На погосте

         
              Погожим предосенним днём, когда ласково светило солнце, а под лёгким ветерком шелестела увядающая листва на деревьях, принаряженная Надежда с  волнением села в старенькие «Жигули», принадлежащие интернату, или как его называли в посёлке, Дому престарелых. Шофёр Саша уже сидел за рулём, и когда  рядом с Надеждой  быстро примостилась заведующая, Марина Николаевна, машина будто бы выплыла из ворот, мягко покатив  по узеньким сельским дорогам…. Спустя какие-то минуты, она должна была остановиться возле старого небольшого кладбища.  И при мысли об этом, сердце шестидесятипятилетней Надежды сжимала щемящая мучительная боль. За весь год, который она прожила в интернате, не было ни одного дня, чтобы она не думала о том, как приедет сюда, на могилу матери….
            Так уж получилось, что после её смерти, Надежда только  два  месяца прожила в родном доме.  Лет за пять до  этого,  она овдовела, и, будучи бездетной, осталась совсем одна. Потому-то  в спешке, продав городскую квартиру, приехала к матери, которая уже  сильно болела и нуждалась в помощи. Однако, вскоре, рядом с матерью  появился ещё  один помощник и наследник. Проживший почти всю свою жизнь в знаменитом городе Одессе, Максим - младший брат Надежды, бросил семью, и приехал сюда, к подружке, которая долгие годы была его любовницей. Жил он с нею в соседнем селе, но в родительский дом являлся на правах хозяина. Часто выпивая, он заводил скандалы с матерью. Хотя поводов  для этого не было никаких. Просто он жестоко раскаивался в том, что бросил семью, а  стареющая Тамара, с которой он теперь жил, быстро ему надоела. Дурея, от безделья, от беспросветной деревенской скуки, он всё чаще напивался, заводил скандалы, и особенно любил «отрываться» на старшей сестре, называя её никчемной приживалкой. Но особенно доставалось стареющей матери. Каких только оскорблений не слышала от своего сыночка! В припадке какого-то необъяснимого бешенства, он даже плевал ей в лицо…..
        После её мучительной смерти, Максим стал абсолютно невыносимым. К тому же, минувшей зимой, Надежда переболела воспалением лёгких, стала слабой и болезненной, и это  было поводом издеваться над нею. Брат постоянно называл её доходягой, трутнем, дармоедкой. А когда настало время, оформлять документы на дом, заставил её отказаться на  своей части на него. Она  сделала всё, что от неё хотели, и в считанные недели оформилась в Дом престарелых. Жизнь там оказалась не настолько унылой, как ей думалось. Чуть ли не каждую неделю, сюда приходили работники музея и Дома культуры, а так же соцработники. Собирая «бабушек», они проводили  различные мероприятия. А  в праздники, местные самодеятельные коллективы приезжали сюда с концертами. Всю жизнь работавшая библиотекарем, Надежда, что называется, попала в свою стихию, и нередко вызывалась даже сама читать стихи любимых поэтов, поскольку у неё это хорошо получалось. Настала зима, и длинными вечерами, можно было допоздна смотреть телевизор, или уединившись в своей уютной одноместной комнате, читать любимые книги. Хотя  в эти же , вечера, довольно часто, сердце её сжимала невыносимая тоска  по  прошлой жизни, по  умершей матери, которую она безумно любила. Жгучей была и обида на брата, выставившего её из родного дома….
       Казалось, не прошло и  пяти минут, как машина остановилась у ограды небольшого кладбища. Словно во сне на ватных ногах выбралась Надежда из машины, и неверными шагами шла она по узкой кладбищенской тропинке, благо, Марина Николаевна вела её под    руку….  От нахлынувшего волнения и затуманивших глаза, слёз, она не узнавала места….  Знакомый столик и лавочка стояли, вроде не там, где надо.  А рядом с памятником отцу, умершему десять лет назад,  стояла такая же чёрная мраморная  глыба. Надежда присела на скамейку, а Марина Николаевна поставила на столик бутылку кагора, и положила коробку конфет. А затем, вытащила только что срезанные во  дворе, розы, и по две вложила их в стоявшие на могилках дешёвенькие вазочки.
         Будто вспомнив о том, что матери, перед годовщиной поставили памятник, Надежда поднялась, и устремилась к нему,  где было изображение покойной. Однако же, изображение это вызвало у неё какое-то болезненное недоумение: вместо больной измученной старушки, которая навсегда осталась в памяти, на неё смотрела почти незнакомая, довольно молодая женщина со строгими глазами, в которой с трудом узнавалась покойная мать. И с опустошающим чувством разочарования, Надежда снова опустилась на узкую неудобную лавочку…. В это время, с правой стороны, ни чем не ограждённого кладбища, где начинались огороды, а за ними дворы и дома, выходящие на улицу, бежала какая-то женщина.
    - Вон, Наташка летит! – усмехнулась Надежда. – Она тебе с три короба наврёт! Только слушай.
         Наташка оказалась неказистой растрёпанной бабёнкой, лет шестидесяти.
          - Эх, Надюшка! – кинулась она с объятьями к бывшей соседке. – Заждалась тебя мамка….
    - Ну ладно, ты вот, помяни её, - с каким-то особым нетерпением торопила её Надежда. И когда, Наталья, не заставляя себя уговаривать, «дёрнула» стакан кагора, а ей тут же налили ещё, желаемый результат, не заставил себя ждать.
    - Поспешила ты, Надюха, из дома уйти, - выдала Наташка. – Родню свою обидела…. А  Томка с Максимом такие молодцы, такой порядок везде навели! И обои новые, и полы покрасили… Прямо евроремонт!
         Лицо Надежды побледнело, губы дрожали. Впервые за долгое время своих переживаний её сердце, будто кровью, залилось горькой обидой на мать. Ведь она   перед  смертью  не  оставила никаких распоряжений!
      - Ну, пускай матери спасибо скажут! – ответила она. И выпив полстакана вина, добавила: - Всё нажитое чужой бабе оставила, а я в богадельне живу!
        - Ты что же, сука, на родительских могилах бардак устроила! – голос, неизвестно откуда  взявшегося Максима, прозвучал как выстрел. Хотя, в его появлении не было ничего удивительного. Кладбище так близко расположено от дома, что  могилы можно было увидеть со двора.
     - Да мы ничего такого  и не делаем, - нарушила неловкую тишину Марина Николаевна.
И тут уж Максим, как прирождённый бабник, заметив, что с ним говорит молодая красивая женщина, переменился в лице:
     - Да я…. Да нет, вы не подумайте! Вы просто не знаете мою сестрицу…. – и, не удержавшись, он взял бутылку, и, вылив в стакан оставшийся кагор, и жадно его выпил.
    В свою очередь, Надежда, незаметно наблюдая за ним, поражалась тому, как он изменился за этот год. Постарел!
Опустился! И что  это за позорная телогрейка на нём? Раньше бы  он  такую, вряд ли бы надел…. «А случись с ним что?  Дети, вряд ли ещё приедут сюда».
       Посидев ещё с минуту, она поднялась. Подойдя к памятнику отцу, она поцеловала его, и трижды перекрестившись, вышла на дорожку, ведущую  к воротам кладбища. Она знала, что Марина Николаевна догонит её, и вызовет шофёра. И спустя минуты, она вернётся в свою тихую, и ставшую привычной, жизнь….. 
      Вернувшись к себе, Надежда вдруг ощутила прилив страшной душевной  усталости. Эта усталость была единственным чувством из всего того, что  пережила она там, на погосте. А перед мысленным взором её вставало только одно: горящий безумной ненавистью взгляд Максима. «Боже! Какая ненависть! За что он меня так ненавидит? За что?!» И неожиданно для самой себя, она вдруг зашлась в глубоких и беззвучных  рыданиях. Боясь признаться в этом даже самой себе, она ждала совсем другого от этой, так долго не получавшейся поездки на погост. Бессонными ночами, Надежда не раз представляла себе, как будет плакать на родительских могилах…. Как услышит её Максим, и прибежит, и тоже будет плакать…. И, помирившись, они  вместе пойдут домой. Домой, в тот самый дом, по которому она так истосковалась!... А брат…. Единственный брат, только обозвал её последними словами. За что? Почему?....  «Господи! Что же ты так обездолил меня! Был бы жив мой Сашенька, разве я приехала бы сюда! Выживать этот несчастный дом! Разве я попала бы в интернат для убогих, никому не нужных!....»  Только прикосновение тёплых рук Марины привело её в чувства.
    - С ума ты сошла, Сергеевна, - укоризненно промолвила она. – Всех наших переполошила. Как по мёртвому  кричишь!
   - Это точно! –хрипло отозвалась Надежда. – По мертвому и кричу…  Мёртвое только и осталось….Семья была когда-то. Собирались все. Детей всегда куча была. А потом. Отец умер. А спустя три года, сестра младшая…..
  - Ну, постой, постой, - перебила её  Марина Николаевна. – На Восьмое марта кто у тебя был. Девчушка какая-то, с колясочкой, с цветами…. Ты же, помню, светились тогда, от радости.
        - Так ведь это  Женя! Внучка покойной Валечки. Ей три года тогда было. Сынок Валечкин, Андрей, рано женился. Будто спешил маму внучкой порадовать….  Сколько горя мы вместе пережили! Муж Валин так больше и не женился. В областном центре с Андреем живёт. Ну, а Женечка здесь себе парня нашла. Она и приезжала ко мне…. Дружная у нас семья была. Часто собирались все вместе. И в радости, и в горе…. И только, когда Максим явился, всю разрушил. Со всеми перескандалил, всех от дома нашего отбил….   Пусть бы дом этот, Жене достался, а не чужой бабе…. Мне бы тогда и здесь хорошо было….
          Поздно вечером, «листая» свой телефон, она вдруг наткнулась на фото, заставившее её вздрогнуть: улыбающийся священник держал, вынутого из крещальной  купели младенца. Какой же он был крошечный! А рядом, стояла молоденькая девушка в белом кружевном платочке, в которой, Надежда, сразу же узнала Женю…..
        А спустя несколько дней, она уже держала на руках, крошечного полугодовалого мальчика, который глядя на неё, радостно улыбался. И хотя она снова была на погосте, куда приехала с Женей и её мужем, на душе у неё было так светло и необычно, что плакать хотелось, теперь уже от  радости, от любви.