке, разведем мосты, соединим души и на прощанье пожмем друг другу руки в ожидании будущих перемен.

***
В Питере нужно поселиться через улицу от Адмиралтейства в бывшей коммуналке 1830-го года рождения и кормить колбасой колодезных котят.

В Питере нужно фланировать вдоль фасадов до стоптанных ног, не спускаясь в метро.

В Питере нужно, разевая глаза и рот, пить этот город, чтобы заполнить себя, а не память телефона.

В Питере нужно слушать пульс истории, чувствовать себя эритроцитом в крови, перемещаясь по артериям улиц.

В Питере нужно сидеть в кафе с подругой, которую видишь вживую первый раз и разговаривать так, как будто вы знаете друг друга всю жизнь.

В Питере нужно смотреть на Алые Паруса, подняв на плечи хрупкую девушку, а серой ночью пить черный кофе и белое вино.

В Питере нужно ЖИТЬ - со всех заглавных букв. А для всего остального есть МастерКард.


САНТОРИНИ
Вы были когда-нибудь на Санторини? Греческий остров, где пятьдесят оттенков белого перемешиваются с растекающимся в разные стороны голубым.

Чтобы вернуться туда, не нужно садиться в уютное кресло Аэробуса, достаточно взять в руки старую, с небольшой вмятиной на боку, джезву. Мне подарил ее седой грек-художник, у которого я снимал комнату в этом филиале Эдема на Земле. «Нэаре, не смотри на форму и внешний вид. Главное -- как ты приготовишь содержание!», - слова Костаса я вспоминаю, каждый раз, когда собираюсь сварить правильный кофе.

Чугунная сковородка наполнена раскаленным песком. Медные бока турки изъезжены тысячей погружений в эту кухонную Сахару, герои Древней Греции уже с трудом угадываются на орнаменте рыжих стенок.

Я кидаю на толстое донышко джезвы немного соли и три ложки кофе, смолотого минуту назад. Аккуратно держу за глянцевую, отшлифованную ладонью ручку из кипариса и погружаю по горлышко в тусклый песок, чувствуя пальцами расплавленный воздух над жаровней.

С тихим плеском заливаю в посудину холодную воду и добавляю немного пряностей. Не давая напитку закипеть, я кружу туркой по шуршащему песку и кружево воспоминание сплетается все сильнее. Пенка норовит проскочить через узкое горлышко, но я вовремя пресекаю ее попытки. Пахнет горчащим кофе и солоноватым морем.

Позвякивая резной серебряной ложкой, перекладываю пенку в молочно-белую чашку и медленно доливаю в нее же черное варево.  С трудом выждав минуту, обжигаю язык, делаю первый глоток. Телепортация на бело-голубой остров проходит мгновенно.

Кажется, что помятая медная джезва – это волшебная лампа Аладдина, исполняющее одно только желание – возвращаться туда, где ты был бесконечно счастлив.


ВЛАДИВОСТОК
Первый, но, надеюсь, не последний раз я был во Владивостоке в октябре 2008-го. Еще не прошел саммит АТЭС, не застроен Русский, нет Золотого моста.

Зато есть сопки, бешеная энергетика, океан и потрясающие люди. Ну и прочие моллюски, иглокожие, ракообразные, головоногие и даже морская капуста.

Именно тогда, сидя в номере гостиницы, я наблюдал по РБК практически минимумы индекса ММВБ, а утром шел рассказывать про финансовое планирование и инвестиции. Меня слушали, но в глазах был страх.

Именно в этой поездке, проведя в полете 9 часов, я познал весь смысл фразы "широка страна моя родная", а перемещаясь по городу на стандартной европейской Camry ощущал себя левшой в мире праворуких.

Те четыре дня оставили в душе соленое послевкусие бесшабашности портового города и не случившегося чуда. Значит, есть повод вернуться и дать чуду второй шанс :)


СВЕТЛОГОРСК (памятник Лягушке-Царевне)
Василиса хрипела от боли. Лягушачья кожа слезала неохотно, а тонкая человеческая не выдерживала даже прикосновение воздуха.  Кислород царапал горло и легкие, новая кровь расплавленным железом растекалась внутри.

Тело стремительно меняло форму. Лапки стали почти похожи на руки, перепонки исчезали, кости твердели, связки натягивались резиновым жгутом, вздувались полушария груди.

Шипы пшеничных волос пробивали тонкую кожу, а острые цвета контрастами впивались в глазные яблоки. Нейроны плавились от непривычной нагрузки, мозг скручивала рвущая сознание боль.

Чтобы не упасть, Василиса присела на камень. Затем облизнула теплые розовые губы коротким человеческим языком и улыбнулась предназначенному.

***

Обновление, трансформация, превращение -- совсем не сказочный процесс.  Ломаются привычки, сдираются иллюзии, разрываются старые связи, жгут изнутри разочарования, скручивает тоска.

И все же мы фанатично заполняем себя новым, в надежде на преображение. И страстно хотим, чтобы однажды тесная оболочка треснула и на свет появился тот самый, более совершенный Я. Чтобы лягушка стала Василисой Премудрой, а чудовище – Марком Цукербергом.


ТОМСК
Как выглядит счастье, деревянный рубль и Антон Павлович Чехов глазами пьяного мужика, лежащего в канаве? Те, кто живет (или бывал) в Томске сразу ответят на эти вопросы. Я прилетал в Томск всего пару раз, на 2-3 дня, но успел проникнуться.

Если бы меня спросили, каким прилагательным можно охарактеризовать город, то я бы ответил «душевный». Почему? Некоторые города любишь за самобытность, некоторые – за атмосферу, а некоторые – за людей. Томск попал «в избранное» за все сразу.

Кружевные наличники и контрасты зданий XIX и XXI века, ироничные памятники и прекрасные музеи, профессиональные и креативные коллеги, ставшие добрыми друзьями – так и возникает географический якорь.

Поэтому я не соглашусь с Антоном Павловичем, писавшим «Томск гроша медного не стоит… Скучнейший город… и люди здесь прескучнейшие… Город нетрезвый… Грязь невылазная…». Вдруг стану известным писателем, хоть памятник нормальный поставят.


ВЕРОНА
Я живу с ощущением, что во мне смешаны две стихии: пронизывающий холод северных метелей и согревающий субтропический ветер. Контраст крайностей, качели колебаний маятника, вечный дисбаланс весов.

Италия выпускает наружу южную часть моего внутреннего я. Хочется натянуть на мрачного интроверта кричащий костюм Арлекина из итальянской commedia dell'arte. Надеть красные мокасины и зеленый шарф, отчаянно жестикулировать объясняясь с местными и чувствовать горечь только во вкусе ристретто.

Сменив оттенки серого на градиент лазури, суровый викинг согревается розовым Bardolino Chiaretto и купается в обнимающем Lago di Garda. Любовь горячим ледоколом разбивает скованный минусом океан рассудка. Жесткий варяг становится порывистым Ромео, похищает местную Джульетту и на время забывает о ноющих шрамах на теле и душе.

А потом ноябрьские белые мухи пролетают перед закрытыми глазами, северянин стряхивает с себя загар, отращивает бороду и достает надежно припрятанный меч. Уроборос кусает себя за хвост, кольцо замыкается, и самолет приземляется в Шереметьево.